«Настойчивость — очень важный элемент успеха. Если вы достаточно долго стучитесь в двери, вы обязательно кого-то разбудите» (Генри Уодсворт Лонгфелло)
Чимин внутри вздрогнул, когда за ним закрылась дверь с глухим тяжелым стуком. Он хотел было двинуться вперед, но замер на месте от увиденного. Снаружи все выглядело точной копией их с Чонгуком дома, но внутри оказалось иным. Грязные, темные и обшарпанные стены, местами с черными пятнами, казалось, от въевшейся сырости, потолки были похожи на сеть паутины со множеством трещин, переплетающихся друг между другом, во всех углах скопился толстый слой пыли, мебель и предметы декора были местами разбиты и сломаны, балки и деревянные щепки покрывали всю поверхность пола то тут, то там, не давая ступить и шагу, мрачная и зловещая атмосфера этого места навевала ужас, холод пронизывал насквозь, гниль и затхлость забивались в ноздри, спускаясь по глотке, заставляя тошнотворным комом прорываться наружу. Чимин прикрыл рот и нос рукой, желая вдохнуть хоть кусочек спасительного кислорода, но боялся сделать лишний глубокий вдох, чтобы буквально не отравиться смрадом этого места. Чимин хотел бы закрыть глаза, чтобы не ослепнуть в этой непроглядной темноте. Чимин хотел бы сбежать отсюда подальше и больше никогда не думать о том, что с ним произошло. Но не мог. Его душа, разъединенная надвое, отчаянно желающая воссоединиться с утерянным, стремилась вперед, и Пак двинулся на несколько шагов, вдруг подмечая невесть откуда взявшийся кусочек света. Чимин огибал развернувшийся хаос в виде поваленного дивана или сломанного стула, обходил разбитую посуду, отряхивался от побелки, которая сыпалась на него сверху, но уверенно шел вперед. Сердце колотилось в груди, как перед отчаянным прыжком в бездну. Кожа покрывалась потом, волосы вставали дыбом, но Чимин продолжал идти. Пройдясь по дому, после чего перешагнув порог не́когда гостиной, Чимин увидел ворох сбитых в кучу разорванных и местами грязных одеял. Повсюду были раскиданы грифели, небольшие кусочки листков с какими-то набросками, кисти, а пол украшали разводы темных красок. Небольшая полоска света струилась из полуоткрытого, такого же, как и все здесь, грязного и заляпанного окна, что позволило разглядеть прочно установленный мольберт прямо в центре комнаты. Рядом стоящий молодой человек усердно и сосредоточенно выводил на поверхности холста линию за линией, однако изображение было серым и невзрачным, как и все здесь. Чимин обратил внимание на художника, пожирая его глазами. Парень ссутулился, его голова почти вросла в понурые плечи, руки плетьми свисали вдоль тела, когда он отрывался от своего занятия, чтобы рассмотреть результат. Черные, почти угольные волосы взъерошенными, сальными, длинными прядями спадали на уши и шею. Даже издалека Чимин разглядел, какой бледной и серой была кожа этого человека. Вены проступали так явно на костлявых конечностях, что делали ее почти синюшной. Одежда художника мало чем отличалась от колорита здешнего места, такая же поношенная, серая и грязная. Чимин чуть не подавился воздухом от страха, когда молодой человек резко отбросил грифель в сторону с громким и яростным криком, отталкивая от себя и мольберт, но тот прочно оставался стоять на месте, даже не шелохнувшись. Когда художник повернулся к Паку лицом, полыхая гневом, в сердце будто вонзили острый и длинный кинжал, пронзая его насквозь, задевая кромку ребер. Чонгук… Имя любимого мужа чуть не слетело с уст Чимина, но он тут же спохватился, когда увидел, как выражение лица напротив меняется с гневного и устрашающего, на испуганное. Чонгук весь подобрался, когда увидел в своем доме незнакомца. Да к тому же еще и мужчину. Он тут же обхватил себя руками, словно в жесте защиты, и забегал испуганными глазами по комнате, пытаясь понять, куда может сбежать при необходимости. Только вот дело было в том, что далеко ему уйти не удастся. Он пытался. Изо всех сил пытался преодолеть то чувство потери, что пожирало его изнутри вот уже… он даже не помнил, сколько времени. Он пытался выходить из дома, хотел убежать как можно дальше от того места, которое, как он уже понял, приносило ему только боль и страдания. Но каждый раз его что-то тянуло назад. Какая-то его часть будто хотела оставаться здесь, в этом старом, обветшалом доме, рядом с портретом погибшего мужа. Чонгук не мог пересилить себя, с каждым разом признавая поражение, приходя на порог своего дома. Все его соседи уже давно переехали из этого района, остался только он и его картина, которую у него никак не хватало духу закончить. Будто бы, если он сделает это, Чимин навсегда исчезнет из его памяти, покинет его сердце, оставит его. А этого Чонгук пережить не сможет. Он не знал, как выжил после смерти своего любимого. До сих пор не понимал, почему не вскрыл себе вены или не сбросился с моста на своем байке, продолжая каждый день просыпаться и тенью бродить по комнатам старого безмолвного дома. Но если он потеряет еще и воспоминания, которые он так бережно хранит вот уже долгое время, тогда… что у него останется? Потому-то Чонгук жутко испугался, когда увидел в своем доме незнакомого мужчину. Чонгук точно помнил, что запирал за собой дверь, когда в последний раз предпринимал попытку выйти из дома и все же вернулся назад. Тогда как, чёрт возьми, этот тип попал сюда? Какого хрена ему нужно? Почему он так пялится на Чонгука? И вообще, какого дьявола здесь происходит?! Страх постепенно отступал, освобождая место накатывающей, бушующей волне ярости, которая обжигала, потоками лавы разбегаясь по венам, заставляя их надуваться и пульсировать, пуская искры адреналина в виде небольших, но ярких импульсов по всем внутренностям, а глаза гореть огнем. Чонгук опустил руки вдоль тела, сжимая кулаки так сильно, что лунки от