***
— Ваша паста, синьорина, — итальянец в возрасте поставил передо мной тарелку с потрясающей пастой в томатном соусе. Вдохнув в легкие великолепный аромат томатного соуса с пармезаном, я отложила книгу, которую читала и приступила к трапезе. Попутно делая небольшие глотки белого тосканского вина, я наслаждалась Италией, наслаждалась едой, прекрасным вином и свечами. У меня было свидание. Это правда, спустя долгое время, я выбралась на свидание. На моем пальце больше не сверкало кольцо с бриллиантом. Оно исчезло с того момента, как я рассказала Лиаму о том, что ухожу от него. Я помню тот вечер. Он вернулся из Америки, весь такой воодушевленный тем, что записал новую песню, ворвался в нашу итальянскую квартирку и с порога начал говорить о том, как он скучал. А я... все, что я смогла сделать в тот момент, это опустить глаза и неловко переминаться с ноги на ногу. Я решила, что этот разговор состоится, когда села в кресло самолета рейса Лондон—Рим. Уже тогда я решила, что я не могу ему врать. Я не могу выйти за него, зная, какой ужасный поступок я совершила. Зная, что на самом деле я люблю не его. По глазам Лиама я видела, насколько ему больно. Он смотрел на меня как на человека, которого как будто никогда не знал. У нас состоялся очень долгий разговор, в котором я рассказала ему все. Это была его просьба. Знать все подробности, когда, а главное, с кем. Он собрал вещи меньше, чем за час. На пороге сказал, что никогда никого не любил так, как меня. Я сказала, что он еще полюбит. Плакала, мне тоже было больно. Он ушел тихо, без скандала, просто растворился в ночи, как будто его никогда не было. Тогда я проплакала всю ночь, терзая себя воспоминаниями и думая о том, кем я стала. Затем, кто-то пронюхал о том, что мы расстались и разорвали помолвку, и эта новость не утихала в сети несколько недель. Журналисты строили догадки, делали по очереди виноватой то меня, то Лиама. Некоторые заголовки были очень болезненными для меня, и я перестала читать новости. Все равно, никто не узнает правды. Лиам не станет никому говорить. И я знала, что он видел все эти статьи про наше с Пейном расставание. А сейчас, я наслаждаюсь Римом, едой и свиданием. Да, вы не ослышались, у меня и правда свидание. С собой. И это самая важная встреча в моей жизни. Мне понадобился месяц на восстановление. Конечно, этого чертовски мало, и для того, чтобы оправиться полностью мне понадобится намного больше времени. Но теперь я хотя бы похожа на человека. И я учусь наслаждаться жизнью. Я учусь любить себя и понимать, чего действительно я хочу. Я полностью сменила номер и мобильный, оборвав все связи с человеком, которого люблю по-настоящему. Я знала, что Найл никогда не скажет ему мой номер, так же, он не знает моего адреса, поэтому я в безопасности. В своем мире, в моей Италии. Да, я все так же собиралась вернуться в Лондон. Даже не смотря на то, что там я могу встретить его. Но, во-первых, там мое сердце. И я не собираюсь оставаться в другой стране, чтобы залечить его. А во-вторых, там Найл. Он самый важный человек в моей жизни и меня убивает, что я не могу обнять его, поговорить с ним с глазу на глаз и быть рядом. — Синьорина, еще вина? — мои размышления прервал официант. — Да, пожалуйста, — улыбнулась я, а затем продолжила наслаждаться пастой. Я сделаю себя счастливой.***
Новый день, новые силы двигаться дальше. Класс йоги, завтрак, и вот уже я еду в галерею. За этот месяц я написала несколько картин, поэтому они были выставлены в моей галерее. Я решила, что буду рисовать как можно чаще, потому что это занятие возвращает мне старую меня. А мне сейчас нужно это больше всего на свете. — Привет, Паоло, — поздоровавшись со своим ассистентом, я сняла с себя пальто и прошла в свой небольшой кабинет, где мы вели все расчеты, заполняли бумаги на продажу картин и составили договора с художниками. — Привет, Мия, — он прошел за мной, попутно наливая мне кофе. — У меня потрясающие новости. Все твои картины проданы. Все, до единой! — Что? — я оторвалась от ноутбука и удивленно посмотрела на него. — Ты шутишь? — Один незнакомец заходил сегодня утром, пока тебя не