Перевозчик

Дима открыл глаза. Всё вокруг расплывалось и сфокусироваться никак не получалось. Пальцы нащупали под собой шершавое дерево. Лодка! Медленные волны, тихий всплеск воды за кормой, мерные покачивания. Когда из мутных очертаний сложилась целостная картинка, перед Хакимовым возник человек с веслом. Они и впрямь, плыли куда-то на лодке. Вокруг было серо и туманно, но холода Снейк не чувствовал. — Блять, что за…? — он приподнялся и с трудом сел. — Ты кто? — Материться не обязательно, — послышалось сзади. Дима обернулся и увидел почти прозрачный силуэт в длинной одежде, словно сотканной из белой лёгкой паутины. Силуэт сидел на корме и едва касался стопами воды. — Я — твой Ангел-хранитель, — вздохнуло нечто. — А это? — Снейк, не поворачивая головы, ткнул пальцем туда, где стоял мужчина с веслом. — Харон. Перевозчик мёртвых душ. Хакимов вздрогнул и медленно перевёл взгляд на Харона. — А… А куда мы едем? Стоп! Каких ещё мёртвых душ? — Дим, ты умер! — Как? — Обычно, как! В самолёте. — Катострофа? — Неа. При наборе высоты у тебя сердечко прихватило. — Погоди, а ты? — А что я? — Ты же сказал, что ты мой Ангел. А почему ты не сделал ничего? — Потому что я на больничном был, а нового к тебе не успели приставить на время моего отсутствия. С кадрами проблемы. Вот сейчас за всё получим. Ты — за то, что курил много, а я за халатное отношение к должности. — Где получим? — Там, — Ангел неопределённо махнул рукой в сторону чёрной грозовой тучи. — А что там? — Приплывём — узнаешь. Дима замолчал и принялся рассматривать Перевозчика. Он был высокого роста, но телосложение угадать было практически невозможно — широкий тёмно-серый балахон скрывал его фигуру до самого дна лодки, а капюшон полностью закрывал лицо. Неприкрытыми оставались только кисти рук, которыми тот держал весло, но по рукам трудно судить о возрасте и Снейк быстро потерял интерес к Харону. — Слушай, а надолго это всё? Ну, то мероприятие, на которое мы плывём? — Если повезёт, то в девять дней управимся. Но это если там решат, что ты мало грешил. А если сочтут, что ты был знатным грешником, то все сорок придётся ждать, — вздохнул Ангел. — Пока там все итоги подобьют. — Сколько? Сорок? — Снейк подскочил, завозился и лодка опасно зашаталась. Перевозчик тихо застонал. — Он чё, немой? — с долей сочувствия спросил Хакимов. — Нет, просто ему разговаривать нельзя с умершими. Договор у него такой: молчать и грести. Без выходных. Только перерыв имеется час утром и час вечером. Да, Харон? Я ничего не путаю? Капюшон дёрнулся. — Ну вот, не путаю, значит. — А почему он лицо прячет? — Да чего ты к нему прикопался то? — А до кого мне ещё докапываться, если нас тут трое? — Подумай лучше, куда хочешь в ад или в рай. — В рай конечно, но меня не возьмут, — искренне расстроился Дима, вспомнив все свои грехи. — В раю та ещё скука смертная, хочу тебе сказать, — важно принялся рассуждать Ангел. — Будешь молиться целыми днями, по облачкам скакать. Во всём белом. А в аду — там… Ну примерно то же самое, что у тебя на работе было. Да и прикид у тебя соответствующий — за своего сойдёшь. Мы на экскурсии были — местные не жаловались на условия. Тебе лёгкий круг дадут, ты же не убил никого — должно понравиться. — Да ну тебя, — махнул Снейк рукой. — Какие ещё круги? — Обычные. По Данте которые. У тебя совокупность — двойка, тройка, восьмёрка часть вторая, восьмая и девятая. Ну это в преобладании. В принципе, на много не потянет. Дима вздохнул, представив, что будет, если в зачёт пойдёт вообще всё, а не только преобладание. До берега оставалось метров триста, когда внезапный порыв ветра, налетев, сорвал