Глубока и горька, словно море, любовь...

Васко ненавидел стихи с тех пор, когда ещё жил в детском доме и чуть не каждый вечер слушал скверные вирши одного из наставников, распеваемые таким же скверным голосом. Много позже, уже на корабле, его научили ценить хорошее пение, а ещё позже в руки Васко попался том мадригалов, который перевернул все его представления о поэзии. Васко был очарован вязью слов, перетекавших из строки в строку. Та первая книга пропала в одном из штормов. Её заменили другие, но Васко и по сей день порой скучал по потрёпанному кожаному переплёту и расплывшимся местами строчкам. Он помнил тот томик от корки до корки, наизусть. Теперь Васко сидел, повернувшись спиной к огню, и перебирал строки в уме. Какая из них лучше всего подойдёт для описанного де Сарде протокола? Протокол для любви, кто бы мог подумать! И кто бы мог подумать, что де Сарде, человек, который с очаровательной непосредственностью игнорировал границы приличий, станет следовать этому протоколу с полной серьёзностью. Впрочем, Васко давно привык, что не следует удивляться странностям де Сарде. Не имело смысла пытаться его угадывать, только изучать и запоминать, как коварный морской залив, ровный и гладкий с виду, таящий под водой острые рифы. Кустарник рядом зашелестел от ветра. Всего лишь от ветра – никаких хищников или врагов – прошло достаточно времени, чтобы Васко мог утверждать это уверенно. Затем среди шёпота листьев и травы раздался ещё один шорох. Совсем рядом, почти за спиной. Резко обернувшись, Васко встретил взгляд де Сарде. Тот приложил палец к губам и подобрался ближе. Он очень старался не шуметь, особенно когда задел коленом остатки собранного валежника. Васко готов был биться об заклад, что Сиора уже проснулась и прислушивается к происходящему. Де Сарде сел возле, боком к костру, лицом к Васко, положил руки тому на пояс. Тусклый рыжий отсвет углей лежал на его щеке, очерчивал тёмное неровное пятно метки, путался в чёрных волосах. – Мы не договорили сегодня. Глаза де Сарде сейчас казались светлыми и яркими. Васко почти въяве слышал грохот ветра и волн, пляску бури за этим взглядом, и его кровь вскипала. Даже если бы дальше ждало крушение и падение на дно океана, Васко не желал отказаться от этого зова. Улыбнувшись, он потянулся к де Сарде, почти касаясь губами его уха. – Глубока и горька, словно море, любовь. Ты не чувствуешь дна и не видишь земли. Среди пенистых волн может сгинуть любой. Ни морей не бывает без бурь, ни любви Когда-то Васко почти оскорбился, узнав, что автор этих строк ни разу не покидал сушу. Как только кто-то мог говорить о море, если не знал о нём ничего, если видел лишь издали и не качался в объятиях волн? Теперь же ему и после долгих поисков не удалось бы обнаружить чего-то более подходящего случаю. Руки де Сарде стиснули Васко сильнее. – Тот, кто бури страшится в далеких морях Тот, кто в душу свою не впускает любовь Безмятежно живет на своих берегах И не ведает горя, не знает штормов. Было мучительно сладко шептать это, оставляя себя всё в том же ощущении близости и не перешагивая черту, за которой ждали и настоящее тепло, и настоящий вкус на языке, и настоящее объятие. Васко понял, что его собственное дыхание сбилось от дразнившей его жажды, и тогда де Сарде вдруг продолжил: – Только пламень любви не погасишь водой Он пылает во мне и сжигает меня Морем слез не залить это море огня. На пару мгновений повисла тишина, потом де Сарде улыбнулся и поцеловал, крепко и жадно. Васко зарылся пальцами в его волосы, притягивая ближе, впился в чужие губы в ответ. Он должен был признать, что для человека, едва ли способного узнать романтическое предложение без протокола, целовался де Сарде дивно хорошо. Опьяняющее вожделение разливалось по его телу мучительной и сладкой волной, почти лишая разума. Почти. Через какое-то время они смогли оторваться друг от друга, и, полный сожаления, Васко упёрся ладонью в грудь де Сарде, не давая начать всё заново. Самое трудное действие за последние несколько месяцев. – Я всё ещё на страже. Получится неловко, если именно сейчас какая-нибудь стая попробует нас сожрать. Де Сарде быстро облизнулся, и Васко едва не застонал, проклиная собственную ответственность. – Да. И я бы предпочёл вести такие разговоры в более комфортном месте. Можете считать меня изнеженным снобом. У Васко вырвался лёгкий смешок: мало какое определение настолько не подходило де Сарде. – Только я хочу спросить одну вещь, – де Сарде едва слышно вздохнул. – Мне надо знать. Когда всё это закончится, вам вернут корабль, и вы уплывёте... уйдёте в море, вы станете возвращаться? Я ни в коем случае не намереваюсь как-то вас удерживать! Просто... Васко от души ткнул его кулаком под рёбра, заставляя замолкнуть. – Уймитесь, де Сарде, пока я здесь и никуда не собираюсь. При вашей способности находить приключения я ещё нескоро вас покину, – он взял короткую паузу и добавил мягче. – Каждый корабль возвращается в какой-то порт. Я не стану возражать, если теперь это будет порт Новой Серены. – И... у вас не будет неприятностей? Разумеется, его решение потянет за собой последствия, которые Васко ещё предстояло обдумать, и лучше сделать это не в тот момент, когда де Сарде его обнимал. Но в любом случае... – Нет. Неприятностей, – он выделил это слово, – у меня не будет. ...это будет его выбор, и его последствия, и в любом случае Васко не собирался отказываться от того, чего действительно хотел. Де Сарде улыбнулся и прошептал. – Васко, послушайте... если на нас всё же кто-нибудь нападёт, давайте считать, что виноват только я. Его губы сводили с ума, как горячее вино со специями. – И не надейтесь, де Сарде, – выдохнул Васко в короткую паузу. – Мы оба. В конце концов, Сиора всё равно не спала.