Три м: манипуляция, месть, музыка

– Это что, кровь? – Где? А, это. Нет, конечно, кинжалом я просто гранат резала. Вон на том копье настоящая кровь.       Огромная гостиная больше походила на музейный зал или драконью сокровищницу – настолько она была набита всевозможной всячиной. Посуда, украшения, оружие, статуэтки, книги, картины. С одной стороны, вещи были расставлены на множестве столиков, что создавало некоторый вид порядка, но расставлены абы как, зачастую совершенно не сочетаясь друг с другом. Кроме того, завалены были не только столы, но и пол под ними, рядом с ними, подоконники, полки на стенах, сами стены… Противоположная от окон, кстати, была сплошь увешана одними лишь зеркалами – какого угодно размера, формы, с простыми и узорчатыми рамками разных эпох и ещё какие только можно было себе представить. Отражение в них, казалось, только расширяло пространство и удваивало множество всех диковинок, среди которых не ориентировалась, пожалуй, даже их хозяйка.       Швеция ухмыльнулась, глядя на выражение лица гостя. А Россия уже подошёл к одному из столиков и наклонился, рассматривая расставленные в беспорядке по доске шахматные фигуры необычайной формы, вырезанные из слоновой кости и лишь отдалённо напоминающие классические. Девушка подбежала к нему: – Это подарок Франции. Она вообще много мне всего дарит, например, это тоже, – она взяла маленький серебряный череп, открыв узорчатую крышку и показав циферблат. – Точнее, мы обмениваемся друг с другом. Вон в том углу все зеркала тоже от неё. Или видишь, на том стеллаже, домики в ореховой скорлупе? А ещё, – она положила часы и подбежала к окну, отодвинув портьеру. Открылся абстрактный рисунок на стене с надписями на французском, которые Росс разглядеть не успел. – А когда мы в эти шахматы играли, она ходила королевой, как ни одна фигура не ходит, мы так друг друга и не переиграли, потому они и стоят.       Русский улыбнулся, слушая эти рассказы, что начинались от очередного вопроса или сами собой. Иногда они казались настолько фантастической реальностью или настолько реалистичной выдумкой, что нельзя было определить по невозмутимому тону чем же слова в итоге являлись. – А это… – поучительно начала Швеция, когда парень остановился возле одной из картин, но тот прервал её: – Иггдрасиль. Да, знаю, дерево, соединяющее миры: Асгард, Ванахейм, Йотунхейм, Утгард, Льесальвхейм, Мидгард, Муспелльхейм, Нифльхейм, Свартальвхейм, Хельхейм, – указывая на соответствующие места полотна, он неловко замолчал. – Извини, я просто увлекался мифологией как-то...вот. – Ты что, не извиняйся. Мне даже приятно, – девушка улыбнулась и тыкнула Россу в щёку. – Раз так, я могу тебе пару книжек дать, может, найдёшь ещё что-то интересное.       Она уже подбежала и взяла какой-то том со столика, пролистывая страницы. На пол выпал пакетик с белым порошком. – Так вот я где его спрятала… – прошептала шведка и быстренько подняла, обернувшись к России. – Ты этого не видел. – Нет-нет, всё я видел, – усмехнулся он. – Кстати, давно хотел попробовать. Ты же спец, не подскажешь, с чего лучше начать? – Дорогой, я тебе не только подсказала, но и предоставила бы высшего качества, – подхватила шутку девушка. – Но понимаешь, если СССР узнает, что я из его детей делаю наркоманов, он мне голову открутит. Да и тебе тоже.       Посмеявшись, они дошли до конца зала, где у стены висели доспехи. Швеция взяла шлем с крыльями валькирии и нахлобучила на голову, усмехнувшись: – Это я ещё в молодости носила, – она взяла другой шлем и, поднявшись на носочки, надела на Россу. – А тебе идёт. – Правда? – Ага. На колени. – Что? – На колени, говорю.       Россия послушно опустился, а Швеция взяла со стены копьё и коснулась поочерёдно наконечником его плеч: – Ты тоже теперь викинг, гордись. – Горжусь, – русский улыбнулся, поднявшись на ноги. – Молодец. Ну что ж, тут экскурсия окончена, можем пойти ко мне в комнату. – Хорошо… ой, а можно посмотреть, что за этой занавесью? – парень указал в угол комнаты. – Э…да там просто стена, – Швеция поспешно поставила копьё на место, но то упало прямо на ткань и сбило её на пол вместе с собой.       Стена оказалась не пуста – на ней висела огромная картина, где была изображена сама Швеция. Величественно и гордо вскинутая голова, властный взгляд, в полном доспехе и при оружии. А длинные развевающиеся волосы и лось с массивными ветвистыми рогами вместо коня придавали девушке-воительнице сходство с эльфийской королевой.       Пока слегка ошарашенный Росс переводил взгляд со шведки на портрет, та закрыла рукой лицо: – Ради Одина, не смотри. – Да ладно тебе… красиво ведь.       