assorted

Рядовой Чон Хосок сидит за своим аппаратом, крепко-накрепко вцепившись в подлокотники кресла, чувствуя, как внутри леденящими щупальцами расползается тотальное опустошение. Ничего кроме. Он взгляда не может оторвать от развернувшегося катастрофического зрелища перед собой. — Рядовой, вон! — зычный окрик-приказ капитана не может заглушить даже жалобное стенание разваливающегося корабля, но ошеломленный рядовой неподвижно сидит на своем привычном рабочем месте, крепко привязанный ремнем безопасности. Оглушенный. Пораженный. — Рядовой! — командир И Квансу, то еле держась на ногах, то на четвереньках, доползает до своего места и вваливается в свое кресло, щурясь от искрящихся проводов и лопающихся светодиодных ламп. Он старается не смотреть на лобовое стекло, в то время, как рядовой Чон взгляда отвести не может. А за ним — агония, объятая неохватным космосом. Спасательные капсулы словно пули вылетают из космолета, вынося в себе бесценные жизни членов команды, но большинство хватают прямо при вылете, — заглатывают космолеты инопланетян. Газийцев*. — Капитан! — голос помощника командира, Пак Чимина, сквозит ужасом, он задыхается от всего происходящего. Еле держась за стены, пробирается сквозь мусор и разломы приборов. — Покиньте корабль! — капитан качает головой. Командир не бросит корабль. Крайне редко, когда случаются подобные катастрофы, особенно после подписания мирного соглашения со всеми разумными существами: под договором стоит 137 подписей — ровно столько видов прибыло на официальные переговоры. Но и раньше не бросали корабль врагам: либо самим уничтожить, либо биться до логического, чаще трагического, конца. Событие, что разворачивается перед глазами, ужасает до бесконечности своим примитивным живодерством. Уже много лет не случалось стычек между разумными существами. — Капитан! — пытается его переубедить отчаявшийся помощник Пак, приближаясь к своему креслу. И Квансу кидает на него с рядовым свирепый взгляд. — Покинуть корабль! — рявкает, и Хосок еле поворачивают голову, чуть ли не со скрипом, чтобы отрицательно качнуть головой. Это не героизм, не любовь к космолету, на котором он провел последние три года, или же патриотизм. Нет. Хосок видит, что в капсулах людям везет ничуть не больше, чем им, и лучше замерзнуть за считанные секунды, чем попасть в плен, кто знает, что с ними натворят там? Пак наконец обустраивается в своем кресле и крепко пристегивается. Очевидно, Пак думает точно также, как и Хосок. Командир ругается со своего места, но жалобный скулеж подбитого корабля скрадывает все звуки, попутно оглушая оставшихся трех самоубийц. Хосок подготавливается. Не знает, к чему, но он, обхватив живот руками, все смотрит на своих коллег, сотоварищей, с которыми разделял быт и работу последние три года. Бросает короткий взгляд на Пака, с которым, честно говоря, не ладил никогда, — с ним вообще никто не поладил бы (где это видано, чтоб подчиненные любили чересчур требовательного шефа? Хотя, да, в космосе без крепкой руки никак, но это им никак не помогло). Пак побелел. Поджав губы, он с ненавистью смотрит вперед, наверняка вспоминая всех поименно. В отличие от командира, помощник знал каждого члена экипажа. Неясное движение слева отвлекает Хосока — он бы не удивился никакому движению, тут корабль как никак заживо их погребает под себя, если бы оно не было черным. Развернувшись, он видит нескольких гуманоидов — они до сих пор не знают, как выглядит газийская раса, — в черной форме, с незнакомым оружием наперевес вбежали в рубку. Он и пискнуть не успевает, как они выстреливают в них троих, к удивлению, не причиняя боли, выстрел отдает чем-то прохладным, и мягко выбрасывает сознание из тела. Чон Хосок, в далеком прошлом рядовой, вполне амбициозный инженер стандартного космолета класса А, стоит над надгробным камнем, сжимая в пальцах свою шапку. Перед ним на коленях скукожился И Квансу, в том же прошлом его командир, а на глазах злые слезы. Пак Чимин же стоит чуть отвернувшись, не показывая перекошенное в ужасе лицо. Хосок же тяжело вздыхает. Ему незачем скрывать свою боль. Он еле функционирует, и острые эмоции, как злость, отчаяние, тупая надежда хоть на что-то заставляет просуществовать еще один день. - Скоро солнце взойдет. - напоминает хрипло Чимин, громко всхлипывая и неловко переводя это в неестественный кашель. И Квансу, в последний раз лбом прикоснувшись к безымянному надгробию, шепотом просит прощение у 1009 невинных душ, затем поднимается. - Надо будет бежать до машины. - это не было машиной ни разу - бронетранспорт, не пропускающий смертельно-опасные солнечные лучи, который властвовал на этой планете. Планета, что находится невообразимо далеко от их родной Земли, враждебное круглое место, лишь отнимающее, но никак не дарующее что-то взамен. Как и сказал Пак, они втроем вынужденно побежали к оставленной неподалеку машине под истеричное напоминание на наручных часах, и они еле успели захлопнуть дверь, как солнце взошло. И уже в который раз - все такой же смертельно неприветливый. Они втроем очнулись в одной узенькой комнате. Их даже не привязали, не заперли на замок, оставили валяться на полу, как ненужный хлам, до которого руки не доходят выбросить. Хосок не