Любовь живёт три года

Дни тянулись бесконечно. Прошло уже пять. Жизнь Эммы превратилась в пустышку, бессмысленное существование, ведь теперь рядом не было Баттса, который был для девушки опорой, защитой, верным другом и любимым мужчиной. Холд мучилась и страдала, проклиная саму себя во всем, ненавидя, но ничего при этом не могла сделать. А как же хочется сбежать в мир, где назад умеют поворачивать время, чтобы вновь видеть его, ощущать каждой клеточкой тела ту любовь и счастье, которое, казалось бы, теперь стало постоянным её спутником. Но сейчас всего этого нет, самые заветные мечты и грандиозные планы на будущее разбились словно хрупкий фарфор о холодный скользкий мрамор измены. До сих пор актриса не могла поверить, что тот волшебный замок из кирпичиков радости и спокойствия, который она строила потом и кровью, вот так в один момент с грохотом рухнул от её неосторожного движения, оставляя лишь серые груды. Смысла жить дальше не было, как она может, когда чувство вины преследует её по пятам, стоит ей только проснуться. Холд снова и снова вспоминала капитана, жалея о том, что так запала ему в сердце, ведь теперь вырывать высеченный образ на сжимающейся плоти будет очень больно. Теперь девушка молила, чтобы он справился, чтобы не сильно мучался и грустил, ведь Эмма была готова принять всю его горечь и страдания на себя, лишь бы оградить мужчину от этого, ведь он ни в чем не виноват, он не заслуживает этого. Терзания не отпускали ни на минуту, стали её тенью, следуя всегда рядом и при любой возможности вгрызаясь в глотку смертельными клыками, заставляя скручиваться и томиться от невозможности предпринять хоть что — нибудь. Да актриса и сама понимала, что сделала все, что только можно и нельзя, и сейчас просто обязана оставить полицейского в покое, не напоминая о себе, не обижаясь за то, что он ушёл, ведь в этом коп был прав как никто. Сейчас она желала ему лишь счастья, которое так долго отдавала по частям, по сладким маленьким кусочкам и в один миг так быстро отняла, заталкивая в горло горький ошметок предательства с привкусом ржавчины и печали. Она не хотела, чтобы все вышло вот так, и скорбь по невозвратимым моментам все чаще и сильнее рвала сердце. Теперь девушка может лишь путешествовать по воспоминаниям, которые уже навсегда останутся с ней, как и Баттс, который всегда будет рядом, пусть не в пространстве, а внутри, притаившись и посещая каждый день. Холд стала с нетерпением ждать вечера, чтобы лечь спать, ведь только так теперь к ней приходил Джефф, лёгкой поступью подходя почти вплотную, оставляя лёгкие поцелуи на щеках и поглаживая по спине и волосам. Из-за таких сновидений актриса часто просыпалась в слезах, чувствуя тепло в районе лопаток, будто бы правда несколько секунд назад там была знакомая большая ладонь. А после она всегда сжимала в руке часы, которые не отпускала практически никогда и всегда носила с собой, снова пытаясь заснуть, по привычке поворачиваясь на бок и обнимая уже пустое холодное соседнее место кровати, раньше принадлежавшее полицейскому. Часто, сидя на диване и глядя в одну невидимую точку, блондинка думала: «А может, приблизить свою кончину?..», ведь смысла продолжать существовать вот так безрадостно совершенно не было. Единственное, что останавливало её покончить с собой и удерживало до сих пор в этом мире, её нерожденный малыш. Живот рос очень быстро, как это бывает у некоторых женщин, порой чувствовались толчки и слышались стуки маленького сердечка. Поглаживая кожу рукой, Холд понимала, что ради ребёнка стоит терпеть, ведь нельзя вот так просто отнять возможность родится и жить, быть