было. Он купил все твои картины, Мия. Все! Говорит, что он твой тайный поклонник и влюблен в твое творчество. Я ошарашенно уставилась на него, затем сделав глоток горячего кофе. Это довольно неожиданно. Не скрою, моя галерея была успешной, и приносила нам очень хорошую прибыль, но мои картины никогда настолько никого не интересовали. Нет, их покупали и за довольно высокие суммы, но чтобы все до единой? Может это Лиам таким образом старается помириться со мной? Нет, это какой-то бред, он не стал бы прощать мне измену. Сам несколько раз говорил мне, что это то, что он никогда не сможет простить. Тогда кто? В сердце екнуло, но я отогнала эту мысль прочь. Нет, он не нашел бы меня. Не глупи, Джонсон. — Этот мужчина представился? — с дрожью в голосе спросила я. — Нет, но он приедет сегодня вечером. Сказал, что лично хочет познакомиться с тобой, — Паоло разбирал бумаги, затем поднял взгляд на меня. — Эй, Мия, ты в порядке? — Да, да, просто не каждый день ты приносишь мне такие новости, — я сделала большой глоток воды. — Если хочешь, я отменю свидание вечером и останусь здесь. Ну, чтобы ты не встречалась с ним наедине. — Нет, что ты, все в порядке, — я улыбнулась. — Я справлюсь сама, иди на свое свидание. Надеюсь, у вас все сложится. Паоло улыбнулся и вышел в зал, протирать картины. Я шумно выдохнула и откинулась в кресле. Так, что бы ни произошло сегодня вечером, не теряй головы, Джонсон.***
Время близилось к семи, а это значит, что таинственный незнакомец должен был вот-вот появиться. Я закончила все свои рабочие дела, сходила на поздний обед и списалась с Найлом. Он убедил меня в том, что не давал мои координаты ему, и я успокоилась. Вернувшись в галерею, я отпустила Паоло домой и стала ждать. Кинув время на часы, я сделала глоток кофе. 19:03. Во мне уже плещется ударная доза кофеина. А этот джентльмен немного опаздывает. Словно услышав мои мысли, дверь галереи открылась, и я услышала шаги. Так, а ну-ка отбрось трусость и выбирайся из офиса, немедленно! На ватных ногах, я распахнула дверь и вышла в зал. Там, спиной ко мне стоял мужчина в темном пиджаке и таких же темных джинсах, и рассматривал одну из моих картин. Не знаю, почему, но я молчала. Как будто воды в рот набрала. Незнакомец тоже не спешил поворачиваться. В итоге, меня начало раздражать это молчание, и я уже было открыла рот, чтобы завести разговор, как мужчина решил повернуться. — Здравствуй, Мия, — тихо произнес он.***
— Что... что ты здесь делаешь? Хотя нет, это не важно, просто проваливай! — слышу я отчаянный крик и вижу, как она яростно указывает на дверь. Это было чистым безумием, приехать в Италию, разыскать ее, заявиться сюда. Я знал, что тёплого приема ждать не стоит, и у меня был всего один шанс, что она выслушает меня. И поэтому я потратил чёртову кучу денег, чтобы использовать этот шанс. — Ты не можешь меня просто так выгнать, я купил твои картины, поэтому, имею полное право здесь находиться, — я делаю шаг ей навстречу, но Мия отшатывается от меня. Она отходит на максимально безопасное расстояние, как будто с ней в одной комнате находится серийный убийца. — И как только у тебя хватило наглости заявиться сюда, чертов ты ублюдок! — ее глаза горят такой злобой, что, если бы можно было убивать одним взглядом, я уже давно был бы горсткой пепла. — Мия, пожалуйста, можно я выскажусь, просто выслушай меня! А дальше делай так, как посчитаешь нужным! — предпринимаю я очередную попытку, но Мия обрывает меня, злобно усмехаясь. — Нет, даже слушать ничего не стану, Малик! С меня довольно этой чертовой лжи! Мне надоели твои игры! — Ты ведь знаешь, почему я здесь, Мия. Ты прекрасно знаешь, почему я нашёл тебя. — Нет, я ничерта не знаю! — она вновь срывается на крик. — Ты всегда себя так вёл, ты никогда не говорил о своих истинных чувствах и намерениях, и мне приходилось разгадывать тебя как чертов ребус! Мия тяжело дышала, яростно сжав кулаки, будто была готова вот-вот набросится на меня. Я шумно выдохнул и замолчал на какое-то время, собираясь с мыслями. Я знал, зачем приехал, знал, что должен был сказать ей, но, почему-то сейчас это было самым тяжёлым, что я