***
Поначалу расплывчатая картинка перед глазами стала постепенно приобретать чёткость. Вскоре я разглядел свои собственные ладони, сжимающие открытый на последней странице старый фотоальбом. Моё внимание привлекла фотокарточка, которая показалась мне знакомой. Только вот, один край оборван, и я мог видеть лишь половину кадра. На ней был запечатлён мой отец в подростковом возрасте. Улыбка, кудри, пионерская форма. И кого-то он обнимал одной рукой. Но этот неизвестный остался на второй части фото. Я точно его где-то уже видел, но никак не мог вспомнить. Я резко захлопнул альбом и отложил в сторону. Все движения получались какие-то растянутые, как будто в замедленном действии. Словно вместо воздуха вокруг была какая-то вязкая субстанция, в которой задерживались и тонули даже звуки. Меня охватило странное чувство паники и беспокойства. Воздух стал ещё тяжелее и жарче, было трудно дышать. Я интуитивно понимал, что должен найти отрывок фотографии. Он вдруг стал жизненно важным для меня. Почувствовав, как внутри всё сжалось, я оглядел комнату, пытаясь отыскать его взглядом. Где же он может быть?! Я вскочил с кровати, но не устоял на ватных ногах и упал на пол, царапая локти и колени. Бессильно зашипев сквозь зубы, я резко поднялся и стал беспорядочно бегать по комнате всего с одной навязчивой мыслью в голове — найти. На пол полетели книги, ещё какие-то вещи со стола, на которые я не обращал внимания. Треск и грохот предметов об пол были едва слышны, словно издалека. Вокруг стало ещё горячее, грудь сдавило болью от недостатка кислорода, настолько сильно, что я просто не мог вдохнуть. Но, несмотря на это, я продолжал бессмысленно метаться из стороны в сторону, и мне казалось, что я вот-вот найду нужную вещь, но каждый раз это оказывалось что-то другое. В какой-то момент я замер, почувствовав, как пальцы сжимают кусок ткани… Нет, это платок. Поднеся ладонь ближе к лицу, я несколько долгих секунд разглядывал ярко-красный лоскут, аккуратно обшитый по краям. Что-то зацепило меня в нём. Нет, это не то, что мне нужно! Отбросив платок, я оглянулся, заметив, что стены как будто стали сближаться и сдавливать своей тяжестью. Взор помутнел, я наощупь сделал пару шагов, но споткнулся, из-за чего опять упал на холодный пол. Горло сдавило судорожным кашлем. Жалкие попытки вновь подняться не увенчались успехом. Не в силах даже сидеть на коленях, я корчился на полу в судорогах, задыхаясь и царапая руки ногтями. На губах появилось ощущение горького металлического привкуса. Грудь и горло обжигало изнутри этой вязкой чёрной жидкостью, что стекала по углам рта и подбородку, вырываясь наружу с каждым приступом кашля. Она заполняла изнутри, вытесняя последние остатки кислорода. Но сквозь эту адскую боль до меня всё же донеслось то, что я вовсе не ожидал услышать — далёкое, почти неразличимое, пение. — Я рисую на картине… Эта короткая фраза, эхом повторяясь в голове, прояснила моё сознание. Чёрная субстанция из лёгких бесследно исчезла, сама атмосфера вокруг наполнилась свежестью, какая бывает после дождя, или перед рассветом, когда капли росы ещё не испарились. Словно морской бриз или морозное утро. Я медленно поднялся на ноги. От недавних ужасных ощущений не осталось и следа, мысли приобретали чёткость и ясность. Давящей атмосферы больше не было — её заменили лёгкость и спокойствие. Меня манил этот мягкий, обволакивающий своим звучанием голос, звал к себе. Я подошёл к окну и, сам не понимая толком, зачем, залез на подоконник, открывая при этом раму настежь. Я посмотрел вниз, но ничего нельзя было различить. Всё вокруг за пределами дома будто утопало в каком-то непонятном тумане. Я, не задумываясь, сделал шаг вперёд, провалившись в эту плотную и обволакивающую пустоту. Но падения не оказалось как такового — открыв глаза, я понял, что спокойно стою на твёрдой земле. Невдалеке виднелась бледная гладь озера, а под