Я всегда буду «не той стороной».
Джеймс не хлопает дверью в кабинете, уводя противную Розу, но звон от соприкосновения двери с косяком остается оглушающим. Мне кажется, звуки усиливаются до того состояния, чтобы в одночасье рухнут на меня ледяной тишиной, которую можно щупать руками, колоться о нее и оставаться ни с чем. Но это не так. Едва дверь закрывается, мне хочется рухнуть на каменный пол и схватиться за голову. В идеале провалиться сквозь землю, чтобы не видеть этих долбаных осуждающих взглядов братьев. В чем же снова виновата я? Неужели они не видят, как я из шкуры вон лезу, чтобы заслужить от Розы минимального уважения, как хочу наладить контакт, а она обрубает на корню каждую попытку? Мне хочется взвыть от того, что в их глазах Роза поступает лучше, чем я. Все очень просто: я никогда не смогу занять место кузины, а сосуществовать с ней бок о бок невыносимо. Я так хочу, чтобы Роза наконец-то поняла, что она мешает мне и ушла от Альбуса, Джеймса и Хьюго. Это много? Я так не думаю. И до безумства во мне горит желание рассказать все братьям, чтобы они знали, какая Роза отвратительная и не заслуживающая их внимания. Однако сегодняшняя вспышка гнева Уизли хорошо показывает, что все они встанут на ее сторону. Шаткая дружба с Хьюго может развалиться прямо сейчас. Я знаю, что если я могу сказать плохое о Розе Алу и он не станет со мной спорить и обижаться, то Хьюго непременно разозлится. И больше у меня не будет запасного выбора к кому идти в случае проблем. Не будет и компании, если меня накроет одиночество. И я не знаю, готова ли я терять такие преимущества из-за Розы. Недовольный кашель нарушает звон в моей голове, и на долю секунды мне мерещится, что Роза вырвалась из хватки Джеймса и вернулась договорить, что не успела. Но, к счастью, ее здесь нет. Только Хьюго сощуривается, качая головой. Да-да, знаю я, какая Роза хорошенькая и миленькая! Проходили это, спасибо. – Зачем нужно превращать каждую встречу в скандал? – Хьюго сокрушено вздыхает, показывая все свое отношение ко мне. Я вспыхиваю, хоть и давала обещание больше не злиться. Но не злиться на Розу не получается. – То есть я виновата в этом? Может ты не заметил, но она начала первой, – я складываю руки на груди, надеясь, что мое невозмутимое состояние послужит уроком им. – Она нисколько не уважает меня! – Разве это не ты задела больную тему? – Хьюго морщится. – Давайте, валите все на меня! – я почти топаю ногой от несправедливости. К глазам снова подбираются слезы, и я не пытаюсь их скрыть, чтобы они видела, как меня это задевает. – Конечно, Лили ведь глупышка, зачем ее слушать и уважать! Голос проседает и становится похож на собачий писк, но это и к лучшему. Чем больше во мне будут бушевать эмоции, тем сильнее они будут меня жалеть. Я надеюсь, что они все-таки прислушаются к здравому смыслу и поддержат меня. Иначе я не пойму, почему виновата всегда я. Разве могу виноватой всегда быть я одна? Во мне столько негативных эмоций из-за Розы Уизли, что порой я сама забываю, где их грань и можно ли их перекрыть. – Никто тебя не винит, – это уже Альбус. Он пытается подобрать слова по-мягче, но все равно делает мне больно. – Но вы же не можете всю жизнь драться. Ты можешь ссориться с однокурсниками, зная, что после школы не увидитесь, но с Розой вы живете в одной семье. Я буду проклинать этот факт всю жизнь, потому что чужого человека ненавидеть легче, чем кузину. Роза навсегда останется точкой возврата и моей неуверенности в своей значимости. Когда есть она – меня нет. И мне от этого очень больно. Я не могу описать словами все чувства, но знаю – они переполняют меня, отрезая от нормальной жизни. Даже не помню, есть ли что-то, куда не притронулась идеальная Роза. – Тогда может она решит уехать подальше от семьи и устроит мне счастье. Я сразу замечаю, как вытягиваются лица ребят. Но забирать слова не намерена. Да, я хочу, чтобы даже упоминание о Розе стерлось вокруг меня. Пусть уедет покорять другую страну, строить святую перед кем-то другим, ошибется и вернется обратно, поняв, что мир не такой благородный, как ей кажется. Хочется, чтобы она прошла через то, что было у меня. И я бы посмотрела, справится ли она с этим или нет. – Лили, нельзя такое говорить. – Почему же? – я срываюсь на задушевный крик. Так и хочется пронзить воздух ядовитым копьем, чтобы все видели мою злость и силу. Они же сами твердят, что я должна любить себя. И я не должна врать, что люблю Розу. Нельзя любить человека, который причиняет боль и страдания. Кузина этого не заслуживает. – Ты действительно не понимаешь? – Хьюго встает то ли очень разочарованным, то ли шокированным, что я оказалась такой. И мне становится чуть-чуть стыдно, или неловко, что я подрываю его мнение о себе. Будто я предала его своими словами. И, видимо, для него я не должна быть такой. А какой? Живой, с нормальными чувствами и потребностями, чтобы меня любили, а не гнобили свои же близкие? Или они действительно верят тому, что сказала обо мне Роза? И вправду, как часто она говорила обо мне плохое и кому? – Я не понимаю, почему вы все ополчились на меня, – тоном загнанного в угол ягненка говорю я, но мои слова не меняют положение. Папа бы давно сорвался с места и стал