Сон делает больно.
Третий Рейх распахнул глаза и глубоко вдохнул. Сразу проверил грудь, позже – голову. Крови нет. Это сон. Он не мертв. Его не убила собственная дочь. Немец задержал дыхание, пытаясь отдышаться, и посмотрел на телефон. Поспал он ровно 16 минут – именно столько показали часы на экране телефона – но взбодрился достаточно.
Аккуратно, чтобы вдруг не обнаружить кровь на одежде и не упасть замертво, он вышел из кабинета. Первое, на что он посмотрел, была дверь в комнату Германии. Подноса не оказалось на месте. Это зрелище мгновенно сняло боль, и на лице проявилась улыбка. Уже в приподнятом настроении немец спустился на кухню и тут же потускнел: поднос лежал на полке, сладости нетронутыми покоились на стойке, кофе – на столе, а дверца, где находилась аптечка, была не полностью закрыта.
Рей прикусил щеку изнутри и всё же потянулся к полке с алкоголем. Небольшая бутылочка из-под текилы хранила разведённый кокаин. Мужчина отодвинул её, достал коньяк, позже – стакан и налил две третьих алкоголя. Немного подумал, взял не только стакан, а и бутылку, после направился обратно в своё пристанище. Коньяк нашёл место на столе, немец вернулся на ковёр, закуривая параллельно сигару. Не кубинскую – принцип не позволял – а немецкую, но и та была не хуже.
Рейх взял телефон и нашёл нужный номер. Набрал, включил громкую связь. Глубокая затяжка, выдох, и тот слабо улыбнулся сонному: «М?».
– Успели ли Вы, дорогой Италия, отдохнуть за те сорок минут без меня? – натянуто вежливо протянул Рей и отпил из стакана.
– Ох, мой фюрер… – он зевнул, говоря так тихо и медленно, словно кот, что проснулся под солнцем. – Что-то случилось?..
– Случилось, – тон резко стал холоден. За паузу, при которой немец делал затяжку, Королевство Италия снова едва не уснул. – Мне нужна твоя помощь, как друга.
Блондин аж опешил и уселся, говоря бодро, ведь сонливость как рукой сняло:
– Сейчас приду. Только с вас кофе.
– Любой на Ваш выбор, кроме того, что на столе. Я жду в кабинете.
Звонок оборван. Рейх медленно выдохнул и потёр переносицу.
Отношения между главными странами ОСИ всегда были странные. Даже очень. Они больше смахивают на маятник – меняются с ненависти на дружбу, но всё равно останавливаются на состоянии спокойствия. Во время Второй мировой войны это проявлялось очень заметно. То Японии было наплевать на всех, и она шла только к своей цели, то искреннее помогала с продовольствием. То Италия изо всех сил шёл против Рейха и звал на помощь, то подстраивался под него, как только мог. Отношения с Японской Империей подпортил её пакт о ненападении с СССР, подписанный в апреле 1941-го. С КИ всё пошло по наклонной из-за перехода на сторону Англии и неудачной попытки возобновить фашизм в Южной Италии.
Несмотря на войну, они втроём считали себя… чем-то ниже друзей, чем-то выше знакомых. Партнёры, собутыльники, любовники, но точно не друзья. Редкие пьянки Королевства Италии и Третьего Рейха всегда походили на анекдоты, вроде: «Зашли в бар немец и итальянец. Спустя бутылку текилы или бурбона итальянец танцевал стриптиз на столе, а немец кидал метательные ножи в стену, рисуя сердце для случайной дамы с анонимного чата, которой излил душу». Рей пытался не вспоминать эти вечера.
Стакан был уже пуст, когда мужчина услышал мелодию дверного звонка. Он удостоверился при помощи телефона, точно ли это желанный гость, и открыл дверь комбинацией клавиш. С динамика послышались сначала шаги на кухню, звон турки, недолгое кипячение воды с кофе, разлив и тихий серб. Италия поднялся по лестнице, постучался в кабинет, получил удовлетворительный ответ и зашёл в комнату.
– Добрый день, мой фюрер, – его тон дополнился усталой улыбкой. Блондин преспокойно лёг рядом с немцем и закрыл глаза, допивая кофе.
– Германия… я…
Итальянец вздохнул, приподнял одно колено и забрал сигару из рук мужчины.
– Вы поссорились из-за Карла, Рейх?
Тот молча кивнул и отвернулся от союзника.
– Вернее, из-за тебя. Да?
В ответ немец повернулся обратно и посмотрел в глаза. Поджал губы, сжал кулаки и медленно кивнул.
– Что ты сделал, чтобы помириться?
Он снова отвёл взгляд.
– Говори, Рейх, – настойчиво продолжал итальянец.
Рей немного задрожал и всё же тихо произнёс:
– В первый день я дал ей возможность высказать всё, выпустить эмоции…
– Ты сделал её виноватой? Это важный аспект.