счастливым и талантливым. Пусть младенец не нужен родному отцу, главное, что у него есть мама, которая никогда и ни за что не бросит. Актриса твёрдо решила, что аборта не будет, она просто не сможет убить собственное дитя. Этот развивающийся крохотный человечек внутри неё — один из немногих, кто остался рядом и кто был любимым. Теперь девушка очень хотела сына, чтобы хотя бы он любил и не покидал одиночку, только вот тяжёлые думы, что она сможет дать ему и сможет ли достойно воспитать одна, никак не давали покоя, ведь так хотелось, чтобы малыш ни в чем не нуждался и вырос честным, добрым и понимающим. А что же Джефф? Он страдал не меньше Эммы. Жизнь без неё оказалась настоящим исчадьем ада, котлом с кипящей лавой, в которой его заставляли купаться каждый раз. За эти пять дней он сам удивлялся, как ещё не сошёл с ума, ведь в каждой девушке на улице ему мерещилась Холд, в каждой встречной он видел её черты, по ошибке окликая и подбегая к некоторым, чтобы потом разочаровано убедиться, что это вовсе не актриса, что это лишь мираж и наваждение. Лишь работа и загруженность помогали хоть ненадолго отодвинуть мысли о ней на второй план, чтобы дать памяти отдохнуть, ведь она так живо и ярко рисовала образ Эммы, обводя по контуру несколько раз, будто выжигая в душе такой родной портер. Сейчас мужчина очень хотел иметь каменное сердце, чтобы не чувствовать ничего, ни боли, ни любви, ни мук, ведь так было бы гораздо легче. Он попросту не знал, как жить дальше и ради кого продолжать существование, ведь главный объект и причина оказались обманчивыми. Но как же он любит её, несмотря ни на что, все равно любит. Было бы проще, если бы ненависть и отвращение вытеснили любовь и обожание, но, кажется, светлые чувства стали лишь крепче. Практически каждую ночь после работы он шёл к её дому. Увидев свет в окне второго этажа, он прятался за огромный вековой дуб, росший совсем близко, и, незамеченный во мраке ночи и тени дерева, наблюдал за ней. Он видел, как актриса, вытирая слезы, распахивает окно, вдыхает ночной прохладный воздух и, поглаживая живот, садится на подоконник, задумчиво и печально глядя вдаль. А Баттс, обняв толстый ствол, пахнущий древесиной и свежей листвой, грустно смотрел на её красивый силуэт, на распущенный водопад золотистых волос и голубые несчастные глаза с целым дождём солёных капель. Сердце тоскливо сжималось, коп знал, что сейчас она думает о нем, мысленно заваливая проклятиями собственный поступок. Как бы он хотел выйти на приглушенный свет фонаря и тихо позвать её, заверив о том, что она прощена, вновь прижать к себе и больше никогда не отпускать. Но измена, такая горькая и противная, скребла на душе, как чёрная уличная кошка, не давая двинуться навстречу светлым порывам, шипением и оскалом преграждая путь. Он стоял так несколько часов, все то время, что Эмма сидела на подоконнике. Потом она слезала, бросая последний взгляд на большую луну, единственную успокоительницу и слушательницу всех ее переживаний и покаяний в содеянном. Часто Холд смотрела на этот дуб, за которым стоял полицейский, будто чувствуя, что находится под надзором, но, ничего не замечая в темноте ночного переулка, вздыхала и гасила в комнате свет, отправляясь на встречу своему возлюбленному, который уже ждал её и все также любил, жаль, правда, что уже только во снах, как думала сама девушка. А капитан, ломая себя изнутри и сгорая от мучений и безысходности, был обречён возвратиться к себе, в дом, пропитанный одиночеством и тишиной, туда, где никогда не было слышно родного голоса и заливистого смеха, туда, где его не ждал никто, кроме безмолвия и уныния.