говорить, какая я хорошая и все не так, как я поняла. Тоже самое сделал бы и Джеймс. Но мои манипуляции не дают ровным счетом ничего: Хьюго тяжело вздыхает, а Альбус пристыжено качает головой, словно я действительно тяжелый пациент в Мунго и со мной лучше не связываться. – Я, что хуже, чем Роза? Мне не хочется знать ответ. Я итак знаю, что хуже, ведь об этом кричат все вокруг. Глаза застилает пелена неведомой боли и страданий, потому что поступки братьев хорошо подтверждают мои домыслы. Быть хуже Розы в глазах близких еще отвратительней, чем для всего остального мира. Альбус встает с места и подходит ближе, и, наверное, он хочет как лучше, но ничего не получается. Я, как загнанный мотылёк, ищу выход на волю, а они все распыляют проклятый яд, убивая меня. И мне бы задержать дыхание, но вместо этого лапки упорно трясутся в истерики и желании доказать, что я лучше, чем их святая Роза. – Остынь, Лили, – Ал мягко меня обнимает за плечи. – Мне уже пора, если что-то будет нужно обращайся. Он доходит до двери и почти тянет ее на себя, когда во мне пробуждается обида и злость на него. Альбус действительно считает, что можно просто бросить меня на съедение моим собственным волкам? Так не поступают любящие братья. – Что, побежал жалеть свою Розу? Она же важнее меня, и такая непонятая! Конечно, зачем понимать меня, когда можно просто слушать ту чушь, что говорит Роза. Давай, беги к ней! Альбус поражено замирает у дверей с неестественно согнутой рукой. Я чувствую, как мои пальцы бегут по подолу юбки и сминают ее, показывая, как этот момент убивает меня, выбивает из колеи и желает утопить. А я не могу больше сопротивляться. Мне никто не хочет помогать. И мне не стыдно за свои слова: они правдивы, они срывают у меня кожу, оставляя кровоточившую рану, и самое больное – все грубо молчат, наблюдая за моими страданиями. Разве это справедливо? Разве я заслужила, чтобы меня вечно отодвигали на второй, а-то и десятый план? Из-за этого я и сама начинаю верить, что заслужила. – Лили, бессмысленно спорить, – спокойно проговаривает Ал, считая меня маленькой глупышкой, которая ничего не понимает. – Мы оба знаем, что ты не остановишься и продолжишь. Я не хочу разрываться и вставать на чью-либо сторону. Я люблю тебя, Лили. Но и Розу люблю не меньше. Извини, что мои чувства, в твоем понимании, не достойны существовать. Его слова причиняют физическую боль, и я понимаю, как прочно они заседают в моем сердце. Мне не справится с ними. Я всегда буду «не той стороной» для своих братьев, ведь есть дорогая и умная Роза. И я не понимаю, почему весь мир крутится вокруг нее. Когда закончится это гребанное помутнение всех на Розе? Она ведь даже не самая талантливая и красивая, но все, будто сговорившись, бегают перед ней на задних лапках. Но я точно не собираюсь подражать им, и Роза может не надеяться, что я окажусь в ее списке побед. Как бы Ал не говорил, что любит меня, никогда не поймет. Мне плевать, что он чувствует к Розе, важно, что он не чувствует этого же ко мне. Он проводит с ней часы, со мной – монотонные минуты, от которых становится только хуже. – Ты всегда на ее стороне, – говорю я проникновенно, опуская глаза в слезах. Альбус ничего не говорит. Я надеюсь, что он сейчас возмутится, найдет оправдания, но он позорно сбегает. Только и качнув в разочаровании головой. Я еще никогда не чувствовала себя такой оглушительной чужим уходом. Я расцениваю это как предательство. И понимаю, что окажись на моем месте Роза, он бы остался. Он всегда на ее стороне, чтобы не произошло. Следом за Альбусом уходит и Хьюго. Наверняка оба побежали жалеть святую Розу. А еще Джеймс. Он просто ушел с ней, выбрал ее, а не меня. Он буквально оставил меня, чтобы все знали, что именно я виновата в этой ссоре. И неважно, что Роза не слушала меня, а потом нагло увильнула от прямого ответа. Набросилась на меня, как оголодавший падальщик. – Тебе действительно важна оценка Розы? – невозмутимо спрашивает Луи, о котором я уже успела забыть. Его, кажется, одного не заботит наша перепалка. Я теряюсь с ответом. Как вообще ему могло прийти в голову такое? Оценка Розы? Она же не преподаватель, чтобы оценивать меня. Она ведь совсем никто, и не имеет на это право. Но где-то в глубине крадётся мерзкая мысль, что в чем-то Луи прав. Где-то там есть маленькая щель, которая хочет, чтобы ее признали равной той, что живет в Розе. Но, нет. Мне нет дела до самой Розы и того, что она обо мне думает. Само ее существование грозит мне жестокой войной, а к бою я не готова. Поэтому дело не в оценки, дело в ней самой. Я уверена. Мне не нужна оценка Розы, я хочу, чтобы она исчезла из моей жизни и я могла наладить отношения со всеми родственниками. Светлые брови Луи взлетают вверх, но тут же опускаются. И только тогда я понимаю, что сказала мысли в слух. Я не успеваю начать себя корить, как кузен понимающе кивает. – Вот значит что, – он медленно проводит указательным пальцем по подбородку. – Но ведь дело со всем не в Розе. Простая истина Луи выбивается из моего стройного порядка, нарушая логику. Все дело в Розе! И точка. Это ведь она кружится вокруг меня и настигает постоянно со своей добротой и заботой, от которых тошнит. – Тебе не понравится, что я