17 месяца Огня Очага, 2Э 581
Безобразная сцена в “Золотом Грифоне”. Кто вообще пустил туда чужеземца? Грязному орку стоит начинать молиться. Если дело дойдёт до настоящей дуэли, Лирендель его на ремни порежет. Орки разговаривают лишь на языке насилия, вот это и станет ему хорошим уроком! Жаль, конечно. Но иногда нет иного выхода. Мой господин Лирендель не станет извиняться за то, что считает правдой. Орк - неотесанный отсталый идиот, и... на самом деле, господин охотнее принял бы вызов от лягушки или чайника, чем осквернил бы свою рапиру подобным поединком, но орк, оказывается, умеет читать; и даже добыл где-то экземпляр нашего дуэльного кодекса... а затем рапиру, секунданта и даже сумел правильно составить формулу. Нельзя не признать, что его целеустремленность примечательна. Узнав, что вызван по всей форме, господин обозвал его грязным глан'нтом и обещал явиться в назначенное время в назначенное место - руины за городом. Я пишу эти строки, чтобы успокоиться? Мой господин выиграл уже восемьдесят дуэлей. Он просто не может проиграть… он занимается исследованиями правил поединков с древнейших времени применяет их на практике весьма точно; я же ассистирую ему, служу секундантом и провожу черновую работу... а также собственные небольшие исследования. Почему у меня так неспокойно на сердце? Орк Рогузог Мордоврот. Кхм, конечно, я запомню, это легко. Чтобы узнать полное имя моего господина, ему придётся наведаться в Тор-Хейм-Хард, и я искренне надеюсь, что там он и сгинет... Я... волнуюсь. Дуэли между представителями нашего народа, разумеется, разрешены, но что будет, если одним из участников станет орк? Стоило бы просто отвергнуть это предложение. Сдать небарра страже. Не то чтобы я сомневался в Лиренделе, его мастерство… кому, как не мне, уметь оценить подобное! Но небарра непредсказуемы. Опасны.18 месяца Огня Очага, 2Э 581
Я… еле дотащил господина до лекаря. У него сломана челюсть, и он может только стонать. Понятия не имею, что произойдёт, когда он придёт в себя - получить удар в лицо от орка означает высшую меру позора. Но признаться во всем страже и сделать позор публичным?.. Вряд ли Лирендель пойдёт на это; я достаточно хорошо изучил его. Я изучил его… достаточно хорошо… [запись обрывается - далее следуют сперва расчеты по оплате услуг лекаря, затем обгоревший и нечитаемый кусок] 3. Кажется, я отвоевал себе право нормально жрать в “Золотом грифоне” - никто меня не трогает. Воротят свои длинные носы, конечно, но на входе нет таблички “оркам вход воспрещён”. Теперь хожу сюда каждый день, ха!.. Но не долго-то я радуюсь. Уже на третий вечер вижу, как секундант этого, длинного, сидит в углу и надирается. Как его, Фанди-шманди… Фандилол, что ли. Сперва думал, просто пьёт, а потом вижу - уже третью кружку. И смотрит в стол, и монетки считает, и рожа такая… Дай, думаю, подойду. Его-то я не трогал. Может, помер этот Лабудель, и меня ищут уже? Говорила мне тётка, не лезь не в своё дело, но я ж идиот… Подсел к нему. Парень на меня смотрит, словно впервые видит, потом отодвигается. Видно, боится, но показывать не хочет. - Чего, - спрашиваю, - смурной такой? - Не твоё дело. Ну конечно, не моё. - Денег мало взял, да? Давай проставлюсь. Всё-таки ты-то меня не обзывал. - Не смей, небарра! Я говорил, что я идиот? Но уж больно хотелось мне как-нибудь разговориться хоть с одним желтомордым. Они ж только и делают, что носы воротят - тут, у себя на родине… знают, что в своём праве, как-никак. Может, тут удача улыбнётся - этот вроде понял, что за мной не заржавеет приструнить, если что. Ну и почти что представлены. Подзываю девку, говорю, нам по две бутылки и пожрать чего мясного. Денег-то у меня ещё пока много. Фандилол этот сидит, в угол зажался, словно я какой чумной. Видно, под столом от меня сбегать гордость мешает, а мимо пройти боязно... Толкаю его в бок. - Вот и посмел. Да не