***

Настал новый день, сегодня полицейский должен был уезжать в командировку, которую сам же и попросил у начальства, чтобы залечить рваную рану и почувствовать хотя бы немного облегчения. С самого утра непонятное волнение не могло отпустить его. Он боялся за Холд, что — то невидимое цепями приковывало капитана и с силой держало здесь, будто бы уговаривая остаться и никуда не ехать. Вязкий страх за любимую не покидал мужчину все утро, он переживал, как она будет здесь одна с растущим животом, ничего ли с ней не случиться и все ли будет в порядке. Но идти на попятную было уже поздно, ведь если отказаться от поездки, то он очень подведёт и подставит начальника, который очень рассчитывает на Баттса, и потеряет его хорошее отношение к себе. К тому же, он пытался убедить себя, вбить себе в голову, что ему необходимо оставить здешние места и этот лист жизни, который под конец был исчеркан и помят, чтобы восстановиться и начать все заново. Как бы хотелось, чтобы Эмма была не только в его замечательном прошлом, но и в настоящем, которое пока было серым и мрачным. Бездумно наматывая километры по дому, он вдруг понял, что должен вернуться в квартиру Холд, чтобы забрать некоторые личные вещи. Двоякие ощущения посетили его в минуту осознания этого факта. С одной стороны хотелось бросить все и наплевать на всех, как можно быстрее примчаться к любимой, чтобы вновь понять и почувствовать, как сильна её любовь и как она тоскует без него, медленно убивая себя воспоминаниями о прошлом. А с другой было желание больше никогда не возвращаться и не видеть её, чтобы не было больно, чтобы не разрывать свежие раны и не терзать себя. Сейчас он впервые пожалел, что влюбился в актрису, впервые бы хотел никогда не знать её и не встречать на своём пути, уж лучше всю жизнь пробыть одному, чем мучиться так, как сейчас, порываясь поддаться страсти и чувствам, а потом моментально одергивая и останавливая себя, будто давая отрезвляющую пощёчину. Но нужно было отправляться к ней, все — таки волнение за её здоровье было важнее собственных принципов, к тому же, почему-то он не мог бы уехать, не предупредив Холд. Поэтому, недолго думая, капитан собрался и вышел из дома, идя уже в наизусть выученном направлении. По дороге к ней он думал, что же его ждёт в квартире и пытался предугадать свое поведение. Вдруг девушка вновь начнёт плакать и умолять простить и вернуться, давя на жалость и пытаясь сломать непоколебимую волю, а он ненароком поддастся и уступит, тем самым давая ещё одну возможность предать и сделать в миллион раз больнее? Такой вариант очень возможен, особенно учитывая то, с какой силой он её любит. Но, вбив себе в голову, что прогибаться под её чарами и слезами нельзя ни за что, он уверенно продолжал путь. Уже через полчаса он поднялся на второй этаж, медля у двери. Последний раз выдыхая и сжимая кулаки, он достал из кармана ключи, которые девушка сделала для него, так как раньше эта квартира принадлежала им обоим, и тихо вошёл внутрь. Та же обстановка и ни капли не изменившийся интерьер кольнули в душу острой иглой, вызывая мурашки вдоль позвоночника, а знакомый родной аромат её кожи и волос ударил в нос, дурманяще заполняя все внутри и услаждая обоняние. Как же больно было понимать, что в ближайшее время полицейский больше не почувствует этого запаха, больше не увидит знакомого уюта и теплоты вокруг себя. Только сейчас скромность и спокойствие разбавляла смертная тоска и грусть, витавшая повсюду. С кухни слышался звон посуды и приятное благоухание какой-то выпечки, и Баттс понял, что Холд готовила. Боже, её стряпню можно было назвать произведением высшего кулинарного искусства, и то, что она умела потрясающе готовить, коп очень ценил и гордился таким нужным и редким в Голливуде качеством. Всё такое любимое, а это место словно магнитом притягивало к себе, заставляя забывать о проблемах и растворяться в любви и заботе друг о друге. Так было раньше. А сейчас такое привычное ощущение омрачала горечь и уныние из-за того, что, возможно, это последний миг и последний раз наслаждения и гармонии для полицейского рядом с актрисой. Постояв ещё немного на пороге и стараясь в мельчайших деталях запомнить этот момент, чтобы потом бережно хранить его в памяти и воспроизводить в минуты отчаяния и упадка сил, он медленно побрел на кухню, останавливаясь в проходе, пока сердце стучало с бешеной силой, будто он не взрослый мужчина, а маленький несмышленный мальчишка. Холд стояла к нему спиной, волосы были распущены и светлыми волнами струились по спине и плечам, а длинная чёлка была заколота невидимкой, чтобы волнистые пряди не мешали, на ней был домашний шёлковый халатик, из — под которого виднелся еле — еле округлившийся живот. На столе стоял противень с аппетитными румяными пышками, которые девушка ловко