чувствовал боли, лишь сухость во рту и липкость пропитанной потом одежды, - было жарковато, несмотря на распахнутое окно под потолком. - Где мы? - Пак и сам знает, что вопрос риторический, но не задать не может. Ему, естественно, никто и не отвечает. - Не заперто... - с удивлением отмечает капитан, с тихим скрипом приоткрывая решетчатую дверь. Белоснежную, как и все вокруг. Такое впечатление, что они в чьей-то лаборатории, и как до этого говорил Хосок - стать подопытным последнее из его желаний. - Я выйду первым, капитан. - Хосок, аккуратно отодвинув главного, первым выскальзывает вон, оказываясь в широкой, слепяще-белоснежном коридоре. Было тихо, чисто, пахло чем-то свежим и приятным. Доверившись внутреннему чутью, он двигается вправо, медленно, готовый встретиться с кем угодно, но желая избежать кого-бы там ни было. Капитан и его помощник проскальзывают за ним, и, в точности повторяя его действия, следуют за ним. Проходит несколько минут, но они так никого и не встретили. Может, они у себя на планете? Или землянском спутнике? Космолете? Ему хочется думать лишь о хорошем. - Проснулись. - раздается мягкий голос отовсюду разом. Они втроем замирают, крепко сжав кулаки - другого оружия у них элементарно нет. - Зайдите в любую ближайшую дверь, она приведет ко мне. - просит приятный женский голос, исчезая. Значит ли это, что они все время были под наблюдением? Хосок, кинув неуверенный, вопросительный взгляд на своих товарищей, послушно идет влево, к влитой двери, и толкает ее. Им нужны ответы, нет смысла просто круги наверстывать, без малейшего понятия что их ждет вообще. Высокая женщина - высокая даже по меркам Земли, вон И Квансу, самый высокий человек, которого Хосок в жизни видел, даже ниже незнакомки, - встает с удобного диванчика, и мягко им улыбается. Все еще властвующая белоснежность уже не режет глаза, как раньше; в комнате из-за цвета все кажется безликим и чужим. - От всей федерации приношу извинения и прошу нас простить за произошедший...казус. - Чон завороженно смотрит на чужую кожу, и это ненамеренно. Ее кожа, словно атласная, отливается ржаво-красным, мягко бултыхается, пока женщина говорит. В этом особенность газийцев? В радужной коже? - Произошла ошибка и вас задело ее последствием. В качестве извинений мы готовы предоставить вам один элепат совершенно безвозмездно. - Погодите, - требует И Квансу, первым решаясь прервать незнакомку. Та с еле терпимым снисхождением смотрит на него. - Вы...схватили нас по ошибке? Где мой экипаж? - Женщина наклоняется к диванчику и берет четырехугольный гаджет, но текст на нем совсем нечитабельный. Они такой язык не изучали. - 1009 человеческих тел были сожжены, как того требуют правила. Закон един для всех, даже для людей. - проскальзывает в тоне пренебрежение. - Тысячи....что? - Хосок оседает моментально, скошенный ужасной новостью. - Тел. - повторяет женщина, не поняв чужое замешательство. - Как вы...могли? По ошибке?! Вы совсем с ума выжили?! ТЫСЯЧИ! ТЫСЯЧИ НЕВИННЫХ ДУШ! КАК ВЫ МОГЛИ!? - Чимин, побелевшими пальцами вцепившись в злосчастную дверь, как подбитая собака смотрит то на капитана, то на рядового Чона, не в силах вымолвить и слова. Клокочущая ярость капитана чувствуется кожей, но они, словно беззащитные мошки перед огнем - совсем беспомощны. - Пока вы были в отключке, наши телепаты выяснили, что ваша раса никакого отношения к произошедшему ранее не имело отношения. - поощряюще улыбается им незнакомка, словно это должно их как-то подбодрить. - Так что никаких претензий и исков с нашей стороны. Хосок ладонью стирает с лица слезы, и хрипло, натужно требует. - Доставьте нас до ближайшей базы Альянса. - женщина улыбается, вскинув брови. - Естественно, это невозможно. Ради трех счастливцев мы не будет тратиться на столько гиперпрыжков. - несколько, значит, они даже не в солнечной системе! Где они вообще находятся?! - У земные дипломаты? Где наше посольство. - женщина качает головой, садится в диванчик, наконец оказываясь ниже присутствующих. - Проводите наших незваных гостей. - требует она, у словно из воздуха явившегося очередного газийца. Мужчина, в отличие от женщины, не была настроена столь дружелюбно, поэтому двумя руками схватив их троих за руки, потали вон, совершенно не церемонясь и не стараясь хотя бы не затоптать упавших. - Не смейте! - орал их капитан, громко и требовательно, за всех троих. - Отпустить сейчас же! - но мужчина, естественно, даже не затормозил. Протащив их по коридору, он останавливается у двустворчатой двери. - Поблагодарите президента потом, за то, что запретила выпнуть вас под палящее солнце. - с лютой ненавистью шипит мужчина. Он толкает дверь, и Хосок с удивлением замечает, как рука, которой он открыл дверь, стала совершенно красной, с платиновыми слитыми плитками вместо обычной кожи. Но жаровня снаружи тут же вытряхнула мысли о чудесатости чужого тела и даже погибших сотоварищей: Чимин вскричал от боли и зажмурился, спрятав лицо в ладонях, И Квансу отшатнулся назад, неловко хватая своих подчиненных за локти. - Добро пожаловать на Газий, и счастливо сгореть заживо. - сплевывает прямо им под ноги, и мужчина отходит далеко назад, ожидая, пока элепат - их особый, специальный транспорт, - не подгонят.