с Харона капюшон и качнул лодку на волнах. Ангел вспорхнул с нагретого места, а Хакимов вскочил на ноги и схватился за весло Перевозчика, чуть выше его рук, чтоб сохранить равновесие. Он машинально взглянул на лицо Харона, оказавшись от него в нескольких сантиметрах, а в ответ, прямо на Диму смотрели глубокие карие глаза. Из хвоста, в который были собраны каштановые волосы перевозчика душ, выбилось несколько непослушных прядей и сейчас они щекотали Диме щёку, раздуваемые ветром. На вид, ему можно было дать лет сорок — не больше. И Снейк завис, теряясь в его глазах. — Эй, эй! — Ангел щёлкнул пальцами между их лицами. — Приплыли почти! Sit down, господин барабанщик! А ты греби давай, а то быстро доложу, куда следует! Харон вздрогнул, как от удара, дёрнул на себя весло и торопливо накинул капюшон на голову. Дима отпустил древко, касаясь, словно случайно, до побеления сжатых пальцев, и послушно опустился на днище лодки. Оставшееся расстояние проплыли молча, а Дима думал о том, что это за Харон, жив он или нет и почему он здесь. — Жив, жив, — похлопал Хакимова по плечу Ангел, когда они уже сошли на берег. — Что? — не сразу врубился Снейк. — Я говорю, живой он. И можешь не спрашивать, откуда я узнал, что ты об этом думаешь. Я же Ангел твой, а значит и мысли твои читать могу. Дима покраснел. — Да и эту мысль я тоже прочитал, извини, — закатил глаза Хранитель. Снейк обернулся назад и посмотрел на линию берега. Харон стоял в лодке и внимательно наблюдал за ними. — Дим, даже не думай, — снова отвлёк его Ангел. — У тебя и так двойка все рекорды бьёт, прелюбодей ты наш. А он — на службе, ему нельзя. — Но два часа в день… — Хакимов, — взвизгнул Ангел. — Мне стыдно за тебя! Ты забыл, где ты находишься? Тебе, как в анекдоте, колокольчик надо на одно место привязать! Снейк обиженно засопел. Шли они не долго: буквально через несколько минут показалось что-то похожее не пограничный пункт. В будке пограничника сидел такой же Ангел, как шёл рядом с Димой, но с бейджиком «дежурный сотрудник». Они поздоровались с Хранителем и тот расписался в журнале на входе. — А ты через рамку проходи, — показал на ворота Ангел-пограничник. Снейк сдавленно пискнул и принялся вытаскивать из карманов ключи, мелочь, снимать многочисленные цепочки и крестики. — Может, его переодеваться сразу отправить? — спросил у Хранителя Пограничник. — Успеем, — вздохнул тот и позвал Хакимова. — Ну чего ты там копаешься! Как в первый раз, ей богу! Вот же только с аэропорта! У тебя это уже должно на автомате всё быть. Дима послушно шагнул через рамку и его нога провалилась во что-то мягкое, похожее на вату. — Добро пожаловать, Дмитрий Абдулович, — Пограничник взял Снейка за запястье и нацепил ему браслет, как были у них на концертах. — Это временно, — заверил его Хранитель. — Пока решается твоя судьба. Пойдём дальше. — А сейчас куда? — На учёт вставать. Потом заявку подавать, чтоб твоё дело на рассмотрение взяли. Тебе номер присвоят и скажут, когда подходить на суд. Тут всё просто, не то, что у вас на земле. — А где я буду всё это время… Ну, спать там, есть? — А тебе это не надо больше. Ты разве не чувствуешь, что не хочется ничего и лёгкость такая… Снейк кивнул, прислушавшись к себе. — Ну вот, — Ангел толкнул стеклянную дверь и пропустил Диму вперёд. — Но вообще, есть у нас типа общежития для тех, кто ждёт. Провожу потом до него. Там номерок покажешь присвоенный и тебя определят… Пройдя необходимые процедуры и получив заветный номер — 69, Снейк вывалился из душной конторы. — Хакимов, я не могу! Тебе даже номер дали по твоему профилю, — усмехнулся Ангел. — Так может, узнаешь