посыпала сахарной пудрой, тихо подпевая песне, что играла со смартфона. Только вот один недочёт: отсутствие улыбки и задора, как это было обычно. Сейчас действия казались механическими и запрограммированными, как будто она не человек, а робот, желающий выполнить одно задание и ждать следующих указаний. Сердце сжалось, а изумрудные глаза чуть ли не наполнились слезами, видя такое зрелище, раньше он бы обязательно осторожно подошёл сзади и обнял актрису, а она бы несомненно вздрогнула и нарочито возмущённо напомнила, что не любит, когда так подкрадываются. Вспомнив это, коп невольно улыбнулся, только на этот раз печально и уныло. -Эмма… — еле слышно позвал он, а Холд испуганно вздрогнула, замирая на месте. Будто статуя, блондинка стояла, не шевелясь, и не веря ушам. Может быть, это уже шизофрения, поскольку появляются посторонние голоса в голове? Нет, она здорова, значит звук точно был отсюда. Резко повернувшись, она приоткрыла рот, со смешными эмоциями взирая на капитана. Неужели, это не чудесный очередной сон с его образом, неужели это правда её любимый, здесь, рядом с ней? Глаза наполнились слезами, и девушка медленно подошла к мужчине, поднимая до боли тоскливый и измученный взгляд, встречаясь с таким же запуганным и скучающим ярко — зелёным. Она подняла тонкую кисть вверх, дрожащими пальцами оставляя еле ощутимые касания на щеках и подбородке, обжигая и тем самым оставляя ещё одни маленькие выжженые кусочки его существа. -Джефф… — только и смогла выдавить Холд, каким — то не своим, охрипшим голосом, и солёная капля скатилась вниз, оставляя влажную соленую дорожку. — Ты вернулся… -Я пришёл за вещами, я уезжаю сегодня в командировку на несколько месяцев в другой штат. — вырвавшись из оцепенения, поспешил заверить капитан, чувствуя, что если допустит хотя бы ещё одну секунду промедления, то его план провалится, и он тут же подхватит её на руки, целуя и обнимая, плавясь от невозможности противиться силе любви. Наверное, так было бы лучше, но он стойко выдерживает такую пытку. Затеплившаяся надежда в один момент угасает, и вместе с ней блондинка понимает, что он уже все решил для самого себя и на этом все кончено. Девушка ни за что не будет ему мстить, ведь попросту не за что, не будет обижаться и устраивать истерик и скандалов, ведь выбор Баттса и его чувства она уважала и считала его поступок уйти от такой, как она, правильным и разумным. -А, ясно. Проходи. Завтракал? — было видно, что она уже очень долго не улыбалась, синяки под глазами кричали о бессонных ночах, румянец на щеках пропал, но даже после всего актриса продолжает заботиться о нем и волноваться. -Нет. Вижу, готовишь пампушки? — он кивнул в сторону выпечки, захлебываясь слюной от разыгравшегося аппетита. -Да, это помогает расслабиться и немного отвлечься от всего. — она выдавила горькое подобие улыбки. — Твои любимые. Проходи, поешь. — она, закончив с посыпкой последней плюшки, поставила перед ним целую кучу вкуснятины. -Я не голоден, мне вещи нужны. — серьёзно посмотрел полицейский, произнося слова словно автоматически, не советуясь с сердцем. -Послушай, просто съешь хотя бы несколько штук, не едь натощак, если тебе противна моя компания, то я могу уйти, можешь поесть один. — он хотел было перебить, но не успел, так как Эмма уже опередила его в этом. — Приятного аппетита. Я пойду соберу твои вещи. — девушка вышла, оставляя его в одиночестве. Баттс сел на свое обычное место, беря с блюда одну пышку и откусывая кусочек, который почти сразу же растаял во рту, отдаваясь приятным сладко — карамельным послевкусием. На языке — сладость, на душе — горечь. Пампушка, словно его возлюбленная, такая вкусная и любимая, что хочется съесть как можно больше, попробовать все и сразу. Тяжело вздохнув, он мысленно прощался со всем этим дорогим окружением, по которому капитан будет очень скучать. Эмма тем временем зашла в спальню, распахивая шкаф и кидая на кровать все вешалки с одеждой полицейского. Слезы вновь начали душить, вот — вот грозясь ливнем пролиться по щекам, застилая ясный взгляд, сердце отбивало ровный неторопливый траурный такт, хороня заживо последнюю надежду и веру в то, что все ещё может наладится. Новость об уезде окончательно убедила актрсу, что назад все пути отрезаны, теперь нужно были либо идти дальше, вперёд, либо остановиться здесь, у обрыва прошлого, порываясь иногда наплевать на все и сброситься в тёмную бездну, лишая дорогих людей мук и страданий из — за неё. Тихонько всхлипывая и бережно укладывая одну вещь за другой в сумку, она постепенно умирала, с каждым движением стреляя себе в виски новыми пулями неизбежности и безысходности. Каждая футболка, каждая рубашка пропахла ароматом его кожи, поэтому, беря одежду в руки, Эмма несколько секунд смотрела на неё унылым взглядом, после поднося её чуть