ногтей впечатались во внутреннюю сторону ладоней, и набычился, бросив гневный взгляд исподлобья на незваного гостя. — Ты кто такой и какого чёрта тебе тут надо?! Чимин заморгал, не найдя что ответить. Только что Чонгука сковал приступ страха. Но через секунду из, казалось бы, сейчас хрупкого тела вырвался сильнейший поток гнева. Чонгук буквально резонировал им, от чего стены дома задребезжали, треснутые стекла посыпались на пол из оконных рам, тонны побелки разлетелись по помещению, заставляя нос щекотать, а пол готов был уйти из-под ног. Дом будто реагировал на поведение Чонгука, и, кажется, молодого человека это вовсе не удивляло. Выглядел Чонгук, попросту говоря, ужасно. Глубокие черные круги под глазами, красная сетка сосудов растеклась по всей поверхности радужки, впалые щеки, осунувшиеся скулы, почти белые губы, лишь тонкая полоска розового цвета внутри, скрывающая ряд ровных зубов, длинная сальная челка, ниспадающая на брови, от чего теперешний грозный взгляд казался еще более устрашающим. Чонгук как будто стал ниже ростом, настолько худым и хрупким он был. Но даже не это ударило острой нескончаемой болью по кровоточащему сердцу Чимина больше всего. Он с ужасом понял, что Чонгук… не узнает его. Жнец был прав. Его муж не узнавал его, гневно всматриваясь ему прямо в глаза, окутывая себя коконом из боли и страданий. Чимин готов был броситься перед ним на колени и кричать о том, кто он такой, о том, что он пришел забрать Чонгука из этого страшного места, о том, как сильно он скучал, как мучился в разлуке, о том, как сильно он любит его. Но в таком состоянии, в котором находился Чонгук сейчас, Пак и на шаг не сможет к нему подойти. Поэтому у него не оставалось другого выхода, как только… — Привет. Прости, у тебя дверь была открыта. Я проходил мимо и решил узнать, все ли в порядке. Не хотел напугать тебя. … соврать. Чимин вложил в свой ответ всю свою силу выдержки, которой так гордился при жизни, чтобы не выдать себя одним только писклявым от страха и отчаяния голосом. Чонгук моргнул раз, потом второй, пытаясь почувствовать угрозу, насмешку, ложь, хоть что-то, что смогло бы заставить его выставить этого человека вон из своего дома. Но не ощущал ничего, кроме спокойствия и легкой неловкости. Этот парень не нес в себе зла. Напротив, от него исходила какая-то странная аура умиротворения, которую Чонгук не ощущал уже очень-очень давно. Только рядом с Чимином. И сейчас это было странно и неправильно. Очень неправильно. Чонгук вздохнул и трясущейся пятерней провел по своим грязным волосам: — Извини. Я не люблю чужих. И не помню, чтобы не запирал дверь после возвращения домой. Голос Чонгука был все еще сух и местами насторожен, но Чимин выдохнул, когда тряска в доме прекратилась, оставляя после себя только клубы пыли. Пак взял себя в руки и рискнул шагнуть навстречу Чонгуку как можно более естественно. Но молодой человек молниеносно уловил движение чужих ног и снова насупился, хмуря брови, словно ожидая подвоха. Чимин сменил направление, сделав вид, что осматривает гостиную. — Меня зовут… — Чимин помедлил, понимая, что называть свое настоящее имя нельзя. — Чонсок. А ты? — Чимин выжидательно посмотрел на Чонгука. Он снова обхватил себя руками, уже стоя рядом с мольбертом, прикрывая его спиной, словно защищая или скрывая от любопытных глаз. — Чонгук. Меня зовут Чонгук. — Здравствуй, Чонгук. Чонгук только кивнул. — Что ты делал здесь… — Чонгук замялся, внимательно рассматривая незнакомца. На вид он выглядел не старше самого Чонгука, к тому же, еще и кореец. Редко удавалось встретить своего соплеменника здесь. Чонгук не знал, как обратиться к молодому человеку, но тот опередил его. — Так как мы уже познакомились, ты можешь звать меня хёном. Ведь я определенно старше тебя, — Чимин рискнул подмигнуть, осторожно прослеживая реакцию Чонгука. — С чего это ты взял? Ты себя в зеркало-то видел? — Чонгук окинул взглядом странного незнакомца. Его внешность совсем не подходила этому месту. Одетый, казалось бы, в обычные повседневные шмотки, этот тип буквально излучал… свет. Весь его образ светился и переливался, как грёбаная рождественская елка в канун Рождества. Сережки в ушах покачивались, когда он невольно поворачивал голову, темно-синие волосы казались чересчур яркими, светлая чистая кожа слишком здоровой, а блеск глаз притягивал как магнит. Внутри Чонгука клубилось странное двоякое ощущение. С одной стороны, ему хотелось подойти и рассмотреть молодого человека поближе, проверить, настоящий ли он вообще, или какая-то галлюцинация, подкинутая разрозненным мозгом. С другой, у Чонгука руки чесались навалять этому типу хороших пинков, выкидывая за дверь, чтобы больше не смел совать нос в чужие дома без приглашения. Чувство дэжавю нахлынуло потоком, заставляя сердце биться чаще. Чонгук замотал головой, прогоняя жуткие мысли. Он не мог, не смел допускать их в свою больную голову. Ни один другой мужчина, кроме его мужа, не имел права никогда и не при каких обстоятельствах приближаться к нему. И этот чудик, казалось бы, только что сошедший с обложки модного журнала, не станет исключением. Чимин только непринужденно пожал плечами на вопрос собеседника: — Просто знаю. У тебя черты лица мягкие. Не думаю, что ты старше меня. Чонгук только фыркнул на эти слова, но где-то очень глубоко внутри душу подогрел ненавязчивый комплимент этого… хёна. — Отвечая на твой вопрос, я проходил мимо, когда увидел открытую дверь в твоем доме. Вообще-то, я хотел бы поговорить с кем-нибудь, кто живет здесь, чтобы узнать, не сдает ли кто-то дома в аренду. Хочу переехать, — слова лились безумным потоком лжи, которую Чимин буквально придумывал на ходу. Он надавал себе сотню ментальных затрещин, но в данный момент не мог сказать иначе. Или Чонгук попросту