Мне не нужно искать грехи своих близких, чтобы найти себя.
В потоке студентов различить чьи-то слова почти невозможно, поэтому, только выйдя из водоворота вакханалии, я понимаю, что меня зовут. Тоненькая кисть Лили зависает на моем предплечье и дергает его. Я улыбаюсь и отхожу в сторону, освобождая путь остальным студентам. Лили следует за мной, прерывисто дыша от длительного бега. – Ты меня совсем не слышишь, – возмущается сестра, складывая руки на груди. – Я зову тебя, зову, а ты не слышишь! Я не успеваю подавить смех с вида Лили. Ее раскрасневшееся лицо лучится самонадеянным удовольствием и в то же время недовольством на меня. – Что тут можно услышать? – я обвожу глазами заполненные коридоры: громкие голоса студентов, топот и окрики профессоров. – Какой-то кошмар! Лили сощуривается, наклоняет голову и говорит: – Все можно услышать, нужно только захотеть. Это действительно правда, и оправдание выдалось на редкость отвратительное. Ее слова рассекают воздух, как плеть. И мне почти хочется вскрикнуть, ощутив резкий удар плети на спине, свалиться на колени и дрожать. Такими сильными являются ее слова. Потому что она права. Я не буду говорить, что виноват, не буду говорить, что мы сделали что-то не так – пусть этим самобичеванием занимается Джеймс. Я предпочитаю забыть о произошедшем, не начинать сначала, а продолжить уже с существующим опытом. Нужно быть лучше не потом, а сейчас, иначе все, что ты хочешь рассыплется. И так изо дня в день. Я не обесцениваю страдания Лили, мне важно, чтобы она чувствовала себя хорошо, но если мы не можем изменить прошлое, то нужно не допустить подобного в будущем. И я считаю, что если мы начнем сейчас страдать все вместе, то ничего не изменится. Лили не ждет моего ответа и продолжает: – У Роксаны скоро день рождения. Я подумала, что будет круто, если мы сделаем совместный подарок. Что думаешь? С горящими глазами Лили почти подскакивает на месте и с нетерпением ждет моего ответа. – Это отличная идея! – Правда? – сестра вскрикивает и, немного опуская радость, просит: – Тогда давай ты поговоришь с Розой и Джеймсом, а я с Хьюго и Луи. Идет? У меня возникает другая идея, которая кажется мне безумной, но в то же время правильной. Девочкам пора помириться, общее дело может их сблизить. – Может, с Розой поговоришь ты, – я вижу, как уголки губ Лили опускаются, и поспешно добавляю: – Просто мы немного в ссоре с ней, и я не хочу мириться первым. Я вру ей, потому что поссориться может кто угодно, кроме нас с Розой, но если это поможет девочкам помириться, то ложь уместна. Лили вздергивает брови и цедит: – Пусть с ней поговорит Джеймс, ну или Хьюго, – она замирает и уже увереннее продолжает. – Да пусть ей скажет Джеймс! Идет? Это не входит в мой идеальный план, но спорить с сестрой не хочу. Вот только-только мы пришли к тому, чтобы забыть обиды и начать сначала, поэтому ссориться сейчас и давить не нужно. – Идет, – соглашаюсь я. У меня много времени, чтобы натолкнуть Лили на мир с Розой. Мне бы очень хотелось, чтобы они, если не дружили, то хотя бы не враждовали. – Можем устроить семейный совет в выходные и все обсудить. Лили улыбается, заметно выдыхая. – Было бы отлично. Надеюсь, все согласятся и придут. Я киваю на слова Лили. Ей будет очень тяжело принять, если кто-то откажется делать подарок Рокси или не придет на собрание. Если Лили проявляет интерес и сама предложила эту затею, значит ей важно. И мне кажется правильным сделать все, чтобы она была довольна результатом. Уверен и Джеймс, и Роза согласятся со мной. Лили достает из рюкзака ежедневник и перо, пролистывает до середины и восклицает. Ее глаза бегают по строчкам, выискивая что-то. Я знаю, если Лили заинтересована в чем-то, то она достигнет цели, сделает все, чтобы превратить ее в желанное. – У меня есть несколько идей, но, конечно, ваши тоже могут быть крутыми, – Лили заправляет волосы за ухо. – Я провожу тебя до кабинета? Сестра кивает, ухватываясь за мою руку. Я вижу, что ей не терпится поделиться новыми идеями, но она стойко терпит. Лили еще немного хромает на одну ногу, но не подаёт вида, что ей плохо. Она очень сильная, я бы мог ей об этом сказать, но уверен, что она сама знает это куда лучше меня. Я не привык говорить о таких вещах с ней, или еще с кем-то. Говорить о хороших поступках Розы легко, потому что она… Меня пугают свои же мысли. Роза заслуживает, конечно же, чтобы ее хвалили и говорили, насколько она хорошая. Но это ведь не значит, что Лили плохая. Наверное, именно в этом проблема Лили: она так часто сравнивает себя с кем-то, что совсем забывает о себе. Она уникальная, особенная, и ей не нужно быть, как Роза, ей нужно быть только собой. Однако она этого не понимает, а я не знаю, как же ей об этом сказать. Уверен, Джеймс ей уже говорил это. Мне тоже хочется ее поддержать, но, возможно, я не способен