assorted

Сегодняшний день посвящён пикнику. Вдали от парадных ворот и дворов, позади отдающей сладостью и пряностью грушевой рощи, расположился пахнущий тиной глубокий пруд, маньящий в такую жару своей свежестью и прохладой. — Почему нас привели сюда вечером?! — капризничают наложники. — Мы хотели купаться! — Потому что осень, господа, холодно. — терпению евнухов лишь можно позавидовать. Члены гарема — некой части гарема, так как их выводят в порядке очерёдности, — лежали или сидели под широкополыми зонтами, что были глубоко вбиты в землю, а над ними нависали рабы, мускулистые и сильные, среди которых должен был быть и сам Нам Джун. Но он по ту сторону фортуны, посему лежит под солнцем после купания и загорает, пока другие рабы обмахивают наложников и наложниц тяжелыми веерами из страусиных перьев. — Рожденный рабом всегда останется рабом. — с неприкритым презрением перешептываются наложники, негодуя, что Нам Джун посмел с душой искупаться, пока они тряслись над белизной своей кожи. — Он слишком дикий..... — Тем же лучше для нас… — хихикают. Некоторое время назад, когда Их Король обратил на него свое внимание, жить в гареме стало труднее. Он и без того ни с кем не общался, так теперь его пытались всячески поддеть, демонстративно унизить. Нам Джун нападок не боялся вовсе, но подобное неуважительное отношение невыносимо утомляло; ограниченное мышление остальных утомляло. Поэтому, с того самого раза он тотчас убирал книгу, как только замечал присутствие Их Величества; стоял статно, с достоинством, но никогда больше не замечал на себе заинтересованного взгляда короля. Да и более того — его за эти семь месяцев так ни разу не пригласили в покои короля. Так что Нам Джун выбрал спокойно существовать, игнорируя переговоры за спиной, поэтому смело кушал, что хотел, не боясь оттолкнуть короля лишним весом, купался в пруду, не боясь осеннего загара, что обычно ложится темнее, нежели летний. — Это уже слишком! — вскрикивает он, вскакивая, когда на спину капает что-то прохладное и густое. Стоило только уздремнуть, как эти бесстыжие создания напали! Сонливость слетает моментально, и он круто разворачивается, в твёрдом намерении поколотить того, кто осмелился на такой унизительный поступок, но задыхается собственной же злостью, когда змечает сидящего в его ногах короля. Самого короля! Тот сидит на корточках, держа в руке пьялу с чем-то белым, скорее всего со сливками: их подали вместе с фруктами. — Мой Король! — восклицает пораженно. Смотрит снизу вверх, не понимая и не разделяя веселье на его лице. Его кулаки тут же разжимаются, со стороны наверняка выглядит, словно он готов напасть на короля! — На колени. — требует тот, и Нам Джун послушно падает, сдирая колени. — Развернись. — Нам Джун опасливо замирает, развернувшись, не понимая, что от него хотят, но когда чувствует горячие пальцы, что размазывают сливки по спине, дергается вперед ошеломлено, но приказ короля сковывает все тело. Он стоит, объятый буйным огнем, пока сам король мажет его спину. На свой страх и риск он приподнимает глаза, с опаской смотрит на наложников, и те с не меньшим потрясением наблюдают за ними. Особо доброжелательные ногой пинают спящих, чтоб те не пропустили поистине королевское представление. Нам Джун морщится горько, представляя, с чем именно теперь ему придется столкнуться. — Не сгори, — прямо на залыток горячо шепчет король, и без того растерянный Нам Джун путается окончательно. — Хорошо, Мой Король. — лопочет послушно, и на непослушных ногах поднимается, когда король заканчивает. Впереди стоят многочисленные советники и помощники короля, которые подозрительно косятся на него; позади — задетый и ущемленный гарем, и Нам Джун не знает, что хуже. Хотя, знает — это определённо подрагивающие ноги.