жмись. Что мне, угостить впадлу? В вашем же кодексе написано: подрались - надо мириться. За едой и вином. - Чтоб я преломил хлеб с… Что вы все забыли здесь? - шипит, а глаза зелёные, что у кошки. Пьян в стельку. Что-то подумалось, не сильно-то ему хорошо живётся, что сидит тут один. В моей компании. Приносят вина и пожрать; пихаю ему тарелку, хотя он сразу тянется к бутылке. Нет уж, я поговорить хочу, а не держать его над канавой… Знакомец мой еле-еле уминает пару каких-то стручков и продолжает цедить вино, а потом внезапно утыкается лбом в ладони. - Господин меня выгнал. Это первая дуэль, которую он проиграл, а я… единственный, кто это видел. Теперь если я пущу слух, будет выглядеть, как месть, и… О Стендарр, зачем я тебе это рассказываю! - Погодь. Он чего, свалил на тебя вину за то, что у него такая хлипкая морда? Молчит. Потом опять пьёт. Давится… эх. Пытается, видно, быть таким же засранцем, как господин Лирендель, но то ли спеси не хватает, то ли и правда, что у него жизнь рухнула… - Слушай, а плюнь ты. Не знаю, что тут у вас за заморочки, но выгнал - и выгнал. Найдёшь занятие получше. Мотает головой. - Пошли, - говорю. - На воздух тебе надо. Кивает. Расклеился. Даже не знаю, как-то… поддерживаю его под поясницу, веду на задний двор. Он на мою руку оперся, на пороге спотыкается, уже прижимается всем телом, и тут я понимаю, что сам очень набрался, потому что от этого тепла да от его запаха у меня в штанах начинается тот ещё кузнечный праздник. Конечно, я за свою жизнь не только баб в постель затаскивал - пока заслужишь право на жену, удавишься, а солдатское дело простое. Но откуда мне знать, что тут положено за попытку полапать такого вот благородного? Осторожно его приобнимаю за талию. То ли не понимает, то ли не против… Видно, мутит его слабее, чем мне казалось, потому просто стоим у коновязи, как два дурня. Уже смелее ему под камзол лезу и сзади стискиваю за задницу. Не сопротивляется… уж вот такое точно нельзя было не заметить. Проклятые эльфы! Нравится ему, или он в дипломатию играет?.. - Хочешь ещё выпить? - спрашиваю, а сам так и подбираюсь, как кот, и добавляю, что у меня есть. В доме, в смысле. Никогда не был у небарра, а? Кивает. Шатается слегка, потому придерживаю его, украдкой принюхиваюсь. Хорош. Молчаливый только. Веду в доки, где живу. Постоялый двор как постоялый двор - сплошные “небарра”. Конечно, ничего из моей затеи не выйдет, но попробовать-то можно. Если что, ещё одна дуэль - ну и? Желтомордый мой, впрочем, заходит с таким видом, словно вождь пришёл инспекцию наводить. Все, конечно, на него пялятся - что такая птица тут забыла?.. Быстрее тащу по коридору, закрываю за ним дверь. Припираю к стене. - Вот что, - говорю. - Если ты знал, зачем шёл, тогда оставайся, а голову мне дурил - так проваливай сейчас. - Ничего другого от такой скотины и не ждал, - сообщает. А сам улыбается, волосы свои поправляет, мягкие такие, приятные, и мне в штаны лезет… ну и дела. Аж стыдно, что у меня бардак в комнате. Хотя, нет! Буду я ещё сопли разводить. Рычу, чтоб разделся, сам иду взять кой-чего в сумке. Не верю, что такая цаца за бутылку лишнюю готов зад подставить, ну, тут главное, чтобы не пырнул меня чем в бочину, как всё начнётся. Но… всё честно. Трахается он, словно с цепи сорвался - кажется, вообще не понимает, что с ним орк, ну я особо не напоминаю, если у него по пьяни нюх и зрение отбило. Видно, не в первый раз с мужиком, когда нагибаю, подмахивает умело, аж стонет, как насаживается, потом и вовсе меня тащит в кровать, сверху забирается, словно стоячего болта век дожидался. Ласкаю его, хотя прижать охота - но больно он какой-то… увлекшийся. Пьяный, конечно, кто дури не делает, но чтоб сам так лез... Кончает мне на живот, тут я его переворачиваю и пользую сам, пока не спускаю с рыком - и рушусь рядом. Свалит обратно в Алинор, скорее всего. Да и плевать, красть