Побочный эффект

Hans Zimmer\Beautiful Lie       Люпин уложил профессора Флитвика в кровать. Луна остановилась у двери и осмотрелась вокруг. Невилл спокойно спал на койке у входа. В дальнем конце палаты у другой койки стояли Рон, Гермиона и Тонкс. Луна подошла и молча остановилась рядом с Гермионой. Вскоре к ним присоединился Люпин, оставивший Флитвика на попечение мадам Помфри.       Луна взглянула на лежавшего в постели человека. Его лицо было рассечено и разодрано так страшно, что казалось гротескной маской. Мадам Помфри лишь ненадолго подошла к Флитвику, сделала несколько пассов волшебной палочкой и дала ему выпить какое-то зелье, после чего вернулась к раненому с изуродованным лицом. Впрочем, Флитвик не стал долго лежать в кровати. Он вскочил, подбежал к собравшимся, взглянул на лежащего и спросил у мадам Помфри: — Эписеи максима вкупе с Sana vulnere не помогло? — Как видите.       Колдомедик недовольно поджала губы. Она не любила, когда кто-то подвергал сомнению её методы лечения, пусть даже это был профессор Заклинаний. — Сейчас я попробую мазь, — сказала она, доставая из кармана фартука склянку с какой-то зелёной субстанцией. — А ликантропное зелье ему вводили? — поинтересовался Люпин. — Римус, вам ли не знать, что его принимают свежим, только что сваренным. Оно не подлежит хранению. Как только Северус появится в замке, он приготовит лекарство.       «Боюсь, что он не появится», — хотел сказать Люпин, но промолчал, задумчиво потирая подбородок. — Раз моя помощь тут не пригодится, я схожу к себе на факультет, посмотрю, как там мои студенты, — заявил Флитвик. — Филиус, вы уверены, что достаточно хорошо себя чувствуете? — мадам Помфри с сомнением взглянула на Флитвика. — Абсолютно уверен, — поспешно выпалил маленький профессор, стремительно направляясь к выходу.       Мадам Помфри не стала его удерживать. Она открыла банку с зелёной, остро пахнущей мазью и принялась смазывать ею раны на лице пострадавшего.       Вдруг дверь в лазарет резко распахнулась, будто от пинка. На пороге стоял Гарри, а за его спиной маячила Джинни. Все обернулись на звук. Гермиона подлетела к Гарри, обняла его, Люпин с встревоженным видом шагнул ему навстречу. — С тобой все в порядке, Гарри? — Да, всё… Как Билл?       Никто ему не ответил. Гарри глянул поверх плеча Гермионы на манипуляции мадам Помфри. Он вспомнил, как Снейп залечивал раны, причиненные Малфою заклинанием Сектумсемпра. — Разве нельзя исцелить Билла какими-нибудь чарами? — спросил он у волшебницы. — Чары тут не помогут, — ответила мадам Помфри. — Я перепробовала все, что знаю, но от укусов оборотня лекарства не существует. — Но его же искусали не при полной луне, — сказал Рон, смотревший в лицо брата с таким выражением, как будто надеялся, что раны затянутся от одного его взгляда. — Сивый не преобразился, так что Билл не станет… настоящим…       И он неуверенно взглянул на Люпина. — Нет, думаю, настоящим оборотнем Билл не станет, — сказал Люпин, — но отсюда не следует, что в кровь его не попала никакая зараза. Это зачарованные раны. Они вряд ли исцелятся полностью, и… и в Билле будет, возможно, проступать временами нечто волчье. — Дамблдору наверняка известно, как можно помочь, — сказал Рон. — Где он? Билл сражался с этим маньяком по его приказу, Дамблдор в долгу перед ним, не может же он оставить его в таком состоянии… — Рон… Дамблдор мёртв, — произнесла Джинни. — Нет! — взгляд Люпина переметнулся с Джинни на Гарри, словно в надежде, что Гарри опровергнет её слова, однако тот промолчал, и Люпин рухнул на стоящий у койки Билла стул и спрятал лицо в ладонях. Никогда ещё Гарри не видел, чтобы Люпин терял власть над собой, ему казалось, что он нечаянно вторгся во что-то очень личное, почти непристойное, и Гарри отвернулся и встретился глазами с Роном, подтвердив взглядом, что Джинни сказала правду. — Как он умер? — прошептала Тонкс. — Что