Мозги и сердце

Незнайка всегда считал себя любимцем судьбы. Многие его желания исполнялись едва ли не прежде, чем он успевал о них подумать. И вот — он обещал Знайке, что память непременно вернется к нему следующим же утром. Но ведь такая простота была невозможна, не так ли? У него в запасе наверняка был еще один день… или два. Или даже целая неделя. Для Незнайки, не привыкшего считать дни, неделя казалась теперь почти вечностью. Как он мог распорядиться этой неделей? Пожалуй, впервые он пожалел, что не умел планировать свою жизнь. Как можно провести время рядом со Знайкой, уверенным, что они давно вместе? Незнайка столько раз фантазировал о подобном, но всегда его мечты оставались мечтами. Так или иначе, не стоило рассчитывать на подарок судьбы. Взгляд Знайки ясно показал ему, что тайное стало явным — гораздо раньше, чем можно было надеяться. Да и на что он надеялся, в самом деле? Обмануть самый ясным ум их города? Воспользоваться его минутной слабостью и обмануть — да не в какой-нибудь мелочи. Масштаб совершенного им обмана вдруг показался ему чудовищным. — Интересно, — протянул Знайка. Его тон, да и само слово «интересно» явно не предвещало ничего хорошего, однако он, по крайней мере, заговорил с Незнайкой сам. Для Незнайки одно это уже казалось хорошим знаком. — Интересно, — повторил Знайка. — Мне всегда казалось, я обладаю научным складом ума. Это означает проверку гипотез и экспериментальное их подтверждение, а не веру на слово. Тем не менее, именно это со мной и произошло. Я позволил себе вслепую довериться твоим словам, как будто ты являешься хоть сколько-нибудь подходящим кандидатом для веры. Последние слова были резки, и обидчивая натура Незнайки почти заставила его взбрыкнуть, но Знайка был совершенно прав — он был всегда прав, абсолютно всегда, это было в его натуре. — Прости, — только и сказал Незнайка. — Это было глупо, — он подумал немного и добавил на всякий случай: — Могу только сказать, что я не специально разбил ту пробирку. — Зато ты весьма умело воспользовался ситуацией. Это тоже было правдой. — Надеюсь, ты доволен своей шуткой, — продолжил Знайка, и в этот раз его слова стали для Незнайки полной неожиданностью. — Но должен заметить, раньше твои шутки были куда более безобидны. Значит, Знайка считал всего его слова шуткой. В этом тоже не было совсем ничего удивительного. Незнайка был не уверен в том, что его получится убедить в обратном — все зашло слишком далеко. Впрочем, это не означало, что он не попытается. Незнайка не отступал от трудностей — особенно от тех, которые сам себе создал. — Это была не шутка, Знайка, — сказал он. — Это с самого начала не было шуткой. — И что бы ты делал, не вернись ко мне память? Показал бы всем своим друзьям, в кого превращается Знайка, когда у него мозги набекрень? — Я бы наслаждался этими днями, — честно признался Незнайка. — Я думал об этом все утро. Думал о том, сколько у меня времени в запасе. — Знайка все еще смотрел на него с недоверием. — Я не вру, Знаечка, честное слово, — конечно, он не верил в то, что Знайку можно было разжалобить так легко, но все же… — Надеюсь, ты понимаешь, что даже если я хочу тебе поверить, то не могу сделать это сейчас. — А ты хочешь? — немедленно оживился Незнайка. Смутное опасение все еще не отпускало его — что, если он понял неправильно? Ему всегда было сложно понять Знайку, как сложно было понять любого ученого. Но — хоть перед ним был уже прежний Знайка, он видел в нем тень прежнего, уязвимого, неуверенного в самом себе. Ему не хотелось пользоваться этой слабостью снова, но, может быть, самую чуточку… для их общего блага. Он надеялся, что для общего. — Я знаю, что ты не простишь меня так просто, — осторожно произнес он. — Я все понимаю, хоть и не самый умный. Но, может быть, не сейчас?.. Пусть позже, пусть через два… три дня, — Незнайка уже понимал, что это был до смешного маленький срок, но терпение никогда не было его добродетелью. Может быть, Знайка будет снисходителен к нему — или больше, чем просто снисходителен, если ему почудилось верно. — Ты ведь ученый, ты… все знаешь точно, да? Ты можешь сказать, сколько тебе понадобится времени, чтобы меня простить? Чтобы… чтобы снова сказать мне, что… Тут Знайка снова тяжело вздохнул и обмяк — точно так же, как и вчера. — Мне кажется, мой научный склад ума куда-то пропал, — сказал он, — потому что я никак не могу предсказать, когда это случится. Ты и сам… — Знайка улыбнулся какой-то слабой, неверной улыбкой: — Ты сам вчера сказал, что считаешь, что главное у меня не мозги, а сердце. Только это неправда, да? Ты сказал так совсем по другой причине. Не потому, что считаешь так на самом деле. Этого следовало ожидать. Незнайка был благодарен уже за то, что тот не отстранился, когда он попытался его обнять. Они стояли так не больше минуты, которая показалась Незнайке вечностью, а потом Знайка сказал: — Я тебя прощаю, — что ж, это было быстрее, чем Незнайка мог надеяться в своих самых смелых мечтах. — Спасибо, — Незнайке хотелось петь, сочинять стихи и рисовать — все одинаково бездарно, но зато от всей души. От прощения Знайки, от его невысказанного признания, но больше всего — оттого, что он оказался прав. Незнайка очень редко оказывался в чем-то прав, и в этот раз прав он был в том, что сердце Знайки — разумеется, в фигуральном смысле, хоть и в значении этого слова Незнайка не был уверен — было больше, чем даже его, несомненно, блестящий мозг. И Незнайка считал так на самом деле.