нечего у меня. Хорошо бы стражу не наслал или кого там. А он дремлет, дремлет, потом просыпается, гладит меня по бицепсу, смеётся чему-то, снова подкатывает - что ж я, дурак отказываться? Заводной парень. Даже целует меня, и всё так чудно стонет, если его за ухо куснуть или за железку в соске. Очень хорошо. Впихиваю в него два пальца, сам держу за волосы - только на башке у него и есть, эльф же, они почти все выскребаются магией. И ладно… Приятнее им присовывать… Заставлю лечь на спину, наваливаюсь, на весу держу - легкий, получается взять под бёдра и на себя натягивать. Никогда так не делал, а сейчас как помутнение - желтомясый же дышит, сейчас весь воздух выдышит, хорошо ему. В охотку, видать, когда глубоко суют, ничего не трескается… Долго имею, вкусно, давно так хорошо не выходило. Все как-то второпях, да и чтоб кому-то прям нравилось-то со мной… Жаль, вся прыть, небось, из-за бутылки, а потом начнется про вонь да про мою морду… Ничего я не воняю, каждый день в море суюсь раза по два, оно тут повсюду. Даже совестно как-то, но не переставать же? Я, признаться, тоже набрался, да и почитай что пару месяцев уже - никого… С утра просыпаемся вместе. Лежит, смотрит на меня, приоткрыв рот, потом дёргается и вжимается в стену. Глаза круглые от ужаса, губы пересохли. Синяки на плечах от моих-то пальцев. - Да, переспали мы, - говорю. - Хорошо было. - Небарра, - всхлипывает он и аж руками лицо закрывает. Руки тонкие, конечно, не как у барышни, но мне-то смешно с таких… веснушки ещё всюду, и на плечах, и на лице... Думаю, обидеться на него за эту “небарру” или утешить? Ночью-то был вполне себе “ещё” да “пожалуйста”! Ладно… Пахнет он даже с утра приятно, так что притягиваю к себе. Так и хочется проверить, по трезвяку такой же чуткий? А то как баба; эльфячья баба, конечно. Лизнёшь здесь, куснёшь там, и вот, уже не “небарра”, а сам на тебя лезет, рукой член ищет, надрачивает, шипит, если его тронуть. Гладкий такой; не слабак, но мне такого заломать - раз плюнуть. Только ломать не хочется; руками оглаживаю, по бокам, по заду, вылизываю проколотый сосок - стонет, трётся об меня… жду, пока, как вчера, просить не начнёт. И просит - пытается приказать, мол, делай, что тебе хочется, животное, а голос-то подводит, потому что хочется не одному мне. Растрахиваю пальцем; узкий снова, словно я ему ночью не засаживал по самый корень. Скулит, ноги уже сейчас чуть не на плечи закидывает. Одно удовольствие сперва растянуть хорошенько, потом всунуть - вот ведь, жаркий, жадный, не бревно, а ведь говорили, альтмеры все как мороженая рыба. Что мне, нетипичный попался? Малох меня забери. Ведь явно же… не в первый раз под мужиком. Неужто ему так свинорылый нравится? Загадка. ...Уходит, так и не поговорив. Ну и пёс с ним; я ещё долго валяюсь, так мне сладко… Не как с бабой, конечно. По-другому. С желтомясыми не спал ещё никакого пола, и выходит, зря… Вечером прихожу - и начинаю красться, как подбираюсь к комнате, чужих следов много… но оказывается, это он опять сидит. Фандилол, стало быть. На полу перед моей дверью. Опять с бутылкой. Собираюсь спросить, чего ему надо, а он прикладывает палец к губам да заходит вместе со мной… ...и не уходит. Принёс мне вина - вот дурак, того самого, из-за которого вся дуэль вышла - на стол поставил, а сам на себе камзол расстёгивает. Хватаю его за запястья. - Мало тебя выебал, что ли? - грублю нарочно. Может, уйдёт. Тот улыбается и кивает… измывается? Нет. Притягивает меня за бороду, обтирается щекой, потом тянет мне штаны вниз. В глаза заглядывает - и становится на колени. Неужто сиятельная персона высокого эльфа мне решил пожаловать отсос с барского плеча?.. Решил. Малохом клянусь, решил - облизывает головку, покатывает на языке; берет глубоко... Рот у него такой влажный, жаркий; хватаю под затылок, за волосы, управляю… даю выдохнутьи опять присовываю. Всё как