ногами шелестела желтоватая трава. Меня совершенно не смущал факт отсутствия логики и законов физики. Чего ещё можно ожидать от сна? Хотя боль, кстати говоря, ощущалась вполне явственно. Возле озера я заметил показавшийся знакомым силуэт. Он стоял спиной ко мне, перед мольбертом, и что-то писал, размашисто водя большой кистью. Я его видел совсем недавно, но не мог понять где… Фотография! Точно. Та же фигура, одежда. Я быстрым шагом направился прямиком к Союзу, будучи уверенным, что это именно он. — Отец! — крикнул я, уже приближаясь, но он даже не обернулся, чему я очень удивился. И ничего не ответил. Лишь напевал что-то неразборчивое себе под нос, при этом, продолжая оставлять на холсте новые алые мазки. Только сейчас я заметил, что небо над нами начинало окрашиваться в цвета картины, всё больше и больше с каждым движением художника, а лучи заходящего солнца оставляли малиновые блики на одежде и руках фигуры у холста. Между пальцев его свободной руки, как мне показалось, мелькнул обрывок той самой фотографии, что я искал, и это заставило меня ускорить шаг. — Отец? — повторив попытку дозваться его, я чуть ли не подбежал ближе и, поколебавшись лишь секунду, коснулся ладонью его плеча. Художник, оборвав пение на полуслове, резко развернулся ко мне лицом. — Что?! — воскликнул я, поняв, что передо мной вовсе не Союз, а… Рейх. Он то что здесь делает? Немец же, смотря на моё недоумение, лишь едва заметно хмыкнул, вновь развернулся к мольберту и невозмутимо продолжил писать картину. До этого момента я был твёрдо уверен в своих действиях, но сейчас стоял, уронив руки и рассеянно смотря, как холст приобретает всё больше малиновых оттенков. — Смерть в малиновой ти́не… — продолжал напевать он, словно не обращая внимания на моё присутствие. Я непроизвольно оглянулся, заметив, что всё окружающее: гладь озера, невысокая трава, небо с редкими облаками — всё стало приобретать ярко-малиновые, даже кровавые оттенки, сливаясь в однотонную массу. Снова посмотрел на художника, одежда которого сменилась на ту, что была на фото, второй обрывок которого я безуспешно искал. И сейчас, на какой-то момент, мне показалось, что фотография вдруг воплотилась в жизнь в лице Рейха. — В прошлом крик… — несколько мазков выявили на холсте стоящую на краю обрыва тёмную фигуру. — … под выстрел пушек! Его голос сорвался на последней фразе, из руки выпала кисть, а вместе с ней мелькнул среди травы и уже знакомый обрывок. Но мой взгляд зацепил тот силуэт. Он показался мне похожим на самого Рейха, хоть и не было видно мелочей — лишь общие черты и поза. Или нет, скорее, это был Союз. Но чем дольше я смотрел на картину, тем больше сомнений у меня появлялось. Эта фигура даже напоминала чем-то… меня? Я резко повёл головой, отгоняя навязчивые мысли, и сосредоточил взгляд на самом Рейхе. — Алый брызг… — вместо чёткого пения теперь звучал дрожащий и сорвавшийся голос, из-за которого становилось не по себе. Рейх медленно развернулся, преображаясь на глазах и обретая свой взрослый, теперешний облик. На его левой руке, начиная от ладони, стали медленно проявляться раны. Они, казалось, разъедали плоть, обретая всё более реалистичный облик. На белой ткани рубашки, будто красные маки, расплывались кровавые пятна. Я поймал на себе жуткий, бегающий, даже испуганный взгляд немца и невольно содрогнулся, видя ту боль, что он испытывал от ран, появлявшихся во второй раз. — Что ты стоишь? Сделай хоть что-то… — тихо прошептал Рейх. Но я не мог, не знал, что мне сделать. Он разочарованно наблюдал за моим бездействием, после чего вновь посмотрел в сторону картины, обращаясь словно к самому себе: — Он же бездушен… Вдруг, совсем неожиданно для меня, в его глазах появился страх, когда я попытался подойти и сделал шаг навстречу. — Не трогай меня! — закричал он, пятясь назад. В глазах его я заметил блеснувшие слезы. Нет, нет, нет, почему он боится? Я же