когда-либо говорил в своей жизни. — Скажи, неужели ты не знала, что я любил тебя? Что я люблю тебя? Неужели тебе было недостаточно просто знать это? Тихие слова вырываются из меня, и я, с каким-то страхом поднимаю на неё взгляд. Она смотрит на меня, и я вижу, как расширяются ее глаза, как мои слова сковали ее тело, как приоткрываются ее губы в немом изумлении. Она мотнула головой, словно старалась сбросить мое признание, как наваждение, и я вижу, что в уголках ее глаз блестят слёзы. — Я не хочу ничего слышать... — А я все равно буду говорить. Как минимум потому, что у меня в руках чек на десять тысяч евро за картины, которые я приобрел, а как максимум… — Вот опять, ты все измеряешь в деньгах! К черту твои сраные деньги, к черту твои украшения, к черту тебя! — она снова срывается на крик. — И да, ты прав, «просто знать» для меня было недостаточно! Я нуждалась в этих словах, но сейчас слишком поздно. Не говори так. Не смей даже думать, что у нас больше нет шанса. Я вижу, насколько тяжело ей далась последняя фраза, и понимаю, что она сама до конца не верит в то, что говорит. В ее глазах блестят слёзы, готовые вот-вот скатиться по щекам. Время безнадежно упущено. И только я виноват в том, что случилось. — Я так долго молчал, Мия. Блять, как же долго я молчал и держал все чувства в себе. Это невероятно тяжело, знаешь, снова довериться кому-то, снова дать волю эмоциям, снова разрешить себе чувствовать. Я начал испытывать это, когда ты попала в передрягу в том клубе, два года назад. Когда я спас тебя, хотя именно из-за меня ты оказалась там. Когда ты доверилась мне, рассказав самое сокровенное. Тогда я понял, что чувствую к тебе то, что пытался закопать как можно глубже. Я понял, что никак не могу потерять тебя. — Зейн, пожалуйста... — такая неприкрытая мольба. — А затем была Австралия. И нам было так хорошо вместе. Черт, как же давно я не испытывал этого чувства. Я смотрел на тебя и думал о том, как я хочу, чтобы ты была моей. По-настоящему, а не из-за контракта. Я почувствовал это впервые за долгое время. Затем мы вернулись в Лондон, и все было так прекрасно. Я видел, что ты тоже неравнодушна ко мне. А затем ты призналась мне в чувствах, а я все испортил. — Пожалуйста, замолчи… — Я конченый кретин, ясно? Я дерьмовый человек, Мия. До того, как я встретил тебя, я творил ужасные вещи. Я был эгоистом, подонком, о таких, как я, не говорят ничего хорошего. Но с тобой я становлюсь другим. Ты делаешь меня лучше, как бы по-дурацки это не звучало. С тобой мне хорошо, по-настоящему хорошо. И я нашёл тебя, прилетел в Рим, купил каждую твою картину, чтобы сказать тебе об этом. Если тебе важно, чтобы я говорил тебе эти слова, то я буду напоминать тебе об этом каждый день. Я люблю тебя, Мия. Я люблю тебя так сильно, как никого никогда не любил. Я знаю, что сказал об этом поздно, но лучше сейчас, чем никогда, — я аккуратно беру ее ладонь и кладу на свою грудную клетку. Она не убрала свою руку с моей груди, и это ненадолго обнадежило меня. Ее щеки были мокрыми от вырвавшихся слез, а губы слегка дрожали, будто она была готова вот-вот разрыдаться. Я напряжённо ждал хоть какого-то ответа, хотя бы чего-то, что дало бы мне надежду, что она будет со мной. Моей. Я так боялся услышать отказ, что когда она заговорила, я вздрогнул. — В этом и проблема, Зейн, — я мысленно сжался, — я хочу, чтобы ты сам хотел говорить мне эти слова, я не хочу вымучивать их из тебя. Мне нужно, чтобы это было искренне, как ты не понимаешь... — Нет, это ты не понимаешь, черт возьми! Это абсолютно искреннее, я чувствую это каждой ебаной клеткой своего тела! Мне чертовски тяжело даются эти слова, и меня огорчает, что ты не видишь нечто большее этих слов. Словно ты не видишь каждый мой взгляд, направленный на тебя, как я реагирую на каждый твой поцелуй, твою улыбку, твой смех, на всю тебя. Для меня это намного важнее, чем набор букв. Слова это просто слова. Разве ты не слышишь, как колотится мое сердце, когда я вижу тебя? Ее рука все ещё лежит на моей груди. Я вижу новые дорожки от слез после моего признания, я слышу, как она рвано дышит, чувствую, как слегка сжимаются