на это. Перед классом профессора Флитвика, я вспоминаю, что хотел спросить. – Ты ведь пойдешь сегодня на праздник? Лили медленно кивает, поднимая на меня голову. – С кем, если не секрет? – А если секрет? – она хитро улыбается и подходит ближе к двери. Лили готовится открыть дверь в класс, но в последний момент оборачивается. – Я иду с Хьюго. Он обещал мне показать что-то очень интересное! И сестра быстро заскакивает в кабинет, махнув на прощание рукой. Хорошо, что Лили не осталась одна в этот день. Не представляю, как ей было бы сложно жить с мыслью, что все идут на бал, а ее не пригласили. Не знаю, почему я думаю, что ее бы не пригласили, но мне думается, что и Лили сама в это верит. И я очень рад, что компанию Лили составит Хьюго – он точно сможет ее поддержать.***
После обеда я успеваю встретиться с Розой. Из-за разных выбранных предметов для сдачи СОВ у нас не часто совпадают уроки, поэтому в будни мы видимся достаточно редко. Особенно в последние дни, когда по каждому предмету навалилось много заданий. Вчера мы вместе патрулировали несколько этажей, но потом разошлись, чтобы закончить обход школы вовремя. Но то, что Роза сегодня с утра грустная приносит и мне печаль. Кузина ничего мне не говорит и делает вид, что все хорошо. Это сработает на любого, кто не знаком с Розой близко, но не на меня. Я знаю, как выглядит счастливая Роза Уизли, грустная, злая, в гневе… На каждую эмоцию у нее своя особенная реакция. И когда кузина без интереса смотрит в одну точку, неохотно разговаривает и всеми силами хочет побыть одной, то что-то случилось. Я не могу чувствовать в полной мере то, что ее печалит, но сам факт ее грусти действует на меня. И мне тоже становится плохо. Мы сидим на лавочке в школьном дворе поодаль от других студентов. Перед встречей я заскочил на кухню и взял стаканчики с кофе, но Роза так и не притронулась к нему. Теплый ветер обволакивает поднимает в воздух несколько листьев, крутит их и уносит прочь. – В чем дело, Роза? – я присаживаюсь на корточки рядом с сестрой и беру ее руки в свои. Они холодные, отчего по мне бегут мурашки. Роза сильно волнуется. Кузина прикрывает глаза и мотает головой. Что бы не вызвало у нее тревогу, я хочу ей помочь. – Все хорошо, – она поджимает губы, вынуждая меня цокнуть. – Не нужно строить жертвенность, – грубее, чем нужно, произношу я. – Если тебе плохо, скажи мне, в чем дело. Пожалуйста. Да, я не должен требовать объяснения у Розы. Но и смотреть, как она угнетает саму себя невысказанностью, тоже не могу. Мне не все равно на нее, от этого я зачастую могу быть грубым и настойчивым, но это же не несет вред Розе. Если я буду допытываться, мягко подводить и три часа спрашивать, что случилось, мы не сдвинемся с места. Я вижу, что Уизли тяжело говорить, а значит случилось что-то очень важное, но она не может мне сказать. Вернее, не хочет. И только когда я морщусь, собираясь с новыми силами спросить, она тяжело вздыхает, оглядываясь по сторонам. – Возможно, я запуталась, – отчаянно шепчет Роза, поднимая глаза к потолку. – Возможно, мои принципы дали сбой и затерялись в дремучем лесу. И я не знаю, как собрать во едино их. Ее слова не несут ничего для меня. Конечно, я могу вникнуть в них, допустить мысли, к чему она подводит и, что они значат, но на это уйдет драгоценное время. Я понимаю, что бывает сложно сказать прямо. И не хочу давить на кузину, но не получается. – И почему это случилось? Уизли замирает и резко выдергивает руки из моей хватки. Ее странная реакция пугает меня. Я сильно переживал, когда Скорпиус принес раненную Лили из Запретного леса. Буря страха и отчаяния поднялась так резко, что я не знал, как реагировать, как ее подавить, чтобы остаться на плаву и помочь Лили. Я упустил момент, потерял связь с родной сестрой. Но с Розой было все иначе. Ее эмоции всегда были близки мне, я знал, что чувствует кузина. А сейчас мое сердце дергается с ужасом, что ей плохо и я как-то потерял шанс ей помочь. Почему? Потому что она не пришла ко мне сразу. Я вижу боль в ее глазах и невысказанность, что ее душит. И мне самому хочется задохнуться, порвать внутренности на куски и пережить с ней вместе все, что мучает ее. Роза опускает плечи, поспешно делая вздох, и произносит: – Потому что мне признались в любви. Я вижу, что она врет мне. Просто чувствую, что она скрывает нечто большее, чем говорит. И если бы она мне сказала, я бы поддержал ее гораздо больше, чем могу сейчас. Что бы не произошло, она может доверять мне. Но, видимо, не хочет. – Это плохо? – я прокашливаюсь, собирая волю в кулак, чтобы не давить на кузину. Она слабо кивает. – В том-то и дело, Альбус, – севшим голосом говорит Роза, протягивая ко мне руки. – Я не знаю. Проблема в том, что это разрушило мое сознание, развалило по крупицам, и я не знаю, что мне делать. – Не хочешь мне рассказать, что