Малахитовый элефантъ. Былина

Как на стуле Осмоловский князь рассиживает, Да суды, собака, рассуживает! Над темницею главным поставлен он, Он, да Маслаев — страж-пьяница. Открывается дверь в кабинет его, Приглашает войти он Маслаева. «Вызывали ли меня, что угодно-с»? «Два дружинника сюда посажены, Ты оформи, как надо, указания, Охраняй, да не спи, не сбежали чтоб»! Так велит Осмоловский Маслаеву, Да являет ему двух дружинников. Как сидят по темнице дружинники, Епифаном, да Пахомом наречённые. Закручинились богатыри могучие, Не находят себе счастья-прибыли. Вот Пахом махрой всё дымит себе, Вспоминает про пива пьяные, Вопрошает Епифану он: «Час который, добрый молодец, не знаешь ли? Время можешь ты душой прочувствовать»? Но молчит богатырь черноплащевый, Да велит не говорить Пахомушке. «Время сколько-то, ты не скажешь ли»? «Замолчи и посиди ото»! — молвит так, осерчав Епифанушка, Да зло смотрит себе на дружинника. Но не трогает Пахома речь сия, Никогда не повесит он голову. Говорит всё себе, да рассказывает, Мол каким силачом он был некогда. А потом привезли пива пьяные, Да во стане дружинном как началось! Разгуляй, пьянство, ругань и дерзости, Растолстел уж с тех пор наш Пахомушка. Про китайцев ведут разговор они, Травят байки себе преизрядные, А Пахому везде хмель опорой был. Согрешил как-то с девкой он глупою. «Вспоминаю порой этот случай я… Но не буду я баить, право слово же — Рукоблудить тебе не с руки ото, Помолчу я об этом, наверное». «А пошто рукоблудить прикажешь мне? Отчего моя плоть всколыхнётся-то? От твоих ли былин столь неистовых»? «Хмель опорой в разврате служил и мне — Распивал его с бабой румяною. Согрешили мы, да недолго всё — Четверть часа, потом — малафья рекой»… «Восхитительно, право слово же! Согрешу щас с стеною я твёрдою — Плотью дырки пробью преизрядные, Да уйду из темницы дружинной я». Смех берёт, да какой Епифанушку — Ох и любо ему от былин сиих!