О, скажи, найду ль забвенье, — я молю, скажи, когда?
Каркнул Ворон: «Никогда».
И взирая так сурово, лишь одно твердил он слово,
Точно всю он душу вылил в этом слове «Никогда».
«Ворон» Эдгар По
Обpечены с тобою мы в pазлуке быть самой судьбою.
«Разведенные мосты»
Протекающая через культурный центр планеты река носила сложное название из пятидесяти восьми слогов на древнем герберуптском наречии, название, которое никто не мог ни запомнить, ни правильно выговорить. Тысячи лет назад герберуптцы имели обыкновение называть географические объекты не одними словами, а целыми фразами и даже историями. История, которой они окрестили самую длинную и широкую реку планеты, впадающую в море и от того имеющую синий цвет, была следующей: «Давным-давно на двух берегах этой реки жили мужчина и женщина. Мужчина — на правом, женщина — на левом. Они встретились лишь раз на отмели посреди реки, где поняли, что влюбились друг в друга без памяти. Вскоре после этого пролились дожди, и отмель исчезла. Жителям одного берега было запрещено переплывать реку и перебираться на другой. Мужчина хотел нарушить запрет, построить лодку и доплыть до любимой, но жители Правого берега заметили, как он строил лодку, и рассказали об этом вождю. Вождь допрашивал мужчину один день и одну ночь. Когда вождь узнал правду, он велел бросить предателя в темницу и держать там под стражей до конца его дней. Женщина, в которую влюбился мужчина, была принцессой Левого берега. Ее выдали замуж за короля, и она стала королевой. А королеве запрещалось подходить к реке ближе, чем на тысячу шагов. Но из своего дворца королева могла видеть реку. По ночам она часто подходила к окну и смотрела на серебристые волны, освященные светом бледной Луны. Несчастный пленник в каземате не видел ни волн, ни Луны, но слышал, как шумела река, и как в ветреные ночи бились буруны о скалы. Тогда он поворачивал голову к стене, скрывающей от его глаз реку и Левый берег, на котором осталась его королева. Так разделенные рекой влюбленные до самой смерти продолжали любить и ждать встречи друг с другом, понимая, что она не случится никогда». Никогда. От прекрасной легенды оставили лишь одно слово, передающее всю ее историю. Никогда. Так называлась река, над которой раскинулись Парящие мосты. Никогда. Так называлась река, на берегах которой Рен мечтал провести свидание с Хаксом. Никогда. Так называлась река, на которой Хакс проведет свидание с Дэмероном. Герберупт — планета искусства. Культурная столица Галактики. Здесь миллионы музеев, тысячи картинных галерей и сотни исторических памятников, на фоне которых каждый уважающий себя турист должен сфотографироваться минимум пять раз. Здесь реки по синеве могут соревноваться с небесами, здесь есть Парящие мосты, где столики бронируются на несколько лет вперед, здесь ночью может быть светло, как днем, а днем темно, как самой глубокой ночью. Рен был на этой планете всего раз и мечтал вернуться туда снова. Увидеть мостовые, выложенные белым мрамором, почувствовать запах моря в городе, где моря нет в помине, услышать музыку, играющую от рассвета до заката на набережных, испить герберуптского вина, горячего сладкого напитка. Рен был готов бросить Герберупт к ногам Хакса. На эту романтичную планету слетались влюбленные парочки со всей галактики, и Кайло считал своим долгом побывать там с Арми хотя бы раз. С Арми, который мало что видел, помимо солдатских корпусов Арканиса и холодных стен «Финализатора». Рен замечал, как жадно генерал осматривался по сторонам на каждой планете, где ему удавалось побывать во время миссий, догадывался, как ему хотелось задержаться на несколько дней, а лучше, месяцев, пока он не увидит каждый город, каждую равнину. Только Рен знал, что Хакс коллекционирует картины, по ночам смотрит голограммы с видеоэкскурсиями по разным планетам, увлекается историей достопримечательностей. Это было надежно скрытое от посторонних глаз проявление интереса генерала Первого ордена к жизни, которой