именно не так? – я делаю попытку расспросить ее, и сажусь рядом, обнимая. Роза немного вздрагивает. – Я же сказала… – Нет, – легкая улыбка слетает с губ. – Ты немного слукавила, так? На долю секунды глаза Розы распахиваются в ужасе, словно она опасается меня. – Ты что-то знаешь? – осторожно спрашивает она, видимо решив, что да. Но я ничего не знаю, и именно это пугает меня больше всего. Вдруг случилось что-то плохое? – Ничего не знаю. Я не читаю мысли, если что! – поспешно заявляю я, чтобы Роза успокоилась. – Я просто знаю тебя, и ты мне врешь. Совсем чуть-чуть, но это обидно. Уизли нервно смеется и крепче прижимается ко мне. – Когда-нибудь ты узнаешь. Я вздыхаю, понимая, что большего она не скажет. – Хорошо, – соглашаюсь я. – Не хочешь говорить со мной, поговори с тем, кто влюблен в тебя. И на это Роза горестно усмехается. – Если я это сделаю, то станет хуже. Ему. И мне тоже, разумеется. И я не могу быть уверенной, что от этого станет легче, потому что… Кто знает, что выдаст мое сердце? – Оно у тебя чистое и доброе, – это единственное, чем я могу сейчас поддержать сестру. Роза мягко улыбается. – И если оно что-то чувствует, то это правильно. Ты не должна держать эмоции в себе. – Спасибо, Ал. Хорошо, что у меня есть ты. Да, хорошо, что мы есть друг у друга, потому что вряд ли бы я справился один со своими демонами. Ведь Роза всегда готова выслушать меня, понять и оказать помощь, не потому что мы родственники, а потому что друзья.***
Профессор Макгонагалл, погруженная в свою работу, изредка поднимает голову, показывая классу старческое лицо. Кошачьи глаза пристально осматривают студентов и снова опускаются на пергаменты. Вокруг все отрабатывают заклинание, пока я переписываю конспект у Скорпиуса. Я опоздал на первый урок, и не уверен, что справлюсь с выполнением задания. – Ты уже пригласил кого-то на бал? – Скорпиус делает несколько пасов палочкой. – Осталось несколько часов. Поставив точку, я сворачиваю пергамент и убираю его в сумку. – Я пойду с Розой. А ты? Скорпиус не отвечает, и мне приходится бросить попытку выучить заклинание. – Так с кем ты идешь? – С Элен, – он кидает короткий взгляд на первую парту. Староста Слизерина усердно проговаривает заклинание и взмахивает палочкой. – Я думал, ты пригласишь Розу, – я понижаю голос, когда профессор поднимает снова голову. Вернувшись к отработке заклинания, я краем глаза наблюдаю за другом. Он не поднимал тему Розы давно, но я почти уверен, что это он признался Розе в своих чувствах. И он бы мог мне рассказать, я бы не убил его. Возможно, он боится, что мы поссоримся, но это не так. Но хорошо складывающаяся история имеет свои трещины. Странно, что кузина не хочет говорить мне правду. – С ней ведь идешь ты, – Скорпиус слегка хмурится. – Да, но она не хотела идти. Я долго ее уговаривал. О проведение бала нам сказали еще до второго этапа Турнира, но, разумеется, все приходят по своему желанию. И Роза сразу сказала, что не особо хочет идти. Она не объяснила почему, и я пришел к выводу, что она боится, что ее никто не пригласит. Конечно же, это не так, я уверен. Но что бы кузина чувствовала себя лучше и не отказывалась от торжества, я решил пригласить ее сам. И, возможно, Роза бы мне отказала, не скажи я, что мне не с кем идти. Поэтому, если бы Скорпиус решился и пригласил Уизли, наверное, было бы лучше. Роза бы не чувствовала себя ненужной. – Я же говорил, что мы немного поссорились. Я столько раз уже слышал эту песню, но не видел ее в живом исполнении. Скорпиус постоянно это твердит, и я не понимаю, в чем дело. Разве сложно подойти и извиниться? Роза не злопамятная, она все поймет. – Можно было давно помириться, – я пожимаю плечами. На несколько минут мы замолкаем, пока профессор проходит между рядов, проверяя наши успехи. Рядом с нами она долго не задерживается, поэтому Скорпиус вновь продолжает разговор. – Кажется, ты был против, когда я ухаживал за твоей кузиной, – Малфой кладет палочку на парту и скрещивает руки на груди. – Что изменилось? Мне приходится подавить горький вздох. Все так. – Так и есть, но я же не могу запретить что-то тебе или Розе. Если ты ей понравишься, то я как-нибудь переживу. – Я ей не нравлюсь. – Она сама тебе это сказала? Или ты придумал? Скорпиус молчит, поджимая губы. Ясно. Всем так нравится драматизировать и говорить того, чего нет. Пусть я не могу знать наверняка, нравится ли Скорпиус Розе, но могу сказать, что она точно не причинит ему боль словами. Поэтому, если он боится именно этого, то не стоит.***