наваждение. Вот уж захотел “пообщаться” - общаюсь!.. Постигаю искусность высшей расы… До искр из глаз, Малох забери, что ж такое. Заставляю бросить; на кровать пихаю так, что та аж скрипит, набрасываюсь. Несёт чушь - я у него и небарра, и “не смей”, и “продолжай”, и уже совсем то, о чём и говорить совестно… нравится ему, что у меня в штанах богато. Другой бы заскулил, а этому так и подавай… Какая же шкура-то у него нежная, весь теперь от моих пальцев и клыков в отметинах; а всё равно крепкий, принимает, не срывается - аж боюсь, что на такие стоны ко мне хозяйка этой халупы придёт, спросит, не убиваю ли кого. Фу, не думал, что сам так западу - на жёлтого-то сноба… ...Стоит у окна, накинув мою рубаху, пока я выпить наливаю и кусок буженины настругиваю. - Небарра, - тихо так говорит, едва слышно. - Чего? - Не умею и спросить. Ты… тебе… нравится со мной? - Ещё бы, - фыркаю. - Дурной вопрос. Словно весь сникает. Так и прёт от него… одиночеством, ну? Неприкаянный какой-то. Думаю, ну я-то, конечно, знаю, как его обрадовать, но чего это? Только что костерил меня и стелился, а сейчас-то?.. - Не рад, что мне приглянулся? - Рад. - Что тогда нос повесил? Молчит. Потом садится напротив, но в глаза не смотрит, только себя же обнимает за плечи. Боюсь спугнуть; странно, что вообще говорить-то начал со мной. То всё “небарра” да “животное” или ещё как-нибудь. Обидно, конечно, но ради такой ночки… пусть хоть эшалотом называет, не жду я уже, что они тут видят во мне что-то, кроме клыков и зелёной кожи. Но сам всё это затеял, сам терплю. - Нельзя мне. С тобой. - Открытие сделал. Что ж тогда ходишь? - Ты Рогузог Мордоворот из Ротгара. Боец, воин. Участник поединков своего народа, - Фанд кусает губы. - Для нас всё равно небарра, чужак, “скотья кровь”... Даже мне нельзя с тобой не то что спать. Касаться тебя нельзя. Имя твоё помнить. А я хочу. - “Даже тебе”, а ты что, какой бракованный? Фанд дёргается, словно я его поддых ткнул. - Я сын очень… худого рода. Все сохраняют и преумножают свои умения, а мои отец и дед… все так и не нашли, в чем их призвание, хоть и с Островов не уехали. Я служу Лиренделю. Как… как младший родом. Только и знаю, что его поединки, его победы, его славу и оружие… Что-то у него в глазах такое… поганое. Не нравится мне. Спрашиваю наобум. - Господин-то твой. Не только железную рапиру полировать заставляет? - Да, - выдыхает Фанд. - Не поймёшь ты, небарра. Нельзя, не зная всей родословной, завести хорошую жену и даже любовницу. Того, о ком никто не расскажет, и кто сам помолчит - можно… - Может, и пойму. Вам же плевать на чужие обычаи, а у нас, скотьей крови, тоже не всё просто. Не силой хоть заставил? - У меня и помимо него были. Н-н-е только мужчины. - И как? Усмехается горько, что ядрень-трава. Хреново, видимо. - Никак. Не получалось у меня… хотел очень, но… не так что-то. - Что? - Да какая разница! Боится грязи; касайся его, видите ли, только руками, а меня самого и вовсе так брезгливо трогает, словно крысу подобрал… И зачем я тебе… Убил ты меня, небарра. С тобой останусь - не будет мне жизни; выздоровеет господин, к нему уйду - сам удавлюсь… Останусь один - с тоски подохну. Женщины мне не светят, а вот этого вот… вот этого… Задыхается почти. Понятное дело. Молодой совсем. И видимо, не научился ещё толком… тщательно притворяться, что все в порядке. - И что делать? - Не знаю, небарра. Знать не хочу; тошно мне… хоть придуши меня, я только спасибо скажу. Какому даэдра ты молишься? Пусть заберет меня! Сгребаю за плечи, встряхиваю; а он опять пахнет этой не то травой, не то полем… словно наваждение какое. Целует меня, вылизывает клыки; глаза у него зелёные… клятый же эльф, как не вестись на такие глаза? И руки беспокойные - всё никак не поверит, что у меня и правда такие мышцы… Деру его у стены, едва что подмазать нахожу; сперва задом к себе, потом говорю развернуться, беру на