тогда для меня, в какие часы конкретно этот, на речке, отдыхает? — игриво поинтересовался Дима, покручивая на пальце бирку с номером. — И не проси, — повертел пальцем у виска Хранитель. — Да и пошёл ты в задницу, — махнул рукой барабанщик. — Я сам всё узнаю. С этого дня Снейк каждое утро уходил на берег. Теперь он понял, для чего нужен был браслет — с ним можно было беспрепятственно проходить через рамку на границе. Дима подолгу сидел на песчанном берегу и вглядывался в серую мутную даль, ожидая увидеть лодку на горизонте. Ветер доносил до него брызги волн и к вечеру Хакимов всегда возвращался в общежитие мокрым с ног до головы. Перевозчика он видел по нескольку раз в день — тот привозил новеньких. Снейка даже забавляло наблюдать за тем, как ведут себя прибывающие: кто-то бился в судорогах, кто-то рыдал, у кого-то был истерический хохот… Харон всегда оставался непреклонен и лишь изредка поглядывал на то место, где обычно сидел Снейк, словно проверяя, здесь ли этот чудак. Самого взгляда барабанщик не видел, но капюшон был повёрнут в его сторону. Чудак неизменно был здесь: кидал камешки в воду и чего-то ждал. Но на контакт Перевозчик идти не торопился и, высадив пассажира и его ангела, вновь направлял свою лодку в густую туманную даль. Однажды вечером, Дима почуял неладное: лодка плыла какими-то зигзагами и из неё слышались крики. Снейк подошёл ближе и, когда Харон неловко пришвартовался к берегу, увидел бьющегося в истерике, новичка. Тот хватался за борта и раскачивал судно, а потом повалил Перевозчика на песок и принялся отбирать весло, намереваясь отправиться в обратный путь самостоятельно. Ангел беспомощно хлопал крыльями и не мог оттащить своего подопечного от Харона. Дима сжал кулаки и в несколько прыжков преодолел расстояние до заварушки, а там, особо не церемонясь, одним ударом в челюсть осадил буянившего. Новичок отпустил весло и, обмякнув, осел на песке. Хакимов помог Перевозчику встать и отряхнул его спину от песка. Харон молча кивнул и устремил свой взор куда-то в туман, словно прислушиваясь. Потом повернулся в сторону проходной — оттуда уже неслись двое дежурных Ангелов. Новенького подхватили под белы рученьки и повели на регистрацию. — Ты как? — дождавшись, когда вся процессия отойдёт на безопасное расстояние, поинтересовался Дима. Лодочник пожал плечами и поправил капюшон, так и не надев его назад. — Спасибо тебе, — Снейк впервые слышал его голос. Приятный и густой. Такой, каким он себе его и представлял. Перевозчик вытащил нос лодки на берег и закрепил весло. — Я так понял, у тебя обед, — поинтересовался Хакимов. — Перерыв, я бы так его назвал. На обед это мало похоже. Они медленно пошли вдоль кромки воды. — Ты избегал меня? — напрямую спросил Дима. — А ты бегал за мной? — парировал Харон и улыбнулся. — Да, вообще я старался эти дни отдыхать на том берегу реки, ты прав. — То есть, я должен быть благодарен этому бедолаге за сегодняшнюю истерику. Если бы не он, ты бы так меня и игнорил. — Не пойми неправильно. Мне запрещено общение с душами. Без выходных я вожу их с одного берега на другой и кроме этого — никаких контактов. — Давно? — Много лет. — И за много лет ни разу, ни с кем? — Нет, — лицо Харона стало серьёзным. — Нам с тобой тоже лучше не переходить эту черту. Сегодняшний день — исключение. Там Ангелы скажут, что этот несчастный напал на меня. Ты меня спас. Тебе зачтётся, ему — тоже, но далеко не в лучшем виде. А мне ничего не будет за то, что я сейчас гуляю здесь. — То есть, ты хочешь сказать, что отдыхаешь в полном одиночестве? — Да. Я привык. Мне комфортно. И ещё это позволяет не привязываться и