вышвырнет его за порог. — Ты странный, — Чонгук внимательно посмотрел на хёна, снова прищуриваясь, выискивая подвох. — Почему? — натурально удивился Чимин, засчитав себе еще одно очко за театральность. — Все стремятся уехать из этого района. Я не знаю, по какой причине, но с недавнего времени здесь нет ни газа, ни воды, ни электричества. Жутко холодно и сыро. Постоянно темно. Интернет и телевизор не работают. Люди бегут отсюда, как крысы с тонущего корабля. А ты хочешь арендовать здесь дом? — Чонгук удивился собственной болтливости. За последнее время, да и в течение всей своей жизни он никогда так много не разговаривал с незнакомыми ему людьми. Но сейчас… он был так подавлен и зол, не общался ни с кем, не видел никого, кроме портрета мужа, который так усердно писал, что при первой же возможности его прорвало как плотину, которую не совсем прочно закрепили. Он даже прикрыл рот рукой, испугавшись. Чимин проигнорировал пламенную речь Чонгука. Внутри него разворачивалась настоящая борьба. Он с трудом контролировал себя, держа маску дружелюбия и сдержанности, тогда как на самом деле ему хотелось броситься к Чонгуку со скоростью света, обнять и прижать к себе, расцеловать его в потухшие глаза, острый сейчас нос, впалые щеки, ощутить его сущность, заставить его вспомнить. Вспомнить Чимина. Пак обогнул сломанный стол и осторожно приблизился к мольберту, который Чонгук почему-то раскрыл, видимо, забывшись в своей тираде. — Очень красиво. Ты художник? — ненавязчиво спросил он, кивнув в сторону своего портрета. Слезы грозились вырваться из глаз, а сердце сковало в тиски, когда Чимин увидел, как тепло и с какой любовью Чонгук посмотрел на полотно с его изображением. Почему, почему он не узнает Пака, когда лицо на картине и его собственное — одно и то же?! — Можно и так сказать, — Чонгук провел пальцем по линиям на полотне, и в его глазах промелькнула тень грусти. — Это… мой муж. Он погиб не так давно. Автомобильная авария. Чонгук продолжал вглядываться в портрет, пока вокруг него скапливалось напряжение, сотканное из боли, гнева, обиды и всех негативных чувств, которые только можно было собрать воедино. Чимин чувствовал это, ощущал всем своим существом и, похоже, ничего не мог поделать. — А еще раньше точно так же погибли мои родители и младший брат, — Чонгук отвернулся от мольберта, снова сжимая руки в кулаки. — Все они погибли. И оставили меня одного. Они все ушли. А я остался здесь. Я даже уехать не могу, потому что мне просто некуда идти! — Чонгук с силой пнул какую-то балку ногой. Его гнев снова разрастался, грозясь смести все на своем пути, не оставив после себя ничего, даже самого хозяина. Это чувство было таким разрушительным, такими осязаемым, таким живым, что просто рвало младшего на части. Чонгук был похож на живую бомбу замедленного действия, нашпигованную негативом, который шрапнелью разлетится во все точки света, стоит только сосуду, удерживающему его, дать трещину. — Чонгук, — Чимин осторожно подошел к Чонгуку и положил руку ему на плечо, но тот скинул ее и тут же растер это место ладонью, будто желая избавиться от грязи. Он гневно сверкнул почти черными глазами в сторону Чимина и рявкнул: — Не прикасайся ко мне! — Прости, — Чимин сделал шаг назад и поднял руки, чтобы показать, что не собирается ничего делать. — Видимо, ты очень сильно любил его, — он кивнул на свой портрет и закусил губу. Ему было больно говорить о самом себе, осознавая, что Чонгук смотрит прямо на него и не узнает, будто они никогда и не встречались вовсе. Чонгук закрыл глаза и глубоко вздохнул. — Да, — твердо и уверенно ответил он, — потеряв его, я лишился части себя. У меня больше ничего не осталось. — Но ты можешь быть с ним! — Чимин чуть было не подался вперед, чтобы снова коснуться Чонгука, но опешил и остался на месте, сжимая руки в кулаки. — Ты можешь видеть его, чувствовать. — Это ложь! — Чонгук сверкнул гневным взглядом в сторону Чимина. — Он мертв, а я нет! Я никогда не смогу увидеть его снова! — Сможешь, — Чимин склонил голову набок, сам того не понимая, улыбаясь. — Тебе стоит только представить его. Закрыть глаза и представить… — Думаю, тебе пора уходить, — Чонгук подошел к портрету и прикрыл глаза, чувствуя непосильную усталость. Воспоминания о муже тяготили его, разрывали на части искалеченное сердце, звенели в ушах боем тысячи колоколов. А этот тип, неизвестно откуда взявшийся, разглагольствующий о какой-то чепухе, уже порядком ему надоел. Чонгук хотел остаться один. И какого чёрта он не вышвырнул этого придурка тотчас, как тот только появился на пороге его дома? Почему он продолжал его слушать? Почему где-то глубоко внутри шевелилось странное знакомое чувство, которое Чонгук не мог, да и не хотел понимать? — Да, верно, — согласно кивнул Чимин, однако, не сдвинулся с места. — Я тоже потерял очень близкого для меня человека, и это убивает меня день за днем. Но мы можем, Чонгук, можем видеть их. Своих любимых. Стоит закрыть глаза и представить это. Попробуй, — Чимин, наплевав на все, подошел к Чонгуку, который с силой зажмурился и тряс головой так, что отросшие волосы болтались из стороны в сторону. — Просто попробуй. Закрой глаза и представь то, что ты хочешь видеть. Прислушайся к своему сердцу, — Пак осторожно положил руку на грудь Чонгука и почувствовал, как тот дрожит, напрягается, всеми своими силами старается отторгнуть чужое прикосновение, но почему-то ничего не делает, просто продолжает стоять на месте. — Он прямо здесь, Чонгук. Твой муж прямо здесь, — Чимин чувствовал, как сильно бьется в груди сердце младшего, и его собственное вторило ему как сумасшедшее. Чонгук не хотел, не хотел верить ни единому слову этого странного человека, но сердце так гулко стучало о ребра, а из зажмуренных глаз покатились слезы. Молодой