Немец запрокинул голову и после паузы ответил:
– Я хотел выработать у неё отрицательную реакцию на это. Чтобы она во время спора сама доказала себе, что я виноват.
– Ох Боже, Рейх…
– Я идиот, да. Всё пошло почти по плану и…
– Это изначально был плохой план. Что ты сделал на второй день? – говоря немного жёстче, КИ встал, достал со стола Господина тёмный шоколад и второй стакан, который наполнил коньяком.
– Я принёс ей успокоительное, сладости и кофе. Попытался поговорить. Рассказал, что Карл – интерпретация, и что я виноват. Она не слушала. Позже, всё с подноса разложила по полочкам и вновь закрылась в комнате. Как ты знаешь, её комнаты я не подключил к общей системе и поставил там такое же оборудование шумоподавления, как и в своём кабинете. Поэтому я не знаю, что она там делает, – говоря уже спокойнее, Рей поднял руку и чокнулся со стаканом Италии своим.
Они вместе выпили до дна и закусили шоколадом.
– Хорошо. Что она отвечала?
– Попросила заткнуться. Понови, прошу.
– Вы с ней два сапога пара.
– Яблоко от яблони, – процедил брюнет и опустил уже наполненный союзником стакан. – Да брось, я редко так говорю.
Итальянец тихо рассмеялся и плюхнулся на пол.
– Серьёзно? Настолько часто?
– Ну… – КИ засмеялся чуть громче. – При мне – достаточно.
Рейх цыкнул и вновь чокнулся с трясущимися от смеха своего хозяина стаканом. Выпив половину коньяка, он отобрал сигару из рук собутыльника, который только собирался сделать затяжку. А тот мгновенно перестал смеяться и возмутился:
– Эй!
Рей молча махнул рукой, словно говоря: «Отстань от меня, мал ещё для такого».
Сложив руки на груди, Италия отвернулся. Когда дым коснулся красных и зелёных прядей, он подскочил и резко снял фуражку с немца. Да, он прекрасно знал, как это влияет на Третьего Рейха. Да, он был готов к этому удивлённому взгляду.
– Отдай, – в приказе слышался надломленный тон, а Рейх потушил сигару о плитку.
КИ молча закинул фуражку на люстру и сел на пол.
– Ты совсем страх потерял?!
Немец поджал губы, встал на диван и попытался достать головной убор.
– Рейх, замри. Я отдам её при одном условии, – говорил итальянец твёрдо и уверенно, показывая взглядом, что нужно слезть.
Бывший фюрер всё же замер, а позже и спустился к нему. Он сжал кулаки и отвёл взгляд.
– А теперь, слушай, – Королевство Италия взял его за плечи. – Дай пока Германии спокойствие. Не говори с ней. Ей нужно переварить информацию, принять её.
– Дать ей пройти стадии принятия?.. – спросил немец шёпотом и посмотрел в голубые глаза.
– Именно. И пройти самой. Максимум, что ты можешь сделать – готовить ей завтрак и предоставить документы. Но не попадаться на глаза. Лучше вовсе съехать в другой дом.
– Мы и так не пересекаемся… В этом нет необходимости.
– Ты понял, что нужно делать, Рейх?
Мужчина кивнул в ответ и вновь отвёл взгляд. Бледные пальцы, усеянные серебряными кольцами, отпустили его плечи. Как только Рей поджал колени, на его голове оказалась фуражка, которую старательно поправили вместе с волосами.
– Переключаемся, – спокойно произнёс Италия и улыбнулся.
– Хорошо.
Немец и правда переключился с болезненной растерянности на меланхолическое спокойствие. Сигарета снова подожглась, стаканы наполнились, а мужчины улеглись на пол.
– Что собираешься делать дальше? В плане манипуляций, я имею ввиду.
– Ммм… я точно знаю, что сделаю после того, как сделаю то, что сделаю дальше. А что я сделаю дальше, я не знаю.
– Никогда не слышал в одной реплике так много слова "сделаю".
– Я могу и больше, – Рей слегка улыбнулся и отпил из бокала. – Я сегодня сделаю, то, что сделаю завтра и сделаю послезавтра, но я никогда не сделаю того, что сделаю через сотни лет, ведь через сотни лет я сделаю что-то такое, чего не сделаю никогда.
– Ох, хватит, меня уже тошнит от этого слова.
– Согласен, – немец допил коньяк и вздохнул. – Пока не выберу между двумя идеями, но…
– Ох, нет. Я не люблю твоё "но", – Королевство посмотрел на него и недовольно скривил губки.
– Мне нужен Италия. Ничего опасного не будет.
– Нет, Рейх. Хоть мы сейчас говорим в тёплой атмосфере, но я против. Я не ЯИ, что может так просто отдать ребёнка.
– Твой сын должен всего лишь устроить вечеринку. И пригласить всех. А там две стороны: или он вообще не замешан, или ему нужно будет сыграть одну небольшую роль.
