И снова здравствуй

      Этот мир погиб в огне неоконченной войны очень давно. Теперь даже неясно было, кто начал ее, были ли победители, драконьи крылья какой стороны несли смерть и без того обреченным городам? Драконы ушли в другой мир – те, кто еще мог, те, кто выжил, те, кто успел. А люди… А что люди? Выживших было совсем немного. Там, где полыхала война, остается пепел, и на искореженном остове мира, на покалеченных останках городов не сразу вырастает свежая поросль. Одна – буквально, зеленью оплетая ребра сожженных зданий, цветами скрывая страшные раны. Другая…       Дети, дети детей тех, кто помнил еще войну (Таких уже не осталось, впрочем). Они учились жить, учились выживать заново там, где не осталось границ, не осталось законов, кроме совести, в мире, отравляющем тех, кто когда-то уничтожил его. Не осталось больше магов, сдерживающих нечисть, не осталось ученых, способных найти лекарства от все новых болезней, и даже храмовники канули в вечность, не оставив веры. Не во что и некому было верить теперь живым. Потом – однажды – придут новые люди. Придут творцы, придут создатели, придут те, кто вспомнит и возродит старых богов, а может быть, создаст новых. Однажды на костях павших вырастут новые города – и все начнется заново. Лучше ли? Хуже ли?       Сейчас, глядя на руины старого города, дракон не верил в это. Среди пустынных степей это место казалось уродливой язвой, и живущие в ей люди вызывали скорее омерзение. Как опарыши. Паразиты, не позволяющие умереть тому, что должно, окончательно, но и жизни не дающие. Кочевники, преступники, то отребье, что в новом мире умело лишь брать – у чужих. Воры, убийцы, мародеры. Да объяснял ли им кто-то, что это – плохо? Ой едва ли. Таких «банд» было много, дракон не раз встречал их, и относился с брезгливостью. Исправить не пытался, впрочем, бессмысленно. Он и здесь бы не появился, да дальний перелет через пустыню высушил силы жарким солнцем. И теперь он смотрел на город, вытянувшись на холме у почти иссохшего озерца, а помнил – другой. Город, полный золота и мрамора, полный людей, величественные храмы, прекрасные сады, возделанные поля вокруг и открытые настежь громадные ворота… Теперь они и остались, стена разрушилась, а врата стоят, запертые, бессмысленные, почерневшие. Такие же мертвые, как все вокруг.       Дракон устало прикрыл глаза. Людей он не опасался: они не знали, что он такое, боялись, ненавидели, но не лезли из-за того же страха, а надолго он нигде не задерживался, переправляясь с места на места и изредка возвращаясь в те места, где его все-таки приняли. Он искал. Таких же, как он, возможно живых, может быть, спящих, оставшихся… Искал в отчаянии. И все сильнее таяла надежда. Неужто он в самом деле остался один? Не успел, опоздал… Проспал. Проспал – почти полвека, а потом… Потом мог только бессильно наблюдать за последними днями войны, затухавшей жгучими злыми углями, когда побежденные пытались спасти и спастись, а победителей не было. А мир…       Мир выжил. Мир, возможно, стал бы лучше вовсе без людей. И даже без драконов. Вот только у самого Гилтиаса не хватало сил на то, чтобы открыть портал домой, его одного – ни за что не хватило бы. А магов больше нет.       