человек чувствовал прикосновение ладони к своей груди, и по какой-то причине попытался последовать словам незнакомца. Он сосредоточился и вдохнул раз, затем второй, продолжая держать глаза закрытыми. Смутный образ начал вырисовываться перед глазами: идеально уложенные волосы, светлая ровная кожа, естественный цвет карих глаз, лучики которых искрятся так ярко, что могут осветить тебе путь, окрашивая радужку в солнечно янтарный, полные губы, которые хочется ласкать и целовать до бесконечности, озорная улыбка, от которой глаза становятся похожими на маленькие щелочки, мягкие щечки, которые так и просят, чтобы их потискали. Чимин стоял прямо напротив Чонгука так близко, что младший мог ощутить тепло его тела, услышать его запах, коснуться его кожи. У Чонгука перехватило дыхание, когда он понял, что это действительно его муж, такой же прекрасный и сильный, каким он его помнил. Чонгук облизал пересохшие губы, ощущая, как все тело покрывается испариной, а ноги подкашиваются. Казалось, если он сделает навстречу Чимину лишний шаг, то рухнет на землю. — Чимин? — Чонгук на пробу окликнул своего мужа, на что тот улыбнулся шире и сделал шаг навстречу, осторожно и даже как-то нерешительно обнимая его. — Это, правда, ты? Но… ты же… — Это реально, Чонгук-а, — Чимин коснулся кончиком носа Чонгука, и младший зашелся в судорожных вдохах. — Я так сильно скучаю по тебе, Чимин-а. Я не знаю, как дальше быть без тебя. Я так тебя люблю. Не уходи. Не оставляй меня больше. — Чонгук-а, — Чимин провел указательным пальцем по линии подбородка Чонгука, и младший вновь не сдержал слез. Мокрые дорожки бежали прямо по его щекам, скрываясь в вороте потасканной одежды, оседая где-то ниже. Чонгук так сильно хотел остаться с хёном, хотел, чтобы тот никогда-никогда больше не исчезал. Ведь кто он такой без Чимина? Просто пустая и безжизненная оболочка. — Ты можешь, можешь сделать это реальным. Стоит тебе только захотеть, и все станет реальным, — Чимин приблизился к лицу Чонгука, оставляя лишь жалкие миллиметры до соприкосновения их губ. — Лицо на твоем портрете, — Пак сделал глубокий вдох, чувствуя, как тут же напрягся Чонгук после сказанных им слов, — мое. Чонгук вдруг почувствовал пронизывающий его холод и хватку чужих рук на своем теле. Страх заклубился совсем рядом, не позволяя и дальше нежиться в объятиях мужа. Что-то было не так. Что-то неправильно. Молодой человек резко распахнул глаза и увидел перед собой лицо незнакомца, который вторгся в его дом без всякого приглашения, а теперь пытался забрать то единственное, что осталось, — воспоминания. Страх молниеносно сменился приступом ярости. Глаза Чонгука налились красным, что откровенно напугало его незваного гостя, который тут же ослабил хватку своих рук. — Нет! — Чонгук с силой оттолкнул от себя чужака и принялся наступать на него, пока тот пятился назад, словно рак. — Ты — не он! Я не знаю, кто ты нахрен такой, и какого чёрта тебе нужно, но ты не сможешь забрать его! Слышишь?! — Чонгук… Чонгук не дал вырваться и слову из уст этого кровожадного змея, тут же занося кулак и с силой впечатывая его в идеальную скулу. Незнакомец отшатнулся и схватился рукой за поврежденное место, но глаза его, полные боли, продолжали смотреть на Чонгука. — Убирайся! — Чонгук снова пнул ногой кусок мебели, вызывая клуб пыли, активно жестикулируя. Уж если этот тип и дальше будет доставать его, он не ограничится одним ударом. Стоило двери за незнакомцем закрыться, Чонгук рухнул на кучу одеял с громким криком и залился слезами, которые оставляли грязные полосы на его не менее грязных щеках. Чонгук должен был чувствовать облегчение от того, что этот странный тип покинул его дом. Но стоило тому выйти за дверь, как волна агонии и боли захлестнула молодого человека с новой силой, с еще более ожесточенной, чем та, что преследовала его до прихода этого человека. Чонгук чувствовал, будто что-то потерял. Чего-то лишился. Что-то упустил. И это было странно. Странно и неправильно. — Ну? — жнец будто вовсе не двигался с места, оставаясь в той же позе, когда Чимин подошел к нему. — Ты был прав. Он не помнит меня, — голос Чимина был глухим и безжизненным, хотя все внутри ходило ходуном от боли и злости. Злости на себя самого. — Ты сделал все, что мог сделать. Ты пробыл там многим больше, чем нужно. Ты уже начал чувствовать, что… — Схожу с ума? — яростно бросил Чимин, все еще пытаясь собрать воедино части своего сознания. — О да! Я был почти в шаге от этого, — Пак не соврал. Несмотря на всю свою вдержку и отчаянные попытки вразумить Чонгука, он чувствовал, как безумие буквально наступает ему на пятки. Гнев и злость Чонгука были слишком реальными, слишком материальными и плотными. Эти чувства наполняли весь дом, пронизывали его, насыщали. Было невозможно этого не ощутить. Такие сильные отрицательные эмоции сведут с ума кого угодно. И Пак стоял на краю пропасти, почти что разделив участь забвения со своим мужем. Именно тогда он и принял для себя решение, которое может не понравиться жнецу, а Чонхёна и вовсе убьет. — Мы должны идти. Твой спутник ждет тебя, — жнец перехватил свой посох и собирался было двинуться в сторону, откуда они с Чимином пришли, однако, понял, что тот не следует за ним. — Я не пойду с тобой. Жнец выгнул бровь, от чего его лоб стал еще более морщинистым, как складки на спине у шарпея. — Выполни еще одну последнюю мою просьбу, — Чимин уверенной поступью подошел ко жнецу и заглянул прямо в его глаза, скрытые очками, — скажи Чонхёну… Эрику, что я не смогу бросить его брата. И останусь с ним. Скажи… Жнец выставил руку вперед, прерывая речь молодого человека: — Достаточно. Я проводник, а не посланник. Чимин кивнул и отошел на несколько шагов, наблюдая, как жнец удаляется, а полы его черного плаща скрывают его фигуру