случилось? — Его убил Снейп, — ответил Гарри. — Я был там и всё видел. Мы прилетели на Астрономическую башню, потому что Метка висела именно над ней… Дамблдору было плохо, он очень ослаб, но, думаю, понял, что это ловушка, едва услышав, как кто-то бежит к нам по лестнице. Он обездвижил меня, я ничего не мог сделать, на мне была мантия-невидимка… и тут из двери выскочил Малфой и обезоружил его…       Гермиона закрыла ладонями рот, Рон застонал, у Луны задрожали губы. — Потом появились Упивающиеся смертью… а за ними Снейп… и Снейп убил его. Авада Кедавра… — Говорить дальше Гарри не смог.       Мадам Помфри залилась слезами. Никто не обратил на неё никакого внимания, только Джинни вдруг прошептала: — Чш-ш! Слушайте!       Мадам Помфри, глотая слезы, прижала пальцы к губам, глаза её расширились. Где-то в темноте запел феникс — такого пения Луна не слышала ни разу: потрясающей красоты горестный плач. И она почувствовала, что музыка эта звучит у неё внутри, не снаружи, то было её собственное горе, волшебным образом превратившееся в песню, которая отдавалась эхом, разносилась над просторами замка, лилась в его окна.       Может быть, оттого, что горе это было связано для Луны не только и не столько со смертью Дамблдора, сколько с тем, что её любимый теперь для всех стал предателем и негодяем, боль в душе Луны становилась невыносимой. Да, она знала, что всё будет именно так. Но от этого её сострадание становилось лишь острее, а любовь к Северусу — пронзительнее.       Как долго они молчали, вслушиваясь, сказать ни один из них не смог бы, как не смог бы и объяснить, почему, пока они слушали звучание собственной скорби, боль как будто стихала; однако всем показалось, что прошло немало времени, прежде чем больничная дверь снова отворилась и в палату вошла профессор МакГонагалл. Как и на всех остальных, на ней были видны следы недавней битвы — ссадины на лице, разодранная одежда. — Молли с Артуром уже летят сюда, — сказала она, разрушив чары музыки; все встряхнулись, словно выходя из оцепенения, одни вновь обратили взгляды на Билла, другие вытирали глаза, третьи покачивали головами. — Что произошло, Гарри? По словам Хагрида, ты был с профессором Дамблдором, когда… когда это случилось. И он говорит, что профессор Снейп как-то причастен… — Снейп убил Дамблдора, — ответил Гарри. Мгновение она молча смотрела на него, потом, ко всеобщему испугу, покачнулась; мадам Помфри, по-видимому уже совладавшая с собой, бросилась к ней, выхватила из воздуха кресло и подтолкнула его под МакГонагалл. — Снейп, — опадая в кресло, слабо повторила МакГонагалл. — Мы все удивлялись… но он так доверял… всегда… Снейп… не могу поверить… — Снейп как никто владел окклюменцией, — с непривычной хрипотцой в голосе произнес Люпин. — Мы все это знали. — Но Дамблдор клялся, что он на нашей стороне! — прошептала Тонкс. — Я всегда думала, что Дамблдору известно о Снейпе такое, чего не знаем мы… — Он намекал, что у него есть веские причины доверять Снейпу, — пробормотала профессор МакГонагалл, вытирая уголки глаз клетчатым носовым платком. — Я хочу сказать… при таком прошлом Снейпа… конечно, многих поражало… но Дамблдор недвусмысленно заявил мне, что раскаяние Снейпа абсолютно искренне… и даже слова против него слышать не желал! — Хотела бы я знать, что наговорил ему Снейп, чтобы убедить его в этом, — сказала Тонкс. — Могу вам сказать, — произнес Гарри, и все повернулись к нему. — Снейп снабдил Волдеморта сведениями, которые заставили его начать охоту на моих маму и папу. А потом Снейп уверил Дамблдора, будто не понимал, что делает, сказал, что сожалеет об этом, сожалеет об их смерти. — И Дамблдор поверил ему? — ошеломлённо спросил Люпин. — Поверил, что Снейп сожалеет о смерти Джеймса? Да Снейп ненавидел Джеймса…       «И было за что!» — подумала Луна. Подумала зло, с совершенно несвойственной ей ненавистью — так, как подумал бы Северус. Неужели Люпин не понимает, что у Северуса были причины ненавидеть Джеймса? Джеймса, который ненавидел его совершенно без причины, просто по факту его существования! Ведь Люпин видел, как Поттер-старший издевался над Северусом. И не только видел, но и сам принимал участие во многих «шутках» и «шалостях»! И теперь он ещё смеет что-то говорить о ненависти?! Да что он знает о ней? О той ненависти, которая сейчас захлестнула Луну, словно удавка на горле? О ненависти, не дающей вздохнуть!       