Судьба сокрушает нас двояким образом: отказывая нам в наших желаниях и исполняя их. @А. Амиель
Над Татуином поднимаются все выше и выше луны-близнецы. Наступает самое опасное время суток — ночь. Но, казалось, сидящего на краю каменного забора мальчика, лет четырех на вид, это мало волнует. Пшеничные волосы, находящиеся в беспорядке, развеваются на ветру, а сам он устремил взгляд на небо, будто бы пытаясь разглядеть что-то в глубинах космоса. — Люк, быстрее иди домой! Уже слишком поздно. Оуэн сейчас включит защитное поле. — Иду, тетя Беру! Ребенок спрыгивает с высокого для него заграждения, но не ударяется, спеша к невысокой женщине, что ждёт его на крыльце. Люк, даже заходя в призывно распахнутую дверь в дом, не отводит взгляд от неба, мечтая, что однажды оттуда спустится космический шаттл самой новой модели, а на борту будет его отец, который заберёт мальчика с собой, путешествовать по бесконечным просторам Галактики.***
На постели ворочается мальчик лет шести. Ему снится огромный корабль и бескрайние просторы космоса. И отец. Он обволакивает Люка своим теплом, но не отзывается ни на одну попытку юноши докричаться до него. Кажется, будто он его даже не ощущает. Но все равно по-своему заботится. После такого сна Люк просыпается разбитым, но с умиротворением в душе. Он верит, что скоро закончит все свои дела, и они обязательно встретятся. Ведь предчувствие его никогда не подводило.***
Маленький Люк с детства мечтал об отце. Сильном и мужественном человеке, который всегда будет на его стороне, будет учить и защищать. Хотя его опекуны и говорили ему, что Энакин Скайуокер был убит во время Клонических войн — мальчик не верил в это. Он знал, чувствовал, что отец жив. С самого детства Люк ощущал тонкую ниточку, ведущую куда-то далеко, в небо. Он чувствовал, что на просторах Галактики есть существо, роднее которого у него никого не было. Только этот человек никак не откликался, сколько бы Люк ни звал его по этой тонкой связи, созданной из неизвестной материи. Ребенок никак не мог понять, чем же провинился перед своим родителем, что тот отдал его на воспитание своему сводному брату и его жене на эту планету, с жестокими, палящими солнцами, полную всевозможных опасностей. А ещё Люк часто видел девочку, ощущая ее присутствие даже отчётливее, чем связь с отцом. Он играл с ней во снах, чувствуя её настроение как своё. Ребёнок интуитивно ощущал, что этот каштановолосый ангел — его сестрёнка, второй человек по важности для одного взятого татуинского мальчика, в Галактике. К огорчению Люка, решившегося впервые рассказать о своих ощущениях опекунам, дядя Оуэн лишь рассердился, впервые в жизни повысив голос на своего воспитанника. Он наказал мальчика, лишив сладостей и посадив под домашний арест на долгие два месяца. То время Люк позже вспоминал как один из самых скучных периодов в его жизни, ведь ему разрешалось выходить из дома лишь в подготовительную школу и на обязательные работы в поля вместе с дядей. Тётя Беру, как и Оуэн, считала, что это лишь фантазии, навеянные детским воображением и отсутствием родных родителей. Она была свято убеждена, что все эти фантазии Люка надо искоренять, ведь ни к чему хорошему они не приведут. Что и произошло с его отцом в своё время. Беру помнила Энакина Скайуокера крайне смутно, увидев его лишь раз в жизни, во время похорон его матери. Он запомнился тогда ещё совсем молодой девушке как волевой мужчина, свято убежденный в своих принципах. Как она позже узнала от Оуэна, привязанность к джедаям его и погубила. Ведь он тоже был убит в тот злополучный день в Храме. Беру не хотела такой судьбы для своего племянника. Из-за того, что она сама не могла иметь детей, ее привязанность к этому мальчику была почти материнской. Ещё тогда, когда странный мужчина, назвавшийся Оби-Ваном Кеноби, принес в их дом тихо, но надрывно плачущий свёрток, Беру пообещала себе, что во что бы то ни стало