Ужин оканчивается на час раньше, но даже сейчас половина мест за столами Большого зала пустует. Большинство ребят уже разбежались по своим комнатам, чтобы подготовиться к балу. Из-за плотного графика Турнира, который закончится, как и начался, в сентябре, организаторы приняли решение устроить вместо традиционного Святочного бала Осенний. И, разумеется, все студенты с третьего по седьмой курсы пришли в полный восторг. В последние дни только и говорили все о бале. Мне даже показалось, что танцы волнуют студентов больше, чем сам Турнир. И учитывая, каким был вчерашний этап, то я могу понять их. Каждому хочется отвлечься, заглушить эти воспоминания. Может, им вообще не было дело до Турнира? Потому что мне было плохо от увиденного, и никакие танцы не смогут заглушить тот страх, что поселился во мне за брата и остальных чемпионов. Но я не могу даже представить, что чувствовал каждый из них при борьбе с монстрами. Как бы больно и трудно не было признать это: я бы не справился с данным заданием. И если Джеймс справился, значит он… Заслужил это, он достоин быть лучшим. Но только в рамках Турнира, пожалуй. В нашей спальне еще пусто, когда я отодвигаю полог кровати и снимаю с плечиков парадную мантию. Мне не приходится долго собираться, поэтому, когда приходят остальные ребята, я уже готов. Я думал, что мы пойдем к Большому залу вместе со Скорпиусом, но он говорит, что ему нужно подождать Элен, и мне приходится идти одному. Двери в Большой зал еще закрыты, и я встаю в сторону, осматривая интерьер вестибюля. Мраморная лестница Хогвартса обвита разнообразными живыми венками из цветов и кленовых листьев. Основные лампы потухли с первым зовом темноты, и теперь Хогвартс наполнен теплым светом гирлянд и маленьких фонариков. Мне становится изрядно скучно, и я хожу из угла в угол, пока не всматриваюсь вверх, где ударяются друг о друга лестницы. Глаза выискивают знакомую фигуру и находят ее. Роза спускается по главной лестницы и, заметив меня ускоряет шаг. Она плавно обходит уже сгустившиеся компании ребят и почти влетает в мои руки, спотыкаясь. – Кажется, меня прокляли, – кузина сдувает кудрявую прядь волос, но за счет маскарадной маски на лице, я не вижу полностью ее выражения лица. – Я споткнулась на ровном месте три раза. Что? Уизли непонимающе оглядывается по сторонам. Я просто долго смотрю на Розу. И мне хочется говорить, какая же она прекрасная. Ее пышное персиковое платье украшено живыми цветами, и я не сомневаюсь, что они благоухают, как и положено им. И даже кружевная маска не скрывает лицо Розы. Все так гармонично, что по телу проходит знакомый трепет. И мне так приятно видеть, что она перестала сильно грустить, и я уверен, что она не притворяется. Это вызывает у меня гордость за сестру, ведь не каждый сможет быстро справиться с плохими эмоциями, а Роза смогла их перебороть, хотя бы на этот вечер. – Ты очень красивая, Роза. На мое удивление, Уизли горестно вздыхает, но я вижу, что ей приятно это слышать. – В последнее время я все больше убеждаюсь, что красота – это не дар, а проклятье, – Роза берет меня за руку и ведет в сторону входа в Большой зал. – Она только губит человека, не давая ничего взамен. Понимаешь? – Я бы очень хотел тебя понять, но сейчас не выходит, – честно признаюсь я. – Ты красивая, и это не должно быть чем-то удивительным для тебя или других. – Да, но суть в том, что красота не приносит пользы. – Мне казалось, что девушкам приятно, когда в них влюбляются, – говорю я и тут же поправляюсь. – Не в том смысле, когда у них появляются назойливые поклонники, а просто влюбляются, делают комплименты, заботятся о них. – Но ведь ты не знаешь, кто влюбится в тебя в следующий раз! – с чего-то взрывается Роза, впервые не задумываясь, что ее услышат. – И когда это происходит, на тебя начинается давление со всех сторон, и ты понимаешь, что будь ты менее привлекательной, то этого бы не было. – Зачем думать о том, что могло бы быть, если бы… – я развожу руками, и всеми силами пытаюсь успокоить Розу. – Ты не виновата в том, что кому-то нравишься. Это абсолютно нормальное явление. Можешь спросить у Джеймса, он точно знает об этом больше. Я не думал, что упоминание Джеймса вызовет странную реакцию у кузины. Розины глаза потухают, скрывая некую боль и досаду, но я не могу понять, с чем это связано. Ведь, насколько я знаю, они не ссорились. – Ты просто не понимаешь. – А ты не хочешь это объяснить. Я тоже начинаю вскипать. Я не могу брести в темной комнате наугад, без ориентиров и минимальных надежд на то, что в конце есть свет, какая-то стена понимания. А Роза не хочет дарить мне факел своих мыслей. И я понимаю, что она не может раскрыть мне все, что у нее происходит в жизни, но мне бы хотелось, чтобы она рассказала мне. Я ведь не осужу ее, не предам, поддержу… Меня напрягает, что Роза в чем-то не доверяет мне. Наверное, я очень сильно привязан именно к ней и уже не могу отрезать от себя ее неудачи. Это эгоистично – говорить, что Роза должна мне рассказать ведь мы друзья. Не должна, но… Я же хочу как лучше. Роза вымучено фыркает. Я замечаю, что она немного дергается, заметив кого-то за моей спиной, но когда я