ничего не сделал… Серьёзно, ничего не сделал? Пора бы перестать обманывать самого себя. — Перестань! Замолчи! — услышал я как будто со стороны свой сорвавшийся голос. Рейх упал на колени. Я прекрасно видел, как он содрогался от непонятного страха, что передавался и мне, поселяя в сознании неконтролируемую панику. Немец поднял на меня помутневший взгляд, что словно бы по щелчку потух. Рейх, подобно кукле, которой оборвали последние жизненные нити, обессиленно уронил голову вниз и рухнул на землю. Несколько секунд я в оцепенении смотрел на тело. В следующее мгновение подорвавшись с места, подбежал к нему, упав на колени рядом, но тут же понял, что поздно. Взгляд мужчины поблёк ещё больше, а кожа и правда стала похожа на бледный фарфор. И ни единого намёка на дыхание. Не в силах смотреть на это, я закрыл лицо руками, схватившись за волосы, и крепко зажмурил глаза. — Нет, не может быть, это всё неправда, просто сон, глупый сон… — судорожно повторял я, пытаясь уверить себя в этом. И именно сейчас мне резко пришло осознание — а если Рейх на самом деле?.. Что если всё это не только сон, вдруг подобное произошло на самом деле. — Нет, я не убивал его! Но, вопреки словам, сознание уже рисовало перед глазами яркие картины того, что уже произошло или могло случится в будущем. Всё это прервало хлопанье крыльев над моей головой. Тут же я почувствовал, как на плече через ткань футболки сомкнулись острые когти. Подняв голову, я увидел прямо перед собой иссиня-чёрные перья, клюв и глаз-бусинку ворона, что внимательно смотрел на меня. Оглянувшись, я понял, что кровавое небо стало постепенно темнеть из-за многочисленных птиц. Они летали вокруг нас, заполняя воздух резкими, режущими слух криками. Тут одна из птиц села на голову бездыханному Рейху, потом вторая, третья — они словно покрывали труп живым ковром. Ворон с моего плеча долго не задерживался, вскоре оказавшись в гуще стаи. С ужасом я увидел, как он вцепился клювом в одну из глазниц мужчины, выклевав оттуда блёклое око. Понимая, что уже не смогу их остановить, я стал отползать назад по земле, но некоторые птицы налетели и на меня, цепляя когтями одежду и царапая руки, которыми я тщетно пытался закрыться. Но больше меня пугало не это, а то, что я не мог никак повлиять на ход событий. В своём же сне! Тот самый ворон с глазом в клюве подлетел ко мне и бросил его рядом за землю. Я вскочил на ноги, а когда поднял взгляд, уже не увидел ничего — ни Рейха, ни мольберта, даже различия между землёй и небом — всё вокруг заполняли вороны. Но в следующее мгновение появился просвет среди всего этого, в котором мелькнул знакомая фигура. Не успел я удивиться этому, как птицы вовсе расступились встороны и я убедился, что передо мной стоял Рейх. Он изменился. Уже не та одежда с фотографии, а военная форма надета на нём, но, несмотря на чёрную ткань, были отчётливо видны пятна крови. Я поднял взгляд на лицо немца, которое украшали новые раны — продолжение улыбки с наложенными поверх неровными швами и пустота на месте левого глаза, из которого по щеке стекали тёмные капли крови, оставляя тонкие дорожки. — Каждый след под пыльным оком, — как ни в чём не бывало продолжал петь он, подходя ко мне, и на последних словах пнул носком туфли валявшийся на земле его же глаз, что сразу оказался где-то в стороне, среди травы и пыли. — На полотне уж столь широком, — Рейх вновь обернулся к стоящему на том же месте этюднику и взял в руки одну из кистей. Я лишь в растерянности и непонимании наблюдал за его действиями, при этом заметив, что на полотне тоже появились крылатые силуэты воронов на фоне алого неба. — Берегись моей кисти ловушки, — на холсте оказалось ещё несколько тёмных мазков, что постепенно начинали складываться в образы. Я насторожился при его словах, а в голове вдруг мелькнула мысль — это что, волки?.. И, словно в подтверждение, недалеко за моей спиной раздался