сохранять в холоде душу и разум. Очень много глаз я вижу каждый день, слышу мольбы, рыдания… Мой ответ — молчание. — Понимаю, — грустно ответил Дима. — Мне самому этого не хватало. Я музыкант. Публичная личность. Иногда очень хотелось послать всё к чёрту и молчать. Но моё ремесло — это как раз, наоборот: подвешанный язык, милая улыбка и руки с ногами. Снейк сыграл на воображаемых барабанах, издав характерные звуки. Харон снова заулыбался. Ему откровенно нравился этот собеседник. Да что уж скрывать, Перевозчик всё это время думал о его синих глазах, в которые окунулся, словно в Стикс и понял, что пропал безвозвратно. Дима был вовсе не похож на тех, кого ежедневно перевозил Лодочник и всю дорогу с момента погрузки тела в чёлн и до нынешней минуты, Страж реки, украдкой, любовался им. — Мне пора, — он вздохнул и накинул капюшон. — Уже час прошёл? — изумился Хакимов. — Нет, но там подвезли душу, нужно ехать за ней. — Эй, так у тебя ненормированный день! И перекуров толком нет, — кричал Дима вслед удаляющемуся Перевозчику. — Поговори с начальством, так нельзя! Харон расхохотался, обнажая белые зубы. — Что ты смеёшься? Я серьёзно! — Снейк балансировал на кромке воды и, вдруг, почти прошептал. — Ты приедешь ещё? Лодочник кивнул. На следующий день Дима нарвал красивых цветов у границы и отправился на берег. — Опять куда-то собрался, — усмехнулся Дежурный. — К кому ты там, с цветами то? — Не твоё дело, — беззлобно ответил Дима и показал язык Ангелу. Харона на реке долго не было видно и Снейк решил уже было, что Перевозчик передумал, но в серой мгле показался фонарик его лодки. Всё было, как всегда: лодка пришвартовалась к причалу, новичок отправился вставать на учёт вместе с Ангелом, а Лодочник замер в нерешительности. Хакимов подошёл и протянул ему букет и покраснел. — Это тебе. — Мне нельзя, — глухо раздалось из капюшона. — Почему? — искренне удивился Снейк. — Потому что если я каснусь их — они завянут. — Ну я же не завял. — Ты — душа, а они живые. — Хорошо, давай попробуем, — Дима облизнулся. — Да сними ты этот капюшон, мне тебя не видно. Харон стянул ткань с головы и недовольно уставился на барабанщика. — Чего пробовать то? — На, — Дима отделил один цветок от букета и протянул Лодочнику. Тот закатил глаза и взял. Цветок вмиг увял и через секунду, словно пепел, осыпался на песок. — Вот видишь, — вздохнул Харон. — На, — Снейк упрямо поджал губы и протянул ещё один цветок. История повторилась. Они испепелили весь букет. В руке у Хакимова остался самый нежный, красивый и крупный василёк. Барабанщик заметил его в последний момент, уже на проходной и сорвал. — Да давай его уже сюда, — чуть не плача, потянулся за ним Перевозчик. — Погоди, — Дима почесал кончик носа. — Я придумал, кажется. Он осторожно взял Харона за руку, а потом вложил в неё василёк и быстро накрыл своей ладонью. И ничего не произошло! Цветок остался лежать, зажатый между двумя ладошками. Лодочник чувствовал тепло, идущее от Снейка, ощущал его электричеством на кончиках пальцев… А Дима боялся убрать руку — боялся, что всё это закончится. Но убрать пришлось. Харон, как на чудо, смотрел на кусочек жизни в своей ладони и улыбался. Глаза его лучились счастьем. Он, вопреки предписаниям, осторожно спрятал цветок под балахоном, чувствуя, как прохладные лепестки касаются голой кожи. — Пройдёмся? — предложил Хакимов. Они вновь пошли вдоль кромки воды. — А ты Ангел? — у барабанщика сегодня явно было хорошее настроение. — Нет, — качнул головой Харон. — А кто? — Перевозчик душ. — Это я вижу. А ещё? — Хранитель реки Стикс. — Ага, а ещё Лодочник, Паромщик и куча других