Единственная мысль удержала Луну от того, чтобы не швырнуть в Люпина проклятием — мысль о том, что она должна быть достойна Северуса, достойна его любви и доверия, а значит, ей необходимо проявить такую же выдержку, какую всегда проявлял он. И по отношению к Люпину, и по отношению к Гарри, который оказался таким идиотом. Он был с Дамблдором в момент убийства. Он всё видел — и ничего не понял. Ничегошеньки! Впрочем… Чего требовать от Гарри? Вон как Люпин подогревает в нём ненависть к Снейпу. Мразь… Как же она презирает это волчье отродье.       Луна поймала себя на мысли, что думает о Люпине в тех же выражениях, в каких делал бы это Северус. Ну и пусть. Хотя… Они все такие дураки потому что ничего не знают о нём. Ни-че-го. И не должны знать. Таков план Дамблдора. Но ей сейчас от этого не легче. Выслушивать всё это о любимом человеке и не иметь возможности вступиться за него. Вон Гарри продолжает нести чушь… — Он и маму мою ни в грош не ставил, — сказал Гарри, — она же была из магглов… «грязнокровка», так он ее называл…       Злые слёзы чуть не брызнули из глаз Луны. Идиот! «Какой же вы идиот, Поттер!» Да ни один человек на свете, включая твоего папашу, так не любил твою мать-предательницу, как любил её Северус! Это она растоптала его вместе с его любовью, отдав сердце негодяю, который издевался над ним! Мерлин, как же трудно сдерживать себя! Как только Северусу удавалось держать себя в руках, разговаривая с Гарри! И со всеми прочими — теми, что сидели сейчас здесь и закатывали глаза, обвиняя его в подлости и предательстве! Никто из них не спросил, как Гарри узнал об этом. Все выглядели придавленными страшным потрясением, все пытались переварить чудовищную правду. — Это моя вина! — вдруг сказала профессор МакГонагалл, скручивая пальцами носовой платок. Казалось, она никак не может собраться с мыслями. — Моя! Я послала нынче ночью Филиуса за Снейпом, послала, чтобы он пришел к нам на помощь! Если бы я не известила Снейпа о том, что происходит, он мог и не присоединиться к Упивающимся смертью. Пока Филиус не сказал ему, что они здесь, Снейп вряд ли знал об этом. — Ты ни в чем не виновата, Минерва, — твердо сказал Люпин. — Мы все нуждались в помощи и приходу Снейпа только обрадовались… — Значит, появившись на поле боя, он присоединился к Упивающимся смертью? — спросил Гарри, желавший узнать о двуличии и низости Снейпа всё, что можно. Ему совершенно необходимо было найти побольше причин для ненависти к Снейпу, для того, чтобы принести обет мщения. — Что именно произошло, я точно не знаю, — взволнованно ответила профессор МакГонагалл. — Всё так смешалось… Дамблдор сказал, что на несколько часов оставит школу и что нам нужно будет, просто на всякий случай, патрулировать коридоры… К нам должны были присоединиться Римус, Билл и Нимфадора… ну, мы и патрулировали. Казалось, всё тихо. Каждый потайной ход, идущий из школы, был перекрыт. На все входы в замок наложены мощные заклинания. Я и сейчас не знаю, как сумели Упивающиеся смертью проникнуть… — Я знаю, — снова вмешался Гарри и коротко рассказал о двух Исчезательных шкафах, о создаваемом ими волшебном коридоре. — Вот так они и прошли, через Выручай-комнату.       