Королевство Италия прищурился и отпил прямо с горлышка бутылки. Своего сына он никогда не втягивал в авантюры, всегда был примером, поддерживал и воспитал здоровую, сильную и добрую личность. Но вечеринки Италия любит, да и актёр хороший. А привилегии от фюрера всегда были полезными…
– Хорошо. Я поговорю с ним. Но, если он откажется, то последнее слово за ним. И ты остаёшься у меня в долгу.
– А про твои долги мы как бы забыли, да? – пробубнил немец и потушил уже выкуренную сигару.
– Я свои долги оплачу собой, а сына в это не вмешивай.
– Да всё, понял, хорошо. Поговори. Если согласится – пусть придёт, – Рей заговорил немного быстрее и громче, когда итальянец испепеляюще посмотрел на него:
– Я просто расскажу, что ему нужно будет сделать! Премного Вам благодарен, Королевство Италия.
Тот в ответ недовольно отвернулся и зевнул. Теперь спать хотелось ещё больше.
– Спасибо за терпение. Можешь меня обнять в качестве извинений.
Мужчина слабо улыбнулся, повернулся к немцу и аккуратно его обнял. Привилегия «обнять волка-недотрогу, который рычит, даже если коснуться его плеча» открывалась раз в десятилетие, и то при должной дозе алкоголя. Зачастую, Италия пытался обнимать друга долго, желательно час. В данном случае, и трёх минут хватило на то, чтобы КИ засыпал, положив голову на чужую грудь, и улыбался от мягких поглаживаний по голове.
– Ты хорошо поработал, ты заслужил сон. Можешь идти домой.
– Ммм, я не хочу домой. Здесь хочу.
– Здесь Германия, ей это не понравится.
– Ла-адно, – мужчина неохотно отстранился, встал и поправил чёрный кардиган. – А сделаешь торт на вечеринку? Так давно от тебя сладкого нет.
– Оу, да, конечно. Скажешь, какие пожелания у Италии, кроме тех, которые я знаю. Они же у него меняются постоянно.
– Хорошо. Сейчас это тирамису, но я уточню всё. Тогда я пошёл. Благодарю за кофе и хороший разговор, мой фюрер.
Рейх кивнул, так и не вставая с пола:
– И Вам спасибо за помощь. Приятного сна и хорошего дня.
Королевство Италия неспеша вышел, пару раз задумался насчёт того, чтобы постучаться к Германии, но всё-таки спокойно прошёл мимо её двери и покинул дом Господина.
– А теперь… займёмся работой.
Шёпот Рея всё ещё полон тревоги, поэтому работа точно нужна. Алкоголь не помешал сообразить, что скоро придёт гость.
Мужчина тихо вздохнул и встал. Подойдя к шкафу, он взял скрипку, позже включил ноутбук. Система камер увеличилась в размере, теперь их стало ещё больше на территории Турции. Рей наклонился над ноутбуком и, отбивая ногой ритм, начал просматривать ускоренную запись того, чем занималась девушка. Всю ночь она провела на улице: была на озере, в поле, в лесу. Утром попыталась зайти к Франции и Японии, но те не пускали её, оставили без ответа, не без настояния на этом немца, конечно.
Рейх немного замедлил видео после того, как в 11 часов Турция вернулась к себе домой, но в здание слуг. Ещё больше замедлив разговор девушки со, скорее всего, самым верным слугой, немец попытался прочесть диалог по губам. Ему это почти удалось. Только он не уверен с именем слуги. Разговор на турецком был короток. «Кемаль, мне нужно новое платье», – произнесла Турция. На что получила кивок и краткое: «Пройдёмте, я попрошу принести рахат-лукум». Рей на секунду задумался о том, что хорошо было бы знать турецкий не на уровне «я вас слышу, понимаю, но не отвечу», но звук двери с записи вывел из мыслей. Турция зашла в дом уже в реальном времени.
Ритм ногой дополнился нежной мелодией скрипки.
– Милая Турция, я сильно удивлён своей удаче, – мужчина слабо улыбнулся. – Приятно удивлён.
Он аккуратно отошёл от экрана ноутбука и прикрыл глаза. Робкая мелодия постепенно становилась тревожной. Рука, что двигала смычок, немного вздрогнула, когда он начал говорить:
– Мне жаль Вас. Парень, которого Вы любили, бросил Вас, как только Вы показали свою любовь. Бросил и так ничего не рассказал. Вам тревожно теперь, больно. Удар по стене, – мелодия замерла на высокой громкой ноте, но совсем скоро дополнила томной тревогой слова музыканта:
– Вы злитесь на него. Он ребёнок. Настоящий ребёнок.
Мелодия резко изменилась на быструю, рваную. Подбородок сильнее сжал скрипку.