синонимов. Хорошо, давай иначе. Кто ты кроме этого? Кем ты был раньше? — Ты точно хочешь знать? — радость Харона угасла, он боялся расстроить Диму. Снейк испуганно взглянул на собеседника, но любопытство взяло верх. — Раньше я был Валерой. Обычным человеком. У меня был свой дом, машина, девушка… И вот однажды я поругался с девушкой. Напился. И за рулём своего внедорожника влетел в столб. Слава богу, никто не пострадал от меня в тот вечер. А я впал в кому. Но в небесной канцелярии поторопились, признав меня мёртвым и быстренько забрали сюда. Представляешь, всё это время, там внизу, врачи всё ещё борятся за мою жизнь, а здесь я числюсь, как душа. Вот так. — А почему Перевозчик? Харон сглотнул и посмотрел вдаль, потом прислушался, но сигналов с того берега не было и он продолжил: — Я тоже любил гулять здесь на берегу. Мне нравилось, что здесь нет ничего живого. Не растёт трава, нет птиц… Ничто не мешало мне размышлять и ждать финала. Но однажды в лодке дежурный Ангел привёз душу моей девушки. Она вскрылась, посчитав, что виновата в моей смерти — не выдержала давления близких. О, как я рыдал! Как поносил Бога и всех его Ангелов! Пытался разнести всю их канцелярию! За это меня, как знатного дебошира, сослали работать на лодку. Дежурного Ангела сняли, а меня поставили. Без права на общение. Чтоб я каждый день смотрел на муки душ, которые везу. А поскольку я любил отсутствие жизни и пустоту — всё, до чего я дотрагиваюсь, становится пустотой. — А что стало с девушкой? — шёпотом спросил Дима. — А девушка по кругу номер два пошла, — усмехнулся Харон. — Изменяла она мне, как оказалось. Они вернулись назад к лодке. — Если бы ты знал, как я ненавижу эту посудину, — Перевозчик достал весло из уключины. — Если бы ты знал, как я буду скучать, — голос Хакимова дрогнул. Лодочник накинул капюшон и промолчал, но потом, вдруг, резко повернулся и быстро мазнул своими губами по Диминым, прыгнул в лодку и ударил веслом по воде. Снейк ещё долго стоял, глядя вслед удаляющемуся Перевозчику и пытался унять сердцебиение. Он даже представить не мог, что его чувства окажутся взаимными. — Ну и как это называется, — раздался голос Ангела-хранителя сзади. — А, это ты, — Хакимов потянулся и присел на камни. — Ты же знал, что я всё-равно сделаю так, мне хочется. А мне его очень хочется, чтоб ты знал! — Совести у тебя нет, — Ангел опустился рядом. — Я там за него выбиваю, чтоб в очереди продвинули в связи с твоим поступком вчерашним, а он сегодня уже Валеру в губы целует. — Ты и это знал? — Дима улыбнулся. — Ну всё же окей! Не парься! А что там с моим судом, ты говоришь? — Завтра. — Вот и прекрасно! Быстрей бы уже определиться. — А ты в курсе, что когда тебя отправят в круг, вы не сможете больше видиться с Валерой? — тихо спросил Ангел, глядя вдаль. Улыбка сползла с лица Снейка. — Какого хрена? Нет, не в курсе! И что? И как быть? — Никак, — Ангел пожал крыльями. — Эй, я не согласен! Давай придумаем что-нибудь? — А ничего не придумаешь, Дим. Это законы такие и здесь ты их не обойдёшь. Кстати, тебе интересно, что там внизу происходит? — Ну, допустим, — с безразличным лицом ответил Хакимов. — Тебя везут в реанимационной машине. Они пытаются вновь запустить твоё сердце. — Подожди, мы что, неделю летели в самолёте? — Время здесь и на земле не совпадает. Ты видишь — на реке всегда пасмурно, но ночь здесь наступает. За пограничной же рамкой — всегда светит солнце. Тут стёрто понятие дня. И ещё, — Ангел помолчал и добавил. — Врачи борятся за твою жизнь. Просто подумай об этом. Но Дима не мог думать ни о чём, кроме того, что он может больше не увидеть Перевозчика. Среди ночи