протяжный, пробирающий до мурашек вой и сопровождающее его глухое рычание. Я резко развернулся, увидев словно подсвечивающиеся во мраке белые клыки и красные огни глаз. Дальше за ними уже ничего не осталось — даже темноты, просто пустое ничего. Я попятился назад, судорожно наблюдая за каждым движением волков, но они, казалось, ожидали некой команды. Я мельком бросил взгляд на Рейха, заметив на его лице жуткую ухмылку, и в следующий миг уже оказался на земле. Попытки вырваться были безуспешны — ноги и руки уже сковывали хватки челюстей, пока, правда, только на ткани одежды. Один, самый крупный волк, наступил лапами на грудь, придавливая меня к земле и нависая прямо над лицом. Я буквально чувствовал его жуткое дыхание и видел острые клыки, готовые вот-вот сомкнуться на шее. — Отпустите! Рейх, помоги мне! Прости меня за то, что я сделал, я не хотел, пожалуйста, помоги! Ну сделай хоть что-нибудь! — несвязно кричал я, ведь надеяться было больше не на что. Я увидел, как мужчина обернулся ко мне, полностью закончив картину и несколько мучительно долгих секунд, во время которых всё как будто замерло, разглядывал меня. То жалкое положение, в котором я сейчас находился. — Ах, как я люблю свои игрушки! — как только заключительная фраза сорвалась с его губ, я почувствовал, как шею пронзила ужасная боль, из ран хлынула кровь, а взор вмиг затмило малиновой пеленой.Смерть луны
17 октября 2020 г. в 16:15
Только когда парень закрыл за спиной входную дверь своего дома, он вдруг почувствовал, что остался один. Хах, впрочем, как всегда.
Немного постояв, рассеяно смотря куда-то в сторону, Россия прошёл на кухню. Мельком оглядев комнату, принялся убирать со стола то, что осталось от завтрака.
Чтобы разбавить давящую тишину ещё чем-то кроме лёгкого постукивания посуды, стал напевать под нос какую-то мелодию.
Росс аккуратно сложил тарелки и убрал в раковину. Взяв грязный нож, прокрутил его между пальцев, намереваясь сделать то же самое, но вместо этого замер на месте от промелькнувшей всего на мгновение картинки перед глазами.
Кинжал, покрытый кровью, из‐под тёмных разводов которой тускло поблескивает острое лезвие, и его ладонь, сжимающая рукоять.
Резко отбросив нож куда-то в угол кухни, Россия попытался унять дрожь в руках, но безуспешно. Дыхание участилось, он схватился за голову, больше всего желая сейчас избавиться от этих воспоминаний. Стереть, хотя бы на время, если не навсегда. Но память, что хранила каждую мельчайшую деталь, спрятав их в глубине сознания, сейчас услужливо рисовала перед глазами яркие картины произошедшего вчера.
Он вновь слышал свои слова, при этом не узнавая голоса:
«Давай я нарисую тебе настоящую улыбку…»
— Нет! Я не хочу, хватит!
Может, этот отчаянный вскрик и правда помог, или же на это повлияло что-то другое, но, открыв глаза, Россия понял, что наваждение закончилось. Или всего лишь отошло на второй план?
Парень нервно сглотнул, понимая, что должен как-то успокоиться. Кроме как достать бутылку водки и осушить полный стакан в помутневший разум ничего больше не пришло, но и таким вариантом он не пренебрёг.
Спирт приятно обжёг горло. Алкоголь — лучшее средство для забвения. Ну, на втором месте после смерти, конечно же. Да, это ему сейчас и нужно было. Забыть, поскорее забыть…
Россия сел за стол, чувствуя, что ватные ноги уже не держат его, и вновь наполнил стакан. Немного помедлив, взял в руку, переливая прозрачную жидкость по стеклянным стенкам. Решительно выдохнул, вновь выпив всё содержимое.
А вот и знакомое, даже привычное ему чувство опьянения. Главное — не переборщить, а значит, пора бы уже остановиться. Хотя, какая разница?
Головокружение, помутнение взгляда, ещё пара опустевших стаканов... Парень и сам не заметил, как уронил тяжёлую голову на плечо и отключился, ведь это с очень большой натяжкой можно было бы назвать сном.
Но даже сейчас он не получил забвения, которого так желал.