– Злость на него дополняется и ненавистью к себе. Почему один вид стола, за которым он сидел, вызвал такую реакцию? Почему так сложно дышать? Почему каждый новый вдох возможно сделать только при новой разбитой вещи? Бедная девочка, – совсем тихо засмеялся он и заиграл ещё быстрее, широко улыбаясь и танцуя одинокий вальс.
В его голове после ухода Турции появилось только несколько вариантов развития событий. И все, кроме одного, трактовали о том, что она вновь станет гостью манипулятора. До её прихода ещё есть время, поэтому Третий Рейх продолжил интерпретировать эмоции и действия Турции в музыку. Сбивчивое дыхание имитировалось дрожащими движениями смычка, уровень злости – звуком, диапазон эмоций – высотой, а действия – скоростью. Музыка, как и другое искусство, – сплошные эмоции. Именно поэтому невозможно сыграть двум людям абсолютно одинаковые мелодии. Да и одному человеку будет тяжеловато.
– Так… – Рей неожиданно для себя перестал играть.
Он подбежал к ноутбуку, открыл его и увидел, как интересующая его особа вышла из дома, накинув пальто с капюшоном.
– Ох… во что я был одет, когда получил удар ножом?
Интересный вопрос со скучным ответом: парадная форма. Та, которую он надевал только для Японской Империи. Тогда он хотел преподнести подарок своей бывшей правой руке. Небольшая коробочка всё ещё лежала во внутреннем кармане.
– Вот и нашёл презент на вечер.
Порадовавшись находке и отложив шинель, он оделся и уложил волосы. Позже спустился, заранее проверив двери в комнату Германии, и зашёл в ванную.
Справившись с последствиями алкоголя, он направился на кухню. Там поставил чайник и поискал в кладовке пачечку рахат-лукума. Оглядевшись, открыл дверцу тумбы, достал доску и нарезал половину лука, чуть насорил на столе. Нужно было создать видимость повседневности. Он даже свой фартук надел и подпортил его каплей масла.
«Все убираются к приходу гостей, а я… чёрт», – Рейх шикнул под конец мысли, стукнул ножом и прошёлся к двери. Подождал несколько секунд и открыл гостье, снимая фартук.
– Приветствую, Госпожа Турция. Чем могу помочь?
– Selamlar¹, – бросила она в ответ, плащ оставила на вешалке в коридоре и сразу прошла в сторону зала.
– Я получу ответ на вопрос? – как можно вежливее спросил немец и закрыл двери. Он сложил фартук и прошёл за гостьей. – У меня, конечно, есть варианты, но...
– Отвечать буду после чашки кофе, – девушка села в кресло, закинув ногу на ногу, и только тогда посмотрела на Рейха.
– Кофе будет пагубно влиять на Ваше состояние сейчас. Давайте я сделаю чай.
Рей и не дождался ответа. Он прошёл к кухне, заливая кипяток в заварник с каркаде.
– Я не хочу чай… – начала Турция, но её прервал звук открывшейся двери.
– Ре-ейх, я пришла жаловаться, на меня кузнечик накричал.
Швеция-мастер-нежданных-визитов остановилась у входа в зал, театрально закрыв лицо рукой, и продолжила таким же жалобным тоном:
– Я чувствую себя морально ущемленной. Мне нужна твоя помощь, о здешний бесплатный психолог, к которым я никогда не ходила.
Только сейчас она заметила удивлённый взгляд Турции.
– А, ой… Так у тебя занято. Тогда я позже зайду, – Швеция уже махнула рукой и развернулась, собираясь уходить.
– Стоять, – чуть громче и с ярким немецким акцентом приказал мужчина и показался с кухни. – Подойди ко мне.
Девушка аж вздрогнула и вытянулась по стойке смирно, обернулась, но продолжила пятиться назад:
– А за-зачем?
– Ко мне, Швеция, – всё таким же тоном продолжил он, заведя одну руку за спину и пройдя чуть вперёд.
– Это не я тут псина, чтобы команды выполнять, – фыркнула она про себя, но в конце концов подошла к Рейху.
– Умница, – прошептал Рей и грубо приподнял её лицо за подбородок.
Прищурившись, он достал ручку из нагрудного кармана рубашки и перевернул её. На втором конце оказался фонарик, которым он посветил на зрачки шведки.
– Кузнечик был зелёным?
– Нет, jävlar², фиолетовым, – девушка зажмурилась и несильно ударила его по ладони, отстранившись. – Мне необязательно быть под кайфом, чтобы ущемиться из-за кузнечика.
–Конечно-конечно, – он мягко улыбнулся, спрятав ручку и прошёл снова к кухне. – Но я не разрешал себя касаться.
– Ой, какие мы недотроги, – Швеция закатила глаза. – Теперь я могу идти?
– Нет, – он прошёл к ней уже с чеком в руке, что висел на холодильнике. – Знаешь что это?
– Мой спонсор плохого дня? – саркастически бросила она, смотря с некой опаской на бумажку.
