Джозефу нравилось быть тем, кто мог видеть эту сторону пепельноволосого. Джозефу нравилось тепло в груди, что расползалось по телу. Джозефу нравилось то чувство, которое не посещало его со смерти брата.
Воистину, Клод был единственным, кто был достоин такого отношения к себе, но его больше нет… Он умер, как и ощущение в графе, но вдруг какой-то выживший врывается в оранжерею… нет, — в жизнь графа и начинает вот так мило краснеть, возрождать то самое чувство. Какой-то выживший смог возродить любовь… Понимание этого вызывало улыбку, и даже то, что после открытия двери, пассия юноши убежала, ничего не меняло. Фотограф знал, что далеко он убежать не сможет — господин Олетус не позволит. Впервые он был благодарен хозяину поместья за то, что из этого здания нет выхода.***
«Что я только-что сделал? Что МЫ только что сделали?!» — думал Карл, пока бежал по коридору в неизвестном направлении. Он просто хотел убежать подальше для того, чтобы не чувствовать так много стыда. Очень много стыда. Это ощущение расползалось лозами по телу и заставляло прокручивать события, что происходили в комнате охотника множество раз. Эзоп медленно перешёл на шаг. Находиться на этаже охотников было небезопасно — мало ли что могли подумать. Например, то, что выживший добровольно пришёл к Фотографу, поцеловался с ним, а потом из-за неуверенности просто сбежал. Да, это и подумают. Поток мыслей прервал приглушённый разговор. Эзоп поднял глаза и увидел в паре метрах от себя двух братьев. Братья Сё Биань и Фан Вужен были несомненно опасными. Белая форма охотника была прославлена своими ударами, которые, по слухам, могли нанести увечье даже с луны, а Тёмная превращала все попытки бега вокруг досок и окон в бесполезную трату времени. Фан настолько быстро и сильно бил, что даже Патриция не успевала использовать свою способность. Хозяину поместья не раз поступали письма от выживших с просьбой пересмотреть способности Ву Чанга, но он их либо игнорировал, либо отвечал отказом. В общем, встречать эту парочку в игре почти всегда означало проигрыш. И прямо сейчас, эти смертоносные люди о чём-то мило беседовали, слегка посмеиваясь. Обойти их, не вступая в диалог, не представлялось возможным, значит, придется идти так. Вот, Бальзамировщик уже поравнялся с братьями, и, по-видимому, любопытство Сё взяло верх. — Господин Карл, что же вы делаете тут в такой час? — ласково улыбнувшись, поинтересовался Белый Страж. В его словах не было ни капли усмешки или издёвки, он и вправду заслуживал звание «Белого лотоса», которое дал ему брат. — Оу, приветствую вас, господин Биань, господин Вужен. Я просто прогуливался по поместью. В последние дни время для меня течёт очень быстро, голова идёт кругом, — ответил Эзоп. Некоторые охотники были вполне настроены на диалог, но Тёмный брат, к примеру, продолжал прожигать Карла взглядом. Обидеть или огорчить Господина Сё приравнивалось к смертной казни. «Возможно, если бы брат Джозефа не скончался, то этот глупый Фотограф был бы счастливее… А зачем я о нём думаю?..» — Неужели, мы, охотники, настолько загоняли вас в матчах? — чуть посмеявшись, снова задал вопрос Сё. — Хах, такое тоже вполне вероятно. Что ж, думаю, мне пора. Доброй ночи, — натянуто улыбнувшись, проговорил Эзоп и быстро направился прочь, ощущая чужой взгляд, устремлённый в спину.***
— Ну же, пошли, — слегка потянув брата за рукав, проговорила Светлая форма. — Не считаешь его поведение слегка странным? Может, он что-то задумал? — смотря вслед уходящему парню, откликнулась Тёмная. — Он всегда такой, хватит всех во всём подозревать, — обвив руку Фана и прижавшись к ней, сказал Сё. — Пойдем.***