ее пальцы на моей груди. Кровь бешено стучит в висках и я чувствую, как колотится мое сердце. — И мне страшно, по-настоящему страшно, потому что я никогда такого не чувствовал. Сначала я старался убежать от этого, потому что я так сильно испугался, что решил оттолкнуть тебя, лишь бы не быть уязвимым. Но ебаная ирония в том, что без этого чувства я ощущаю себя живым мертвецом. И слова о том, что я невероятно сильно люблю тебя, это меньше из того, что я испытываю к тебе. Я сделал глубокий вдох и на секунду закрыл глаза, словно резко погрузился в ледяную воду. Признание далось мне невероятно тяжело, но, кажется, это самое правильное и честное, что я говорил в своей жизни. Черт, да я даже к Перри не испытывал такого чувства, хотя на тот момент мне казалось, что это самая настоящая любовь. Чувствую, как ее пальцы нежно гладят меня по щеке и невольно подаюсь к ним ближе, слегка потираясь о них. Раскрываю глаза и вижу взгляд Мии. Она слегка шокировано смотрит на меня, все так же тяжело дыша, но я не вижу какого-то недоверия или злобы в ее взгляде. В ее карих глазах плещется невероятная печаль. — Зейн… — наконец, слышу я ее тихий шёпот, — Это... это все так непросто для меня. Я только начинаю жить заново, а ты врываешься в мой такой шаткий мир, который я стараюсь собрать по кусочкам. Мне невероятно больно сейчас, и я хочу разобраться в том, что чувствую. Мне нужно время. Ты можешь дать мне немного времени? — она убирает руку с моей груди и делает шаг назад. Я открываю рот в немом вопросе, а затем тяжело вздыхаю. Я не убедил ее. Черт, что мне ещё сделать для того, чтобы она простила меня? Разве я сделал недостаточно? Разве я чувствую недостаточно? Просто дай ей время, Малик. Уважай ее решение и дай ей это чертово время. Я долго смотрел на неё, словно не зная, что сказать. Я боялся, что она уже давно все решила для себя. Казалось, любое ее слово может принести мне невыносимую боль. — Хорошо. Я не буду давить на тебя, — выдыхаю я, подавляя в себе желание послать все к черту и заключить ее в объятия. — Где ты остановился? — она старается стереть следы слез со своих щёк. — Нигде, я прилетел утром, а через два часа у меня самолёт. — Ты шутишь? — в ее глазах немой шок. Это даже слегка забавляет меня. — Я прилетел для того, чтобы поговорить с тобой. Больше мне здесь нечего делать. Да, я вижу в ее глазах недоверие, а затем понимание и шок. Кажется, для неё это было последним доказательством того, что я готов на многое ради неё. Ради нас. — Тебе Найл сказал, где меня искать? — ее губы слегка дрожат. — Если бы. Он больше со мной не разговаривает. Мне пришлось потратить много времени, чтобы найти тебя. К моему счастью, немного британок по имени Мия Джонсон владеют галереей в Риме. Она пораженно смотрит на меня, будто каждое мое словно вводит ее в глубокий шок. Боже, как же я соскучился по ее мимике, по ее эмоциям. Я понимаю, что я должен оставить ее. Должен дать ей чертово время. Возможно, это последний раз, когда я вижу ее. Возможно, она оттолкнёт меня и окончательно поставит точку на наших отношениях. Возможно. — Зейн, — еле слышно окликает она меня, когда я направляюсь к выходу. В груди вспыхивает надежда, и я поворачиваюсь. — Спасибо, что сказал мне это. Я грустно улыбаюсь, смотря на неё, возможно, в последний раз. Она печально смотрит мне вслед, слегка прижимая пальцы к губам, готовая вот-вот зарыдать. Я иду прочь, не оборачиваясь, боясь увидеть ее чертовы слёзы, которые выбивают почву у меня из под ног. Я не выдержу, если снова обернусь и посмотрю на неё. Дёрнув ручку двери, я вышел на улицу, оставив позади свои надежды и ее. Я знал, что сделал все, что было в моих силах. Я сделал достаточно для того, чтобы вернуть ее. И сейчас мне оставалось только ждать. В этом и была херова драма любви: я настолько сильно любил ее, что не мог позволить ей быть несчастной. Я приму любое ее решение, даже если она откажется быть со мной, я буду рад, зная, что она счастлива, даже без меня. Кажется, в этот момент где-то внутри меня умер чертов эгоист. Да уж, ну и денек у меня выдался. Мне срочно нужна порция виски. А лучше две. Или даже три.