Он так и проспал на холме, отдыхая и набираясь сил. Охотиться было бесполезно, ничего крупного тут не водилось, а превратиться и пойти в город? Верное самоубийство. Чужаков тут не любят. Нигде уже не любят, война шрамы оставила и на сознании. Нет веры. Нет дружелюбия. Звери… И те порой благороднее. Потянулся, расправляя замерзшие крылья. По темноте всегда мерз, потом, уже на свету, грелся подолгу, впитывая тепло. Нет, мог бы и в северных краях летать, и летал, и даже в холод вполне себе существовал, он все-таки не ящерица какая-то! Но все равно тепло было приятно. Жара к полудню придет дикая, а сейчас, скоро уже, просто ласковое солнце… Зевнув, дракон перевернулся на бок и вытянул лапы, хвостом по земле стукнул, снова потянулся, выпуская когти, сам себе сонного котенка вдруг напомнил и фыркнул. Да уж! Хорош котик! А зрителя он и не заметил сразу, тот вовсе близко подошел. Маленький… Этот, драконенок. Тьфу, ребенок! Тощий, мелкий, лет десять ему, вряд ли больше? Поутру толком и не рассмотреть, красно-бурый балахон до самого пола падает, до смешного мантию магов алой ложи напоминает – у тех на поясе тоже всякая дрянь висела вечно. И тут – и перья какие-то, и мешочки, и еще что-то, кажется, даже птичьи черепушки? А волосы белые… Седые или масть такая? Вместо посоха, правда, обычная палка с рогатиной на вершине. Такими змей в степи ловят. И едят, есть-то хочется, а тут стада не прокормишь, да и возделывать очень уж сложно. Дракон мимолетно представил, как этот мелкий его ловит, а потом тащит к городу, и даже глаза зажмурил от этой абстракции. Жуть!.. А чего он не убегает-то, кстати? Стоит, таращится, ветер «мантию» вздувает, ноги босые… Что-о-о-о?!       Мальчишка, сунув руку в сумку, достал здоровенную – с кошку почти! – крысу, помедлил и аккуратно положил рядом с драконьей мордой. На дохлого, но еще теплого пасюка теперь смотрели оба, и оба – с сомнением. О чем думал этот блаженный ребенок, дракон не знал, сам же пытался понять, что вообще происходит. Его подкупали, что ли? В смысле… Как приблудной кошке рыбку вынести? А потом заставить мышей ловить посредством молока и почесания за ушком? А он мурлыкать-то и не умеет…       Мальчишка никуда не ушел, даже когда крысу все-таки сожрали, рассудив, что лучше один грызун в пузе, чем корова – где-то в перспективе неизвестно когда. Обошел сидящего на заднице дракона сначала с одной стороны, потом с другой, хмыкнул чему-то беззвучно и спустился к озерцу. Как оказалось, дырки по ту сторону принадлежали какой-то дряни навроде крупных кротов, которые неплохо выманивались на крысиные хвосты (из той же сумки их достали). Жирненькие, вкусненькие… Дракон так обалдел от такого угощения, что покладисто ел, что дают, пытаясь не задумываться о процессе. Да, сырое… Ну так и он не трепетная фиалка!       Солнце медленно поднималось все выше. На свету оказалось, что волосы у мальчишки в самом деле седые, и сам он бледный в желтизну, а глаза и вовсе – как две золотистые чешуйки с Гилтиасового хвоста. Странно. Тут-то, на юге, обычно смуглые да темноволосые живут.       Потрогать его не пытались. Сказать что-либо не спешили. Ребенок вообще как будто бы и внимания на дракона уже не обращал, накормил, потом достал книгу и устроился в тенечке, который оный дракон и образовал. Как будто так и надо. Гилтиас сверху навис. Книги в этом мире все больше на растопку шли, что уж там… Дров порой не достать было, ночи, а особенно зимы, холодные, да и готовить на чем-то надо. А тут толстая, потрепанная, но вполне целая, и… В смысле, язык аркана? Какой еще вызов дракона?! Почему подчеркнуто?! У Гилтиаса отвисла челюсть (в которую, кстати, с интересом заглянули чуть-чуть позже). Хм. А если серьезно – а зачем он свернул вообще к этому городу? Зачем остался тут, рядом, хотя предпочитал улетать подальше от жилищ, какими бы они ни были? И… Неужели чародеи все-таки остались? Но он же ребенок совсем! Мелочь! Ну пусть не десять лет, пусть даже двенадцать, просто невысокий, но!..       