он никогда не знал, но к которой стремился каждой клеточкой тела. А больше всего Хакс мечтал о Герберупте. Рен же, в свою очередь, мечтал туда вернуться. Кто хоть день провел на Герберупте, тот навсегда отдаст сердце этой планете, считал Кайло. Рен был там еще в подростковом возрасте. Люк Скайуокер организовал ему поездку на Герберупт во время паломничества по Храмам Силы. Кипящий жизнью центр планеты заинтересовал Рена куда больше, чем находящийся в полузаброшенной деревушке Храм. Попросив у магистра Скайуокера разрешения задержаться на день-другой, Кайло провел в центре Герберупта целую неделю, за что ему потом здорово влетело от Люка. Рен спускался в Ревноркские катакомбы под древней крепостью, купался в Поющих фонтанах, пил коктейли, наблюдая закат над рекой, по которой сплавлялся на следующее утро, несколько раз поднимался на Золотой купол. Кайло был равнодушен к искусству, но в стремлении взять все от этой удивительной планеты зашел в несколько музеев, в том числе, в Сапфировый дворец, главный музей Герберупта. Говорят, чтобы обойти все его залы, требуется неделя и еще три дня. Многоэтажное здание музея простилается на несколько километров, его помещения огромны и полны артефактов чуть ли не с каждой планеты галактики. Кайло удалось побывать везде, кроме Парящих мостов. Вечер на Парящих мостах стоил как половина «Финализатора», а все столики были раскуплены на ближайшие четыре года. Рен улетал с Герберупта, обещая себе вернуться и поужинать на Парящих мостах, чего бы ему это не стоило. А потом к этой мечте стал прилагаться Хакс. Рен часто представлял, как они с генералом едят устрицы, потягивают герберуптское вино, наблюдают закат, а далеко внизу простилается лента розовато-сиреневой реки, по которой яркими искрами неспешно плывут корабли. Кайло грезил о ночах на влажных простынях, поцелуях на набережной Никогда, прогулках вдоль ее берегов до рассвета. Он хотел, чтобы планета принадлежала им с Хаксом и никому больше, чтобы они вдвоем постигли ее магию, а потом всю жизнь хранили воспоминания о поездке на Герберупт, как нечто личное, сокровенное, нечто лишь для них одних. Эти мечты разбились, как аквамариновые волны реки об острые скалы. Вместе со своим возлюбленным Хакс перебрался на другой берег, а Кайло навсегда остался на том, где проводил с Арми счастливейшие часы. Часы, которые ты отдал другому. Никогда. В некоторых местах река Никогда становилась такой широкой, что с одного берега невозможно увидеть другой. Через реку были перекинуты мосты, длина которых достигала нескольких километров. С заката до зари эти мосты поднимались на невообразимую высоту, образовывая треугольники. Вершину этих треугольников венчали лучшие рестораны галактики. На открытой площадке. Со стеклянным полом. Там вы сейчас и находитесь. Я чувствую это. Ты заказал креветки в сливочном соусе, я знаю, это блюдо одно из твоих любимых. Ты кормишь Дэмерона с серебряной вилочки, обмениваясь с ним нежными взглядами, а у ваших ног лежит планета, которую я хотел преподнести тебе. Ты знаешь, что я отказался от постройки нового крейсера, чтобы пригласить тебя на Парящие мосты? Конечно, не знаешь. Тебя это не волнует. Ничто не волнует, кроме его глаз. Карих, как у меня. Ты выбираешь десерт по его совету, потому что он уже был на Мостах, потому что он хочет угостить тебя лучшим, что предлагает меню, и ты соглашаешься ради того, чтобы увидеть его улыбку. Скажи, похожа ли она на мою? Вы с ним обсуждаете те же вещи, которые мы обсуждаем с тобой? Шутит ли он моими шутками? Как реагирует, когда ты говоришь что-то остроумно-саркастичное? Его глаза отражают закат, и тебе нравится погружаться в янтарные колодца, рассматривать каждую черточку его лица. А потом, отложив серебряную вилку на салфетку из тончайшего батиста, ты тянешься к его губам и даришь украденный у меня поцелуй. Никогда. Я никогда не вернусь на Герберупт. На планету, где ты признался в любви другому. Она стала мне ненавистной. А