локти под колени и долблю в него членом, что Малоховым молотом. Я-то сильный, а он уцепился руками за балку, голову откинул и только стонет неприлично и всё никак не спустит, так его накрыло. Ну хуже, чем баба, говорю, чокнутые они все, альтмеры эти. Неужто так плох этот его господин, что даже трахнуть не мог от души? Парень-то чуть не дымится, как хочет… Вспотели оба, так он ладонями по мне размазывает и хихикает поехавше, руку себе облизывает, потом кончает и снова это всё… меня заставил попробовать, но рожа у него при этом… клянусь, чтоб я такое когда видел... Как крысу, значит, тебя трогает, твой чванливый огрим. Брезгует, значит. Ну ты и скотина, Лирендель, надо бы тебе ещё, значит, по морде, чтобы вообще зубы вылетели. Вспомнилось это “придуши”, и аж самому тошно стало… зачем такого душить? Если только чутка, ласково, чтобы хорошо сделалось… прижимаю так осторожно его за горло; хватается мне за руки, а потом так и вскрикивает, и оседает - сработало. Два почти подряд, м-мать… Доимел его, оба так и повалились. Дрыхли, едва укрывшись, и ведь как проснусь, как услышу опять клятый его запах, так шишка снова… Думаю, ну нет, сколько уже можно, ни клыка не понимаю, что делать с этим всем. Пошёл пожрать наварганить. Прихожу с казаном батата с мясом; желтомясый мой сидит почти голый, хоть и мокрый - мыться ходил. Смотрит в лезвие своего кинжала, потом откладывает его, ничего не говорит. Пожрали. Ест мало, видимо, потому и силёнок, как у мелкого дурзога. Нет, для эльфа очень ничего, но для Мордоворота - маловато… - Так и будешь тут торчать, пока твой длинноносый челюсть лечит? - интересуюсь. Я-то тоже сходил шкуру протёр, но уж не знаю, на что похож. Шкуру-то мою дубасили немало, её ничем не поправишь. - Мешаю? - весь тут же напрягся, словно палка снова в заднице выросла. - Не мешаешь. - Не волнуйся, не буду тебя стеснять. Не пристало мне находиться в этом месте. Зря я... Пытается гордость свою обратно натянуть. Только видел я его гордость - вон, на полу подсыхает, в двух местах. На губах дрожит. Собирается, одёжку свою ищет. Рассматриваю… хорошо я его отметил. Где синяк, где царапина, где колено аж стёрлось. - Забудь, что я тебе сказал, - глазами сверкает. Пожимаю плечами. Что я ему, огрим, чтобы как со стенкой разговаривать? Не забуду. Он знает, и я знаю. А так пусть валит хоть на все четыре стороны разом. Если сможет. Слышу, что как вышел, так остановился, дух переводит… слышу-то я получше, чем иные - животное же. Истерику слышу и шёпот его слышу. Не глухой. Но не выхожу. Раз плохо так, пусть ступает к себе. Что ему, и правда, Мордоворот предложит - постель со шкурами да хорошую охоту в Краглорне? Я сюда отдыхать приехал и осматриваться, а ему жить. Если вот это, что у него происходит, жизнью назвать можно - но мои-то предки, если легендам верить, отсюда ушли ещё с Малохом да не совсем по своей воле. Дрянной выходит отдых… пойду, с капитаном поговорю. Нечего мне тут делать, проветрился, пора и честь знать. 4. [Свёрнутая записка, найденная служкой у жаровни близ храма Аури-Эля, что в Алиноре] Всё это сон. Дурной и больной сон, я… Я не могу избавиться от… Полное разочарование - вот что я такое. Господин мой Лирендель отказался от моей службы. И всё, о чём я могу думать - не о том, как вернуться или заслужить прощение, хотя даже моей вины… нет, конечно, я виноват. Я должен был отговорить его принимать вызов! Должен был сам, может быть, сразиться с этим… С ним. Аури-Эль, прости меня. Всё, о чём я могу думать, это проклятый орк. Животные не имеют стыда. Не имеют стеснения. Не имеют привычки кривить носа; они свободны и радуются тому, что могут дать или взять… мы, цивилизованные меры, от них отличаемся. В лучшую сторону, но для кого она так хороша? Мать уже и без всего этого считает меня своей главной неудачей; сын, который уже пять лет на службе, но не имеет никаких