– Именно. Твой чек на новое окно. Отказ не принимается. Ты же помнишь, на что я способен после отказа.
– Я бы сказала, что об этом знают только твои неудавшиеся девушки, но, ой, у тебя ведь даже таких не было, – Швеция скрестила руки на груди. – Почему именно я должна платить? Я вообще это… на мели, все деньги пропила и прокурила, а корм моим крыскам нынче дороже, чем выпивка выходит.
Турция немного отодвинулась, смотря на это всё, и поджала губы, когда Рейх, наклонив голову, притянул шведку к себе. Говоря что-то секунд сорок на ухо, он сжимал ладонь на её талии, пока на лице Швеции менялся весь спектр эмоций. Рей едва хмыкнул, когда девушка отстранилась, словно ошпаренная.
Она выхватила из рук мужчины чек и зашагала быстро к выходу, возмущаясь про себя:
– Оплачу я твоё окно, подумаешь, всего лишь… – Швеция бросила взгляд на сумму. – Сколько?! Ну и чёрт с ним.
– Хорошего дня-я, – победно поправляя фуражку, немец повернулся к Турции. – Простите за это. Сейчас принесу чай.
Он по-доброму улыбался, но это только устрашало всю ситуацию и сгущало тёмную ауру, что тенью бродила за ним. Даже когда поднос с чаем и рахат-лукумом оказался на столе, а Рей сидел в кресле, Турция не знала, что сказать.
– Так что насчёт ответа на мой вопрос? – уже в хорошем настроении спросил он, откинулся на спинку кресла и сложил руки вместе у лица.
– Ах, да, – немного растерянно спохватилась девушка, собираясь с мыслями. – Королевство Италия сказал, что я могу прийти, если… возникнут трудности.
– Для начала я бы хотел спросить, как Ваше самочувствие? И посмотреть на рану.
– Рана почти зажила, – поспешно ответила Турция, невольно оправив блузку. – Сон пошёл на пользу, так что остался лишь небольшой шрам, ничего серьёзного.
– Хорошо. Тогда Вы хотите поговорить о эмоциях связанных с Россией?
– Ну да… – девушка поджала слегка губы и неопределённо развела руками. – Просто я не понимаю, почему он даже не стал меня слушать. Обвинял меня непонятно в чём, взял что-то себе в голову, а меня даже не слушал. Я не знаю, что я делаю не так…
Третий Рейх выровнялся, наклонился немного к ней и мягко произнёс:
– Я могу налить Вам вина, если так будет легче.
– Давайте, – лишь вздохнула девушка и взяла с тарелки рахат-лукум.
Тот встал и пошёл к кухне, открыл не самое дорогое вино со своей коллекции. Разлив его по бокалам, Рейх вернулся обратно и поставил их на стол.
– Отпейте, и я начну говорить, – жестикулируя, он сел на место.
Турция кивнула, взяла бокал и отпила немного вина, заедая сладостью.
– Как Вы думаете… Если человек кому-то по-настоящему важен, выслушают ли его? Если бы Вы были по-настоящему важны России, он бы выслушал Вас?
– Мне казалось, что мы хорошо общались. Тем более, стал бы он помогать мне, если бы это было ему неважно?
– Может… Вы просто появились не вовремя. Вы вытащили его из пропасти и стали ему не нужны, – говоря хоть и успокаивающее, но с небрежной ноткой превосходства над собеседником, немец отпил немного из бокала и переключился на чай.
– Но разве мог Россия так сделать? Может, всё это просто недоразумение…
– Вы его любили?
Турция немного замялась и сделала пару глотков вина, прежде чем ответить:
– Да…
***
Девушка, которой на вид было лет пятнадцать, лежала на кровати в своей комнате, явно ожидая чего-то. Дверь была заперта в целях предосторожности от слуг. Задумчивый взгляд устремлён в потолок, а красные пряди в беспорядке разбросаны по подушке.
«Он уже должен был прийти… Лишь бы никто не помешал».
Вскоре с улицы стали доноситься отзвуки тихой мелодии.
«Да! Ура!» – девушка вскочила на ноги, споткнулась и упала с кровати. Оставив одеяло валяться на полу, Турция выбежала на балкон и устроилась поближе к краю, чтобы лучше слышать музыку.
«Сегодня он чуть-чуть получше играет… »
Следующая ночь. Снова мелодия, что слышна на балконе. И снова девушка села на краю, чтобы слушать и покачиваться в такт аккордам. Она не знала, кто это играет, но звучание гитары успокаивало.
В одну из ночей кое-что изменилось – к безмолвной мелодии прибавилось пение самого музыканта. «Я помню: белые обои, чёрная посуда. Нас в Хрущёвке двое, кто мы и откуда, откуда» – девушка хоть и не понимала о чём сама песня, но на втором припеве старательно пыталась повторить слова.