если однажды, много лет спустя, когда незаживающая рана в сердце будет болеть на одну йоту меньше, я окажусь на набережной реки, где вы обнимались под Парящими мостами, то произойдет это в хмурый ненастный день. Я буду видеть, как ледяной ветер швыряет серые волны к подножиям мостов, как вспенившаяся вода лижет гранит, как люди бегут прочь от Никогда, опасаясь навеки пропасть в ее пучине. А я под проливным дождем останусь смотреть на бушующую стихию и искать следы ваших ног на пляже, затонувшем под Ревноркской крепостью. Никогда. Вы, конечно, проходили мимо крепости сегодня. Я отслеживаю твое местонахождение по браслету. Я знаю, что затем вы пошли к Сапфировому дворцу, где провели не менее четырех часов. Дэмерон водил тебя по своим любимым залам, и ты восхищался каждым предметом искусства, не забывая бросать благодарные взгляды на По, пригласившего тебя в столь прекрасное место. Особенно вам понравился зал с картинами. Вы даже украдкой поцеловались рядом с одной из них, той, что висела в самом углу. Иногда ты говорил, что мои губы пахнут корицей. Чем пахнут губы Дэмерона? Никогда. Ты оставил мне хотя бы Золотой купол? Нет. Это было бы слишком великодушно, а на великодушие ты не способен. Вы поднялись на Золотой купол, смеясь и помогая друг другу преодолеть пятьсот ступеней, ведущих на колоннаду. На вас все косятся, но, спорим, Дэмерон более сдержанный, чем я. Я бы трахнул тебя, прижав к колонне, на виду у ошарашенных туристов. По на такое не способен. Тем не менее, ты счастлив. С ним ты улыбаешься так, как никогда не улыбался со мной. Потому что у вас «много общего». Потому что у Дэмерона нет мрачного прошлого за спиной. Потому что ты никогда не увидишь грустной тени в его глазах. Никогда. Каждую ночь Парящие мосты поднимаются над рекой. За этим наблюдают тысячи туристов и жителей Герберупта. Я уже видел Парад мостов. Из-за огромного скопления народа в одном месте зрелище это опасное. Но красота его непостижима. Я хотел подарить тебе Парящие мосты. Теперь ты даришь их Дэмерону. Вы покинули ресторан, спустились на набережную и теперь стоите у самого подножия одного из мостов, наблюдая, как он раскрывается над вашими головами. Вы часть толпы, но вам кажется, что вы одни на берегу. Существуешь ли ты, Дэмерон, горящий лиловыми огнями мост на фоне не успевших потемнеть после заката небес и черные волны Никогда. Вы обнимаетесь и радостно кричите вместе со всеми зрителями, и крики эти вызваны не только счастьем, но и любовью, которую вы испытываете друг к другу. Ты знаешь, сколько раз я представлял, как мы с тобой будем смотреть Парад мостов? Никогда. Прошло два часа, набережная опустела. Небеса почернели, и на них жемчужными россыпями вспыхнули звезды. Вы спустились к реке по гранитным ступеням, спрятавшись от людских глаз. Как и Дэмерон, я это место тоже долго присматривал, любуясь фотографиями набережной в голонете. Твой По знает, когда тебе нужно жестко, а когда ты хочешь романтики? Ты позволишь ему быть сверху? Доверишь ему то, что никогда не доверял мне? Никогда. Он целует тебя, прижимает к граниту, а ты не останавливаешь его руки, целуешь в ответ, оставляешь засосы на шее, я же знаю, ты хорошо умеешь это делать. Он запускает руку тебе в штаны, и ты стонешь ему в ухо, так же, как стонал в наш последний раз, помнишь? А потом это случается, и ты разрываешь существовавшую между нами Связь. Не полюбил ли ты во вред себе? Теперь я знаю, к кому из нас относились эти строки. Ты любишь его так, как он любить никогда не сможет. Я люблю тебя так, как ты любить никогда не сможешь. — Не отдавай его в обучение Люку, — говорил папа, пока маленький Бен подслушивал под дверью. — Он может обратиться к Темной стороне. Ты же видишь, какой он эмоциональный, знаешь, как часто дает волю гневу. — Поэтому его необходимо отправить к Люку, — грустно отвечала мама. — Я тоже не хочу расставаться с сыном на такой долгий срок, пойми. Но только Люк научит Бена использовать Светлую сторону. Мальчику