Devil's dance floor

С момента его легализации прошло несколько недель. Он по-прежнему ходил с временным удостоверением, но та неприветливая работница обещала, что ещё несколько недель, и он получит желаемое. Хотя во время второго их посещения она была куда как обходительнее, а в последний их визит вообще пожелала им с Джин счастья в личной жизни. Похоже, она всерьёз считала, что они пара. Трикстера раздражало и забавляло одновременно как из обычной проблемы люди могут сочинить историю любви, притом обязательно со счастливым концом. Неужели так сложно просто помочь друг другу и разойтись? Джин быстро шла на поправку. Уже через неделю она неплохо раззнакомилась с персоналом больницы, а ещё через пару дней весело болтала с Жюли за кофе и печеньем в столовой. Если самого Локи в больнице знали как не слишком разговорчивого, саркастичного, но тем не менее подающего надежды типа, то к Джин люди тянулись. Как же, вечно улыбчивая, вечно в хорошем настроении — порой трикстеру казалось, что у неё совсем проблем нет. Она тоже решила задержаться в больнице — её распределили в детское отделение, и теперь из карманов Джин вечно торчали игрушки, а на отвороте халата красовался жёлтый смайл. Кажется, её всё устраивало, хотя Лафейсон не мог понять, что хорошего в том, чтобы развлекать буйных, вечно кричащих чад и их родителей. В свободное от работы время Локи изучал принесённые книги. Надо сказать, там оказались самые разные книги: от «Современных ядов» Алана Колока до «Фасциального релиза» Томаса Майерса. Однажды трикстер даже иностранный учебник для студентов третьего курса откопал. Кто-то начал переводить его, но буквально через тридцать страниц записи обрывались. Все эти книги были довольно потёртыми и в записях — их прежний владелец явно не соглашался с некоторыми утверждениями. К примеру, в одном из научных трудов достопочтенного мистера Брома он яростно зачеркнул целый абзац, где вышеуказанный господин советовал дать перелому пястной кости начать заживать, а уж потом проводить операцию. На полях размашистым почерком было выведено «Ересь! Ломать нужно сразу, а не ждать неправильно сросшихся костей или смещения». Нередко Локи приходилось обращаться к школьным учебникам — ему отчаянно не хватало базовых знаний, без которых дальнейшее обучение не представлялось возможным. И хотя у опального бога была прекрасная память, под конец голова пухла от знаний. Названия костей мешались с диагнозами, а латынь волшебным образом переплеталась с нормальным языком. Каждый раз дежурства выпадали на разное время суток, но недостатка в получении нового опыта он не испытывал никогда. В одну из ночей он наконец пересёкся с мистером Морроу и был вынужден признать, что им не зря восхищается вся больница. С виду невзрачный, с добрыми голубыми глазами, среднего роста, с лёгкой хромотой — его было сложно воспринимать как мистера Морроу, высококвалифицированного специалиста и обладателя нескольких почётных грамот. Весь его облик напоминал добродушного дядюшку, к которому так любят приезжать на каникулы дети. Даже про свою травму, причиной которой послужила авария, он рассказывал с долей юмора и самоиронии. Да, зазевался, да поздно заметил, что навстречу несётся машина и останавливаться не собирается. Зато кто ещё может похвастаться, что за ним ухаживали его же ученики? Общаясь с ним, трикстер не раз ловил себя на мысли, что он не может так спокойно рассказывать о совершённых им глупостях, которых за всю его жизнь было немало. Кажется, Локи он тоже принял за ученика и теперь всячески старался научить его как можно большему количеству вещей. Впрочем, трикстер не возражал против наставника — когда кто-то подсказывает, рассказывает как проще, это ценно. Однажды Лафейсон даже видел своего негласного учителя в деле — стоило ему зайти в операционную, как Стэн преображался. Кажется, он даже забывал про хромоту, активно раздавая указания направо и налево, не забывая при этом ещё и колдовать над пациентами. Нередко во время дежурства они обсуждали прочитанное Локи — где-то Стэн соглашался с мнением книг, а где-то наоборот занимал позицию автора пометок на полях. Опытный