«Вы же не сможете убежать далеко»… К чему были эти слова? Не будет же он меня преследовать…» — думал Карл, пока открывал дверь в свою комнату спустя два часа плутаний по поместью, но решил отбросить эти мысли на завтра. Войдя в свою обитель, парень прошёл дальше и заметил Фотографа, мирно лежащего на его кровати и, по всей видимости, спящего. «Я, конечно, понимаю, что шёл до своей комнаты довольно долго, и, к тому же, сейчас ночь, но уснуть на чужой кровати, в чужих апартаментах… Он, наверное, пытался меня напугать своим появлением или смутить, — Бальзамировщик подошёл ближе к спящему юноше. — Грозные охотники, у-у-у, боюсь-боюсь. Но, должен признать, этот чёрт и вправду красив… — Эзоп протянул руку и слегка провёл ладонью по волосам графа, но тут же резко отдёрнул её, залившись густым румянцем. — Этого ещё не хватало.» Парень подошёл к тумбочке и, достав оттуда белый плед, накрыл им охотника. Сам же сел за небольшой стол, что находился у стены, и потянулся за свечой на краю стола. Пододвинув свечу ближе, он зажёг её и поставил чуть поодаль от себя, после чего открыл ящик в столе и достал толстую книгу под названием «Правила поместья». Она выдавалась всем при попадании сюда. Никто, конечно же, не читает её полностью, потому что основные правила известны всем, но если ты нарушишь одно из других, то наказанье не станет менее ужасным. И все же были некоторые запреты, которые настолько часто нарушались, что наказывать за это перестали. Так, к примеру, разговоры с охотниками во время матча или отпускание выживших в люк или в ворота запрещены, но не наказуемы. Вздохнув, Бальзамировщик принялся изучать все запреты.***
Спустя сотни страниц и тысячи строк, Эзоп наконец закрывает эту злосчастную книгу и убирает обратно в ящик. Откинувшись на спинку стула, он облегченно выдохнул, ведь не нашёл ни одного правила, которое запрещало бы любовные отношения между охотником и выжившим. Было, конечно, правило о том, что с охотниками нельзя общаться, но оно было выдумано самими выжившими и потому частенько нарушалось. Карл поднялся со стула и вдруг понял, что совсем забыл про «гостя», в данный момент мирно спящего в его постели. Он замер, ибо не знал, что делать. Вроде бы и разбудить нужно, но спит этот граф уж слишком сладко… Да даже если и будить, то как? «Простите, мсье, вы ошиблись лежбищем, не могли бы вы уйти?» Так, что ли? Эзоп постарался максимально аккуратно и тихо пройти мимо, но половицы под его ногами решили иначе — они издали очень протянутый и громкий скрип. Повернув голову, парень увидел Фотографа, резко принимающего положение сидя и теревшего глаза, пока его жёлтая лента проворно спускалась с волос и падала прямо на подушки. — Ой, я что, уснул? — осматривая комнату, удивленно произнес Дезолье. — Эзоп! Ты тоже тут? — Ну, вообще-то, это моя комната, я тут и должен быть, — холодно произнёс Карл.— А вот что ВЫ тут делаете — это уже вопрос. — Понимаешь, я хотел тебя подловить и решил прилечь на секунду… — подскакивая с постели и подходя к Эзопу, проговорил француз. — А зачем Вы хотели меня подловить? — с укором спросил парень. — У-а-а, не будь так жесток со мной, — театрально приложив руку ко лбу, продолжил граф. — Вот вчера ты убегал от меня из-за поцелуя, а сегодня ведёшь себя так, будто ничего и не было. — А? Что было вчера? — издеваясь над своим «возлюбленным», снова спросил Карл. — И когда мы успели перейти на «ты»? — Прямо сейчас. Неужели вы против? А насчёт вчерашнего… могу ли я освежить вам память? — подходя ближе, загадочно произнёс Дезолье. Поняв, что он намеревается сделать, парень отошёл на несколько шагов назад и начал бегать глазами по комнате. Его взгляд зацепился за жёлтую ленту, что сейчас одиноко валялась на подушках. Подойдя к кровати, пепельноволосый поднял её. — Хорошо. Можешь обращаться ко мне на «ты». Но для начала позволь мне помочь тебе, — слегка встряхнув ленту, сказал он. Заметив свою вещь у парня, Фотограф принялся осматривать себя и только сейчас заметил отсутствие аксессуара на своих волосах. Обдумав просьбу Эзопа, он покрылся лёгким румянцем, но всё-таки повернулся к нему спиной. Приблизившись к графу достаточно близко, Бальзамировщик ловко подхватил копну его волос и перевязал её. Слегка подправив прическу, он ещё немного полюбовалсяНесколько недель спустя
— А я говорил, что они будут вместе, — сказал Илай, наблюдая за мирно воркующими Фотографом и Бальзамировщиком в матче, из которого они с Наибом успешно вылетели. — Это было очевидно, дурак, — закатив глаза, ответил Наемник. — Ну ты посмотри на них. Вы ещё потрахайтесь мне тут. — Тебя так в люк не провожают, вот ты и бесишься. — Мне хотя бы цветы дарят. — О чём ты говоришь? Мой возлюбленный — Божество! И продолжался этот спор ещё очень долгое время, пока Джек и Хастур не разняли их.