необходимо обучение, чтобы он не пошел по стопам моего отца. — Зачем нужно развивать его способности? Не лучше ли подавить их? — Он уже открыл их в себе. Назад пути нет. Сила в нем так же мощна, как в Вейдере. Мы с братом чувствуем это. — Я сделаю из него пилота, — настаивал папа. — Мы можем вдвоем отправляться на миссии, пока вы с Люком постигаете свою Силу. — Пойми, слишком поздно! Если Бен не будет обучаться, он действительно обратится к Темной стороне. Последовала пауза. Бен затаил дыхание, стараясь ничем себя не выдать, и радуясь, что мама слишком занята спором с папой, чтобы почувствовать присутствие сына. — Из-за тебя он почувствует себя сиротой, — сказал папа. В его голосе не было ни гнева, ни упрека. Лишь боль. — Наш принц без королевства станет принцем без любви, человеком без тепла. Принц без королевства, человек без тепла. Я рассказывал тебе, как услышал эти слова от своего отца. Не думая, что однажды ты используешь их против меня. Рен лежал на полу освежителя и рыдал. Не тихо плакал, глотая слезинки, а рыдал по-настоящему, в голос, содрогаясь всем телом. Шумные всхлипы получались не басистыми, а какими-то бесконтрольно высокими, как у девчонки, но сейчас это было меньшим, что волновало Кайло. Он вспоминал стихотворение, которое в детстве рассказывала ему мама. Стихотворение, написанное для мамы отцом Бена. Мама с улыбкой говорила, что это единственное стихотворение, которое Хан создал за свою жизнь. Добавляла, что у отца было неважно с рифмой, оттого стих получился нескладным. Но мама знала его наизусть, а вскоре его выучил и Бен. И не смог забыть, даже когда стал Кайло Реном. Будь со мной, когда мой свет угасает, И кровь моя еле ползет, И нервы мне, словно иголками колет И сердце мое затихает Мама часто в шутку упрекала папу, что он не написал ей ни одного стиха. Однажды Хан прислал Лее собственноручно написанное стихотворение по датападу, когда был на самоубийственной миссии и пребывал в твердой уверенности, что домой не вернется. Кайло Рен, человек без тепла, тоже никогда не вернется домой. И жизни моей колесо крутиться уже перестало. Наши отношения не самое важное, что есть во вселенной. Как оригинально, генерал. Думаете, вы первый, кто говорит мне это? Думаете, вы единственный до охуения красавчик, способный бросить такое в лицо Верховному лидеру? Нет. Я слышал уже эту фразу, только в других вариациях. От матери. Отца. Дяди. Ее произносил каждый человек, которого я любил. Я знаю блять. Знаю, что я лишь часть огромного механизма, который ты называешь жизнью. Считаешь, ты мне новую планету открыл, новую блять галактику? Я в курсе, что в твоей четкой, отработанной до мелочей системе я — лишь винтик, незначительная гайка, еще одна деталь, не более. Тогда как ты для меня — все, Арми, понимаешь ты это? Будь со мной, когда боль заключает Думаешь, мне сложно сейчас встать, полететь на Корусант, найти первую подвернувшуюся в баре твилечку и любить ее до потери пульса, даря ей ебаные звездные системы, кидая к ее ногам астероиды, кометы, туманности, кольца долбаной Кафрены? Да, сука, сложно. Невозможно на хуй. Потому что блять любить я все равно буду тебя. Потому что за время, что мы провели вместе, я уже присосался к тебе душой, сердцем, всем, чем только можно. Давай, говори все, выкладывай как есть, не стесняйся. Конечно, блять я для тебя не важен, где на хуй ты найдешь такого джедая или ситха, который скажет тебе, что любовь важна? Бред это все, согласись, хрень полнейшая. Вот только скажи мне, генерал, что мне делать, если я без тебя жизни не вижу? С тобой все горит сраными фейерверками, взрываются галактики, а без тебя — пепел и холод, как на брошенных ледяных планетах. В решетку свою, забирая надежду Посмотри, что ты сделал со мной, думаешь, ты мог бы это сделать, если бы я не любил тебя, если бы ты не был самым на хуй важным, что есть в моей жизни? Кто твой огонек, генерал, кто твой ебаный маяк? Только не говори, что По. Серьезно? По