скажу, но ты зациклилась на Розе, – Луи смотрит на меня глубокими голубыми глазами, в которых можно утонуть, и мне совершено не хочется возражать ему. – Она не делает тебе плохо, ты делаешь это сама, когда ищешь ее недостатки. Роза не виновата, что ты плохо общаешься с другими кузенами. Никто не виноват, Лили. Это нормально, когда люди сами выбирают себе друзей, даже в пределах семьи. Альбусу легче общаться с Розой, мне с Хьюго, Доминик дружит с Молли и Люси, а Джеймс не может терпеть Фреда, точно также, как Виктуар Люси. Мы ведь все разные, и только от нас самих зависит, с кем общаться. Я с удивлением поднимаю глаза на Луи и вижу, как он с неподдельным интересом изучает меня, будто раньше не замечал меня и моих сомнений. Я не знаю, что ответить и цепляюсь за единственное, что встает передо мной вопросом. – Люси и Вик хорошие подруги, – подмечаю я, чтобы не казаться жалкой под его взглядом. Луи странно усмехается. – А я не люблю морепродукты, но когда их готовит бабушка Аполлин кушаю с аппетитом. Почему? Потому что не хочу обижать ее. И люблю, разумеется. Поражено замерев, я будто впервые смотрю на своего кузена. И не могу понять, он только что сказал мне, что не все в нашей семье такие хорошие и понимающие, или мне показалось? В чем суть его слов? Что девочки только делают вид, что дружат, а на самом деле это гадкий клубок змей? Так я знала это давно, когда они меня не приняли в свой мини-клуб шикарных дам. Обида на всю жизнь. Но не так, чтобы мне очень это и хотелось. В конце концов, Роза тоже в нем не состоит. – Так все дело в том, чтобы притвориться любящей семьей? – меня начинает тошнить от этого, потому что получается, мы все делаем только вид, а на деле все очень плохо у нас. Хотя, я же знала это с самого начала, когда смогла понять вес своей фамилии в магическом сообществе. – Каждая несчастливая семья несчастлива по-своему, – Луи пожимает плечами. – Так сказал русский классик. – Ты читаешь маггловскую литературу? – я удивлено воззряюсь на кузена, хотя сама не знаю, почему меня это так удивляет. Наша семья очень толерантная, и магглы ничем не отличаются от волшебников, за исключением магии. Гермиона всегда ставила на первое место образование детей, и многое, что читала я – требовали родители и она. Но, наверное, я так редко общалась с Луи, что с каждой минутой открываю его с новой, еще не разведанной стороны. – Всех так это удивляет, – Уизли досадно вздыхает. – У них прекрасные произведения, и уж точно их больше, чем у волшебников. Но мы ушли от темы. Я говорил не о притворстве, а о том, что порой ради близких людей можно и забыть о гордости, о принципах и своих обидах на них. Семья – это не только люди, связанные одной кровью, не только абстрактное «любовь и понимание». Там есть и ссоры, и обиды. Важно не жить с ними, а разбираться. Не винить одного, а говорить со всеми. Твоя проблема не Роза. Он по-прежнему смотрит на меня, словно под лупой, разглядывая все неровности моей души. И мне становится не по себе, но не так, чтобы я сорвалась с места и обвинила еще и его в чем-либо. – Мы все очень разные, и это нормально, Лили. Кто-то любит тыквенный сок, а кого-то тошнит от кофе. Кто-то пишет стихи, а кто-то имеет лидерские качества, но это не должно влиять на тебя, потому что только ты можешь решить, какой быть. Понимаешь? Мне так хочется убедить его, что я поняла все, о чем он говорит, но не смогу соврать Луи. Он каким-то образом все понимает и, нет, не говорит об этом. Он вынуждает своим молчанием считать себя плохой. Не хочу быть плохой в его глазах. Но и не хочу верить тому, что говорит Луи. Он не может понять, какого мне знать, что есть хорошая во всех смыслах Роза. Я потухаю под ее пылким образом, который она выстроила и отступать не хочет. Было бы хорошо будь она чуть сговорчивее, а так виноватой всегда остаюсь я. Поэтому Роза – моя главная проблема. – Роза забирает у меня все! – я знаю, как жалко это звучит, но поделать ничего не могу. Меня убивает зависть к Розе. Луи даже не допускает тени сомнения в моих словах, и мне кажется, что я чего-то не понимаю. Потому что он понимает меня. – Что она забирает? Его вопрос вновь ставит меня в тупик. И я теряюсь. Все. Я никогда не думала об этом, всегда знала, что Роза это делает. – Она… – и я не могу больше ничего сказать. Взгляд Луи такой понимающе-равнодушный, что я не знаю, о чем говорить. Все же находится на поверхности, нужно только провести рукой и ответы сами найдутся. Но почему-то сейчас все, что забрала у меня Роза не имеет смысла. Это так ничтожно. – Джеймс, Ал, мама… Единственное, что приходит мне в голову. Единственное, что задевает меня так сильно. Ведь даже самые близкие отталкивают меня, выбирая Розу. Разве этого не достаточно? Луи чертовски долго молчит. Он всегда, по правде, молчит. И я не понимаю, как меня занесло сегодня, что я сижу в классе истории магии с Луи и разговариваю о своих проблемах. Но это имеет такой большой смысл, что все остальные разговоры с родственниками отпадают далеко. Ведь, по сути, Луи Уизли оказался единственным, кто решил заговорить со мной о моих чувствах, а не потому что я этого требовала. Джеймс и Альбус прибегают ко мне, когда я этого хочу, когда я заставляю их