в темноте леса. Вернувшись в дом, плотно закрыв за собой дверь, словно опасаясь, что кто-то сможет их потревожить, Чимин твердо направился в сторону комнаты, где находился Чонгук. Он может вновь наброситься на него, избить или вышвырнуть вон. Но Чимину не было до этого дела. Больше нет. Как только его одолеет безумие, ему будет все равно. Главное, что Чонгук больше не будет бродить здесь в одиночку. Даже если они не будут помнить друг друга, не будут узнавать друг друга, больше они не будут одни. Чимин подошел к Чонгуку, который сидел на скомканном одеяле, обнимая свои колени, раскачиваясь взад-вперед. Пак присел напротив младшего и накрыл руками его ладони. Чонгук тут же отнял их, вытирая о поверхность своей одежды, будто испачкался, но не сдвинулся с места. — Скоро я не смогу узнать тебя так же, как ты не узнаешь меня сейчас, малыш, — последнее слово слетело с языка, отзываясь такой горечью. Чимину казалось, что он не произносил его целую вечность. — Мы будем смотреть друг на друга словно чужие. Будем сторониться друг друга. Не станем говорить. Но мы будем вместе, — Чимин вновь предпринял попытку коснуться руки мужа, и на этот раз Чонгук не отнял ее, лишь вздрогнул от чужого прикосновения. — Мы будем вместе, как и всегда. Я останусь с тобой. А ты будешь со мной. Мне все равно: рай или ад. Лишь бы с тобой и навечно. Я готов променять свет на тьму, красочные пейзажи на вечную черноту, потому что люблю тебя больше всего на свете и никогда не смогу оставить. Ты — это я. Ты часть меня. И всегда ею останешься, — Чимин чувствовал, как сознание начинает ускользать от него. Образ Чонгука перед глазами постепенно рассеивался, мерк, растворялся, оставляя лишь серое ничто́. Голова постепенно пустела, руки слабели, и Чимин осел на землю полностью, чтобы окончательно не потерять равновесие. Что-то тянуло его в пучину пустоты. Он отчаянно сопротивлялся, но силы покидали его. Чимин так устал. Он хотел отдохнуть. Отдохнуть и забыться, наконец. Забыть все те страдания, боль, крики ужаса и страха, что слышал и видел. Хотел освободиться. Разум Чонгука в это время разрывался на части. Стоило этому парню коснуться его, как вспышка света пронзила взор. Чонгук испугался и одернул ладони. Несмотря на чужое присутствие, его сердце лихорадочно билось, жаждало чего-то. Чего-то, за что Чонгук никак не мог ухватиться. Он отчаянно пытался сопротивляться, но с каждой секундой осознание набатом било в голову, а внутри взрывались тысячи маленьких искр, которые зажглись и пылали, стоило мужскими руками коснуться его. Воспоминания с молниеносной скоростью проносились перед глазами, и в каждом из них Чонгук видел Чимина. Потому не отнял рук, когда почувствовал вторичное прикосновение, и лишь зашелся лихорадочным дыханием, потому как понял, что чужие ладони усилили эмоции и только больше проясняли поток бегущих перед глазами картинок. Вот Чимин прикасается к нему на кухне в доме Хосока, прижимает его к стене в клубном туалете, сидит с ним на земле в свой день рождения, целует в машине, ласкает его в их самый первый раз, говорит о том, какой Чонгук сильный, смелый и хороший, какой талантливый и взрослый, как хён любит его. Чонгук видит их с Чимином свадьбу, видит, как упорно и отчаянно Чимин пытается вытащить его из той наркотической зависимости, в которую впал младший после смерти родителей, видит его около своей больничной койки в психушке. Вся жизнь с хёном проносится перед глазами, включая его смерть и смерть самого Чонгука. Осознание мощной кувалдой ударяет по голове, и Чонгук распахивает глаза. Он смотрит на лицо человека, сидящего напротив него, и понимает. Чонгук понимает, где находится и что происходит. Понимает, чего стоило его любимому мужу добраться сюда. Понимает, через что ему пришлось пройти, чтобы снова вытащить Чонгука. Понимает, что хён не бросил его. Он пришел за ним. Снова. — Чимин?.. — голос Чонгука хриплый, в нем проскальзывают нотки неуверенности, но чем больше он смотрит на чужое лицо и сжимает чужие ладони в своих, тем быстрее бьется его сердце. — Чимин?! — Чонгук зовет своего мужа снова, когда понимает, что тот смотрит куда-то мимо него, не отвечая и не реагируя. Чонгук не может поддаться ощущению мимолетной радости от того, что видит перед собой Чимина. Живого и настоящего Чимина, о котором так долго горевал, пролил столько слез, даже убил себя, лишь бы не терзаться смертью любимого. Чонгук не может радоваться, даже обнять своего мужа не может, потому что с ужасом осознает неправильность происходящего. — Где это я? — Чимин смотрит по сторонам, безразлично выпуская руки Чонгука из своих. Его лицо серое и безжизненное, брови хмурятся от непонимания, а глаза почти черные, словно бездна, в которую он уже почти полностью погрузился. — Холодно, — Пак обнимает себя руками в попытке сохранить тепло и замирает. — Чимин? — Чонгук срывается с места, оказываясь рядом с Чимином, и хватает его за руки. Чимин холодный. Жутко холодный. Он ничего больше не говорит и никак не реагирует на зов Чонгука. Паника накрывает младшего, когда он осознает, что с Чимином случилось то же, что и с ним самим. Старшему удалось вытащить Чонгука из плена собственного сознания, и он сполна за это заплатил. — Чимин, нет! Господи, пожалуйста, нет! Нет! Вернись, вернись ко мне! Прошу тебя, не бросай меня больше! — Чонгук кричит, толкает Чимина, сжимает пальцами одежду на его плечах, даже бьет по щекам, но старший никак не реагирует. Чонгука накрывает такой страх, что он не может дышать. Чернота окутывает Чимина, будто пытаясь затянуть в пучину забвения. С каждой секундой Чонгуку кажется, что очередной участок тела его мужа темнеет, поддаваясь этой неведомой силе, которая постепенно поглощает его. Чонгук отшатнулся от старшего и встал на ноги. Он продолжал