Дэмерон, этот жалкий слизняк, вот кто украл твое сердце, вот ради кого ты сгоришь в пламени Мустафара? Чем он тебя покорил, что у него есть такого, чего нет у Верховного лидера? А знаешь, похуй. Трахайся блять с ним, кувыркайся, к херам разъебите мотель на ебаном Герберупте. Скажи ему, скажи в глаза, что он твоя долбаная вселенная, скажи, иначе я не поверю. Сука ты рыжая, я все еще не верю тебе. И время мое сумасшедшее пыль разгоняет Зачем блять ты это сказал? Есть правда, которой не просят. Есть ложь, которую жаждут принимать за правду, иначе умрут без этого. Что ты сделаешь, если я тебе не важнее офицера, с которыми ты так любишь трепаться на мостике, что, бросишь меня, когда надоем окончательно? Валяй, бросай. Еще раз повторить, что ты ни хуя не первый? Что во всей ебаной галактике не найдется того, кто назовет меня самым важным элементом, что никто никогда не любил человека без тепла больше всех в гребаном свете, ты эту правду хочешь услышать, генерал? Ненавижу тебя. Не могу без тебя. Сука блять, почему я не могу без тебя даже сейчас? И жизнь моя — это зверь Раз я для тебя никто, замени меня кем хочешь. Знаешь, это очень удобно — относится к любви так практично, считать ее средством достижения определенных целей, одной из многочисленных деталей жизни. Надо и мне научиться, да не могу я на хер. Не могу перестать ставить тебя выше «Финализатора», планет, галактики, не могу считать тебя одним из кого-то. Рассекающий адское пламя Считаешь, я теперь с улыбочкой буду шептать тебе слова любви, которые не скажу никому другому, и искренне в них верить, да, ты так считаешь? Ты правда веришь, что я продолжу это делать после того, что ты мне сказал? Веришь, что останусь прежним? Так вот, ни хуя блять подобного. В эту игру могут играть двое, генерал. Раз ты можешь заменить меня кем угодно, хоть затраханным пленником Сопротивления, почему я не могу? Почему не могу полететь к Рей и ебать ее так, чтоб неделю стоять не могла? Ебать так, как даже тебя не ебал? Знаешь, а я бы не сделал этого вчера, не сделал бы этого никогда. Я скорее бы умер, чем изменил тебе. Но раз ты считаешь, что лететь на Герберупт со мной и лететь на Герберупт с Дэмероном — это на хуй одно и то же, значит, ты не будешь против. Ты лишь холодно улыбнешься, скажешь какую-нибудь херню и уйдешь с Дэмероном рассматривать картиночки, верно? О, сумерки вечного дня Не забудь включить ему сраную песню, под которую мы танцевали на блядском Корусанте. Ненавижу тебя. На мрачном краю Ненавижу. Я ненавижу тебя! Рен обхватил голову руками. Все лицо было в горячей соленой влаге, а поток слез все не останавливался. На мрачном краю моей жизни… Бросаю последний взгляд на браслет. Так и знал, что Дэмерон поведет тебя в казино «Король». Ты обещал мне, что в первый раз пойдешь в казино со мной. Но ты уже нарушил столько клятв, а я уже пролил столько слез. Я в «Знамении». Передо мной возникает ее образ. Решил связаться с ней в Силе, желая увидеть прекрасные черты ангельского личика. — Я расшифровал осколок. Она сразу переходит к делу. Прямо как ты. — Встречаемся на Октаро? — Нет, — говорю я и улыбаюсь краем рта. Она научила меня этой улыбке. — На Арканисе. Да, Арми. Я трахну ее на твоей родине. Пока ты ебешь Дэмерона на планете, укравшей мое сердце, я займусь с Рей любовью там, где прошло твое детство. Интересно, захочешь ли ты после этого повесить картину с Арканисом в своей каюте? Вновь смотрю на браслет. Черт, я словно даю тебе последний шанс. Вы все еще в казино. Останетесь там до ночи? Прекрасно. Мне хватит времени, чтобы заставить Рей потерять сознание от удовольствия. Снимаю браслет и не глядя швыряю его в мусорный контейнер. Там тебе самое место, Армитаж Хакс. Слезы мешают видеть, поэтому не сразу нажимаю правильную кнопку. Кнопку сброса мусора. Твой подарок останется в космосе, пока не сгорит в атмосфере какой-нибудь планеты. Сгорит вместе с моей любовью к тебе. Покой — это ложь. Есть только страсть. Нет. Покой существует