Кащенко

Даня просидел весь день на кухне и только и делал, что вертел телефон в руках. Ракета носился по квартире, дергал хозяина. Последний же молча курил и ни на что не реагировал. А Егор не написал, ему всё равно. Ему ведь и должно быть всё равно? А Даниле мельком показалось, что Крид всё же испытывал эмоции рядом. Возможно, дружеские, но испытывал. А если не дружеские? — Не проецируй своё говно на других, — Поперечный сказал это так тихо, будто бы машинально, будто бы кого-то цитировал. Он цитировал своего терапевта. Когда она вытаскивала его из последнего помешательства, то пыталась использовать все методы до одного. Сначала как бы мягко намекала на то, что у Дани есть особенность, — он погружается в человека, душит его. Но парень приходил на сеансы как к платной подружке, чтобы просто поделиться. Потом стала твердо настаивать, что Даниле нужно научиться держать дистанцию, не проваливаться, не жить чужую жизнь. Это не принесло плоды. Поперечный не хотел ничего слушать. Он ей платит не за то, чтобы она лезла. Терапевт решила, что нужно общаться так, будто он общается с отражением. Зеркальное поведение — единственное, что срабатывает с такими, как Даня, людьми, что придумали себе образ, натянули маску, а терапия для них — еще одно развлечение и способ сбросить накопившийся груз. Такие сначала приходят, чтобы самоутвердиться, а позже не могут сдержать слёз. Поперечный тоже сначала развлекался. Отпускал неуместные шутки, молчал, крутил у виска. Но когда окончательно завернуло — понял, для чего он здесь. Было больно и тяжело, но он прошел терапию. Сквозь разбитые кулаки, реки алкоголя и слёз. Он избавился от сложных отношений с бывшей девушкой, перестал следить за ней, устраивать скандалы. Он, наконец, её отпустил. А тут опять всё по новой. Только сейчас Данила всё же хотел что-то изменить. Хотел, чтобы было все по-другому. Возможно счастливо? Или хотя бы неплохо. Но телефон предательски молчал, а желание сорваться, написать, позвонить съедало его. Нужно давать людям жить, особенно когда они не твои. Никто не твой. Люди все свободные, они имеют право на личную жизнь и пространство. Ракета просился гулять, тыкаясь мокрым носом в руку Поперечного. — Ну пошли-пошли, козявка, — Даня поцеловал пса в макушку и накинул ветровку. Свежий вечерний воздух должен был помочь отвлечься от всех этих мыслей и навязчивого чувства тревожности. Не помогло. Тревожность только усилилась, ком подошел к горлу. Пес принес палку с намеком на игру. Даня её бросил, но будто бы из последних сил. Будто бы всё, батарейка села. Надо хотя бы немного поспать впервые за три дня. Из припарковавшейся у подъезда машины громко играла музыка, что-то про пчелу и пчеловода. Дверь открылась. Пьяные девицы громко смеялись, парни обнимали их за талию. Всё как у людей. — Мудаки, — тихо выругался Данила. Он напоминал себе вечно недовольного деда, который кряхтит на всех и гоняет тростью подростков с детской площадки. Парень потянул поводок, они с Ракетой пошли домой. Уже полночь. Сон не шел. Поперечный всё хотел узнать, как там Егор, чего не пишет, чем занимается. Полчаса, сорок минут, час. Назад дороги нет, чего уж. Даня открыл сторис Булаткина. Три часа назад курил кальян, час назад говорит, что на сегодня всё. Что всё? Всё — с кальяном или со сторис, а может быть с Питером? Было сложно контролировать атакующие мысли. Данила бросил телефон и поднялся с кровати. С таким успехом можно до утра обновлять инстаграм. Он подошел к окну и закурил. Нужно что-то с этим делать. Нельзя вновь позволять себе утонуть в человеке. И дело уже даже не в том, что это парень. Дело в том, что все могло пойти по тому же сценарию, что и всегда: страсть, ревность, скандалы, болезненное расставание. Дане нужно было пропасть. Он четко решил, что всё, дальше дорога закрыта. Переписываться — нет, встречаться — тем более. Радовало только то, что Егор был из компании, далекой от Поперечного. Кальянные и чайхана — не его выбор. Раздался звонок в дверь. Час ночи. Это, вероятно, снова соседи пришли жаловаться, что окурки попадают к ним на лоджию. Данила открыл дверь и был готов начать оправдываться. — Привет, — но в дверях стоял подвыпивший Егор Крид. — Поблядовал и вернулся? Поперечный почувствовал, как к нему потихонечку возвращается он сам. Чувствовал, что пришедший Булаткин мгновенно будто вдохнул в него жизнь. Глаза загорелись. Пропасть не удастся. — Да скучно с