В итоге Турция не удержалась и выглянула из-за занавески. Любопытный взгляд её остановился на парне, что сидел на крыше соседнего дома. Дома Советского Союза, а юноша этот был его старший сын, РСФСР. Свесив с края ноги, он держал на коленях гитару и старательно перебирал струны, подпевая. Игра на гитаре было одно из любимых занятий юноши, которому он только учился. Но из-за постоянного осуждения отца он мог спокойно играть только по ночам, когда никто не слышит. Хотя, как оказалось, и в такое время нашёлся слушатель.
Краем глаза заметив какое-то движение в окнах напротив, РСФСР резко замолчал и поднял взгляд. Турция быстро спряталась за занавеской и задержала дыхание, надеясь, что осталась незамеченной. Через минуту песня продолжилась, как и прежде, а девушка спокойно выдохнула.
Спустя несколько дней, к удивлению для Турции, между ними развязалось довольно близкое знакомство.
***
– А любите ли сейчас? Только не спешите с ответом.
Девушка задумалась, решая что-то сама с собой, но в итоге всё же более уверенно ответила:
– Да, люблю.
– Что именно Вы представляете, когда говорите, что любите его? – спросил он более вкрадчиво, поглаживая кружку большим пальцем.
– То, как я забочусь о нём. Готовлю завтраки по утрам, делаю чай, когда он болеет, слежу за тем, чтобы он спал хорошо, избавился от вредных привычек… Как мы гуляем вместе, а зимой я укутываю его в шарф. Как слушаю его игру на гитаре, – на лице девушки появился лёгкий румянец и радостная улыбка.
– Турция, – немец сразу нахмурился и отставил кружку, – а как Вы называли Россию? Кроме имени. Во время ссор и обычного общения. Это важно.
Девушка немного растерялась от такого тона:
– Пару раз я назвала его «малыш Росс», – она продолжала говорить всё неувереннее и тише, – и упрямым ребёнком.
Турция снова отпила из бокала и продолжила совсем тихо:
– Я же говорила не серьёзно, а он обижался. Знаю, это могло быть немного неприятно, но…
Рейх отставил кружку и наклонился к ней.
– Неприятно? Вы серьёзно считаете, что это могло быть «неприятно»? И вправду считаете, что он не должен был обижаться? – он обращался к ней, как к непослушному ребёнку. – Вы указывали ему на такие заметные комплексы. Чтобы заметить их, достаточно быть обычным псом, – где-то в коридоре рявкнул Кэкен. – Тут опыта психолога не нужно. Страна, что всеми силами пытается не быть похожим на отца в плане действий с народом; страна, что терпит боль, когда его не слушает собственный народ; страна, что удерживает экономику, которая на грани; страна, что искала поддержки и получила её от Вас, всё время слышит: она – ребёнок. У Вас нет ни доли сообразительности и совести, Госпожа Турция. Неудивительно, что Россия и слушать Вас не хотел, – Рейх на секунду зажмурил глаза и продолжил:
– Вы, вместо нужной ему любви, подарили новые ножи в израненную спину. Вы, и только Вы, виноваты в этом разрыве. Я бы мог сказать это всё помягче, но я удивлён Вашей бестактности и неумении думать, перед тем как говорить.
Закончив свою тираду почти на одном дыхании, немец встал и отошёл к окну, глубоко дыша и заведя руки за спину, соединив их в замок.
Турция сидела совсем потерянная. Каждая фраза приходилась словно пощёчина.
– Что я наделала… Я не хотела, чтобы всё так вышло, – она не сразу нашла слова. – Что мне теперь делать?
Незаметно для девушки, Рей победоносно улыбнулся и резко изменил выражение лица на обеспокоенное.
– Лучше забыть… – он виновато прикусил губу и подошёл к ней, взяв её ладони в свои. – Честно. Вы на подсознании уже будете ассоциироваться у него с чем-то негативным. Перекрыть это будет сложно. Да и для Вас… Вы его не любите. Это материнский инстинкт. Когда Россия станет самодостаточной личностью, то будет Вам не нужен.
Девушка поджала губы, сжав немного и его ладони, но сразу же резко отпустила.
– То есть, без меня ему будет лучше?
– Правильно, – немец кивнул и отошёл на своё место. – Хоть Вы и достаточно взрослые, я не могу оставить Вас с такими эмоциями.
– И что же вы предлагаете? – совсем глухо и отрешённо произнесла Турция, не смотря на Рейха.
– Для начала развеяться… У меня идея. Любите вечеринки, Госпожа?
– Не думаю, что вечеринка – это то, что мне нужно сейчас.
– А я уверен. Вы доверяете мне? Прошу заметить, что это не я разорвал наш договор при Второй мировой, а Вы. Так что, именно Вам будет глупо не доверять мне.
– Хорошо, – она глубоко вздохнула, – допустим, люблю.
– Послезавтра Италия устраивает вечеринку. Закрытую. Мне, как кондитеру, разрешили пригласить одного человека. Им будете Вы.