оборачиваюсь там никого нет, кроме смеющихся пуффендуек. – Я просто надеюсь, что когда-нибудь ты все поймешь, и мне не придется объяснять лично, – отчаянно прикусывает губу Роза, опуская плечи. – Пойми, есть вещи, которые сложно озвучить. Это не значит, что я не доверяю тебе. Это означает, что… Я не даю ей закончить: – Это значит, что я всегда буду рядом и готов выслушать тебя. Именно это же говорят лучшие друзья? Мне стоит научиться понимать не только мысли человека, но и его чувства, потому что то, что говорит Роза не выстраивается в ровный ряд. Но ей нужна поддержка, даже если она о ней не просит, и как друг я должен ей помочь. Уизли скромно улыбается, проникновенно всматриваясь мне в глаза. – О, Альбус, – синие глаза гриффиндорки искрят, отражая огоньки гирлянды. – Ты не представляешь, как важен для меня. Я могу чего-то не говорить, но это не изменит того, что ты мой брат и лучший друг. Она улыбается ярче, и я вторю ей. Как же мне приятно это слышать, знать, что не только она важна мне, но и я ей. Одно дело знать, и совсем другое услышать лично. Я обнимаю сестру, и мы стоим в объятьях друг другу пару минут, пока высокие двери Большого зала не распахиваются, встречая первых гостей музыкой. – Идем? – я беру под локоть Розу и мы медленно заходим в главное помещение Хогвартса. Нас встречает музыкальное сопровождение в самом дальнем углу зала. Девушки, облачные в белые, невесомые платья, и созданными магией крыльями, медленно крутятся с арфами на площадке для музыкантов. Но какими бы не были ангельски прекрасными девушки, все мое внимание обращается к зачарованному потолку. На улице уже спустились сумерки, но потолок Хогвартса, всегда показывающей погоду реального неба, сегодня расписан яркими вспышками созвездий, в палитре осени. Роза восторженно дергает меня и показывает на круглые столики. И я уверенно тяну ее за ближний столик. Мы садимся и рассматриваем инвентарь столика. На белоснежной скатерти, в центре стола стоит бронзовый канделябр на три свечи. На его ножке держатся изящные листья, вытягивающиеся к подставкам свечей. Приятный, теплый свет огней создает в зале атмосферу торжественного волшебства, а сочетание культур разных эпох проникает в каждую клеточку. Многие садятся по несколько человек за столик, и я надеюсь, что к нам присоединятся Скорпиус с Элен, но пока я не вижу их. – О! – восклицает Роза, привлекая мое внимание. Бронзовые рожки канделябра начинают шевелиться в такт музыки и подтанцовывать. Именно в такие моменты я начинаю понимать, что магия не просто слово, а нечто большее, и за ней скрывается пелена огромного труда, невероятных заклинаний. На столах появляются фужеры и напитки, когда к нам садятся Скорпиус со спутницей. Я незаметно наблюдаю за Розой и Малфоем, но кажется, что ничего не происходит. Никто из них не отводит глаз, не улыбается, будто не видят друг друга. Я был уверен, что будет иначе. И сам не понимаю, почему мне вдруг захотелось, чтобы Скорпиус наконец-то признался в чувствах Розе. Я никогда не был против, но считал, что кузине не нужны отношения. Возможно, я достаточно резко и грубо объяснял это своему другу, но он никогда не говорил, что я не прав. Если кузина начнет с кем-то встречаться, я точно не буду против – меня это не касается. И вот теперь все переворачивается: если Скорпиус признался в чувствах, то почему не пригласил на бал? Или это сделал не он? Но тогда кто, и почему Роза не может мне сказать? – Ал, все хорошо? – меня отвлекает Уизли. Я понимаю, что долго смотрю в одну точку, и встряхиваю головой. – Да, – подтверждаю я. – Пойдем танцевать. Вокруг многие уже танцуют, и мы с Розой встаем недалеко от нашего столика, как раз когда начинается новая мелодия. Один танец сменяется другим и только когда мы теряем силы, то возвращаемся за наш стол. Скорпиус куда-то испарился, но я замечаю в другом конце зала смеющуюся Элен, наверное, все хорошо и он просто отошел. – Хорошо, что завтра выходной, – проговаривает Роза, задыхаясь. – Чувствую, что ноги перестанут меня слушать. – Да, – соглашаюсь я, внезапно вспоминая, что обещал Лили устроить собрание. – У Лили появилась идея сделать для Рокси совместный подарок. Всем нам. Роза опускает глаза на скатерть, осторожно доливая в свой фужер сок. Ее фигура почти не меняется, но я успеваю заметить, как напряжённо дергаются плечи. – Я не думаю, что это хорошая идея, – наконец протягивает Уизли. – Мы не сможем договориться. – Мы должны постараться. Это хорошая идея. Мое убеждение не отражается в глазах Розы, она по-прежнему скептически смотрит на меня. И я бросаю последний свой козырь: сделать первый шаг на пути перемирия с Лили. И вот от этого Роза приходит в ярость. Конечно, она этого не показывает, но я хорошо ее знаю. Роза сощуривает глаза, морщит нос и пытается улыбнуться, но не выходит. Я знаю, что она может