в этой жестокой галактике. Нужно только уметь его найти. Я отыщу его в теплых объятиях Рей. На Арканисе ясная безоблачная ночь. Такая же красивая, как на Герберупте. Приземлившись на лесной поляне, я захлебываюсь ароматами ночных цветов и вижу, как она идет ко мне, легкая, едва касающаяся земли, походящая на дух леса. — Кайло, ты сказал, что нашел… — начинает она, приблизившись ко мне. Я закрываю ей рот поцелуем. Помню ее вкус в мельчайших подробностях. Помню все движения ее языка, помню, как отвечать им. В этот раз у нас получится слажено, подобно танцу, так, как раньше получалось с тобой. Ее пряный аромат сносит мне голову, я зарываюсь в ее волосы, целую шею, Сила, какая у нее нежная кожа… Она смотрит на меня растерянно, будто не веря в происходящее, не веря, что ее мечта сбывается. Нет, Рей, это не сон. Я бежал к тебе каждый раз, когда ссорился с Хаксом. Теперь я прибежал, чтобы остаться с тобой навсегда. Ты позволишь? Конечно, она позволит. Я помню, как она обнимала и целовала меня. Сдерживалась, но в ее движениях проскальзывала страсть, джедаям не присущая. Ее глаза расширяются в темноте. Совсем как у меня. И в этот момент я понимаю, что ошибался, мечтая отправиться на Герберупт с тобой. Понимаю, что речи гунганов о некой существующей между мной и тобой мифической Связи, — бред. С того самого момента, как наши с Рей ладони соприкоснулись в Силе, она связывает нас. Нечто настолько прочное и могущественное, что ты не сможешь разорвать. Да тебе это и не нужно, верно? Все, чего ты жаждешь, тебе даст Дэмерон. Моя любовь к тебе была помешательством, безумной страстью. То, что я чувствую к Рей, более глубокое, нежное, настоящее. И теплое. Я опускаю Рей на мягкий мох, покрывающий землю. Над нами шелестят ветви деревьев, сквозь которые видно звезды. Я не смотрю на них, опасаясь увидеть Герберупт. Я знаю, он просматривается с Арканиса, и не хочу грустить из-за тебя. Больше никогда. Никогда. — У меня никогда не было, — испуганно шепчет она мне в ухо. — Не бойся. Я не причиню ей боль, если она не попросит. Буду бережен и аккуратен, как с тобой в ту далекую ночь. Ты же помнишь наш первый раз? Не забудь рассказать о нем Дэмерону. Повтори его с ним, ведь меня ты больше не увидишь. Никогда. Ее груди такие маленькие и изящные, а вставшие сосочки наливаются розовым. Она смущается, пытается закрыться, но я успею первым. Обвожу ореолы языком, упиваясь сладким вкусом, вдыхая неповторимый аромат ее кожи. Мне хочется больше. Хочется трогать, ласкать, покусывать… Она едва слышно стонет, обжигая мои плечи дыханием леса. Сжимает пальцами кудри. Я вижу, как она выгибается, как откидывает голову назад, закусывая губу от наслаждения, и забываю обо всем на свете — о боли, которую ты мне причинил, Дэмероне, Параде мостов… Никогда. Ты никогда не будешь существовать для меня. Только она, ее теплые пальцы, ее просящее моих прикосновений тело, ее ноги, разведенные подо мной. Я рассматриваю ее маленькую красивую дырочку, вижу, как из нее течет от одного моего взгляда, и касаюсь губами, чувствуя вкус моря. Вкус океана, бушующего на Октаро. Вкус реки Никогда. Никогда. Посасываю губки, желая, чтобы все соки стали моими. Веду языком от самой дырочки до лобка, надавливая на клитор и наблюдая, как дрожат ее ноги. Я буду твоим, а ты будешь моей, и прошлое с его призраками, кровью на кафельном полу и Парящими мостами останется далеко позади. Покрываю поцелуями дырочку, проникаю туда языком, ощущая то, что давно перестал чувствовать, находясь рядом с тобой, генерал. Покой. Покой, какой может дать лишь взаимная любовь, не отравленная ревностью и местью. Она кончает мне в рот, сжимая коленями мою голову, заключая меня в ловушку, из которой я не могу и не хочу выбираться. Я обнимаю ее, прижимаю к себе, отгоняя прочь последние воспоминания о тебе, оставляя тебя на берегу Никогда, в волнах которой утонула наша любовь. Вынь свой жесткий клюв из сердца моего, где скорбь — всегда!» Каркнул Ворон: «Никогда!»