наблюдать за проходящим и трясся от страха. Они были так близки к тому, чтобы снова быть вместе. А теперь Чимин уходит от него. Чонгук теряет его. И ничего не может поделать. — Чёрта с два ты его получишь! — вдруг уверенно и твердо выкрикивает Чонгук, обращаясь словно в пустоту. — Он не принадлежит тебе, слышишь! Он не принадлежит этому месту! — Чонгук хватает мужа подмышками, буквально вырывая из клуба темноты, и оттаскивает как можно дальше. Берет руками его лицо и поворачивает к себе, чтобы посмотреть в глаза. Темные и пустые сейчас глаза. — Чимин, слушай меня! Я здесь, с тобой. Ты спустился в сам Ад, чтобы найти меня. Так не смей бросать меня сейчас! Темнота двигалась в сторону двух мужчин, поглощая все на своем пути. Она, словно живая, подкрадывалась все ближе, и от нее нельзя было укрыться. Чонгук понимал, что времени, чтобы привести Чимина в чувства, нет. Безысходность лишала его всякой надежды. Он готов был умереть снова и оказаться здесь осознанно, лишь бы вывести Чимина из этого ужасного места. Он был таким слабым при жизни. Чимин постоянно вытаскивал его из гущи проблем, помогал и поддерживал, как никто другой. Чонгук всегда был благодарен ему за это, всеми силами пытаясь доказать свою любовь и преданность мужу. Но сейчас этого было мало. — Нет, — Чонгук встал напротив темноты, закрывая Чимина своей широкой спиной, вкладывая в свой голос, в свой разум, в свое тело все силы, на которые был способен, всю любовь, которую испытывал к своему мужу, буквально свою жизнь, которую подарил ему Чимин. Но темнота продолжала наступать, хотя, казалось, замедлилась на мгновение. Ярость окутала сознание Чонгука. Но это было чувство другого рода. Осознанное, сильное, настоящее, исходящее из самых глубин его души, смешавшееся с отчаянным желанием защитить. Чонгук был полон решимости защитить Чимина, даже если при этом придется снова пасть самому. — Я сказал, нет! Громкий пронзительный голос разнесся по всему помещению, сотрясая и без того хрупкие стены, поднимая пыль, заставляя громыхать и разбиваться все, что не имело достаточной устойчивости. Оставшиеся стекла вылетели из рам, рассыпаясь на сотни тысяч осколков, пронзительным свистом сопровождая свое падение. Глубокие широкие трещины расползлись по потолку. Эхо от крика все еще гулко звенело и отскакивало от поверхностей. За окном гремел гром, но даже он не мог заглушить происходящее безумие. Казалось, дом вот-вот провалится под землю. Глаза Чонгука почернели, из носа почти что валил дым, тело налилось такой тяжестью и силой, которых он не чувствовал уже очень давно. Уверенность и мощь буквально пронизывали всю душу Чонгука, не щадя и не жалея ничего на своем пути. Темнота вдруг съежилась, замерев на месте окончательно, то тут, тот там взрывались светлые всполохи, пожирая черную дымку. Ее пронзительный, верещащий шум заставлял захотеть закрыть уши руками, чтобы не оглохнуть, но Чонгук не двигался с места, огромной скалой нависая над нематериальной сущностью, которая корчилась и все больше сжималась. — Пошла прочь. Его ты не получишь, — последней вспышкой грома взорвался грозный голос Чонгука, и темнота исчезла, будто ее и не было вовсе. Чонгук расслабился и только сейчас понял, как сильно был напряжен каждой клеткой своего существа. Голова раскалывалась от воя и давления, в глазах помутилось, но он все же вернулся к Чимину и присел рядом с ним, снова хватая старшего за руки, стараясь передать ту часть его новоприобретенной силы, которая еще осталась. Сделать последнее, что он мог, лишь бы вернуть мужа назад. А Чимин в это время плыл по просторам пустоты, совершенно не понимая, как и когда здесь оказался, лишь приглушенно, где-то вдалеке слыша чужой, до боли знакомый голос, за который изо всех сил пытался ухватиться: — Чимин, пожалуйста, вернись. Вернись ко мне!***
Чимин открыл глаза и тут же сощурился, так сильно и ярко было вокруг. Он вытянулся на мягком диване, растягивая затекшие мышцы, и громко протяжно зевнул. Но вдруг Пак вскочил как ужаленный и принялся оглядываться по сторонам. Он вспомнил, что находился абсолютно в другом месте. Темном, мрачном, жестоком, вызывающим самые негативные и ужасные ощущения, которые только можно было представить. Чимин снова огляделся, не веря своим глазам и не доверяя чувствам. Яркое солнце било из открытых окон, освещая и согревая своими теплыми лучами все, чего касалось. Все вокруг сияло красками, птицы весело щебетали на ветках могучих деревьев, сочная зеленая растительность дышала жизнью, легкий и приятный ветерок обдувал кожу. Чимин удивленно распахнул глаза. Он снова находился в своем мире, в домике на берегу, который написал Чонгук. Пак медленно, словно с опаской, вышел на улицу, продолжая оглядываться, и встал на крыльце, хватаясь руками за ограждение, чтобы удержать равновесие. Последнее, что он помнил, это безжизненные, ничего не понимающие глаза Чонгука там, в аду, его лицо, его руки, которые младший то и дело пытался убрать от настойчивых прикосновений Пака. А потом… ничего. Темнота. Пустота. Забвение. Чимин был уверен в том, что сошел с ума, подвергся безумию так, как предупреждал его жнец. Тогда как же он оказался здесь? Где Чонгук? Куда подевался Чонхён? Какого чёрта вообще произошло с ним, и почему он ничего не помнит? Вопросы собрались в один сплошной снежный ком, который с каждым витком становился только больше, при каждом обороте собирая вокруг себя очередные необъяснимые явления. Чимин сжал руки на поручнях так, что побелели костяшки, и зажмурился, чтобы привести разрозненный поток мыслей в порядок. Хотя это с трудом получалось. Сухой комок собрался в горле, перекрывая трахею, не позволяя дышать. Чимин вдруг почувствовал себя таким одиноким, как никогда в жизни. Он выбрался, каким-то образом выбрался из