потерять контроль над собой, но не боюсь. Ей нужно научиться принимать, что не все люди будут любить ее. Нужно только захотеть понять Лили, Роза может понять, но не хочет. – Я не должна понимать Лили, – мотает головой она. – Я не называю Лили абсолютным злом в своей жизни, но и мириться с ней, зная, что она этого не хочет, не буду. – Может, она хочет. – Не хочет, Ал, – спокойно говорит Уизли, но потом вскидывает голову, чеканя: – Я пробовала несколько раз, ей это не нужно. Так, почему же я должна унижаться и страдать, думая, что виновата? Лили не видит своих ошибок, только мои! Я знаю свои ошибки, меня не нужно в них тыкать. – Хорошо-хорошо, – поспешно шикаю я, замечая наворачивающиеся слезы на глазах сестры. Я никогда не думал, что досадная вражда с Лили досаждает ей, приносит боль. Роза никогда не показывала, что ей важно мнение Лили. Роза больше не разговаривает со мной, наблюдая за танцующими парами. Мне бы и хотелось перед ней извиниться, но она не обижена. Скорее винит себя, что с не сдержалась. Когда музыка с подвижной сменяется медленной, центр зала занимают несколько вальсирующих пар. Мне открывается вид на дальние столики, где я замечаю шумную компанию Джеймса. До этого я не видел брата в зале, видимо, большую часть бала он решил пропустить. Джеймс поворачивается боком к нашему столику, я уверен, что он мазнул взглядом по мне, но даже не кивнул. Мне казалось, что мы помирились. Ну, хотя бы пришли к перемирию. Но, видимо, это было сделано только ради Лили. Неожиданно мою руку хватает Роза, и только тогда я замечаю, что она задыхается. – Мне что-то плохо, будто дышать нечем, – очень тихо проговаривает Роза, хватаясь рукой за горло. – Душно. Я подрываюсь с места и наливаю ей еще сок, чтобы заглушить удушье, но она не делает даже глоток, глубоко вдыхая воздух. – Роза, – мой голос дрожит больше, чем ее. Кузина делает большой вдох, мотая головой. Еще раз и еще. Мое сердце готовится выпрыгнуть, но я не знаю, что делать и чем помочь сестре. – Давай выйдем отсюда. Я помогаю Розе подняться и, поддерживая за локоть, веду к выходу из Большого зала. Гриффиндорка опирается о мою руку, показывая, что ей сложно идти. Я не знаю, что с ней. Может быть, это паническая атака? Что мне делать? В огромном, освещенном теплыми лампами в форме кленовых листьев, вестибюле царит прохлада. Розе становится гораздо лучше, и она уже может дышать свободнее. Она убирает руку с горла и кашляет, держась за меня. Я предлагаю пройтись с ней по холодным коридорам школы, чтобы убедиться, что с ней действительно все хорошо, но Роза отказывается. – Я прогуляюсь одна, Ал, – Уизли отстраняется, прокашливаясь. – Если мне будет лучше, я вернусь в зал. – С тобой все хорошо? Может мне пойти с тобой? Как ты себя чувствуешь? Роза мотает головой на каждое мое слово, будто именно они мешают ей свободно дышать. – Мне лучше, просто там душно. Не волнуйся, Ал, пожалуйста. Я наблюдаю как кузина направляется в сторону главной лестницы и скрывается за следующим поворотом. Мне страшно за нее. Но если она хочет побыть одна, я не буду ей мешать. И почему я все больше убеждаюсь, что лгу себе? Я готов сейчас же рвануть за кузиной и тайно смотреть, что с ней все хорошо. Но нет, я не опущусь до этого. Пусть Роза побудет одна, в стенах школы ей ничего не угрожает. В Большом зале продолжается веселье, и только мне хочется вскрикнуть, чтобы все они угомонились и перестали смеяться. Почему же всем им весело, когда Розе нет? Не заметив поблизости никого из знакомых, я присаживаюсь на место Розы, съедаемый страхом за сестру. В помещении действительно душно, но раньше я этого не заметил. Или душно не в самом помещении, а моей душе? Разобраться в этом так сложно, и мне, честно сказать, не хочется этого делать. Я беру фужер Розы, но чья-то рука, моментально протянувшись за кувшином с соком, выбивает его из моих рук. Хрусталь разбивается о мраморный пол и разлетается под столом. – Извини, Альбус, – надо мной нависает Забини, растягивая губы с издёвкой. Я не отвечаю. Капли сладкого напитка украшают мою мантию желтым цветом и проходят неровной линией по всей длине. Отдалённо скользит мысль, что это была новая мантия и теперь вряд ли отстирается. Но это так не существенно. Я не успеваю взять салфетку, как Ингрид произносит заклинание чистоты. Пятна от сока вытягиваются из ткани, испаряясь, а хрусталь снова собирается в фужер и встает на стол. Так тоже можно было. – Благодарить необязательно. Забини с особой волной удовлетворения садится напротив меня, пододвигая к себе кувшин. Она медленно наливает сок почти до краев бокала, при этом не сводя с меня глаз. Меня раздражает в ней все: от ее острого взгляда до искривленных в усмешке губ. Ингрид вечно оказывается рядом, словно играет в игру, составляет свои правила и вынуждает меня следовать им. И главное: я им