Мастер, или немного о золотых ключиках.

Давным-давно, в одном Тарабарском королевстве, на берегу теплого средиземного моря, учились в университете два приятеля. Учились на разных факультетах, что не мешало им дружить, ведь с первого года обучения они попали в одну комнату в общежитии. Один - сын ушедшего на покой корсара. Вспыльчивый, но душа компании, гений бухгалтерии, заядлый театрал, знающий назубок все пьесы классиков. От отца ему достались неплохие капиталы и страсть ругаться непонятными пиратскими словами... - Каррамба! Да что понимает этот профессор! Я по клотик сыт его лекциями по философии! Вихляет как маркитанская лодка со своими теориями! - надрывался он, влетев в комнату и с силой захлопнув дверь. - Эх ты, Каррамбас Тарабарский, - со смешком отвечал на такое его приятель. - Относись к этому проще - все эти философии науки не точные, вот и мотает их от своей точки зрения до начальственной! Приятель его - был из обедневшего дворянского рода, от которого ему досталась только зубодробильная фамилия, которую надо было перечислять пару минут со всеми этими "фон, дель, де" и прочими приставками и именованиями... Сосед их на трезвую голову и с бумаги прочесть не мог, не то, чтобы заучить. А короткую форму - забыл через пол-года знакомства, как и весь университет, когда открылся талант первокурсника. Он был гениальным механиком, способным починить что угодно сложное: за пять минут найти поломку в напольных часах в холле университета? Из них четыре ушло на то, чтобы студенту вообще разрешили в них покопаться! Приделать к этим многострадальным часам музыкальный бой, сделанный на коленке? Он дольше искал материалы, чем мастерил механику! А картины, которые он рисовал? Нарисованную им ради шутки дверь на стене - пытались открыть все новички, а зачастую попадались и те, кто давно был в курсе этой шутки. Преподаватели-скульпторы - рыдали от него: как он умудрялся делать настолько выразительные лица хоть из глины, хоть из дерева, что с разных точек казалось, что скульптура то рыдает, то хохочет до упада? Чуть сменишь точку зрения, моргнешь и уже не можешь понять, почему ты только что считал ее хохочащей, если у нее одухотворенное лицо? А уж если он начинал совмещать свои таланты... Картины, на которых плыли корабли, делающие реверансы статуи, часы, в которых сменялись день и ночь... Так что к концу первого полугодья его все называли исключительно Мастером, и только в канцелярии в его документах пол-страницы были мелким почерком исписаны его именем. Первая буква, кажется, была К