– Так вы ещё и кондитер? – она удивлённо посмотрела на немца, а после невольно перевела взгляд на рахат-лукум.
– Да. И эту сладость сделал тоже я, – мужчина пожал плечами в ответ, словно в этом нет ничего необычного. – Сейчас я принесу конверт.
Третий Рейх вышел из комнаты, снова сложив руки за спину.
Взгляд Турции замер на кресле собеседника. Несколько секунд её голова была абсолютно пустая, пока резкий жар не ударил в виски и распространился по телу. Девушка откинулась на спинку и прикрыла лицо руками. Дрожь морозом приходилась по телу. Она кусала губы, надавливала пальцами на глазные яблоки под веками, истерзая совестью душу. Слёзы ненависти к себе и обиды ещё не успели навернутся на глаза, как ладонь в перчатке коснулась её плеча. Турция аккуратно убрала руки от лица и посмотрела на Рейха.
– Извините, – пробормотала она, пытаясь как можно быстрее принять прежний вид.
– Вот пропуск, а я сейчас дам Вам успокоительное. После, лучше пойдите поспите, – успокаивающе произнёс Рейх и протянул конверт.
Турция молча кивнула и взяла конверт из его рук. Мужчина отошёл на кухню и вернулся со стаканом воды с каплями.
– Пейте и можете уходить.
Девушка приняла стакан, выпила успокоительное и поставила его на стол.
– Спасибо вам, – тихо произнесла она, поднялась с места и убрала конверт в карман. Не дожидаясь ответа, развернулась и направилась к выходу.
– Если Вам нужна будет помощь, Вы всегда можете обратиться ко мне.
Турция набросила на плечи пальто и остановилась на пару секунд, уже когда приоткрыла входную дверь, но ничего не ответила и вышла.
А Рей преспокойно запустил защиту дома, из-за чего окна и двери перекрыло титановыми плитами, и допил вино с двух бокалов. Ещё одна маленькая победа в кармане, что хоть на несколько мгновений могла перекрыть горечь поражения в главной борьбе. Пока Германия не появилась в мыслях, он лёг на диванчик в углу этой же залы и почти сразу уснул с новой мыслью: «Сон поможет забыть».
***
Он забыл. Забыл, что он хотел сделать в доме Японской Империи. Рей резко сел и потёр глаза.
– Чёрт! – он встал и начал ходить комнате. – Чёрт, чёрт, чёрт, чёрт!!!
Немец остановился и, в панике кусая губы, пытался вспомнить.
«Так, при каких обстоятельствах я это придумал?» – подумал он и замер.
– Ох, чёрт.
Мысль о разговоре с КИ заставила пройти мурашкам по спине. Немец аккуратно поднялся в кабинет и сразу подошёл к зеркалу. Он медленно закрыл глаза и снял фуражку. Рей сжал её в руке и попытался выдохнуть спокойно. Спокойно не вышло. Мужчина сразу надел фуражку и лёг на пол.
– Вспомнил… – прошептал он, медленно закрыл лицо и прикусил губу.
***
– Вспомнил! – Рейх мило улыбнулся и приоткрыл дверь перед дамами. – Я принес в сумке печенье. Япония, возьмёшь с собой на ночёвку?
Девушка обернулась к нему и усмехнулась:
– Шоколадные?
– Лучше. Шоколадные с клубникой и мятные с корейской дыней.
– Ув, спасибо! – Япония похлопала в ладоши и побежала к сумке, которую бывший фюрер оставил в зале.
– Ты её балуешь, – с лёгкой ухмылкой, Японская Империя отчитала его и пошла за дочерью.
– И тебя тоже буду, – усмехнулся Рейх и подошёл к сумке.
Он протянул младшей бумажные пакетики с печеньем и повесил сумку на плечо. Япония выбежала из комнаты, заранее поблагодарив за угощение.
– И меня тоже? – флиртуя, переспросила ЯИ и приобняла мужчину за плечи.
– Пока, мам! Пока, дядя Рейх! – попрощалась Япония, поправляя воротник строгой рубашки.
– До завтра! Будь аккуратна с Кореей, – предупредила Империя и, когда захлопнулась дверь, вздохнула:
– Мне надо привыкнуть к тому, что они дружат.
– Им лучше дружить, чем устраивать конфликты на пустом месте.
– Ты прав… – она мягко огладила его плечи и закрыла глаза.
– Устала? – аккуратно спросил Рей и достал из сумки подарок.
– Немного… – промычала дама и сморщила носик, когда уголок коробочки коснулся её щеки. – Что?..
Она медленно открыла глаза и широко улыбнулась. Сразу выпрямилась и подхватила подарок, открывая крышечку. Империя смутилась, увидев чрезвычайной красоты кандзаси. А вернее, цумами-кандзаси. Длинная спица времён периода Эдо. Немного модифицированная, чтобы вычурный шёлк, рубины, морионы, свисающие цветы и золотые акценты можно было снять, оставив лишь спицу, которую иногда использовали как оружие.