того страшного и жуткого места, однако, теперь, в своем мире добра и света, находился совершенно один. Чонгука не было рядом. И Пак понятия не имел, что произошло с Чонхёном. Уж лучше бы Чимин навсегда остался в мире безумия и параноидального страха, не имея возможности вернуться к реальности, чем пребывал остаток вечности в одиночестве. Слезы горечи застилали глаза, и теперь Пак не видел смысла их скрывать. Рядом с ним никого не было, не нужно было держать себя в руках, хвастаясь своей безграничной выдержкой. И Чимин отпустил себя, заливаясь солеными и безмолвными слезами, лишь изредка всхлипывая. Вдруг Пак почувствовал чужое присутствие у себя за спиной и уже готов был обернуться, чтобы выяснить, кто же наблюдает за ним, как сильные руки обхватили его за талию, не давая возможности двинуться с места. Чужой подбородок лег на плечо приятной тяжестью, знакомый любимый запах окутал с ног до головы, а мягкие завитки волос защекотали щеку. Чимин не мог поверить своим ощущениям, пока не услышал голос. Голос, который заставлял все тело покрываться мурашками, дрожать и плавиться, а сердце буквально выпрыгивало из груди, чтобы соединиться со вторым. — Здравствуй, хён. — Чонгук-и… — имя мужа слетело с губ таким облегчением, что новый поток слез хлынул из глаз. Чимин разрыдался, как ребенок, все же оборачиваясь и бросаясь в объятия своего младшего. — Хён, хён… — Чонгук целовал лицо Чимина, собирая соленые капли, касался длинными пальцами теплой и нежной кожи, ерошил волосы и притягивал ближе, и ближе, и ближе, словно цепляясь как за единственное сокровище в мире. Чимин задыхался от близости Чонгука. Он так сильно скучал, так сильно тосковал, что любовь, которая сжигала его бессмертную душу, сейчас переполняла его настолько, что молодой человек даже не мог и слова сказать, так сильно чувства одолевали его. Соль со щек хёна смешалась со сладостью его полных розовых губ, когда Чонгук поглотил их своими в жадном и таком долгожданном глубоком поцелуе. Он никак не мог насытиться старшим, никак не мог поверить до конца, что это действительно реально, что его любимый действительно с ним и больше никогда не покинет его. — Чонгук, — Чимин оторвался от удушающего поцелуя и обхватил руками лицо мужа. — Я так сильно скучал по тебе, я так сильно люблю тебя. Но… как… Как мы… Как ты?.. — Чимин не мог подобрать слов, озираясь по сторонам. Чонгук улыбнулся, и впервые за долгое время Чимин увидел блеск его насыщенных шоколадных глаз. Младший был счастлив. Действительно счастлив. Его гнев и боль ушли, сменяясь спокойствием и безграничной любовью. — Здесь один способ добиться желаемого, — Чонгук развернул Чимина к себе спиной и принялся ласкать его затылок и шею пальцами, ощущая, как хён пытается соприкоснуться с ними своими, отдавая тепло, — нужно сильно этого захотеть. Желать чего-то так яростно, чтобы это воплотилось в реальность, — шепот Чонгука на ухо вызывал дрожь по всему телу, заставляя жаться к младшему, чувствовать его, касаться, — ты спас меня, заставил вспомнить тебя, вызвал во мне то, что, как я думал, давно умерло во мне, — Чонгук коснулся губами мочки уха старшего и зажмурился, когда услышал его протяжный стон, — веру. Веру в то, что я справлюсь. Веру в то, что я смогу добиться желаемого. Веру в себя самого. Я никак не мог простить себя за то, что происходило в моей жизни. Винил во всем только себя. И эта вина тяжким бременем легла на мои плечи, не давая возможности дышать полной грудью. И даже оказавшись по ту сторону, я не смог от нее избавиться. Но ты вернул меня к жизни. Разбудил во мне тот огонь, который поддерживал всегда, напомнил мне о самом важном. — И о чем же? — выдохнул Чимин, продолжая бродить пальцами по широким ладоням мужа, что теперь снова обнимали его за талию. — Как сильно я люблю тебя. Это помогло мне не только вернуться к тебе, но и спасти тебя и вытащить нас оттуда. Я так сильно разозлился, что готов был уничтожить любого, кто встанет на моем пути. Я не отдал бы тебя никому. Не позволил бы, чтобы с тобой что-нибудь случилось. Твоя сила стала моей. И это помогло нам выбраться. Я просто открыл глаза и понял, что нахожусь здесь, в этом прекрасном месте. С тобой. Чимин прикрыл глаза и задышал ровно и спокойно. Объятия мужа успокаивали его, дарили то чувство полноты, которого ему так долго не доставало. Ему было плевать, как именно Чонгук вытащил их из собственного ада. Он по себе знал, что его муж самый сильный человек на свете, потому объяснения были излишни. Единственное, что волновало его, это присутствие рядом любимого, воссоединение их бессмертных душ, счастье, которое буквально топило его, когда он чувствовал на себе руки Чонгука. — Здесь так красиво, — сказал Чонгук, пока шел по полю, усыпанному разнообразными цветами, восхищенно разглядывая окрестности, не выпуская Чиминовой руки из своей. Казалось, если он сделает это, старший вновь исчезнет. — Я всегда говорил тебе, что ты прекрасен в своей живописи, — Чимин улыбнулся, прогуливаясь рядом с мужем, опустив голову ему на плечо. — Не я автор всего этого, Чимин, — Чонгук вдруг остановился и пристально посмотрел на хёна. — Ты воссоздал этот мир самостоятельно, я был лишь отправной точкой. Всего этого не было бы без тебя, — Чонгук поцеловал Чимина в кончик носа, довольствуясь сморщенным личиком. Он был потрясен, когда вместо черных стен и запаха копоти увидел… это. Молодой человек лишился дара речи, когда понял, что это за место, и как оно появилось. Чимин так сильно любил его, буквально жил и дышал младшим, что даже мир его был отражением самого Чонгука. — Мне помогали, — Чимин улыбнулся, мысленно вспоминая Чонхёна. Пак так сильно хотел снова увидеть его. Воссоединение с мужем отодвинуло беспокойство о Чонхёне на задний план, но сейчас Чимин остро