Та хмыкнула и сама посмотрела на картину: – Кстати, за косу в бою меня никогда не дёргали, боялись все. Волосы я в веке X-ом отрезала, но они и не были настолько длинными, это Рейх, конечно, преувеличил. – Рейх?.. – Ну да, дурачок, на подпись посмотри.       Росс немного обиженно подошёл ближе к картине, увидев знакомые инициалы. – То есть… – Да, это его работа. Проспорил мне что-то… или за информацию… я не помню, честно. О наркотиках, наверное. Его постоянно учить всему надо, до сих пор иногда спрашивает, что с чем мешать можно или нет. Помню, что пока он картину писал, Стокгольм чуть кисточку не съел. Но ты не подумай, он у меня умный очень, просто из вредности так делает.       Россия тихо засмеялся и помог обратно завесить портрет.       Когда оба оставили шлемы, вышли из зала и проходили мимо двери на кухню, Швеция вдруг спохватилась: – Ой, а ты есть не хочешь? – Да не то что бы…       Но шведка уже не слушала и забежала в комнату, осмотрев немногочисленную еду на полках: – Так, мне это не нравится, пиццу закажем, – она достала с холодильника два энергетика и кинула один Россу.       Тот словил холодную банку, но осторожно возразил: – Швец, мне нельзя… – Да ну, это ж не алкоголь, – шведка уже с тихим пшиком открыла напиток и отпила.       Парень упрямо покачал головой и отдал банку: – Не могу. – Вот если б не ваши эти соревнования глупые с Италией, выпили бы с тобой, – она убрала второй энергетик в карман худи и развела руками: – Вот посмотри на меня. Пью, курю, колюсь и чудесно живу, хаха! Ладно, плохой пример. Россия не успел ничего возразить, как девушка уже достала с кармана телефон и звонила: – Здравствуйте. Хочу пиццу заказать, да. Большую. С оливками, анчоусами, ананасами, соусом песто, луком и яйцами. Ага, жду.       Парень уже в который раз смотрел на Швецию с удивлением и замешательством, в та лишь усмехнулась. – Ничего, пообщаешься со мной подольше и поближе – привыкнешь и перестанешь так своими глазками красивыми лупать. Вот люди мои уже не удивляются таким заказам. Как то раз, – продолжала рассказывать девушка, уже выйдя из кухни и идя по коридору, – я себе голову прострелила. Валялась без сознания, надеялась уже, что померла, а тут звонок курьера разбудил. Ну я так и вышла, с простреленной головой, еду забирать. – Подожди, подожди, а зачем ты стреляла-то? – Как зачем? Я должна была попробовать этот способ. А ты, небось, только вены резал, да?       Россия неловко потёр шею, а после чуть не отскочил от неожиданно пролетевшей над головами ласточки. – Да не пугайся, – поспешила успокоить девушка. – Она с чердака, пару раз в неделю залетает, на кухню. Один раз Карл съел такую. Всё, что осталось, я назвала Петром. Это месть Российской Империи.       Парень выдохнул и засмеялся шутке: – Я так и подумал, что ты их в честь шведских королей назвала. – Бьёрн I Железнобокий, первый правитель, да. А Карл нет. Карл в честь мема. Потому что это мем ходячий, а не крыса, – хмыкнула она, отпила энергетик и открыла дверь в конце коридора.       Комната, как и весь дом, была в серо-сине-коричневых тонах. Из-за штор и тонированных окон создавался приятный глазу полумрак. Большую часть занимала двуспальная кровать, вторая половина которой была занята ноутбуком, парой книг и скрипкой. Домик для крыс в виде замка; стол, уставленный кружками и жестяными банками, а также несколькими кактусами и парой лавовых ламп; синий флаг с жёлтым крестом на стене и гирлянда с неизвестно какого Нового года не снимаемая.       Россия осматривался, пока Швеция, которую, видимо, беспорядок совершенно не смущал, лишь немного сдвигала вещи с кровати, чтобы обоим хватило места сесть. – Не ожидал увидеть у тебя цветы. – Да я эти кактусы поливаю всем тем, что сама пью, а они всё никак не мутируют, сидят себе. Вон тот цветёт даже, я поражаюсь их живучести. Чем займёмся, пока ждём пиццу? – Даже не знаю, – Росс сел на край кровати, взяв на руки подбежавших к нему крысок. – Сыграешь на скрипке? – Да они тебя уже за своего признают... О нет, так и думала, что ты это скажешь. – Я не настаиваю, если не хочешь… – Чего ты, я не против. И Хильда тоже, – та улыбнулась и поднялась, взяв с кровати инструмент. – Что бы нам сыграть такое…       Она прошлась по комнате, проверив смычок и предварительно натерев канифолью. Скрипка выглядела уже не очень, но явно не от небрежения хозяйки, ведь относилась к ней удивительно бережно, а попросту от времени. Всё настроив, Швеция взяла на изготовку инструмент и стала к слушателю полубоком, задумавшись. Наконец, она заиграла. Резкие движения смычка с первых звуков позволяли узнать марш. И очень знакомый. Только вот Росс никак не мог понять, какой именно. Но это не отменяло того, что мелодия ему нравилась.       