– Она… прекрасна. Как долго её делал мастер? Где ты нашёл таких талантливых рукодельцев в наше время?
Рейх лишь тихо засмеялся и поцеловал ЯИ в висок.
– Примерь. Но с кимоно, прошу. Я так давно не видел тебя в этом прекрасном наряде, – попросил он и нежно поцеловал скулу и шею.
В ответ его поцеловали в уголок губ, оставив лёгкий след красной помады. Японская Империя отошла, а немец занёс сумку в спальню, готовясь к чему-то. Когда он вернулся обратно в зал, дама ожидала его в хлопковом красном кимоно с золотыми, белыми и розовыми узорами.
– Как я и думал. Этот гребень подойдёт тебе больше любой катаны… – восхищаясь, он подплыл к ней и поцеловал ладонь.
– И правда так сильно нравится? – шёпотом спросила Империя и задержала дыхание, когда вновь ощутила тёплые, едва шершавые, губы на своей шее.
– Очень…
Рейх аккуратно взял её ладонь в свою, притянул даму к себе за талию. Вальяжно танцуя вальс, он оставлял красные метки на нежной коже. Зайти в спальню было немного сложнее. Как только ноги уверенно стояли на мягких татами, немец замедлился.
– Как же я жалею о том, что только сейчас признался тебе… – прошептал он на ухо и мягко коснулся губ, сначала будто бы спрашивая разрешения, но, не ожидая его, поцеловал. Тягуче целуя, несильно кусая губы, он оглаживал тонкую талию, запястья; прислушивался к сбитому дыханию; позволил коснуться своих волос.
– Ты красива… – он отстранился, – как одинокая ромашка, что проросла в скале, на камень которой ещё не ступала человеческая нога. Никому не нужная ромашка. Цветок, который вянет и умирает уже без надежды кому-то понадобиться, – резко сменившееся настроение заставило Рейха отступить на шаг от неё и спрятать руки за спиной. – Из такой ромашки получится слишком горький чай. Сколько бы мёда или сахара не клади, как бы заботливо не заваривай, как бы старательно не мешай. Такая ромашка бесполезна, без витаминов, без красивых лепестков. Лепестки ведь потускнели, пожелтели, стали кривыми.
– Рейх, что случилось?.. – ещё ощущая приятный привкус на губах, испуганно, даже удивлённо, спросила ЯИ.
– Ох... Ты не вспомнишь все мои черты души, как печально. Если бы вспомнила хоть что-то, то ответила на свой вопрос. Ну же, погляди в глаза, – немец принудительно повернул её лицо к себе, держа за подбородок. – Разве ты видишь в них что-то нормальное? Боюсь, моя любовь слегка больна. И тебе стоит принять меня таким, однако... при моей смерти не будет и такой любви.
– Хватит… – прошептала она одними губами, когда ей позволили отойти.
– Не убьешь меня... Знаю. Мне известно, что ты пьёшь, с кем говоришь, о чем ты врёшь. Знаю, как тянулись твои дни без эмоций, без любви, без меня...
– Прекрати...
– Ой, что-то плачет за стеной. Видимо, отголоски моего здравого двойника, который не может устоять предо мной. Этот двойник сам спрятался глубоко внутри моей черепной коробки и забился там, запутавшись в паутине мыслей, – Рей выдержал паузу и подошёл ближе к японке. – Прошу, растопи себя с помощью своих слез и моей крови. Тебе ведь страшно… обидно. – он улыбается первой слезе. – Да, вот так. Плачь по приказу. От злости, страха, отчаяния, боли, обиды, любви, радости, смуты. Почувствуй эти эмоции…
Мужчина достал из кармана брюк складной нож и провёл лезвием по подушечке большого пальца. Отложив нож, он аккуратно оставил четыре мазка кровью на её скулах.
– Смотри, какие милые сердечки под твоими веками. Жаль, что кровь быстро скрывает линии отпечатка моего пальца. Смой слезами мою кровь. Позволь мне раной коснуться сладкой соли, – вытерев порезом влажные дорожки, он отошёл к стене. – Ступи ближе, возьми мои руки и встань на эти гвозди, – женщина невольно послушалась. – Да, вот так, молодец. Не бойся, доверься. Не кусай свои прекрасные губы, позволь это делать только мне. Не сдерживайся. Плачь, кричи. Я позволяю касаться меня. Выпусти боль и вдохни полной грудью. Ведь мне нужен полноценный человек, а не раненая псина.
Доска Садху – устройство в виде доски с гвоздями, что направлены вверх остриём. Её используют для фокусов и медитации. Громкой, влажной, болезненной медитации. Когда всё закончится, Рейх одарит эту сильную женщину всей данной ему лаской, но сейчас она сжимает его плечи и не сдерживает перед своим Проводником внутренний крик.