ближе к носу и вдыхая приятный запах, пытаясь запомнить это ощущение и благоухание. Закончив и ещё раз бросив взгляд на готовый багаж, актриса бесшумно вошла на кухню, где мужчина задумчиво пережевывал кусочки выпечки, уставясь в одну точку. -Не возражаешь, если я посижу с тобой здесь? — робко спросила блондинка, подходя чуть ближе к нему. Очнувшись, он поднял на неё затуманенный взгляд, пытаясь сообразить, что та сказала. Наконец, опомнившись, поспешил ответить. -Это твой дом, будь где хочешь. — снова вырывается ложь и фальшивый грубоватый тон. Повисла затяжная пауза. -Как ты себя чувствуешь? Болит что — нибудь? — капитан покосился на живот возлюбленной. -Нет, все нормально. Растёт быстро. — девушка положила руку, поглаживая кожу. — Скажи, пожалуйста, я могу оставить себе твои наручные часы? -Зачем они тебе? — с непониманием Баттс посмотрел на актрису, которая, не моргая, почти вновь плакала, сдерживаясь из последних сил. -Это все, что у меня осталось в напоминание о тебе. Я понимаю, что ты, скорее всего, меня не простишь и уйдешь навсегда, а я не смогу тебя забыть, но хотелось бы, чтобы было что-то, что я могу потрогать и вновь вспомнить тебя. — на виске вздулась века от напряжения, а из глаз скатилась пара солёных капель. Сердце мужчины тоскливо сжалось. Она хочет всегда помнить о нем, значит тоже очень любит. Он просто не может отказать ей в такой просьбе, не имея возможности остаться самому. -Можешь забрать их себе. — он поднял глаза на женский профиль, всматриваясь в черты лица и мысленно рисуя их у себя в памяти, чтобы тоже всегда было то, что будет давать знать об Эмме. Она лишь благодарно кивнула. Вскоре, настал час собираться. Полицейский поднялся с места, за ним встала девушка. -Спасибо за вкусный завтрак, ты как всегда умница. И за вещи, кстати, тоже. Я пойду. — он попятился, отходя к двери, а блондинка пошла за ним. -Ты ведь вернёшься в Голливуд после командировки? — блестящими голубыми глазами она пытливо впилась в его лицо, пытаясь понять истинный ответ. -Наверное. Но, может быть, останусь там, если изменю свое мнение и решение. — казалось, он так холоден снаружи, но если копнуть чуть глубже, то внутри него разгоралось пожирающее горячее пламя, вспыхнувшее возле выхода из этой квартиры, будто не отпуская. -Перед тем, как ты уйдешь, я хочу тебе сказать, наверное глупости, как ты подумаешь. Я всегда буду любить тебя и ты навсегда останешься со мной, вот здесь. — дрожащая тонкая кисть прикоснулась к груди, к району сердца. — Я всегда буду тебя ждать, ты всегда можешь попросить меня о помощи. Я люблю только тебя и… Я буду очень скучать, прямо как сейчас. — ком в горле практически не давал свободно говорить, а голубые глаза, словно небо, роняли горькие слезы. — Можно мне, может быть последний раз, обнять тебя, Джефф? — прошептала она, глядя на ошарашенного копа, замеревшего от столь проницательных слов. Капитан стоял, поверженный такой речью, наполненной горечью, одиночеством и обреченностью. Взгляд его оставался таким же, вроде бы, безразличным, но это лишь маскировка, призма, за которой прячется вся неозвученная тоска и боль, которая разъедала изнутри вот уже почти неделю. Его строгие и равнодушные глаза Эмма восприняла как отказ, понуро опуская голову, прикрывая ладонями красное лицо, как вдруг Баттс резко дёргает её на себя, сжимая в объятиях и незаметно вдыхая запах волос и кожи, чувствуя, как в уголках глаз отчего — то тоже скапливаются скупые солёные капли. В ответ она начинает бесшумно рыдать, оставляя мокрые разводы от слез на ткани одежды, утыкаясь ему грудь, маленькими ладошками обхватывая широкую спину. Простояв так совсем недолго, он отпускает её, всматриваясь в голубизну женского взгляда. -Спасибо. — шепчет он, покидая квартиру быстрым шагом, чтобы не сорваться и не забросить все свои твёрдые намерения уехать в одно место. Актриса остаётся одна, стоя на пороге и провожая его глазами. Он позволил себя обнять, она вновь ощутила его тепло и силу, мужественность и выносливость. Почему-то стало малость легче, ведь теперь она сможет чуточку дольше обходится без него рядом, хотя даже секунда вдали от возлюбленного казалась невозможной и целой бесконечностью. Управившись с домашними делами, вечером Холд поговорила по телефону с Алекс, рассказав той обо всем, что случилось. О расставании, о командировке и о том, что случилось сегодня ещё днем. Эндлес поддерживала подругу как могла, думая, что ещё не все потеряно, и если капитан не отверг такой порыв, то, возможно, у него сохранились светлые чувства к блондинке. Очень хотелось бы в это верить. После они ещё долго болтали ни о чем. Был уже поздний вечер, когда разговор закончился. После общения с каскадершей осталось приятное чувство заботы и моральной помощи, которое сейчас нужно было как никогда.