Швеция играла вдохновенно, прикрыв глаза и едва улыбаясь уголками губ. Скрипкой она владела на менее мастерски, чем копьём или открывашкой для алкоголя. Поэтому было довольно необычно, что на последних нотах шведка вдруг сильно сфальшивила и прервала игру. После она сразу, без паузы, быстро спросила, не давая опомниться: – Узнал?       Уже по этим хитро прищуренным глазам Росс предположил, что задумана очередная шутка. – Знакомо, но не могу вспомнить… – А понравилось? – Да, конечно. Ты чудесно играешь. – Знаю, дорогой. Это марш немецкий.       Русский сидел какое-то время в замешательстве, а после защёлкал пальцами, вспоминая: – Точно, тот ведь «Erika», да? В исполнении скрипки не сразу понял. – Именно, – Швеция убрала инструмент, а после обернулась на отдалённый звонок во входную дверь. – Быстро курьер приехал. Слушай, – и снова то самое выражение лица, вряд ли предвещающее что-то хорошее жертве задуманного розыгрыша, – у меня есть идея.       Паренёк-курьер немного нетерпеливо и в то же время робко ждал возле дома. Это его первый день на работе, и, хотя все инструктажи об обращении с самими странами были внимательно прослушаны и запомнены, он не понимал, отчего коллеги посмеивались и желали удачи, когда узнали о заказе. Не понимал до той минуты, пока после недолгого шума за дверью та не отворилась и на пороге не показался... рыцарский доспех. На голову его выше, эта железная громада просто подошла и протянула руки за коробкой. Что-то пробормотав, юноша, всучил проклятый заказ и собирался уже бежать, но, после прогудевшего из-под шлема "благодарю" упал от испуга в обморок.       Росс с трудом из-за перчатки поднял забрало и с сочувствием посмотрел на бедолагу. – Швец...ты же говорила, что они привыкли…       Девушка, перестав смеяться и выключив камеру, выбежала из-за двери и наклонилась над парнем. – Ой… я его не помню. Может, новенький. Тогда это всё объясняет. – А я говорил, не надо этого делать. – Ну не начинай занудничать! Он же не помер. Проснётся, встанет, уйдёт. Пошли уже, я кушать хочу. – ...Раз ты в мифологии разбираешься, то знаешь, наверное, что Хильда – имя одной из валькирий, "воин" означает. Меня так когда-то тоже называли, а теперь я скрипку...вот.       Когда оба лежали на кровати и Росс слушал рассказы Швеции, он вдруг спросил давно крутившийся в голове вопрос: – Сколько раз ты пыталась умереть?       Девушка замолчала и как-то посерьезнела вся, Россия даже заволновался, что не нужно было такое спрашивать, но в следующую секунду она уже рассмеялась: – Я бы быстрее ответила на вопрос, сколько мне лет… Не знаю, много. И не только банальными способами. Чего я только не придумывала и результаты записывала. У меня так целая книга способов самоубийства накопилась. Могу дать почитать, если захочешь, – Швеция хмыкнула, постукивая пустой банкой энергетика. – Вообще, я много не помню. Иногда очнёшься после трипа и имя своё вспомнить не можешь. И сидишь, в себя приходишь. И не понимаешь, откуда шрамы новые. Их ведь, если сам себе нанёс, уже не убрать, а я, к тому же, редко помощь медицинскую себе оказываю. Страна и без этого оклемается, только процесс дольше и болезненнее, но я привыкла, – она помолчала немного. – Раньше дневники ещё вела, но потом бросила это дело. Какая разница, собственно, что я делала такого-то числа такого-то месяца такого-то года? Ничего нового. Мне кажется, я бы совсем с ума сошла если бы всё помнила. – Это другое, конечно, – осторожно заговорил парень после минутной паузы. – Но я мало что помню из своей жизни РСФСР. Так что, немного понимаю. Но почему ты пытаешься умереть, если знаешь, что этого не будет? – Я не то что бы желаю именно смерти. Если бы я могла на самом деле это сделать, то всё равно не стала бы. Не могу ведь я людей своих бросить. Просто интересно, до чего я ещё дойду. День без попытки суицида – пустой день, – девушка снова улыбнулась, но пустой взгляд серо-голубых глаз был полон безразличия. – Знаешь, – снова заговорила она, сев на кровати. – Как-то я подумала: дойдёшь ли до подобного ты? Спустя время, конечно. Но сейчас вижу, как ты изменился в лучшую сторону. У тебя есть хороший друг, ты наладил отношения с сестрой. Это ведь важные вещи, так считают. Береги это, сестру особенно. Говорю я, хотя сама с Финляндией уже два века нормальные отношения не могу наладить, хах. Но ты лучше меня, Росс, так что сможешь.       Швеция отвернулась, а Россия тоже сел, думая над её словами, вспоминая то, что говорил Италия о важности жить в удовольствие и ценить моменты. Только сейчас он, наверное, понял это в полной мере, все пазлы сложились в голове в единое целое.       Тревожные мысли девушки были прерваны аккуратными объятиями со спины. – Спасибо, Швец.