Почти невольно он взглянул на Рона, потом на Гермиону — оба выглядели совершенно пришибленными. — Это я напортачил, Гарри, — уныло признал Рон. — Мы сделали, как ты велел: проверили Карту Мародёров, Малфоя на ней не увидели и решили, что он в Выручай-комнате. Я, Джинни и Невилл отправились следить за ней… но Малфой проскочил мимо нас… — Он вышел из комнаты примерно через час после того, как мы начали наблюдение, — сказала Джинни. — Один, с этой кошмарной высушенной рукой… — С Рукой Славы, — пояснил Рон. — Помнишь, той, что даёт свет только тому, кто её держит? — В общем, — продолжила Джинни, — он, скорее всего, проверял, свободен ли путь, можно ли выпустить Упивающихся смертью, потому что, едва увидев нас, бросил что-то в воздух, и всё тут же погрузилось в непроглядную тьму… — Перуанский Порошок мгновенной тьмы, — горько промолвил Рон. — Фред с Джорджем… Я ещё поговорю с ними о том, кому они продают свои товары. — Чего мы только не перепробовали — Люмос, Инсендио, — сказала Джинни, — ничто эту тьму не брало. Нам осталось одно — на ощупь выбраться из коридора, при этом мы слышали, как кто-то пробежал мимо. Видимо, Малфой освещал себе дорогу Рукой и провёл остальных. Заклинаниями мы пользоваться не решались, боялись попасть друг в друга, а когда добрались до освещённого коридора, их уже не было. — К счастью, — хрипло сказал Люпин, — Рон, Джинни и Невилл почти сразу наткнулись на нас и рассказали о случившемся. Через несколько минут мы отыскали Упивающихся смертью, они направлялись к Астрономической башне. Малфой, скорее всего, не ожидал усиления стражи, да и порошок у него весь уже вышел. Началась драка, они бросились врассыпную, мы погнались за ними. Один из них, Гиббон, прорвался к лестнице на башню… — Чтобы поставить Метку? — спросил Гарри. — Наверное. Должно быть, они договорились обо всём ещё в Выручай-комнате, — сказал Люпин. — Правда, не думаю, что Гиббону так уж хотелось в одиночку дожидаться там Дамблдора, потому что он скоро спустился вниз, присоединился к сражению и попал под смертоносное заклятие, на волосок пролетевшее мимо меня. — Значит, если Рон наблюдал за Выручай-комнатой вместе с Джинни и Невиллом, — обращаясь к Гермионе, сказал Гарри, — то вы… — Да, дежурили у кабинета Снейпа, — прошептала Гермиона, в глазах которой поблескивали слёзы. — С Луной. Проторчали там целую вечность, ничего не происходило, что творится наверху, мы не знали… Рон же взял Карту Мародёров с собой… а около полуночи в подземелье примчался профессор Флитвик. Он что-то кричал об Упивающихся смертью в замке, по-моему, нас с Луной он даже не заметил, просто ворвался в кабинет Снейпа, и мы услышали, как он говорит, что Снейп должен пойти с ним и помочь, потом какой-то громкий удар, а после Снейп выскочил из кабинета и увидел нас и… и… — Что? — спросил Гарри. — Я оказалась такой дурой, Гарри! — тоненько и тихо произнесла Гермиона. — Он сказал, что у профессора Флитвика обморок, велел нам зайти в кабинет, позаботиться о нём, пока… пока сам он будет сражаться с Упивающимися смертью…       От стыда Гермиона закрыла лицо ладонями и рассказ свой продолжила сквозь пальцы, приглушённым голосом: — Мы вбежали в кабинет — посмотреть, чем можно помочь профессору Флитвику он без сознания лежал на полу и… ох, теперь-то всё так очевидно. Снейп, скорее всего, оглушил его, а мы этого не поняли, Гарри, не поняли и дали Снейпу уйти! — Не поняли или не захотели понять? Сделали вид, что не поняли?       Гарри пристально смотрел на Луну. — Гермиона, ты не думаешь, что кто-то мог воздействовать на тебя, чтобы ты не замечала очевидных вещей? Тебе не показалось, что кто-то нарочно затуманивает тебе мозги? — Что ты хочешь этим сказать? — Гермиона в отчаянии взглянула на Гарри. — Я хочу узнать, какой идиот додумался послать Лавгуд следить за кабинетом Снейпа? При том, что вся школа знает, что у них со Снейпом были какие-то тёмные дела. — Но ведь Дамблдор сам всё проверил и разрешил им заниматься, — робко возразила Гермиона. — Как видим, Дамблдор тоже мог ошибаться, — горестно вздохнула МакГонагалл. — И это стоило ему жизни, — произнёс Люпин. — Но ведь Луна потом сражалась! — воскликнула Гермиона. — И даже попала в кого-то Петрификусом — я сама видела. — А ты уверена, что всё это — не для отвода глаз? Чтобы отвести от себя подозрения! — зло выкрикнул Гарри.       