чувствовать свою вину передо мной. Просто так они не будут со мной разговаривать. А мне так этого хочется. И вот теперь, сидя напротив понимающего Луи, мне как никогда спокойно. Мне впервые хочется его слушать и понимать. Мне хочется, чтобы я была интересна просто как Лили, без всех «но». – Давай по порядку, – Луи удобнее устраивается на стуле, разглаживая складки на форменной мантии. – Роза не забирает у тебя никого. Джеймс и Альбус такие же братья, что для неё, что для тебя. – Они выбирают ее, – убеждено заявляю я, считая, что Луи поднимет меня на смех. – Нет же, Лили, – он сжимает мою руку в попытке успокоить. – Забудь о Розе. Разве нет других людей рядом с тобой. Я знаю, что есть навязчивые мысли и так и хочется вцепиться в одного человека. Но посмотри вокруг: сегодня в Хогсмиде двое когтевранцев подрались из-за глупости, а вчера Смитерс пришел на бал прямо из теплиц – от него так несло навозом фестралов. Это же такой кошмар! Роза не единственная, кто может тебя раздражать. И это нормально. Чем больше ты думаешь о ней, тем больше делаешь себе больно. Отпусти ее и будет тебе счастье. – Но куда бы я не пошла, она всегда есть. Всегда лучше. – Назови хоть одну ее положительную сторону, – Луи едва не достает блокнот, чтобы записать мои слова. Я снова задумываюсь. И не могу вспомнить, в чем же Роза по-истине сильнее, умнее и лучше. Но все ее качества априори лучше. – Она лучшая ученица, – робко предлагаю я. Уизли расплывается в улыбке, явно только этого ответа и ожидавший. – Она не лучшая ученица. Старательная – да, ответственная – да, но поверь, не лучшая в учебе. С чего ты это взяла? – Ее ставят в пример… – Да всех нас ставят в пример. И меня, и Доминик, и Джеймса… Роза просто старается быть лучшей, а ты введешься на это, вместо того, чтобы стать лучше ее. – Я ничего не умею. Простая истина, которую я всегда страшилась. Остаться позади многочисленных родственников, стать ненужной семье, когда есть много более успешных, талантливых и хороших детей. – Vraiment? – (действительно?) – Луи на чистом французском языке спрашивает меня, а я будто и не знаю, что сказать в ответ. И мне так сильно хочется ответить. Даже не интересно, откуда кузен знает о моем хобби. – Вот видишь. Роза не изучает французский, и ты лучше нее. А еще Доминик не умеет сидеть на метле, а ты умеешь. Старайся делать то, что умеешь ты, а никто-то другой. Совсем не важно, что умеют остальные, важно, что ты не хуже. Повторяй себе это. И помни, тебе не нужно быть лучшей для кого-то, потому что те, кто тебя любят, любят просто за то, что ты есть. Мне правда становится легче, даже когда Луи прощается и покидает класс истории магии. Я чувствую себя услышанной. И самое главное, он не пытается убедить меня, что все не так понимаю, он признает то, что я имею право думать именно так. Луи дает надежду, что у меня получится отрезать от себя завистливые чувства к Розе и погрузиться в свою насыщенную жизнь. В конце концов, у меня действительно есть то, чего нет у Розы. И, по-моему, я давно не занималась французским языком.***
Я успеваю в последний момент отправить несколько писем в магазинчике Хогсмида, чтобы уже утром у меня оказались нужные для дня рождения Роксаны вещи. Шоколадный торт я заказала днем и его отправят прямо на вечеринку. Девочки уже спят, и я тоже укладываюсь в постель, потушив все лампы. Однако сон не приходит от перевозбуждения. И мне приходится встать с кровати. Сначала я хочу посидеть на подоконнике, но бьющий в окно дождь заставляет меня поежиться и поменять планы. Для середины сентября в школьных коридорах достаточно холодно, поэтому я одеваю теплый свитер поверх пижамы и выхожу, осторожно шаркая мягкими тапочками. В гостиной никого нет, что удивляет меня. Обычно гостиная пестрит студентами даже поздно ночью. Но видимо сегодня не тот случай. Я сажусь в самое дальнее кресло, стоящее позади камина. Если кто-то решит спуститься, меня не заметят. Мысли бегают слишком быстро, и я не могу сосредоточиться на подарке Роксаны. Мне так хочется, чтобы все получилось. И, по всей видимости, мне придется сделать все самой. Ни Альбус, ни Хьюго не изъявили желания помочь. Про Розу я вообще молчу. Но разговор с Луи помог мне чуть-чуть отвлечься, и я дала себе обещание думать о кузине меньше. Думать о ней меньше. Это ведь так просто, правда? Камин догорает, когда стрелки часов показывают почти час. Меня все еще трясет от возбуждения: я впервые приняла решение организовать день рождение, и мне до безумства нужно сделать все хорошо. В моей голове сформировалась яркая картинка, где Роксана весело улыбается, обнимает меня, благодарит. Это будет мой первый шаг на пути примирения с семьей. Я уверена в этом. Все должно пройти идеально. Портрет Полной Дамы отъезжает с характерным скрежетом, легкая линия света проникает в гостиную и вновь пропадает. Я вжимаюсь в спинку кресла сильнее, когда кто-то проходит в глубь гостиной. Я с трудом признаю в первой фигуре Джеймса. Он нервно осматривает комнату, подмечая потухший камин, когда следом за ним заходит Роза. Меня парализует злость на их обоих, потому что Джеймс выбрал не меня, а Роза... Тут даже объяснять не нужно. – Ты жалеешь об этом? – я не могу распознать, с какой