ними, — Егор оперся о дверной косяк, — впустишь? — Не вопрос. Даня как-то по-детски радовался пришедшему гостю. Нахождение Булаткина в его квартире за три дня превратилось в привычку. Егора не было меньше суток, теперь же всё возвращалось на круги своя. Парни уселись на кухне. Данила молчал. Он боялся сказать хоть слово, чтобы ничего не ляпнуть, не отпугнуть. Озабоченность самоконтролем разрасталась внутри. — Есть чего поесть, а? — блондин подпер голову ладонью и улыбнулся. Улыбка была пьяной, но при этом такой согревающей, заставляющей думать, что вот сейчас ещё чуть-чуть и будет всё хорошо. — Мы с тобой всё съели, — Поперечный улыбнулся уголками губ и опустил взгляд. — Ты ничего не ел с моего ухода? И ведь правда. Даня как-то забылся, утонул в мыслях, потерялся. Последние двадцать часов он только курил и думал. Наверное, выглядит теперь он ещё страннее, чем раньше. — Да я остатками перебился. Почему-то Даниле было проще сказать, что всё хорошо. Он не хотел погружать Егора в надуманные дебри, чтобы парень в них не заплутал. — Неплохо, наверное. Булаткин вновь улыбнулся, но уже как-то натянуто. Переживает? Дане не особо в это верилось. — Мы всё ещё играем? — Крид вытянул Поперечного из мыслей. — Конечно! — Кажется, твоя очередь. Даня почувствовал, как обстановка разряжалась, как он расслабляется и как все потихоньку возвращается на круги своя. Может, и зря он так накрутил себя? Может, и нет никакой катастрофы, а все это ему просто привиделось? Парень пытался в это охотно верить. Данила напрягся в думах над очередным заданием для самой длинной игры в его жизни. Ничего в голову не приходило. — Не знаю даже, — Поперечный потер переносицу и улыбнулся, — будь собакой десять минут. — Это же детский сад, Дань, — Булаткин рассмеялся. — Егорушка, но ведь игра тоже не особо серьезная. — Ты всегда какую-то хуйню загадываешь, — Егор Крид встал на четвереньки. «Булаткин очень органично смотрится в образе собаки», — так подумал Данила. Парень как-то легко передвигался на четвереньках, обнюхивал всё подряд и скулил, прямо как Ракета. Даня почесал Егора за ушком. — Ты прирожденный актёр, — Поперечный смеялся. — Я давно хочу сняться в кино. — Тише, собаки не разговаривают, — рыжий закрыл рот Крида ладошкой. Это начинало походить на БДСМ-сессию. Данила это заметил в тот момент, когда Егор стоял на четвереньках и вилял задницей. Стоп-слово не было оговорено заранее, но было понятно, что то, что происходит, начинает выглядеть по-больному. А когда Даня ощутил внизу живота приятное волнение, поднялся с кресла в гостиной: — Заканчивай. Булаткин остался сидеть на полу, освещенный уличным фонарем в темной комнате. Он так и не понял, с чего Поперечный вдруг стал таким резким сейчас. А Данила вышел в кухню и закурил. Так нельзя, нужно держать себя в руках, пока никто ни о чем не догадался, иначе потом будет поздно. И неприятно. Неприятного парень боялся больше всего. Он уже несколько раз представлял, как целует Егора у стены, а тот толкает и дает ему размашистую оплеуху. Леща, по-простому. — Задание выполнено? — Крид тихо подошел к Дане. — Да, ты справился. — Ты чего такой? — Устал, спать надо. И правда. Время — четвертый час утра. За окном потихоньку начало светать, а Поперечному хотелось хоть изредка ложиться спать, пока солнце еще не встало. Данила как-то бессознательно постелил им двоим на кровати, даже не допустив мысли о том, что кто-то из них мог бы спать на диване. Глаза Егора слипались. И как только рыжий заправил последнюю подушку, Булаткин тут же плюхнулся на нее лицом вниз и почти сразу уснул. Поперечный вновь сходил покурить, а после несмело лег рядом. Как странно. Человек лежит так близко, ты слышишь его дыхание. Только руку протяни и глубинное желание исполнится на раз. Или не исполнится. Даня представлял, как прямо сейчас проводит рукой по аккуратной прическе Егора, как спускается на шею, опускается ниже и лезет рукой под майку, гладит по бархатистой коже на спине. А тот будто бы поворачивается к нему, улыбается так по-доброму, так ласково и нежно, едва касаясь губами, целует, несмело сжимая пальцами руки волосы на затылке Данилы. Потом Поперечный бы поцеловал Булаткина в шею, услышал бы стоны удовольствия. А дальше Поперечный боялся представлять. Будто бы весь мир читал его мысли в тот момент и знал всё, что творится в его мыслях. Нужно закрыть глаза и перестать думать. Нужно всё-таки когда-нибудь поспать.