Вся его ненависть к Снейпу сейчас сосредоточилась на одном человеке — на том, кто в последнее время был ближе всех к этому негодяю и предателю. Снейпа здесь не было, зато Луна стояла рядом — вот на кого можно было излить всю свою ненависть и боль. — Что скажешь? — зло бросил он Луне.       Луна взглянула на Гарри широко раскрытыми глазами, словно ребёнок, которого обидели, но который успел лишь удивиться этому. Несмотря на злость, ненависть и боль, кипевшие в нём, Гарри почувствовал укол совестит, будто сделал что-то подлое и низкое. — А он на мне зелья испытывал, — спокойно произнесла Луна. — В первый раз я не знаю, почему согласилась. Наверное, он применил Империус или как-то по-другому в мою голову залез. А потом я сама соглашалась. Наверное, его зелья на меня так действовали. Я постоянно думала, что всё происходит правильно, что так и должно быть…       Луна перевела дух. Врать было мучительно. Тем более оговаривать Северуса. Но он просил её сделать это — и Луна терпела. В палате повисло тяжёлое молчание. Но Гарри не хотел так просто отказываться от своих подозрений. — А почему ты сейчас решила, что он поступал неправильно? С чего бы вдруг? — Два дня назад он дал мне попробовать новое зелье. Видимо, с другим составом. Вот тогда я и почувствовала неладное. Я смогла задуматься над тем, что со мной происходит. Но сделала вид, что зелье действует на меня так же, как и предыдущие. Сегодня на занятии он повторно дал мне то же самое зелье. И моё сознание полностью прояснилось. Я осознала, что надо мной проводили опыты. А я считала, что со мной всё в порядке.       Луна всхлипнула и опустила глаза. Нет, она вовсе не играла на публику. Луна действительно плакала оттого, что приходилось ещё больше очернять Северуса в глазах тех, кто и так ненавидел его от всей души. Зачем только она послушалась его? Лучше бы сейчас выдержать нападки и обвинения в предательстве, чем вот так… — Бедная девочка, — будто издалека Луна услыхала сочувственный голос профессора МакГонагалл. — Как она могла распознать предателя, если никто из нас этого не сделал? Если уж сам Дамблдор этого не смог….       И она вновь утёрла глаза клетчатым платком. Опять повисло тягостное молчание. Плач Фоукса еще разносился над землями замка. И пока музыка продолжала наполнять воздух, мысли Луны уносились далеко-далеко. Что сейчас делает Северус? Как он чувствует себя? Как переживает случившееся? Мерлин всемогущий, как же ей необходимо было оказаться сейчас рядом с ним! Обнять его покрепче, прижаться всем телом и прошептать на ухо: «Любимый, я с тобой».       Двери больничного крыла резко распахнулись, заставив всех испуганно вздрогнуть: в палату торопливо вступили мистер и миссис Уизли, а следом за ними Флёр с искаженным ужасом прекрасном лицом. — Молли, Артур, — воскликнула профессор МакГонагалл, вскакивая и бросаясь им навстречу, — мне так жаль… — Билл, — прошептала миссис Уизли, увидев изуродованное лицо сына, и метнулась мимо МакГонагалл к его кровати. — О, Билл!       Люпин и Тонкс торопливо встали и отступили в сторону, чтобы позволить мистеру и миссис Уизли приблизиться к Биллу. Миссис Уизли склонилась над сыном, коснулась губами его окровавленного лба. — Вы сказали, что на него напал Сивый? — встревоженно спросил профессора МакГонагалл мистер Уизли. — Но ведь он не преобразился? Так что же это значит? Что будет с Биллом? — Пока мы этого не знаем, — ответила профессор МакГонагалл, бросая беспомощный взгляд на Люпина. — Какое-то заражение, вероятно, произойдет, Артур, — сказал Люпин. — Случай редкий, быть может, уникальный… Не ясно, как поведет себя Билл, когда очнется…       