интонацией говорит Джеймс, но то, что отвечает кузина удивляет меня больше. Роза подходит неприлично близко к Джеймсу. И мне все сильнее кажется, что между ними много недосказанности, но хочу ли я о ней знать – сомнительно. – Я не знаю, – она осторожно обходит брата, направляясь в сторону женских спален. – Правда, Джеймс. Для меня это сложно, и найти достойное объяснение тоже. – Тогда зачем сделала? Джеймс взволновано запускает пальцы в волосы и тянет их. Его сильно мучает вопрос, ответ на который витает в воздухе, но до него не доходит. Интересно, что же сделала Роза? – Потому что захотела, наверное, – Роза в панике заправляет прядь волос за ухо. – Или… Я просто не хочу нести это на себе одной. И я не знаю, что будет дальше. Прошу не дави на меня. Роза вытягивает руку, останавливая Джеймса, чтобы тот не двигался с места. Я не понимаю, что происходит между ними, но в голове закрадывается какое-то неправильное чувство того, что это может быть. Роза порывисто обнимает Джеймса, и к моему огромному удивлению, брат задерживает ее и утыкается в ее пышные рыжие волосы. Он что-то шепчет ей, и я замечаю, как легкая улыбка расплывается на лице Розы. И мне даже любопытно, что же он ей сказал. Они расходятся слишком долго, чтобы я могла расслаблено выдохнуть. Не хочу думать об этом. Неоднозначная сцена, свидетельницей которой я стала, не укладывается у меня в голове, и я не стараюсь понять. Мне же все равно. Да? В любом случае, я хочу оставить этот момент позади себя: ничто не может позволить мне лезть в личную жизнь брата. И мне очень страшно позволять сознанию относить Розу к «личному» Джеймса. И это ведь не правильно, этого быть не должно. Значит, этого просто не было.***
Когда девочки еще спят, я закрываюсь в ванной и встаю под горячие струи воды, начинаю до боли тереть тело, чувствуя каждую ниточку мочалки. Хочется выйти из ванной наичистейшей и начать такой же чистый день. Мне предстоит сделать очень много. Я убеждено вскидываю голову к потолку и резко включаю ледяную воду, окончательно успокаивая нервы. На завтраке я сижу, как на иголках и почти сливаюсь с редкими однокурсниками воскресным утром, когда счастливая Роксана спускается на завтрак. Я думала, что она будет спать, как минимум, до обеда. Разве не это счастье – день рождение в выходной день? Мне очень неловко от того, что я не подхожу с подарком к кузине. Но Уизли даже не подает вида, что заметила меня и ее расстроило отсутствие моего поздравления. Это к лучшему. Мой подарок будет лучше, чем все остальные. Как раз в этот момент рядом со мной приземляется белая сова с посылкой. Разорвав коричневую обертку, я облегчено выдыхаю – нужные шары и мантии были необходимы. Я вылетаю из Большого зала почти сразу, как каша в тарелка заканчивается, но мне кажется, что все студенты провожают меня взглядом, осуждая, что я даже не подошла к кузине. И во мне самой закрадывается совестное чувство, что я делаю все неправильно. Но на самом деле, это не так. Никому нет дела до меня. Даже самой Рокси, ведь она счастливо привалилась плечом к своему другу, заливаясь звонким смехом. Ну, ладно. Я все равно стану значимой для нее. День пролетает так быстро, что я не успеваю это понять. Я бегаю по всей школе и ощущаю разочарование – еще никто не спросил меня, с какой целью я бегаю по этажам, что-то замеряю и рассчитываю. Это огорчает. Честное слово, я хотела купаться в лаврах лучшей сестры, а по итогу не вижу и доли отклика. Остается надеяться, что Рокси оценит по заслугам мой подарок. После ужина Хьюго отводит именинницу в коридор на третьем этаже, где я уже все подготовила. Я решила устроить занимательный квест для Роксаны. Я написала поздравительное письмо, где и дала задание – собрать шары, которые дадут подсказки, где же ее подарки. Более того, сами шары зачарованы так, что Роксана вернется на вечеринку очень нарядной. Не сомневаюсь, ей это понравится. Скрывшись за поворотом, я смотрю, как Хьюго оставляет кузину одну. Роксана в непонимании оглядывается, когда замечает конверт, приклеенный к стене с шотландским пейзажем, а затем осторожно снимает его, распечатывает. И я только успеваю увидеть, как задорная улыбка расходится по ее лицу, а потом она срывается с места, уносясь в другую сторону. Мне нет смысла следовать за ней, но очень жаль. Я бы хотела посмотреть на ее первые эмоции, но скоро она все равно окажется в праздничной гостиной Гриффиндор, поэтому тоже быстро поднимаюсь туда. Утром я думала, что буду делать все одна, однако, когда захожу в гостиную, вижу, что работа идет полным ходом. Альбус наколдовал шары хризантем с живыми бабочками на них и повесил их, как люстры. Хьюго и Луи украсили воздушными шариками всю гостиную, которая теперь походила на королевский бальный зал, а не красно-золотую гостиную Гриффиндор. Я развешиваю надпись из шаров «С Днем Рождения, Роксана!», когда многие гости заходят в гостиную с подарками. Они знают, что мы готовим подарок, поэтому встают полукругом. Я не успеваю свободно вздохнуть, когда с резким щелчком, Роксана появляется по середине гостиной. Она стоит с шарами в форме волшебных зверей, которые и были порталами, переносящими ее по всей школе, несколькими подарками и, разумеется, в пестрых