assorted

В замке царит густая напряженная тишина, несмотря на то, что свадьба только недавно отшумела. Прислуга ходит с низко опущенной головой, боясь лишний раз издать шум шарканья ног или же стук посуды. Герцог, не последний человек в империи, глава династии, сидит угрюмо в парадном зале, хмурым, невыносимо тяжелым взглядом провожая каждого из присутствующих, а на особо нерасторопных и вовсе мычит, доводя до истерического испуга и заставляя ускориться, если это физически возможно. Камердинер, боясь потревожить хозяина, но зная, что этого не избежать, прокашлявшись, заговаривает: — Пустые кареты прибыли… Прикажите выносить приданное? — герцог, словно не сдержавшись, смеётся — громко, зло, фальшиво. — А у нас приданное уже готово. — камердинер, не поняв подоплеку его замечания, с запозданием соглашается. — Конечно, милорд, готово. — Пак Соджун кулаком стучит по подлокотнику статного, деревянного стула, чем-то смахивающего на трон. Серьёзное притязание, но в зале все стулья, за исключением скамеек, такие. — Сделайте что надо. — сквозь зубы цедит, отмахиваясь от камердинера. — И немедленно позовите ко мне Хосока. — Герцог переводит взгляд на выполняющих свою работу слуг. — Выметайтесь! Все! — разом вздрогнув от оглушающего вскрика, которое умножилось из-за высокого потолка, слуги суетливо и испуганно, а потосу шумно, кидаются к служебным дверьям. Мгновение, и в зале уже никого. Хосок появляется спустя ещё несколько минут, что не прибавляет очков к герцогскому терпению. Он бледный, уставший, совсем не выглядит счастливым молодоженом, коим, естественно, должен являться. Пак Соджун словно даже вида его выносить не может: громко ругается, как только поднимает взгляд. — Подойди. — требует, не из большой отцовской любви. Нет. Ему не хочется, чтоб слуги даже ненароком что-то расслышали. Хосок еле-еле переставляет ноги. Он тот, кто невообразимо радовался тому, что никто не берет его в счет, считает за пустое место, и потому волен вести себя как душе угодно. И моментально вступил в законный брак, стал замужним омегой, хозяином собственного дома, заполучил власть над сотнями людей, существование которых будет зависеть от его решений. Хосок не был к такому готов. Он вообще не собирался выходить замуж. — Добегался с луком наперевес? — в который раз вопрошает герцог, но никогда не выслушает ответ. Не в его характере. Не добегался и не набегался. Хосок не наигрался несмотря на свой совершеннолетний возраст. — Я не хочу видеть тебя до тех пор, пока не произведешь на свет наследника. Хосок вздрагивает. — И молись, чтобы твой щенок оказался альфой. — Хосок непроизвольно иссохшими руками сжимает свой живот. Неделя. Всего неделю назад он узнад, что та ночь с принцем оставила клеймо на всю жизнь, дожить до утра и пережить то событие, как оказалось, самое меньшее из всех зол: узнать, что зачал ребенка наследника империи, вот истинное потрясение и удар судьбы. Само собой, ни одна душа не ведает, от кого дитя. Хосок не настолько с ума сошел: чета Пак его со свету сжила бы за такое, ведь настолько поднасрать их единственному ребенку, которому пророчат стать мужем принца… Бастард не имеет право стать полноценным членом семьи герцога, не говоря уже о смешных притязаниях на место подле будущего императора. Бастард оно бастард и есть — внебрачное отродье, до которого снизошли. Тут нулевые привилегии. — Иначе будешь рожать каждый год, пока виконт не помрет, плевать, даже если в тебе иссохнет окончательно. А на счет отца этого ублюдка, — тычет пальцем в руку Хосока, которая все еще лежит на животе, словно оберегает и защищает. — Если посмеешь допустить хоть один слушок, что ты гуляешь от виконта… — Я не уроню честь семьи. — потрескавшими губами шепчет Хосок торопливо. Ему за эту неделю столько угроз и проклятий пришлось выслушать, что уже знает, как на что реагировать. Герцогу понадобилось лишь неделя, чтоб найти старого, но богатого титулованного жениха, пока срок не стал слишком большим. Герцог отворачивается от сына. Тянет томительно, смотрит в дальний угол, где тень скучковалась. Эта неделя сильно его потрясла, но тем не менее все еще выглядит внушительно. — Убирайся. Я не хочу тебя видеть. Имей ввиду, что если старик умрет до того, как родится альфа, я заберу у тебя все земли, которые тот тебе оставит. Альфа? Ни ща что. Хосок молится, чтоб у него была омега. Родить принцу ребенка уже преступление, а родить альфу, претендента на трон…чистое самоубийство. Хосок не позволит ни одной душе узнать о том, кто отец его ребенка. — Позвольте мне забрать Гамчхан. — неожиданно твердо просит Хосок. — Кого? — Мою служанку… — Хосок замирает в ожидании, но герцог не отвечает ему. Он выглядит отрешенным, даже не заинтересованным. — Она росла со мной, я ее научила всему, теперь… — Забирай. Это последнее, что я сделаю для тебя. — герцог встает и уходит из зала. Эхо его шагов гулом раздается в уставшей, перенапряженной голове Хосока.