Миссис Уизли отобрала у мадам Помфри остро пахнущую мазь и начала сама покрывать ею раны Билла. — А Дамблдор… — продолжал мистер Уизли. — Это правда, Минерва?.. Он действительно…       Профессор МакГонагалл кивнула, и в этот же миг Гарри, почувствовав какое-то движение стоявшей рядом с ним Джинни, взглянул на неё. Чуть сузившиеся глаза Джинни не отрывались от Флёр, которая, замерев, вглядывалась в Билла. — Дамблдор погиб, — прошептал мистер Уизли, но миссис Уизли могла сейчас думать только о сыне. Она заплакала, слезы её падали на изуродованное лицо Билла. — Конечно, какая разница, как он выглядит… это н-не так уж и важно… но он был таким красивым м-мальчиком… всегда таким красивым… и с-собирался жениться! — А это ещё что такое? — внезапно и громогласно осведомилась Флёр. — Что значит — соби’гался?       Миссис Уизли повернула к ней залитое слезами, испуганное лицо. — Ну… только то… — Думаете, Билл не захочет тепе’гь взять меня в жёны? — гневно спросила Флёр. — Думаете, 'газ его покусали, так он меня и 'газлюбит? — Нет, я совсем не об этом… — И п’гавильно, потому что он захочет и еще как! — заявила Флёр, распрямляясь во весь рост и отбрасывая за спину длинную гриву белокурых волос. — Чтобы помешать Биллу любить меня, т’гебуется кое-что пок’гуче какого-то обо’готня! — Да, да, конечно, — торопливо подтвердила миссис Уизли, — просто я думала, может быть… раз он теперь… то как же… — Вы думали, что я не захочу за него выйти? — гневно раздувая ноздри, спросила Флёр. — Что меня инте’гесует одна его внешность? По-моему, моей к’гасоты вполне хватит на нас обоих! А все эти ш’гамы показывают только, как отважен мой муж! Пустите, я сама! — яростно воскликнула она, отталкивая миссис Уизли и вырывая из ее рук мазь.       Миссис Уизли отпрянула назад, к мужу, и с растерянным видом наблюдала, как Флёр обрабатывает раны Билла. Все молчали; Гарри не решался даже пошевелиться. Подобно всем остальным, он ожидал какого-то взрыва. — У нашей тетушки Мюриэль, — произнесла после долгой паузы миссис Уизли, — есть редкой красоты диадема… гоблинской работы… Я не сомневаюсь, что уговорю её одолжить эту диадему вам на венчание. Знаете, она так любит Билла, а диадема очень пойдет вашим волосам. — Спасибо, — чопорно ответила Флёр. — Уве’гена, это будет к’гасиво.       А через миг — Гарри не успел даже заметить, как это произошло, — две женщины уже плакали, обнимая друг дружку. Гарри был совершенно сбит с толку и, гадая, не сошел ли весь мир с ума, огляделся по сторонам: Рон выглядел таким же ошеломленным, как он, Джинни и Гермиона обменивались изумленными взглядами. Даже Луна не сводила с них широко раскрытых заплаканных глаз. — Видишь! — произнёс сдавленный голос. Тонкс гневно взирала на Люпина. — Она всё равно хочет выйти за него, пусть даже он и искусан! Ей наплевать на это! — Тут другое, — едва шевеля губами, ответил напрягшийся вдруг Люпин. — Билл полным оборотнем не станет. Это два совершенно разных… — Да мне-то что, какое мне дело? — воскликнула Тонкс, хватая Люпина за отвороты мантии и встряхивая его. — Я миллион раз говорила тебе…       Вот тут-то значение нового Патронуса Тонкс, её получивших мышиный окрас волос, причина, по которой она бросилась искать Дамблдора, едва услышав, что Сивый снова на кого-то напал, — всё это стало вдруг для Гарри совершенно ясным: выходит, Тонкс была влюблена вовсе не в Сириуса… — А я миллион раз говорил тебе, — произнес Люпин, стараясь не встречаться с Тонкс взглядом, — что я слишком стар для тебя, слишком беден… слишком опасен… — Сколько раз я тебе повторяла, Римус, ты ведешь себя просто смешно, — объявила миссис Уизли через плечо Флёр, которую она продолжала гладить по спине. — Ничего не смешно, — не сдавался Люпин. — Тонкс заслуживает кого-то помоложе и поздоровее. — Да ведь нужен-то ей ты, — сказала, слабо улыбнувшись, миссис Уизли. — И в конце концов, Римус, человек молодой и здоровый вовсе не обязательно навсегда таким и останется.       