***

Была уже глубокая ночь, когда вдруг сон девушки прервал звонок мобильного. Подскочив от неожиданности, она сонно потерла глаза, щурясь и отвечая на вызов. Звонил Вуд. -Алло. Тони, ты на часы смотришь? Два часа ночи. Что случилось? — голос был слегка осипшим ото сна, но слова приятеля заставили содрогнуться и окончательно проснуться. -Эмма! Боже, как хорошо, что ты ответила. Послушай меня внимательно и не бросай трубку, очень тебя прошу, это вопрос жизни и смерти в прямом смысле слова. Дэвид в больнице с тремя ножевыми ранениями, он потерял много крови, требуется срочный донор. Он связался с какой-то наркотической мафией, взял порошок в долг, а вернуть деньги отказался, вот и поплатился за это. Я умоляю тебя, приезжай! — голос режиссёра был напуганным и запыхавшимся. Актриса не верила своим ушам. Такого просто не может быть. Шок и потрясение, больше ничего не ощутила она в тот момент. Но внезапно волна раздражения и негодования всколыхнула внутри обиду. -О чем ты говоришь? Ты правда думаешь, что после всего, что он сделал, я прибегу спасать его жизнь? Он разрушил мою, он отнял у меня любимого человека, сделал мне ребёнка, от которого сам отказался, я осталась одна, никому не нужная. И ты серьёзно полагаешь, что я после всего буду помогать?! — вскричала она, подскакивая с кровати и чуть ли не пуская пар из ноздрей, подобно разъяренному быку перед корридой. -Я все понимаю и ни в коем случае не оправдываю его, он поступил просто чудовищно по отношению к тебе, согласен. Но Эмма, он мстил, потому что это казалось ему единственным выходом притупить вину перед тобой, поверь мне. Он вновь стал зависимым. Я знаю, что он причинил тебе много боли и страданий, лишил выбора, но пойми, он же умрет, ты — единственный шанс на спасение. Пожалуйста, я очень прошу тебя, не бросай его. — в панике чуть ли не плача умолял Вуд, однако обида за прошлое и разочарование были сильнее. -Мне очень жаль, Тони, но я ничем не могу помочь. Он во всем виноват сам, он должен расплатиться. — стальным тоном проговорила девушка, сжимая кулаки от напряжения и потрясения. -Эмма, прошу, не… — воскликнул мужчина, но актриса уже сбросила вызов, убирая телефон. Судорожно анализируя всю ситуацию, её охватил ужас и паника. Только сейчас пришло осознание, что существует реальная угроза смерти. А спасти его может только она, ведь только её группа крови подходила для его из ближайших знакомых. Сначала горечь и злоба вытесняли все остальные чувства, но сейчас страх и понимание, что она не может иначе, заполнили все нутро. Девушка поняла, что, несмотря ни на какие факты и ошибки, должна помочь, должна сделать все, что только в её силах, чтобы попытаться уберечь Тарино от гибели, ведь знать, что способен что — либо сделать и не предпринять ничего — просто низкий и не достойный поступок для любого человека. Вырвавшись из оцепенения, Эмма подскочила словно ошпаренная, в одних спальных штанах и футболке выбегая из дома, прямо под ливень, который нещадно поливал все вокруг, мокрой стеной шумя по асфальту. Недолго думая, она тут же бегом устремилась до больницы, которая была в 30 минутах спокойной ходьбы, за одну минуту насквозь промокая под прохладной дождевой водой. Вся продрогшая, мокрая, волосы неприятно прилипали к лицу, как и пижама, ноги с шумом быстро — быстро ступали по влажным дорогам, хлюпаяя по огромным лужам и тоже становясь насквозь мокрыми. Но ни на что Холд не обращала внимание, ведь сердце отбивало звонкий ритм, ускоряя её, а в голове металась одна мысль: «Только бы успеть!!!».

