assorted

К вечеру разрядил сильный ливень. Герцог не любит путешествовать по ночам, в дождь тем более, но сейчас была особая ситуация. Пак Соджун спрыгивает с подножки кареты, не дожидаясь помощи слуг, хотя в его возрасте это крайне опасно. Перепрыгивает за раз несколько ступенек и, стремительно взбежав наверх входит в главный донжон. Пройдя через несколько пустующие прихожие комнаты, наконец входит в главный зал, где обычно собирались все домочадцы, но этим вечером у тихо трескающего камина сидел один Хосок. Он смотрел в окно, будто и не находился тут и вовсе. Герцог загнанно запыхался. Но все также без остановок быстрым шагом подошел к омеге и влепил тому звонкую пощечину. Хосок с громким вскриком слетел с узкой скамейки, не успев осознать, кто и как его ударил. — Как ты собираешься это исправлять, ублюдок?! — его крик эхом отдается по всем затаенным уголкам, и возвращается, умножившись в несколько раз. — Этот щенок… Как ты посмел скрыть, чей это щенок?! — герцог скидывает с себя дорожное сюрко, насквозь промокшее из-за дождя. В зал вбегает не заметивший возвращение герцога управляющий. — Сын прямого наследника! Принца! Да еще и альфа! — громогласно кричит, шагая по комнате, не обращая внимание на оставшегося сидеть у камина Хосока. — Чистая копия принца! Пак Соджун в ярости, и то понятно. Ким Намджун неделю назад уехал с сыном, оставив полностью опустошенного Хосока в замке. Значит, сейчас во дворце сплошной бедлам. — Помогите мне, отец. — просит Хосок, становясь на колени. — Умоляю… придумайте что-нибудь. — Господин Пак ядовито сплевывает на пол. — Думаешь, я на это еще раз попадусь?! — подскочив к нему, герцог до крови из десен сжимает его щеки. — Ты точно также молил меня сохранить ребенка, на коленях таскался за мной, просил придумать что-то… ты посмел кувыркнуться с самим принцем и понести от него! — отталкивает от себя омегу. Из без того красных глаз Хосока брызгают слезы. — Как будто мне тогда это было надо! Я не намеренно! — Всего-то шел в темноте и упал на обнаженное достоинство альфы?! — Хосок яростно, вложив всю свою беспомощность, кричит во весь голос. Бьет кулаком по полу, но успокоиться не может. Да и не сможет, не тогда, когда его ребенок во дворце с отцом. — Я его прятал! Тщательно прятал все эти годы! — Всего лишь четыре года смог сберечь секрет! — Он постоянно ходил лысым, а затем, когда понял, что отличается от других, умолял отрастить волосы! Даже так я его постоянно мучил постоянными покрасками… у него нормального детства не было! Я его прятал! Прятал! Прятал! От отца, от брата, от тебя! — герцог, не сдержавшись, оставляет вторую пощечину, затем трясет рукой из-за отдавшейся боли. Шипит ругательство. Хосок же судорожно стирает кровь, потекшую из носа. — Ты сделал недостаточно. Я ничего от тебя не ожидал, дурная кровь твоего папаши показалась на всю мощь. — сплевывает герцог на пол, прямо у ног Хосока. — Отнесите его вещи в карету. — обращается к управляющему. — И выкиньте эту суку из моего замка. Отныне ему запрещается вступить на мои земли. Как только нарушит приказ — убить на месте. — герцог не успокоившись этим, хватает безвольного омегу и тащит сквозь комнаты к выходу. — И молись. Молись, чтобы это никак не отразилось на Чимине. — угрожающе шипит в ухо, затем выталкивает вон, под проливной дождь. И это всё. Надежды не осталось. Однако проблеск надежды появляется спустя неполный год. По империи разносится весть о том, что Пак Чимин, законный супруг Ким Намджуна, изъявил желание переехать в малый дворец, к матери своего супруга. Любому аристократу понятно, что это ссылка, уже отчаявшемуся Хосоку — тем более.