беспрекословно подчиняюсь. Не хочу, но Забини не оставляет выбора. Ей доставляет удовольствие, когда она оказывается права, сильнее и умнее. А я не могу понять, что ей нужно от меня. Она играет раз за разом, а все, что я могу – замечать, как она дергает нити паутины. Все остальное призрачно, незначительно. Ничего нового, ничего необычайного, все тоже самое. – Забавно, – протягивает Ингрид, делая глоток. – Я еще ничего не сделала, а ты меня уже ненавидишь. От ее тона у меня сводит челюсти. Хочется ответить чем-то острым, чтобы она потеряла все свое самообладание и превосходство. Но у меня не получается. – Я не ненавижу тебя, Ингрид, – протянув лениво гласные буквы в ее имени, я всматриваюсь в ее лицо. Кажется, оно не меняется, но в глазах девушки загорается какой-то огонь, моментально меняя ее настроение. – Тебе смешно? Ингрид тихонько посмеивается, опуская со звоном бокал на стол. – У тебя на лице все написано, Альбус, – она почти кривится. – Я раздражаю тебя, и именно поэтому, нравлюсь тебе. Она проговаривает последние слова с не скрываемой победой, очевидно зная, что этому я не смогу возразить. Потому что это будет звучать не убедительно, по-детски наивно. Я усмехаюсь. В ней действительно есть некоторые черты, которые нравятся мне. И они бы нравились мне в любом другом человеке. Но тот факт, что она добралась до этой горькой правды, вызывает смешанные эмоции. От желания опровергнуть до нестерпимой жажды признать. Но мне не хочется, чтобы она поняла все иначе. И, наконец-то, нахожу достойный, на мой взгляд, выпад, чтобы вытянуть из нее что-то живое, что она пытается скрыть. – По твоим словам получается, что, – я кладу руки на стол, наклоняясь вперед. – И я тебе нравлюсь, так? Девушка растягивает алые губы, показывая белоснежные ровные зубы. Я с замиранием жду ее ответ. Как она будет юлить и уходить от прямого ответа? Нужно ли мне его знать? – Может быть, – Забини наклоняет голову на бок и проводит глазами по залу. – Но не обольщайся слишком сильно, Альбус Поттер. Ветер может измениться очень быстро и снести тебя с ног, и меня может не оказаться рядом. И кто даст гарантию, что следующий твой раздражитель будет лучше меня? Ее слова больно режут по горлу, оставаясь там большим комом, который у меня не получается скрыть. Я кашляю, признавая свою слабость. – Я немного потерял нить нашего разговора, о чем речь? – хмурюсь, уже не пытаясь скрыть своих эмоций. Знаю, что она воспользуется ими в свою пользу, но сейчас мне это не важно. Нужно знать, о чем она, нужно знать, что она думает. Ингрид неторопливо допивает сладко-кислый сок, вертит бокалом в руке и, коротко улыбнувшись, проговаривает. – Мы очень похожи, Альбус, ты еще не заметил? Что может быть у нас общим? Только факультет, общение с Малфоем и все. Вроде. Рука слегка дергается. Я осторожно наливаю себе сок и подношу бокал к глазам, всматриваясь в искривленный образ девушки. Волосы Забини собраны в высокий хвост и блестят в свете свечей. У меня в мыслях бушующие волны, что бьются о высокие скалы. Мне с трудом удается собрать во едино эмоции, притупить их. И пусть в голове не так чисто, как должно быть, но становится легче. – Ну, ты подлая, ты старше меня, – я загибаю пальцы, но злосчастные недостатки девушки улетучиваются из моей головы, и я сдаюсь. – Пока только отличия, Ингрид. Она смеется, запрокидывая голову назад. Но ее смех не разбавляет атмосферу. Я испытываю странную смесь опустошения и эмоционального голода, что заставляет неотрывно следить за Забини. Кажется, что впервые мне хочется ее слушать. Слушать внимательно, следить за каждой деталью до того, как она ее озвучит. Возможно, раньше я не придавал значению ее словам, но отчего-то сейчас мне необходимо знать, что она думает. Слышать ее, а не свои догадки. Забини приторно улыбается, но я вижу, как она напряжена. – Я раздражаю тебя, потому что мы схожи характерами. Ты сам не замечаешь, насколько в нас много общего. Слова вырываются быстрее, чем я о них думаю: – Так в чем же сходство? – У тебя есть некий стержень, крепкий, стальной, что тебя нелегко сбить с ног, – Забини водит острым ногтем по подбородку, лениво протягивая каждое слово. – Единственная твоя слабость – это близкие люди. Но если допустить, что они предадут тебя, то ты станешь черствым, бесчувственным человеком, способным на очень многое. Просто позволь себе самому открыть свой потенциал. – О, то есть ты говоришь, что у нас с тобой равный потенциал, – я смакую ее слова на вкус, но они не вызывают у меня даже раздражения, настолько они не значат ничего. – Ты ошибаешься. Кажется, впервые мне удается увидеть у Забини сложные, запутанные эмоции, которые она не пытается скрыть, впасть в гнев и обрушить на меня свою злость. Наверное, позже я сильно пожалею о том, что увидел их. Но сейчас мне даже хорошо знать, что Ингрид Забини