защитит этого ребенка и воспитает в нем все самое наилучшее, что может быть в Галактике. И, по правде говоря, ей это удалось. Люк рос добрым и послушным мальчиком. До того момента, как начал бредить сестрой и отцом. Беру и Оуэн боялись говорить тогда ещё пятилетнему ребенку, что его отец мертв, но понимали, что скоро придется раскрыть правду. Долго скрывать такое было невозможно. Но Беру все оттягивала этот момент, боясь рушить мечты ребенка. Она беспокоилась, что психика Люка может не выдержать. Но, как говорится, человек предполагает, а судьба располагает. Никто на Татуине, находящемся вдалеке от всех межгалактических трасс, не предполагал, что однажды к ним могут нагрянуть с визитом и проверкой такие люди, как лорд Вейдер со своим 501-м легионом.***
В тот день Ларсы, ещё не зная о столь значимой вести, отправились в город. Люк, наказание которого подходило к концу только завтра, остался в доме на попечении старенького дроида-няньки. Хотя Беру пыталась убедить Оуэна дать разрешение взять с собой племянника, но тот был непреклонен. В итоге чета Ларсов отправилась за покупками вдвоем, здраво полагая, что за шесть часов под присмотром с Люком ничего не случится. Никто даже и подумать не мог, что дроид неожиданно выйдет из строя, а младшему Скайуокеру захочется прогуляться по окрестностям фермы. Маленький Люк, заметив, что его нянька почему-то больше не обращает на мальчика внимания, решил воспользоваться возможностью и выйти одному на прогулку. Он знал, что дядя Оуэн не узнает о его самовольстве, поэтому со спокойной душой вышел из дома, прилежно закрыв за собой дверь. Проведя час за бесцельным шатанием по двору, вскоре Люк заметил занимательную ящерку удивительного цвета и решил за ней проследить. Охота заняла всё внимание ребенка, и он не заметил, как вышел за пределы защитного контура. Впивающийся прямо в мозг свист тускенов застал его врасплох. Да и что мог сделать маленький мальчик против пустынников, умеющих убивать даже взрослых сильных мужчин?***
Дарт Вейдер находился в самом отвратительном состоянии духа. Ненависть к этой планете, когда-то бывшей его Родиной, казалось, шла из самого сердца. Настроение главнокомандующего началось портиться в тот момент, как в иллюминаторах показался красно-коричневый шар планеты, принесшей в прошлом так много боли. Как только шаттл Вейдера коснулся татуинского песка, настроение упало окончательно, а из глубины души поднялась какая-то иррациональная ярость. Штурмовики, послушно следовавшие за своим командиром, поспешили отодвинуться подальше. Никому не хотелось попасть под горячую руку, а весь космический флот Империи знал, что если Лорд ситхов находится в таком состоянии, то от него надо держаться подальше. Вейдера сейчас ни капли не волновало беспокойство подчиненных по поводу его же настроения. Сейчас задачей первостепенной важности были поиски сына, которые на этой огромной и недружелюбной планете могли затянуться на несколько недель, а то и месяцев. Все же так странно осознавать, что у тебя есть ребенок. «Сын.» От этого слова веет теплом и чем-то настолько родным, что ощущалось лишь в присутствие Падме. Воспоминание о любимой, погибшей шесть лет назад, отозвались застарелой болью. Вейдер все ещё не мог спокойно вспоминать свою жену, которая так и не смогла воспитать их детей. Но все это прошлое. Сейчас ему надо сосредоточиться на поисках ребенка. Вейдер и следовавший за ним 501-й легион привлекли множество внимания в Мос-Эйсли. Нечасто сам главнокомандующий навещает планеты, находящиеся за дальним рубежом. Точнее, такого в памяти нынешнего главы планеты не было никогда. Неизвестно как забредшего не в столицу, которой являлся Бестин, ставленника Императора наместник Ваар’г направился встречать лично, но не преуспел в этом. К тому времени, как правительственный кортеж подлетел и приземлился на главной площади Мос-Эйсли, Ваар’гу осталось лишь наблюдать