он встал и пошёл на берег. — Куда ты? — тормознул его на выходе новенький Дежурный. Снейк молча показал в окошко браслет и вышел за территорию. Он брёл по знакомой тропинке и понимал, что может идти по ней последний раз. На душе (ха-ха, как смешно!) было грустно. Каждая мысль болью отдавалась внутри. Вдалеке замаячил огонёк лодки, но внутри было пусто — Харон не вёз в ней никого. — Я знал, что ты будешь здесь! Я знал, что ты придёшь, — прошептал Перевозчик и набросился на Хакимова. Они целовались неистово, раздеваясь и боясь отстраниться хоть на секунду. В этот момент, казалось, что все, кто мог стать свидетелями, стыдливо отвернулись и закрыли глаза. Дима водил дрожащими пальцами по нежной коже и отмечал, что под балахоном у Валеры скрывалась, всё это время, очень красивая фигура и что Лодочник хочет того же, чего и он сам, так же безумно. — Какой же ты сладкий, — Снейк вобрал ртом напряжённый Валерин член, заставляя того выгибаться в пояснице и приглушённо стонать себе в ладонь. — Дим, — шептал Перевозчик и толкался в узкий рот. — Дима… Он развернул Хакимова и рукой поймал его плоть. Снейк вздрогнул и покрылся мурашками. Кто там говорил, что душа бесплотна и ей всё пофиг? Врали! Жрать и спать действительно не хотелось, но умелые и ловкие Валерины пальцы, ласкающие блестящий от смазки член, не хотеть было невозможно! Кончили они одновременно, выдыхая в ночной воздух имя человека, ставшего таким любимым и родным. А после, когда обессиленные и опустошённые, лежали на песке, Дима, поглаживая Валеру, всё-таки признался: — Завтра у меня суд. — Я знаю, — вздохнул Харон и прижал Снейка к себе плотнее. — А то, что мы больше не увидимся, если меня засунут в какой-то там круг, ты тоже знал? — Это правила, Дим, — снова вздохнул Перевозчик. Снейк сел, отвернувшись от Валеры. — Кто их придумал? — Там. — Да пусть они идут к чёрту со своими правилами! — заорал Хакимов сквозь слёзы, схватил горсть песка и с силой швырнул вникуда. Харон обнял его сзади, прижался губами к обнажённой коже на выступающей лопатке. — Я люблю тебя. Снейк размазал ладонью по лицу слёзы вперемешку с песком. — Я тебя тоже. Очень. Они ещё какое-то время сидели так, обнявшись. На горизонте замаячила слабая серая полоска, разрезая черноту ночи. — Мне пора, — пробормотал Валера. — Что нам за это будет? — Дима потянулся за джинсами. — Не знаю, — тебе уже ничего, скорее всего. Они приходят на суд с готовым приговором. А мне… Мне тоже. Что может быть ужаснее, чем-то, чем я занимаюсь каждый день. Наказать меня ещё жёстче они просто не смогут. Любовники ещё несколько секунд держали друг-друга за руки, а потом Валера вновь мазнул лёгким поцелуем по губам Снейка и, резко оттолкнув его от себя, прыгнул в лодку. Хакимов не стал провожать Харона и, стиснув зубы, направился к пограничному посту. Ангел ждал его там. — Только не спрашивай ничего, — Дима посмотрел на Хранителя глазами побитой собаки. — Я и так вижу, — вздохнул тот. — Зайди, умойся и пойдём на оглашение приговора. — Плевать, пойдём сразу. От того, что я умоюсь, ничего не изменится. Они вошли в здание суда. Приговор зачитывал молодой Ангел в мантии. Волновался он ужасно и глотал окончания слов и некоторые слова целиком, но Дима всё-равно его не слушал. — Хакимов Дмитрий Абдулович, тысяча девятьсот семидесятого года рождения… повлекшее смерть… ввиду недобросовестного отношения к должностным обязанностям… признать Хакимова Дмитрия Абдуловича… назначить… Снейку было всё-равно. А счастливый Ангел тряс его за плечо и тыкал в лицо копией приговора: — Они нас оправдали, Дима! — То есть? — То есть виноватым признали