***

В это время в больнице в отделении реанимации, Энтони после разговора с Эммой совсем отчаялся. Страх за жизнь лучшего друга заполнил вязкой липкой жижей все внутри, холодный пот стекал вниз от шеи и до пресса. Он так надеялся, что лишь Эмма придёт на помощь, но и она отвернулась, отказалась, и в чем — то была права. Была бы подходящая группа крови, он бы сам отдал хоть все четыре литра на спасение, но, к сожалению, он не мог быть донором. Ужас сковывал все тело, а время было на исходе. Воврвавшись в палату к Тарино, где он был пока ещё в сознании, тяжело дышал и отплевывал кровь, зажимая рукой колотые раны в правом районе грудной клетки и поясницы, а из третьего ранения в ключице просачивалась кровь, показываясь даже сквозь стерильную повязку. Это зрелище было поистине пугающим, можно было сойти с ума от невозможности предпринять хоть что-то, теперь Вуду ничего не оставалось делать, кроме как, потеряв надежду, смотреть, как его лучший товарищ умирает в муках, истекая темно — красной густой кровью. -Т — Т — Тони. Кха, ах… — позвал его друг, и в миг режиссёр оказался рядом. — Ну что? К — кажется, вот и вс — все. — он поморщился от тупой боли, закатывая глаза и вновь начиная сплевывать кровавое месиво. -Не говори так, слышишь меня? Ничего не «все»! Я Эмме звонил, она сказала, что поторопиться к тебе. — он вглядывался в безжизненные карие глаза, закусив губу и сдерживаясь, чтобы не начать крушить и ломать здесь все из-за того, что врачи ничего не делают, ведь нужен донор, которого все ещё нет. Дэвид хрипло хохотнул, судорожно вдыхая воздух. -Н — нет, а — ах. Она не придёт. Я ей сломал всю ж — жизнь, она ненавидит меня. — Тарино криво усмехнулся, поднимая взгляд на Вуда. — Это п — правильно. Она не простит меня, такое не п — п — прощают, кха — кха, м — м — м… — по бледным губам вновь стекали красные струйки, а бинт на ключице все сильнее и сильнее заполнялся алым цветом. — Т — Тони… Прости меня, друг. Ты говорил мне, ч — что до добра мой поступок не доведёт, а я тебя не слушал, к — кричал на тебя. П — п — прости… — глаза на секунду закрылись, после чего Энтони резко подскочил, тряся посеревшее лицо Дэвида, после чего его веки медленно поднялись. -Дружище, я простил тебя уже давно. Я прошу тебя, держись. Эмма уже в пути, она поможет, в её сердце нет места ненависти ни к кому, таких, как она больше не существует. Помощь близко, слышишь? Не вздумай сдохнуть, Тарино! — слегка сжав окровавленную руку друга, Энтони выбежал за пределы палаты, останавливаясь в коридоре и мечась из угла в угол. К нему подбежала молоденькая симпатичная медсестра, тронув мужчину за рукав. -Мистер Вуд, вы нашли донора? Осталось совсем немного времени, если сейчас не сделать ему переливание, то он умрёт. Кровопотеря очень велика, сам организм не в силах восполнить такую существенную затрату. Поторопитесь! — девушка в белом халате скрылась за поворотом. Режиссёр в отчаянии опустился на пол, схватившись за голову руками и начиная рвать на себе волосы. Неужели, это конец, и жизнь Тарино действительно идёт на минуты? Закрыв глаза, Вуд вздохнул и с горечью уже мысленно попрощался с другом, повторяя про себя: «Вот и все, конец». Как вдруг в конце длиннющего коридора послышались звуки торопливых шагов, а вскоре показались очертания женского стройного силуэта. Сощурившись, мужчина встал, и присмотрелся к фигуре. К нему спешит Холд. Вся мокрая и замерзшая, сырые волосы прилипают к лицу и одежде, она, как свет надежды, как маяк и ангел — хранитель торопливо бежит навстречу. Может, это мираж и просто желанная выдумка? Нет, это точно явь, вот она уже совсем близко. -Тони, где он? — чуть не упав от усталости, девушка уже направилась в