результатов; сын, которому и думать нечего породниться хоть с кем-то, кроме рыбаков или бондарей. Не самое худшее, конечно, если они чистокровны, но… Но узнай кто-нибудь о том, что я сделал, меня просто вышвырнут в грязь, которой я и достоин. Я провёл ночь в храме, но так и не смог поговорить со священником. Он столь совершенен, столь благостен. Так исполнен света. Я не посмел открыть рта или мыслей; казалось, сами стены надо мной смеются. Я слушал гимны, воспевающие Аури-Эля, а мои мысли снова возвращались в доки: к сильным рукам, которые держали меня, и к уверенности, с которой небарра управлялся с предавшим меня телом. Под его кожей вьются вены; он словно воплощение ярости и мощи, и он не останавливается, не… не порицает меня, когда я хочу больше… Всё это неправильно, не должно так быть! Я даже не знаю толком, кто он! Вернуться к господину - и терпеть его бахвальство, и стылые ночи ради лишь его удовольствия, и иногда, изредка, чуть более приятные - в компании тех, перед кем ему захотелось извиниться за мой счёт?.. Вернуться к матери - и терпеть её издёвки, ведь я негоден к военной службе по решению благородной комиссии, не годен к браку, не годен… никуда. Она убедила Лиренделя взять меня в услужение кем-то навроде оруженосца, и как я отблагодарил обоих за эту милость?.. Аури-Эль, я хочу задушить господина моего половой тряпкой, а милую свою матушку отправить хоть на день в душный сад рив-командира, в котором можно сидеть неделями и слушать весь этот клёкот о том, как ужасны чужеземцы и как рискует Айренн! Словно я был в клетке всю свою жизнь и смог дышать только в эти часы в прошлые пару суток… проклятые часы. Меня трясёт - с похмелья, от волнения, от тоски? Я желаю ещё - словно пустошь, в которую уходит и уходит вода, я желаю ещё, и если не придумаю способа остановить себя, то снова пойду в доки вечером и стану униженно ждать, когда он появится, чтобы… подарить мне столь скоротечный покой. Физическая любовь груба и нечиста, и в этом её прелесть - в этом её ужас, потому что, познав однажды подобное падение, уже не восстанешь. Я не рив, не сапиарх, не псиджик, не маг и не великий подвижник, я не обладаю сильной волей или мощным умом… я слаб. Стоит подумать о моём небарра, о его шрамах, полученных в битвах, о его члене, угрожающе-большом и твёрдом, как эбонит, и о странном, сильном запахе кожи, не лишённой волос, как меня накрывает отвращением ко всему, что я знал раньше - и к себе за такую… увлечённость. Испорченность. Ни один сын Рассвета не должен ложиться с небарра, особенно с… нечистотой Боэты. С Изменившимся. С… С единственным существом, с которым мне было хорошо так, что я выл, потому что оно не отвергало моих желаний и не стеснялось своих. Опять сводит горло; я закрываю глаза и снова вижу... Наверное, способ решить этот вопрос есть только один - и я должен быть честным хотя бы в нём. Видят боги, оступившимся нет места, и всё это уже не стереть. Я изменился сам, и непоправимо. Мои предки проклинают меня. 5. Думал я, куплю себе обратный билет, нажрусь хорошенько напоследок, ещё в Шиммерин съезжу на экскурсию, на рыбалку схожу и буду таков. Ан нет. Половил я, значит, морских гадов, развлекся! Топал себе, прогуливался, сперва по причалу, потом по бережку пошёл: ну, а что, люблю размять ноги, мне несколько часов идти иногда - только в радость. Бреду себе, коралловых крабов пугаю, ракушки чудные рассматриваю, иногда ягру-другую шугану, палку даже подобрал… И тут вижу - за коралловой стенкой сидит мой давешний полюбовник, значит - вернее, на колени встал перед какой-то магической штукой и молится. Ну как, глаза закрыты и шепчет чего-то… Рубаху спустил, в руках длинный такой нож, как рыбе брюхо вспарывать. Ну тут я понял, чего он собрался вытворить, подскочил, с пинка нож вышиб, упал на него, придавил, держу. - Кретин, - говорю. - На клык пошел, эшалотья лепешка у тебя сохлая