мантиях, поверх которых одета пижама единорога. Кто-то, немедля ни секунды, щелкает в колдокамеру, пока все дружно поздравляют Рокси. – Первое! – громко кричит Рокси, перекрикивая толпу. – Я упарилась бегать по коридорам за шарами. А второе, вы бы знали, как это круто! Поэтому, спасибо! Сначала мне кажется, что Рокси лукавит, но потом она бросает все подарки и кидается на всех детей Поттер-Уизли с объятиями. По моему телу растекается довольная волна, которая приятно оседает где-то в сердце и греет его. Но почему-то это состояние исчезает, когда Роксана также радостно обнимает и Розу, благодаря ее. Меня захватывает желчная несправедливость! Но я сдерживаюсь, не желая портить всем настроение. Момент моего триумфа проходит как-то стремительно, я не успеваю ни понять его, ни насладиться. Друзья Роксаны приносят старые зеркала, как подарок, что занимают внушительное пространство в гостиной и оттесняют веселящихся студентов. Я заинтересовано осматриваю резную раму и только тогда замечаю, что все три зеркала связаны друг с другом серебряными нитями, плавно проходящими по самой поверхности зеркала, создавая намеки на осколки. Дэвид – лучший друг Роксаны, с серьезным видом зачитывает правила использования зеркалами, но его никто не слушает. Он неуклюже взмахивает палочкой, но ничего не происходит. Я быстро теряю интерес к артефакту, и мне не важно, где они его взяли. Вечеринка все равно не остановится из-за массивных зеркал, какое бы значение они не имели. Резкий взрыв хохота раздается с другого конца гостиной, и я только успеваю заметить, как Хьюго под бурный зов толпы делает сальто, стоя на одном из стеллажей с книгами. Он приземляется точно на ковер рядом с толпой студентов и, улыбнувшись, что-то кричит им. Мне кажется эта затея крайне глупой – убиться из-за дурацкого спора, но мы с Хьюго со вчерашнего дня не разговаривали, и начинать первой не хочу. Я не должна чувствовать вину только за себя. Это ведь несправедливо, что Роза не несет ответственности за свои слова. Вокруг все веселятся, а я чувствую себя ненужной в этом бесконечном потоке студентов, ярких огней, громкой музыки и счастливой Роксаны. Я ведь и хотела, чтобы она была счастлива в этот важный день, но почему же не могу получить должного удовольствия от этого? Со мной что-то не так? Я действительно очень злая и завистливая девочка, да? Приложив столько усилий к подготовки торжества, мне хотелось получить отдачу и почувствовать себя значимой. А на деле «спасибо огромное, Лили!» – все, чего я заслужила. Роксане не нужна младшая кузина на празднике, когда ее окружают друзья и знакомые, которые горланят ее имя, подкидывают ее в воздух и смеются над общими шутками. А я? Как же я?! Почему для меня нет места рядом с Роксаной? Я думала, что приготовив сюрприз, стану более значимой, и Рокси проведет со мной весь день рождения. Для меня было так важно, чтобы все было хорошо, я приложила столько сил, а в итоге оказалась не нужной. Осознание, что у них есть друзья, с которыми веселее, чем со мной, отдает болью и горечью, которую хочется сплюнуть. Но не получается. Она продолжает жечь в горле и размерено напоминать мне, что я им не нужна. В непроглядной темноте, что настигает меня, нет выхода. Я снова и снова пытаюсь его отыскать, сделать что-то правильно, но все валится из рук. Почему? Почему я не могу отключиться и почувствовать себя своей в толпе ребят, которые только и делают, что улыбаются, не замечая моей потерянности. И как мне сейчас хотелось бы оказаться рядом с Джеймсом или Луи, но ни одного из них нет в поле моей видимости. Они бы точно помогли мне справиться с этой потерянностью. Я видела Джеймса только в начале, когда он сунул в руки Рокси большую коробку, а потом исчез, будто намерено не хотел видеться со мной. А Луи где-то здесь, но я не могу его найти. Радует, что Роза поняла свою ошибку и ушла с праздника. Даже здесь, не приложив усилий, она вытеснила меня. Она испортила все снова. Я хотела, чтобы Роксана уделила внимание только мне. В какой-то момент мне очень хотелось рассказать Рокси, что Роза поступила так некрасиво, отказавшись помогать с подарком. Но потом я увидела лицо Хьюго и поняла, что этого мне семья точно не простит. И ведь Роза Уизли снова оказалась на шаг впереди, когда триумф должен быть моим. Как же меня это бесит! Меня никто не сможет понять. В кругу ярких и свободных ребят я ощущаю себя как никогда тусклой, неинтересной. Я не нужна им. Жгучая правда долбится в сознании тяжелым молотом и ждет, когда я сорвусь от невыносимой боли. Сорвусь в очередной раз. Но мне так не хочется сгорать в своем же пламени из-за чужой враждебности. Я почти не замечаю, как дохожу до трех зеркал, и атмосфера в гостиной резко меняется. В глазах яркие блики фонариков сменяются темными сгустками, несущимися вокруг меня. Я вскрикиваю, разворачиваюсь, но гриффиндорцы, стоящие за моей спиной, замерли, округлив глаза. Я пытаюсь увидеть ответы в их глазах, но ничего нет… Сзади меня что-то шевелится. Я слышу лязг скрипучей пружины, шелест ткани и звонкий, отвратительно скрипучий звук, будто кто-то ведет острым ногтем по воздушному шарику. И еще до того, как обернуться, я понимаю, кто за моей спиной. Мне совсем не