ощутил его отсутствие. Он до сих пор не знал, что с ним произошло. — Я бы не справился сам. Я бы просто задохнулся от одиночества и чувства скорби, находясь здесь. И я не смог бы и шагу ступить в недрах ада, пытаясь добраться до тебя, если бы мне не помогли. — Ну, это уж слишком, хён. Ты все сделал сам. Я был лишь занозой в твоей заднице, чуть подначивая и направляя на путь истинный. Глаза Чимина распахнулись, и широкая улыбка засияла на лице, стоило ему услышать знакомый голос у себя за спиной. Он обернулся, внезапно выпустив руку Чонгука, и бросился на источник звука. — Чонхён! Чонхён выглядел самим собой и тут же обнял Чимина, когда тот буквально обрушился лавиной на своего названного брата, стискивая руками. — Хён, хён, полегче. Я, конечно, уже умер, но все-таки не хочу задохнуться от рук собственного родственника. Чимин отпустил младшего, хватая того за щеки, осматривая и ощупывая. — Ты в порядке? — Да, только слишком зол на тебя. Как ты посмел бросить меня одного?! Я готов был вернуться за тобой и убить второй раз, лишь бы вразумить твою безумную голову! Ты никогда не думал, почему я взял образ твоего начальника? — Чимин вдруг осознал, что действительно никогда не раздумывал об этом, и отрицательно покачал головой. — Потому что считал, что смогу хоть как-то воздействовать на тебя. Его авторитет вызывал в тебе уважение при жизни. Если бы я появился, как… ну, я, ты бы не воспринял меня всерьез. И что в итоге ты натворил, а? — Чонхён ударил Чимина кулаком в плечо. — Поверь, это того стоило, — Чимин чуть отошел от Чонхёна, открывая ему обзор. Чонхён лихорадочно вдохнул, когда увидел… увидел своего брата. Чонгук смотрел на него и не мог сделать ни шага. Не мог двинуться. Не мог ничего сказать. Его глаза распахнулись от шока, губы приоткрылись, а в ушах загремело. Он не мог поверить в то, что видит. Его брат, такой красивый и родной, стоял прямо в нескольких метрах от него и широко улыбался. — Привет, хён. Стоило словам сорваться с чужих губ, как Чонгук со всех ног бросился к брату и обнял его так сильно и яростно, словно боялся, что тот вот-вот пропадет бесследно. Чонхён гладил старшего по спине, нашептывая слова утешения, пока тот плакал и цеплялся за одежду брата, не веря своим глазам и ушам. — Чонхён. Чонхён-и, я… я… — Я знаю, хён. Знаю. Я тоже по тебе скучал. Я люблю тебя, — Чонхён обнимал брата, но его взгляд был направлен на Чимина. Пак вопросительно посмотрел на младшего и заметил блеск в его карих глазах. — Спасибо, — безмолвно, одними губами произнес младший, и Чимин улыбнулся и просто кивнул в ответ, положив ладонь на сцепленные на шее Чонгука руки его младшего брата. — Я люблю тебя, — Чонгук расчесывал волосы Чимина, пока нежился в его руках, лежа на мягкой подстилке сочной зеленой травы. Чимин глубоко вздохнул. Чонгук произнес эти слова, которые так трудно давались ему при жизни, с таким чувством и уверенностью, что сердце наполнилось легкостью, и Пак боялся перспективы взлететь, как гелиевый шарик, от переизбытка эмоций внутри. — Я люблю тебя, теперь ты всегда будешь со мной, — эхом произнес Чимин, целуя лицо своего мужа. — А может… — Чонгук замер на мгновение, раздумывая, — вернемся? Чимин отстранился от Чонгука, удивленно рассматривая его лицо. Брови поползли вверх, когда молодой человек понял, что его муж абсолютно серьезен. — Снова встретимся. Ты опять будешь преследовать и доставать меня, — младший усмехнулся и ойкнул, когда получил увесистый тычок в бок. — Опять влюбимся, проживем наши жизни заново. И, возможно, тебе не придется постоянно спасать меня. А потом снова будем вместе, здесь, — Чонгук обвел рукой пейзаж, простирающийся перед взором. — Но ведь все будет иначе, — Чимин гладил ладонями лицо Чонгука, обуреваемый странными эмоциями. Страхом вперемешку с предвкушением. — Может быть, — Чонгук тянулся за прикосновением хёна, ластился к нему котенком, — но я уверен, что одно останется неизменным. — То, как сильно мы любим друг друга, — Пак завершил невысказанную мысль младшего, и тот улыбнулся, согласно кивая. — Сможешь найти меня? Ведь мы не знаем, где и как далеко окажемся друг от друга? — игривый взгляд Чонгука развеселил Чимина. Он залился кристально чистым смехом, который ласкал слух младшего, принося умиротворение. Но вдруг лицо Чимина приобрело очень серьезное выражение, которое даже насторожило младшего. Хён взял его за руку и переплел с ним свои пальцы, пытаясь передать всю уверенность, всю твердость и значимость следующих своих слов: — Я нашел тебя в аду. На земле это не составит большого труда. Чонгук глубоко вздохнул, прикрывая глаза, и расслабился, отдаваясь на милость чужих рук и губ. Чимин целовал его бережно, осторожно, но в то же время с желанием и силой, с которыми действовал всегда. Чонгук чувствовал любовь, преданность и поддержку хёна, чувствовал его целиком и полностью. Его душа ликовала, воссоединившись с недостающим кусочком паззла в виде сущности Чимина. Чонгук чувствовал счастье, которое пропитывало каждую клетку, каждый атом его сути, и буквально резонировал от переизбытка эмоций. Чимин любит его. Так сильно, что готов был штурмовать ад, лишь бы найти и спасти его. Чонгук был готов отдать все, что у него было или будет в будущем, ради хёна, готов был изменить все что угодно, сделать все что угодно, чтобы вновь воссоединиться с ним. Если у него появится второй шанс, если он сможет прожить свою жизнь снова вместе с любимым, большего ему не нужно. В этот раз он не намеревался отступать, не собирался поддаваться своим страхам. Он будет таким сильным, каким заслуживает его хён. Из-за него. Ради него. Для него. Не важно как, не важно где, не важно когда, но их души найдут друг друга даже в самых отдаленных участках земного шара. Ведь по-другому просто и быть не может.