вместо мозгов. Он выверчивается, пытается меня бить, даже колдовать что-то, ну вот за это я его башкой прикладываю об песок и ещё сажусь сверху для верности. - Охолони, мать твою, - рычу. - Чего это удумал, а? Будешь свои чары плести, не посмотрю, что тебя знаю, вон с тем булыжником познакомишься! Пялится на меня, дышит. - Пусти! - Хрен тебе. Какого даэдрота собрался делать? - Пусти… Слезаю; тут же встаёт, вжимается спиной в кораллы. По щеке кровь течёт… видно, в песке камень был. - Господин мой Лирендель здоров и требует вернуться, ищет, - говорит, а сам серый. - Узнают о нас, убьют меня… или изгонят, а это во сто крат хуже. Лучше я сам… - Чего сам, кишки себе выпустишь? Думал, я тут самый большой идиот. Смотрю на него, и на кровь эту, и на растрёпанные волосы. Чайки орут, ягра где-то пищит. Вспоминаю, как сладко с ним кувыркаться, эх… что за дурь же, неужто из-за всего-то хорошего времени такая вот драма? Получается, тому франту я только челюсть сломал, а парню - жизнь? Я ли? Не остров, а большой дом, где головой стукнутых держат. Подхожу, отряхиваю. Кровь слизываю. Вкусно. - Есть у тебя, что собрать? Шмотки, деньги? - Я всё завещал Храму. Да и было немного. - Дурья башка… вот что, любовничек. Со мной поедешь. Через месяц в Краглорне будут ежегодные бои. Мне нужен кто-то, кто умеет считать и трепать языком; пока я кулаки разминаю, надо меня проталкивать, рассказывать, какой я такой разэтакий и сколько проломил черепов. Монеты поделим, уж я не обижу. - Ты предлагаешь ехать? С тобой? - Можешь тут остаться - господин твой Лабудель будет просто счастлив вернуть свой коврик для ног. Смотрит, словно глаза сейчас из орбит вылезут. Не верит. - Да клык даю, не вру! Включай давай мозги, ну! Деньги будут, где спать - тоже, и с кем, если захочешь. Не зли меня слишком сильно, ну или зли, но учись сдачи давать, и поладим. Корабль завтра уходит. На билет тебе у меня хватит. Словно в него молния попала; стоит и стоит… потом обнимает меня за шею. И так долго держит, что я начинаю думать о том, что место здесь тихое, уединенное, никто, кроме крабов, нас не увидит, можно и отпраздновать начало сотрудничества… ...когда попадаем на корабль, приходится купить ему шмоток. Нормальных, чтобы в походе годились, а не вот эта приметная эльфячья ерунда из шёлка и пафоса. Добрые одёжки, но пригодятся на берегу; пока плывём, я его особо из койки не выпускаю, а то ещё загрустит по родине да вытворит чего… Да, может, подобрал на свою голову… длинную такую проблему, но на душе зато тепло. И в постели тепло; дурной эльф от меня не отлипаети всё сдерживается - то улыбнуться не может, то тронуть лишний раз боится. Приходится ему немножко врезать, а потом выдать эльфячьего же курева - едет тут с нами один красноглазый, купил у него. Годное курево. Теперь мой не тушуется. Будет со мной, так я этих всех прибеднений не терплю. Хочешь меня лапать - лапай, хочешь лыбиться - скалься, даром что у тебя весь арсенал полон, хочешь отсос - ну так я не сахарный, коли клыков не боишься; неймётся жопу подставить - валяй… Позволит, так у всех на глазах зажму, пусть знают, что у нас и как - а не нравится, останутся без зубов. Красивые острова Саммерсет, и есть на них вещи, что и правда кружат голову, не соврала тётка. Только вот видит Малох, придёт время, как не останется у жёлтых ничего и никого, кроме сумасшедших - если такие, как Фанд, после горячего траха себе вены вскрывают, потому что даже их предки считают, что им одна дорога теперь - на виселицу. Корабль уносит нас подальше, и думаю, мне есть, что показать бедняге эльфу. В моём мире меньше утончённости и хрупких вещей, зато я не боюсь в нём ни жить, ни умирать, и, как по мне, лучше вырвать победу по колено в грязи, чем сотни лет заботиться лишь о своём сиянии. Я Рогузог Мордоворот, и ну к импам всю эту словесную кашу - меня зовут в каюту, а я ещё не достал выпить.