хочется показывать свой страх, но увернуться от него не могу. Впадины вместо глаз, откуда течет алая кровь, спутавшиеся волосы парика в белой краске и улыбка на все лицо – боггарт в одночасье исполняет мой главный страх, оборачиваясь ужасным клоуном на пружине. Он выпрыгивает из своего деревянного ящика, а на деле выходит из потемневшей глади зеркала. Тихий ужас застывает во мне, и даже крик больше не срывается с моих губ. Глаза скачут в разные стороны, и когда зеркала размножают клоунов, я не выдерживаю, падая на мягкий ковер, закрывая голову руками. Меня кто-то поднимает, но я ничего не слышу. В голове становится яснее когда Роксана – я смутно различаю ее силуэт – закрывает меня собой и на нее несется стая летучих мышей с острыми клыками. Следом идет рев знакомого существа. Но что происходит дальше я не понимаю, сознание плавно затекает, как правильно сваренное зелье, оставляя за собой только страх, что клоуны вернутся. Ужас сковывает меня на мучительно долгие минуты, и я не знаю, смогу ли очнуться от пережитого страха. – Вот же придурки! – злой голос Роксаны разносится по моей спальне, когда я открываю глаза. Темный полог над моей кроватью дергается, и в тот же миг на меня сваливается обеспокоенная голова кузины. Ее кудрявые темные волосы собраны в высокий пучок на голове. – Ты как? Уизли облизывает пухлые губы в перламутровой помаде и округляет глаза, когда я качаю головой, пытаясь прокашляться. Я закрываю глаза всего на секунду, и этого хватает, чтобы дикий образ клоуна восстал передо мной. Мне с трудом удаётся не вскрикнуть от видения. Клоун оказывается очень реалистичным, точно таким же, как в детстве на праздниках в семье Уизли. Тетя Анджелина всегда устраивала выступления клоунов на дни рождения детей. Я не знаю, наверное, у нее скудная фантазия или отсутствие страха. Но я не понимаю, почему страшно раскрашенные клоуны с ужасным, скрипучим смехом являются примером того, как весело может быть на празднике. Это не весело. Это страшно. Впервые я увидела клоуна на дне рождения Фреда: там клоун устроил догонялки, он бегал за нами, а когда я упала – холодными руками поднял меня и хохотал в лицо, оголяя острые клыки. Веселая расцветка костюма была еще хуже, чем размалеванное лицо. И шарик. У него был ярко-красный воздушный шарик. Клоун навсегда стал моим страхом, моим отвратительным воспоминанием. В глазах начинает щипать, и я отворачиваю, так и не дав кузине ответ. Мне нестерпимо хочется выть от того, что я оказалась в дурацкой ситуации перед толпой гриффиндорцев и не смогла справиться со своим страхом. Какая же я гриффиндорка! Но еще больше меня волнует, что кто-то действительно притащил на вечеринку эту штуку. Горестный ком застревает в горле, принося с собой головокружение. Кажется, попробуй я сейчас встать, то непременно окажусь в аду. Может, он уже настал. – Лили, ты меня слышишь? – Роксана трясет меня за плечи. – Только не отключись снова. Эти идиоты, притащившие такаю дрянь, получат по полной. Я не отвечаю. Роксана больше не внушает мне спокойствие и заботу. Если бы не было ее дня рождения, то я бы не испугалась клоуна. Боггарт бы не нашел меня. – Отстань от меня, – с трудом проговариваю я, когда болтовня Уизли становится невыносимой. В конце концов, именно она виновница всех моих бед сегодня. Косвенно, конечно. Или нет, она ведь могла подговорить своих друзей, чтобы те притащили боггарта, или вынудить меня подойти к нему. Они же все меня ненавидят и только делают вид, что я им нужна. Роксана обиженно поджимает губы и молча уходит из моей спальни, видимо, решая вернуться на вечеринку. Конечно, пусть веселится, когда мне плохо по ее вине. Я поворачиваюсь в другую сторону и быстро пропадаю во сне. Холодный смех клоуна быстро сменяется на тусклый свет солнца, за ним идет калейдоскоп осенних листьев, перекошенное лицо Розы и умиротворенность Луи. Его светлый образ маячит в сознании и что-то шепчет. Я не могу разобрать, что же он говорит, но это успокаивает. Даже когда Луи замолкает, отстраненно улыбаясь, я чувствую себя хорошо во сне. Мне впервые не хочется просыпаться, погружаясь в мирное молчание сна, где есть то, что мне нужно – понимание. – Лили? – через полусонное состояние я с трудом различаю чей-то голос и, когда открываю глаза, думаю, что я все еще во сне. Так неестественно то, что сидит передо мной. И в какой-то момент, возможно, из-за игры света, мне кажется, что это все еще боггарт, последовавший за мной. Но моя кровать проседает под весом Дикси, и только это заставляет меня верить, что это действительно она. Мы не разговаривали с ней почти четыре дня, а кажется, что прошла целая вечность. Вечность, которую я бы ни за что не захотела прожить снова. – О, Лили, слава Мерлину, ты меня слышишь. Дикси пресекает мою попытку подняться на локти, чтобы быть с ней на одной высоте и смотреть прямо в глаза. Мне хочется возмутиться, но сил не остается и я падаю на подушку, надеясь, что выдержу очередной поток сквернословия от Дикси. На самом деле, мне уже осточертело враждовать с ней. В конце концов, это не приносит должного удовлетворения. Я знаю, что она не захочет помогать мне в избавлении моих комплексов. – Чего тебе? Моя грубость не отталкивает