Мальчишка поднялся. Повернувшись, задрал голову, разглядывая громадное в сравнении с ним создание, задумчиво почесал нос. И протянул руку ладонью вверх, будто предлагая, наконец, познакомиться. Гил, помедлив, неуверенно коснулся ее носом, не уверенный в намерениях колдуна-самоучки, но, похоже, того и так устраивал результат «призыва» себе дракона.       Оказывается, если тебя чешут в местечке посреди носа, чуть выше ноздрей, нестерпимо хочется чихать… Дракон представил, что будет, если он чихнет на юного чародея, и передернул крыльями, но отодвинуться не успел – мальчишка передвинул руку выше, еще выше, куда дотянулся, почти до «промеж глаз», и… Честное слово, Гилтиас едва лапой по песку не застучал от восторга, а глаза сами собой закатились. Блаженство какое! Вдоль зазоров чешуек, и у бровей, уже двумя руками… Где этот юнец узнал о том, как правильно чесать драконов? Вдруг у него Гилтиас… Не первый?! Стало почему-то обидно, как будто конфету отобрали. Куда?!       Гилтиас замер, неловко раскрыв рот, до того приоткрытый в полнейшем восторге, и терпеливо ждал, пока ему пощупают зубы. Детеныши, они все такие, даже человечьи… Но у этого совсем плохо с чувством самосохранения, похоже, кто ж еще руку по локоть в дракона засунет? Ну хорошо, не по локоть, а с краешку, но разница невелика. Фух, отошел… Гилтиас снова сел, обернул хвост вокруг попы (заодно прикрыв доступ к другим деталям интересной ребенку анатомии) и вздохнул. Чародей (нет, все равно верилось с трудом) вздохнул почему-то тоже и полез под золотое крыло, что оказалось жутко щекотным… А смеющийся дракон – пропалина в песке и загоревшийся чахлый кустик. Был кустик – и нет кустика, очень уж качественно его «щекотали», выдохнул резковато…       После Гилтиаса рисовали. Довольно схематично, обломком карандаша поверх древней газеты с выцветшим напрочь шрифтом. Не художественно, а как-то… Гастрономически. Благо хоть не делили на «окорок, крылышко, грудку», а подписывали размеры, которые, кстати, тоже меряли – веревкой с узелками… Золотому было странно. И любопытно. Настолько, что он не мешал даже тогда, когда неугомонный ребенок на него забрался, верхом не сел, но что-то там себе проверил и спину почесал тоже – как раз там, куда сам Гил никогда дотянуться не мог. Странности на этом, впрочем, закончились, и до вечера время пролетело как-то вдруг… Пили оба из озерца, ребенок ел что-то из сумки, хотя совсем мало. А потом мальчишка отправился домой, не прощаясь. Просто собрался, поднялся, отряхнулся от песка и пошел, не оборачиваясь. Надо сказать, общение их жители города видели, но не лезли и своего детеныша не звали, что было странным. Суть в том, что дети никогда не живут одни. Всегда либо с своей семьей, либо их берут на воспитание, потому что… Одни дети не живут. Не выживают. Но за этого, кажется, не слишком волновались. Не звали, не вопили, просто косились странно, острое зрение это разглядеть позволяло.       Хрупкая фигурка у входа, похожего на темный провал, замерла только тогда, когда чародей услышал хлопанье крыльев взлетающего дракона. А тот взлетал… И улетал. Он и так задержался здесь зря, наверное… Но теперь оставаться не было смысла. Его ждали новые пути и бесконечное небо, и… В этот раз он почувствовал магию. Ощутил – не арканом на шее, не цепями, но зовом, требованием, просьбой. Вернуться. Остаться. Заклинание призыва, да?.. Но ребенок же! Гилтиас не мог поверить. И снова с силой взмахивал крыльями – выше, выше, разорвать эту непонятную связь, прочь отсюда! Заклинание не удерживало силой, но так хотелось развернуться, вернуться все-таки… Понять. Разобраться. В странной загадке, в странном ребенке, сотворившем такое заклинание, не испуганном, любопытном… Магия оборвалась внезапно, и дышать стало легче. Гил заложил вираж – город под крылом казался игрушечным, ржавым, сумрачным. У ворот никого не было.