И она печально повела рукой в сторону лежавшего между ними Билла. — Сейчас… сейчас не время говорить об этом, — сказал Люпин, горестно обводя взглядом палату, но избегая при этом чьих бы то ни было глаз. — Дамблдор мертв… — Дамблдор был бы счастливее всех, зная, что в мире прибавилось хоть немного любви, — резко сказала профессор МакГонагалл, и при этих словах больничная дверь распахнулась снова — вошел Хагрид.       Та малая часть его лица, которую не закрывали борода и волосы, была мокрой, припухшей; Хагрида сотрясали рыдания, в руке он сжимал огромный грязный носовой платок. — Я… я всё сделал, профессор, — прерывающимся голосом сообщил он. — П-перенёс его. Профессор Спраут отправила детишек назад, по постелям. Профессор Флитвик говорит, что ему нужно ненадолго прилечь, но он враз поправится. А профессор Слагхорн сказал, что сообщил в Министерство. — Спасибо, Хагрид, — ответила профессор МакГонагалл, сразу же встав и обернувшись, чтобы окинуть взглядом тех, кто теснился у койки Билла. — Когда министерские появятся здесь, мне придется объясняться с министром. Хагрид, будь добр, скажи деканам — Слизерин может пока представлять Слагхорн, — что мне необходимо немедленно увидеться с ними в моем кабинете. Буду рада, если к ним присоединишься и ты.       Хагрид кивнул, повернулся и, шаркая, покинул палату. Профессор МакГонагалл взглянула на Гарри: — Перед тем как встретиться с деканами, я хотела бы коротко переговорить с вами, Гарри. Если вы согласитесь пройти со мной…       Гарри встал, пробормотал, обращаясь к Рону, Гермионе и Джинни: «Я быстро» — и направился следом за МакГонагалл. Она вдруг остановилась, будто вспомнила что-то ещё, и, обернувшись, произнесла: — Мисс Лавгуд. Возможно, представители Министерства заинтересуются вашими м-м-м… контактами со Снейпом. И захотят вас допросить. Пусть это не станет для вас неожиданностью.       МакГонагалл, а следом за ней и Гарри, вышли из палаты. Взоры всех оставшихся вновь обратились к Луне. Под этими взорами девочка выпрямилась, расправила плечи, вскинула голову и, обведя всех спокойным внимательным взглядом, молча направилась к выходу. Взгляды присутствующих, направленные на неё, казалось, прожигали ей спину. Так вот как чувствовал себя Северус, когда все смотрели на него с ненавистью и провожали его подобными взглядами, не осмеливаясь высказать своё отношение в лицо! Ничего. Она тоже сможет всё выдержать. Она докажет, что достойна его любви и его доверия.       Плач феникса по-прежнему разносился над замком, терзая сердце Луны и не принося облегчения. Добравшись до башни Райвенкло и войдя внутрь, Луна увидела, что гостиная, вопреки её ожиданиям, пуста. Очевидно, профессор Флитвик отдал распоряжение старостам развести всех по спальням. Луна поднялась по лестнице. В её спальне было тихо, но тишина эта казалась напряжённой. Будто все, кто находился в комнате, затаили дыхание и следили за Луной.       Она юркнула в постель, задёрнула полог и наложила на пространство внутри него Заглушающее заклинание. Теперь она могла по-настоящему дать волю слезам, которые покатились по её щекам неудержимым потолком. Время шло, а Луна плакала и не могла остановиться. Ранний летний рассвет окрасил комнату в розовые тона. А Луна так и не смогла уснуть.       Кто-то бесцеремонно отдёрнул полог на её кровати. — Мисс Лавгуд, — услышала она тоненький голосок профессора Флитвика. — Просыпайтесь, мисс Лавгуд. С вами хотят побеседовать. Идёмте со мной.       Луна тяжело сползла с кровати и побрела за профессором Флитвиком. Голова была словно чугунная. Перед глазами стлался туман. Луну пошатывало и подташнивало. Но она всё же вспомнила про висевший на шее флакон с противоядием от Веритасерума и сумела проглотить каплю зелья за спиной у Флитвика перед тем, как переступить порог директорского кабинета.