Министерство, которое вовремя не назначило тебе нового Ангела. Сейчас всё обнулится и ты придёшь в себя. Ничего из этого ты помнить не будешь — просто откроешь глаза и окажешься в реанимационной палате. Ты будешь жить, Дима! Ну и мне ещё поработать придётся твоим Хранителем — рано в дежурные записываться. Давай, дуй на берег и Харон отвезёт тебя назад! В нашей практике — такое очень большая редкость! Обычно — только в одну сторону работает поток. Ангел свернул копию приговора в трубочку, а потом убрал в карман и улыбнулся вслед Хакимову: — Только не забудь, идиот, о том, что врачи борятся за твою жизнь. Последнюю фразу Дима не слышал, а если б и услышал, то не придал ей значения. Он уже топтался на берегу и нервно высматривал лодку вдалеке. Харон приплыл с новым поступлением — молодой девушкой. Та сидела на дне лодки и, не мигая, смотрела на своего проводника в мир душ. Снейк почувствовал укол ревности. Но Валера уже увидел Диму на берегу и ускорился, пришвартовываясь. Не дождавшись даже, когда новенькая и её Ангел отойдут подальше, Хакимов прыгнул в лодку и прижал к себе Харона. — Поехали! — Куда, — ошалело уставился на него Перевозчик. — Туда, откуда ты меня забрал! Меня оправдали, представляешь! — Господи, — Лодочник перекрестился и глаза его наполнились слезами. — Как я рад! Они плыли в полной тишине. Вода была спокойной и тёплой, как парное молоко. Дима свесил руку через борт лодки, рассекал ладонью шёлковую гладь и старался не смотреть на Харона. Тот же, в свою очередь, натянул капюшон так, чтоб не видеть и не слышать ничего вокруг. Каждый думал о своём, но оба они думали об одном и том же — как будут жить дальше. Диме было проще — он проснётся и всё начнётся у него с чистого листа. А вот Валере предстояло как-то смириться с потерей. И вот плывут они такие, а где-то там внизу врачи… Стоп! Лодка упёрлась носом в песчанный берег, вдалеке, за воротами проходной, были слышны звуки привычного мира: гудки машин, шум улицы… Дима поднял глаза на своего любимого: — Как ты сказал? Ты там в коме? И врачи борятся за твою жизнь? — Ну да, — Харон сбросил капюшон с головы и распустил волосы, намереваясь переделать хвост. Дима на секунду залюбовался им, таким красивым, но тут же очнулся. — Мой Ангел сказал мне, то же самое про меня. Но сейчас, если я выйду за ворота — я очнусь там, в реанимации. Понимаешь? — он схватил Валеру за руку. — Это наш с тобой шанс! Бежим вместе! Глаза Харона сверкнули, улыбка тронула пересохшие губы, но он тут же боязливо сделал шаг назад: — Я не знаю. Я не могу. А если… А как же лодка? — Плевать! Найдут нового! Побежали, пока никто не пришёл и тебе не надо никого везти! — Снейк выскочил на берег и снова протянул руку. Валера, путаясь от волнения, в балахоне, вылез следом и, всё ещё недоверчиво оглядываясь на свою лодку, нашарил Димину ладонь. Хакимов переплёл их пальцы вместе и прижал Харона к себе. — Я люблю тебя. Просто знай это. — А я тебя, — Перевозчик улыбнулся. Они бегом бросились к воротам в мир живых. — Куда? — Ангел на пропускном пункте подскочил. — Да пошли вы все, — Снейк сорвал браслет и бросил его в окно. — Мы ещё поживём! Слышишь, Валерка, поживём! P.S. Дима открыл глаза. Над ним склонился врач. Лицо его было спрятано за маской, но глаза подозрительно напоминали глаза Хранителя. Снейк слабо улыбнулся — он ничего не забыл. Возле соседней кровати толпилась куча врачей. До Хакимова, как сквозь толщу воды, долетали фразы: — Надо же, спустя столько времени! — Подумать только, Николай Игоревич, у него все показатели в норме! — Будет жить! Дима вновь устало закрыл глаза. Они рискнули и не проиграли!