что-то может упустить. – У нас, – я выделяю голосом. – Разные принципы и нормы морали. Мне не нужно искать грехи своих близких, чтобы найти себя. И тебе советую: самоутверждайся, пожалуйста, за счет своих стараний и заслуг, а не чужих унижений. Вот и вся правда о тебе и обо мне. Слизеринка цокает языком и встает, поправляя шелковистое платье. На некоторое время мне кажется, что сейчас она разразится большой тирадой о моей глупости, но нет. Моя глупость ей, очевидно, не интересна. Я и подумать не мог, что Ингрид Забини зайдет так далеко. – Говоришь, тебе не надо искать грехи близких? – Ингрид сощуривается. – Отчего-то я тебе не верю. Дело в том, что быть в чем-то лучшем неплохо, но когда рядом с тобой есть талантливые люди, кажется, что ты никто против них. И это не проблема окружающих: они также работают, прилагают усилия и получают за это бонусы. Если человеку сложно принимать чужие победы, он начинает топиться в зависти и злости. Забини не торопится уходить. Она неотрывно смиряет меня взглядом, но я не веду даже бровью. Пусть говорит. Ее слова, хоть и имеют смысл, для меня аннулируют свое значение. – Правда в том, Альбус Северус Поттер, что мир не делится на хорошее и плохое. Чтобы найти свое место, нужно держаться на золотой середине. У тебя еще так много времени, чтобы достичь баланс, а я пока подожду в стороне,– Ингрид говорит вполне серьезно, и я не могу понять, что вообще несет под собой каждое ее слово. – Была рада поболтать. Я внимательно смотрю, как девушка не торопясь идет в сторону выхода, где ее перехватывает друг. После слов Забини мне становится нехорошо и я покидаю Большой зал, но идти в спальню не вижу смысла, поэтому решаю найти Розу. Я начинаю медленный путь за поворотом, где полчаса назад скрылась кузина, и почти не замечаю, как поднимаюсь на два этажа выше. В коридорах нет привычного оживления – младшие курсы уже сидят в гостиных факультетов, а остальные танцуют, или покинули пределы замка. В восточном крыле замка, где с каждым днем становится холоднее из-за отсутствия каминов, я слышу приглушенные голоса. Наверное, какая-то парочка решила уединиться. Не желая мешать, захожу за средневековую статую женщины, отсчитывая несколько кирпичей для тайного прохода. Настенные факелы бросают две искаженные тени, и я скрываюсь за статую. Надеюсь, меня не заметят. Но когда голоса становятся четче, я жалею, что не заявил о своем присутствие. Мир внутри меня делает кувырок назад, перечеркивая дневные размышления. Я готов принять, правда, но видеть это пока не готов. Во мне извивается ужом желание выскочить и сказать твердо нет, но я вовремя понимаю, что это не моя жизнь. И я не могу вторгаться в нее. Все ради Розы. – Я не прошу взаимности, – голос молодого человека звенит напряжением. Меня словно парализует от каждого услышанного слова, и вот сейчас многое встает на свои места. – На это нужно время, я готов его тебе дать, чтобы ты сама решила, что тебе нужно. Тень от силуэта кузины нависает совсем рядом, что я задерживаю дыхание, острее прислушиваясь. Я почти чувствую всю неловкость Розы, и мне становится так ее жаль, что я готов выскочить, обнять и сказать, что она не должна страдать. Как он может причинять боль Розе? – Всем так нравится ставить меня перед выбором, – неожиданно ровно произносит Уизли, снимая с лица кружевную маску под цвет платья. – Выбирать, на какую чашу весов ступить и не ошибиться. С одной стороны плохо, с другой еще хуже. – Роза, – молодой человек делает шаг вперед, и теперь я отчетливо вижу капельки пота на его лице. Кузина поджимает губы и роняет лицо в ладони. Ее плечи подрагивают, но когда Роза поднимает глаза на Скорпиуса они блестят далеко не слезами. Я замираю, впиваясь ладонями в стену. Словно решаясь нанести последний, завершающий матч, бросок, Роза делает несколько шагов на встречу Малфоя. Я отворачиваюсь, закрывая глаза, впервые чувствуя себя лишним в этом крыле замка. Мне стоило остаться в Большом зале, или не оставаться здесь. Я бы мог сейчас неожиданно выйти из тени статуи, сказать, что шел потайным ходом и спросить, что они здесь делают. Но не вижу в этом смысла. Я знаю, как Розе тяжело, и придавливать ее очередной плитой неуверенности в себе мне не хочется. Кажется, я клялся себе, что не буду вмешиваться в ее жизнь. Если она так чувствует, то пожалуйста. Я все равно буду рядом с ней, и если ей понадобиться помощь помогу. – Роза, – шепотом повторяет Скорпиус, но затем я слышу только два неловких шага, но по-прежнему не открываю глаза. Пусть первый поцелуй кузины будет только ее, без посторонних глаз и ушей, даже без меня. И если завтра будут говорить о том, что Роза Уизли встречается со Скорпиусом Малфоем, то я буду считать, что так и должно быть. И я надеюсь, что Скорпиус не разобьёт сердце моей любимой сестры, потому что она не заслуживает этого.