за уносящимся в даль спидером с виднеющимся на нем главнокомандующим, а также двух человек, стоящих недалеко от стоянки с поникшими головами. Интуиция наместника вопила, что эти люди причастны к такому быстрому исчезновению Дарта Вейдера и могут рассказать много интересного. «Ну что ж. Нет худа без добра.» С этими мыслями Ваар’г приказал проводить семейную чету в ближайшее отделение штурмовиков, сам отправившись вместе с ними. Лорд Вейдер же в это время несся по бескрайним пескам татуинской пустыни. В голове у него билась лишь одна мысль. «Как, ранкор их подери, можно было оставить шестилетнего ребенка одного?!» Во время разговора с Ларсами, которые неожиданно попались ему около торговых рядов Мос-Эйсли, связь, появившаяся после спуска на Татуин, дернулась и истончилась. Ларсы, видимо, почувствовав несдерживаемую Силу, отшатнулись от главнокомандующего. Но тому было не до испуга своего сводного брата и его жены. Больше всего лорда ситхов в данный момент волновала связь с сыном, пульсирующая болью и отчаянием. Решив, что отдаст приказ об аресте Ларсов позже, Вейдер рванул к стоянке спидеров и уже не видел, как после его отлёта на площадь с мерным гудением опускается правительственный шаттл. Теперь же, выжимая из спидера всю возможную мощность, Вейдер летел по пустыне, основываясь в выборе на Связь. Неожиданно ему показалось, что он слышит какие-то слова. — Па… Па-па… Вдруг нить связи настолько истончилась, что сначала Вейдер с ужасом и яростью подумал, что все, не успел. В отчаянии прислушавшись к Силе, он с облегчением понял, что сын хоть и на грани, но еще жив. Темный Лорд знал - он успеет. Случай с мамой не повторится. В Силе пронеслись воспоминания о том вечере, показавшиеся отчетливее реальности. Вот он так же летит через пустыню Татуина, боясь не успеть. За холмом виднеется стойбище тускенов. Казалось, проходит лишь мгновение, а Энакин уже стоит с мертвым телом матери на руках перед полностью сожжённым лагерем. Повсюду виднеются тела. Женщины, дети, старики — он не пощадил никого. Они все виновны в её смерти. Энакин оборачивается к стоящей за его плечом Падме. — Почему она умерла? Почему я не спас её? Я знаю, я должен был! — Есть вещи, которые нельзя исправить. Ты не всесилен, Эни. — А должен быть! Однажды буду… Я стану самым могущественным джедаем! Я обещаю тебе. Я научусь делать так, чтобы люди не умирали. Со временем, Вейдер понял, что нельзя победить смерть и вернуть из мира Мертвых. Можно лишь предотвратить ее. Сейчас он был благодарен Учителю, ведь знания ситхов, ещё отсутствовавшие в тот момент, давали надежду, что прошлое не повторится. Вейдер должен успеть спасти сына. И он это сделает, недаром он ученик самого Императора. Когда он нашел лагерь, была уже глубокая ночь. Стойбище тускенов оказалось на том же самом месте, что и более десяти лет назад. Кто бы что ни говорил, а кочевой народ никогда не изменяет своим привычкам. Палатки также ничуть не изменились за это время. Лагерь ещё спал, а Вейдер уже успел найти ту самую, в которой лежит его сын. Вдох. Выдох. Он ясно понимал, что боится войти. Мотнув головой, сбрасывая наваждение, Вейдер одним движением отбросил шкуру банты, закрывавшую вход, и стремительным шагом вошёл внутрь, не давая себе времени на размышления. Палатку освещали лишь самодельные свечи, а из открывшегося прохода падало достаточно лунного света, чтобы разглядеть маленького светловолосого ребенка, привязанного к импровизированной дыбе. Вейдер одним движением разрезал веревки, подхватил падающее тело, удивившись, какое оно маленькое и легкое, и осторожно уложил на песок, боясь неловким или случайным движением причинить лишнюю боль. — Сын, — шепотом позвал он. Ребёнок всё ещё оставался жив, хотя состояние его было критическим. Вдруг мальчик приоткрыл глаза и потрескавшимися от отсутствия влаги губами прошептал: — Папа… Ты пришел за мной… — и впал в глубокую кому.