Чарльстон, и она понимающе проводит рукой по моему плечу и поправляет покрывало. Я вздрагиваю, едва не отшатываясь. Снова болезненный укол в сердце заставляет меня сдерживать слезы. Это неправильно, что Дикси вызывает у меня плохие эмоции. Так не должно быть. Из-за этого хочется причинить боль уже себе. – Не переживай, что кто-то будет высмеивать твой страх, – Дикси почти сочувственно улыбается, но вовремя останавливает себя. – Все чего-то боятся. – Ты жалеть меня пришла? – я соскакиваю с места, и Дикси вздрагивает. – Или злорадствовать? Я вижу, как Чарльстон мнется, пытаясь не съязвить, но мне хватает и того, что она здесь. Мне не нужна ее жалость. Что вообще она может понимать? Где же была она все то время, когда моя душа изнывала от ударов окружающих? Верно, наносила еще более смертельные удары, пронизывая меня комплексами насквозь. И мне честно хотелось бы найти ей оправдание, но прощать снова и снова не хочу. Я устала быть всегда позади, всегда ненужной и плохой. Сколько же раз она говорила, что то платье мне не идет, что кто-то считает меня дурочкой? Она же сама так считает! – Нет, – отвечает Дикси, выравнивая спину. Не могу успокоиться и продолжаю. – Разве? А мне кажется, это было показательное выступление о том, как Лили Поттер боится какого-то клоуна и не может справиться с ним. Почему ты не смеёшься? Это же так смешно. Гриффиндорка отчаянно смотрит на меня, разыскивая ту долю мягкости и доброты к ней, которую мне нужно уничтожить на веки веков. И если она не прекратит так смотреть на меня, я снова попаду в капкан ее сладостных речей. Мне так не хочется снова верить ее словам, но и сгорать без них у меня не получается. Они долгое время внушали мне безопасность и приторную любовь, что на меньшее или большее, я честно не знаю, соглашаться нет смысла. – Это не смешно, Лили. Мне правда жаль, что ты считаешь меня своим врагом, – Дикси опускает глаза. – Ты можешь назвать меня вновь жалкой, лицемерной и злой девочкой, но, пожалуйста, никогда не смей отвечать за мои чувства и поступки. Я никогда не считала тебя хуже себя, наоборот, ты была со мной наравне. И дело тут не в твоей семьи, а в нашей дружбе. У меня не было человека ближе тебя, Лили. Ее сладкая речь пронзает мое сердце, и я понимаю, что задыхаюсь от ноющей боли и слез. Я мечтала услышать именно это, именно от неё. Дикси была моей лучшей подругой, человеком, ради которого я менялась и жила. И раньше мне не было важно, что я ущемляю себя, сгораю в огне, чтобы жила она. Но подпитка однажды закончилась, а на место слепому обожанию пришла жгучая зависть, обида и злость. И право слово, кто из нас двоих большая лицемерка? Бесспорно я. – Мне плохо без тебя, Лили. И я хочу… хочу, чтобы все было как раньше. Ее тёмные глаза прожигают меня, и я понимаю, что сопротивляться не получится. Мне кажется, что мир дважды рухнул и восстал из пепла, потому что иначе я не могу понять, как на осколках былого безразличия Дикси оказалось желание дружить со мной. Мне становится жутко стыдно за те грубые и, наверняка, обидные слова в ее сторону, которые я бессовестно кричала ей в лицо. Я не смогу извиниться и сказать, что была не права. Хотя бы потому, что именно они держали меня в равновесии, когда вся земля уходила из под ног. С долей сомнения выдаю я: – Чтобы вернуться снова к ссоре? – я не хочу вновь чувствовать опустошение и болезненные судороги при встречи с ней. Мне достаточно одного ее слова. Наверное, меня ничему жизнь не учит, но и сопротивляться своим желаниям я не могу. Дикси нужна мне, как воздух, как яркие лучи солнца, чтобы свободно дышать и проходить кусты терновника в одночасье. И Дикси Чарльстон всегда должна быть рядом. Пожалуйста. Чарльстон скептически оглядывает меня. Хочется, чтобы она убедила меня, что это глупость и нет повода переживать. Но мы обе понимаем, что просто не будет. – Мы вместе будем учиться на ошибках. Разве, это не лучше, чем обоим страдать в одиночестве? Мысль, что Дикси страдала в этот период доставляет мне… тяжелую боль где-то под сердцем, и глаза вновь застилают слезы, которые я не могу сдерживать. Я никогда не хотела, чтобы Дикси страдала. Да, в моих мыслях иногда проскальзывало желание причинить ей вред, но это были лишь эмоции. Не мои желания. И даже зависть – всего лишь следствие моей зависимости в ней. – Так, что получается мир? – не смело предлагаю я, опасаясь, что Дикси поднимет меня на смех. Тогда мой страх точно поменяет облик. – Мир, – Чарльстон протягивает мне руку и, когда я ее пожимаю, запрыгивает ко мне на кровать. – Я стащила нам торт! Твоей сестре сейчас точно не до него. Она ставит на одеяло два блюдца с шоколадным тортом с большими шариками из сгущенки и передает мне вилку. Дикси выписывает своей вилкой траекторию, будто та является саблей, и торжественно провозглашает: – Устроим девичник. Мне столько нужно рассказать! На душе теплеет, и дело совсем не в горячем чае с лимоном. Дикси снова рядом со мной. И все прочие неприятности теперь кажутся смехотворным представлением, билеты на который мы никогда не купим. Мне действительно не хватало теплого плеча Дикси рядом, и, пожалуй, будь она со мной все эти дни, на Розу не хватило бы времени и сил. Наверное, об этом говорит Луи.