травматолог делал своё дело с полной отдачей, не ожидая благодарностей от пациентов. Кажется, он просто получал удовольствие от того, что люди вновь могут ходить, радоваться жизни, не испытывая при этом дискомфорта. Признаться, Локи немало удивляла такая позиция — неужели ему никогда не хотелось величия? Славы? Преклонения? Неужели ему не хотелось чувствовать власть над судьбами людей или по крайней мере зарабатывать на своём мастерстве больше денег? Это было как-то… странно. Однажды Локи не выдержал. — Скажите, Стэн, — начал трикстер, тщательно подбирая слова, — неужели вам никогда не хотелось… — Дай угадаю, ты хочешь спросить, какого я тут прозябаю, когда могу открыть частную практику и лопатой грести деньги? Тебе интересно, почему я не стремлюсь к мировому признанию, не так ли? — перебил его травматолог. Кажется, Стэна ничуть не удивил вопрос. — Посмотри на меня: разве я несчастен? Ах, эта молодость, ах эта горячая кровь! — негромко рассмеялся он. — Я делаю свою работу. Если я выполню её хорошо, люди будут мне признательны, они будут помнить меня. Скажи мне, — он полностью развернулся к Локи и теперь пристально смотрел на трикстера, — если я докажу своё величие учёным мужам, написав какой-нибудь труд, думаешь, я стану известным? Нет, я стану сухой статистикой, ещё одним именем в длинном списке таких же имён. Возможно, на мои слова будут ссылаться студенты при написании работ, но моё имя останется для них пустым набором букв. Те, кому я помогаю здесь, будут помнить не имя, а человека. Пускай эта память не будет увековечена на бумаге, но эти люди будут вспоминать меня с признательностью. Я ответил на твой вопрос? — спросил Стэн и, дождавшись утвердительного кивка, сменил тему: — А теперь вставай, нам пора на обход. Что-то мне подсказывает, что того паренька из десятой палаты придётся перебинтовывать. Отстранённо кивнув, Локи поплёлся за травматологом. Такая точка зрения была для него в новинку. И всё же он не мог не признать, что доля рациональности в словах старого травматолога была. Вот только прими он такую точку зрения, вся его прежняя жизнь предстанет перед ним чередой глупых поступков и бессмысленной жестокости. Нет, — Локи тряхнул головой, — где-то старый врач ошибается. Надо только немного подумать, и он поймёт, где Стэн не прав. Лафейсон забирался всё глубже в недра коробки и постепенно понимал, что большая часть книг из коллекции посвящена ядам и противоядиям. Это было странно: насколько он успел понять, в Мидгарде чаще убивали из огнестрельного оружия, острыми предметами и очень редко — ядами. Вообще на эту тему даже в медицинских кругах говорили мало и будто бы неохотно, так что коллекция книг по ядам выглядела вдвойне подозрительно. С той самой поездки за вещами они говорили с Джин лишь по работе, но, разбирая эту коробку, у него появлялось всё больше вопросов. Это начинало раздражать. *** — Принимай клиента, Локвуд, — вздохнула Джин, пропуская его в смотровую. — Мы обезболили, но у него шок похоже. На каталке лежал подросток лет тринадцати. Парень в ужасе пялился на свою руку и беспрестанно бормотал: — Пожалуйста, только не рука, прошу, не ампутируйте её. Локи хмыкнул: судя по одежде, ещё один не слишком удачливый паркурист. За две недели этот был уже пятым. Право, просто поразительно, как легко смертные могут найти себе приключения на задницу. До этого ими занимался Стэн, но сегодня он взял отгул по случаю приезда родственницы, а потому эта забота свалилась на Локи. Ещё раз взглянув на этого бормочущего парня, трикстер скривился: как можно быть таким жалким? Да, открытый перелом — не самое приятное зрелище, но ведь он знал о последствиях, когда прыгал. Вообще сегодня, вероятно, был не его день: с самого утра на трикстера сыпались испытания в виде пролитого кофе, особо навязчивой Жюли и сонного Джона — последний накануне хорошо отметил свой День рождения и сейчас медленно приходил в себя. Теперь этот парень. Приблизившись к пострадавшему, трикстер придал своему лицу максимально серьёзное выражение и произнёс: — Не переживай, твоя рука не пропадёт даром. Мы пустим её на пироги. С мясом, — немного подумав, добавил