палату, как Энтони удержал её за локоть, спасая от падения, и направляя в кабинет приёма доноров крови. -Эмма, слава Богу. Я уж думал, что все закончится уже через несколько минут, весь извелся. Беги туда, там кровь принимают. Я жду тебя здесь. — закрыв за ней дверь, режиссёр устало опустился на стул, растянувшись во весь рост и впервые за проведенный вечер и беспокойную ночь почувствовал некое расслабление и спокойствие. Через некоторое время дверь в кабинет открылась, оттуда выбежала медсестра со специальными емкостями, в которых находилась кровь актрисы, и устремилась в палату Тарино, проводя нужные процедуры переливания, а затем, закончив, вышла, потирая руки, и обратилась к почти заснувшему Энтони. -Вашему товарищу крупно повезло, что девушка успела вовремя. Теперь его жизни ничто не угрожает, мы будем и дальше помогать восстановлению его организма от полученных травм, сейчас он спит, все хорошо. Вы можете ехать домой и навестить его завтра. Всего доброго. — она скрылась за поворотом. Такого облегчения Вуд не испытывал наверное никогда. Будто бы гора с плеч свалилась от осознания, что помощь пришла вовремя и вообще пришла. Через несколько секунд из дверей вышла чуть бледная и немного шатающаяся Холд. Приобняв её за плечи, он усадил её на стул рядом с собой. -Эмма, ты как? Все в порядке? С ребёнком все нормально? — внимательно глядя на неё, спросил режиссёр. -Всё в полном порядке, Тони. Главное, что теперь жизнь Дэвида в безопасности. Я просто не могла не прибежать, зная, что могу спасти его, даже несмотря на все его ужасные поступки. Прости, что бросила трубку, просто у меня последнее время одни стрессы, нервы и слезы. — блондинка вздохнула, слабо улыбаясь и проводя рукой по влажным волосам. -Ничего, ведь ты пришла. Джефф ушёл от тебя, да? — в ответ лишь грустный кивок. — Извини. Я сочувствую. Ничего, все наладится. Тебе только нужно будет прийти к Тарино как — нибудь. Он думал, что умрёт, поэтому сказал мне, что я обязан тебе кое — что сообщить. Но так как он жив, думаю, будет лучше, если он сделает это самостоятельно. Навести его на досуге, я уверен, что после этого все придёт в норму. — он улыбнулся, проведя пальцами по хрупким кистям. -Хорошо. Спасибо тебе за информацию. Я обязательно приду. -Молодец. А теперь я, пожалуй, поеду домой. Тебя подвезти? -Да, если не трудно. Только подожди, я сейчас. — девушка встала и зашла в палату к Дэвиду. Мужчина лежал молча, его грудь спокойно поднималась и опускалась, показывая, что все нормально и он в глубоком здоровом сне. Места ранений были перевязаны, сердце билось в хорошем ритме. Его лицо было таким же, каким она запомнила его в последнюю неприятную встречу. Тихо подойдя ближе, Холд наклонилась и прошептала. -Как же ты меня напугал. Не делай так больше. — и мягко и почти невесомо дотронулась до холодной большой ладони. После она бросила последний взгляд на режиссёра, выходя из палаты и отправляясь вместе с Энтони к машине, чтобы наконец вернуться домой и отдохнуть от стрессов и переживаний.

***

Судьба все же наказала Тарино за его низкие и подлые поступки. Оправится ли он от полученных ранений или же на всю жизнь останется калекой? Что понесёт за собой роковой выбор в пользу мщения? Эмма спасла того, кто причинил ей столько горя и несчастья, зачтется ли девушке это доброе деяние? Что станет с её малышом? Вернётся ли к актрисе Джефф, который отправился в командировку? Может быть Энтони Вуд прав, и заветное послание Дэвида и правда прольет свет на многие безответные вопросы? Неужели все наладится? И, может быть, это тот случай, когда Баттсу и Холд нужно было сделать маленький шаг назад, чтобы потом сделать два больших и значимых продвижений вперёд?