он. Удовлетворённо понаблюдав за шокированным парнем, он развернулся к Джин и уже нормальным тоном сказал готовить операционную. — А ты мастер утешений. Вот кому нужно было идти с детьми работать, — поравнявшись с ним, произнесла Джин. Вероятно, у неё тоже сегодня выдался не очень хороший день. После невезучего подростка к нему с переломом ноги попала ослепительно красивая блондинка. Впрочем, едва девушка заговорила, его мнение кардинально изменилось. — Это гипс на ногу придётся накладывать? — капризно поинтересовалась она. — Нет, на голову! — в сердцах бросил Локи и, оставив хлопающую глазами девицу на попечение двух добровольцев, отправился в столовую. В конце концов и боги имеют право на перекус. *** Сегодня его любимый столик был занят — за ним уже сидела Джин и с мрачным лицом читала какую-то бумагу. Решив, что компания девушки его не слишком раздражает, трикстер уверенно направился к столику. — А, Локвуд. — вяло улыбнулась она, потерев переносицу. — Говорят, ты сегодня в ударе. Тоже неудачный день? — Вижу не у меня одного, — усмехнулся трикстер, кивком указав на злополучную бумажку. — Что это? — получилось немного требовательно, но его это мало волновало. — О, эта бумажка уведомила меня, что я не могу восстановиться в университете. Я ведь на переводчика училась. Дней десять назад отправила туда запрос и сегодня получила ответ. Грустно, конечно, но проехали. — тряхнула головой Джин. Они немного помолчали, думая каждый о своём. — Скажи, откуда у тебя столько книг по ядам? — нарушил тишину Локи. — Это книги отца. Понимаешь… — она на секунду запнулась, словно подбирая слова. — Отец был в некотором роде исследователем. В последние годы жизни он был одержим идеей воссоздать сыворотку, с помощью которой делали суперсолдат. Тогда на фоне всеобщего безумия после разморозки Стива Роджерса он выдвинул ещё более безумную теорию — а что если в основе сыворотки яд? Ведь есть же теория, согласно которой если принимать определённую дозу яда каждый день, то со временем организм становится более стойким. Он пытался понять, какие компоненты могли быть взяты в основу. — Удачно? — Локи подался вперёд от любопытства. — Отец был хорошим теоретиком по части хирургии, но в эту отрасль лезть ему не стоило. — было видно, что она не одобряла его выбор. — Он был настолько уверен в своей теории, что рискнул сунуться на какую-то научную конференцию, где его работу ожидаемо отклонили. Знаешь, у него было почти всё, но одним необдуманным поступком он это уничтожил. Заявить подобное и даже после вежливого опровержения носиться с этой идеей. Неудивительно, что очень скоро он стал посмешищем, — Джин чеканила слова жёстко, зло. — А потом, когда отец опомнился, было слишком поздно. Его считали безумцем, чурались. Это его сломило окончательно. После смерти матери… — она осеклась. — А впрочем, это не имеет значения. Лучше скажи мне, та женщина с разрывом связок, как она? Джон говорил, у неё плохо идёт процесс восстановления… Разговор перешёл на рабочие темы. *** Возвращаясь с обеда, Локи подумал, что смертная стала немного понятнее для него. Наконец нашлось объяснение её познаниям в медицине и расплывчатым ответам касаемо родителей. Она старалась скрыться за презрением, равнодушием, злобой, но ей все ещё было больно говорить о их смерти. Трикстер знал, что после разморозки Кэпа десятки если не сотни тысяч людей начали строить предположения касательно формулы доктора Эрскина. Это было что-то сродни безумию, ведь восстановление формулы означало бессмертие для воссоздавшего. После массового ажиотажа последовала волна не менее массовых убийств и самоубийств — люди пытались экспериментировать, порой даже на себе, а потерпев неудачу, не могли смириться с этим. Выходит, отец Джин был как раз среди них. А затем, не выдержав всех тягот, вероятно, покончил с собой. А мать, судя по её оговорке, умерла ещё раньше. Что ж, Джин имела полное право прохладно отзываться об отце. Так некстати Локи опять вспомнились слова Стэна. Покачав головой, трикстер решил отложить эти размышления на потом и поспешил в отделение травматологии. Определённо, Джона пора было привести в чувство.