Парадокс живого мертвеца

— Ада... — негромко окликнул парень, с трудом разжав челюсти от мороза. — Почему в документе на первой Тайне уже стоит галочка? Девушка не теряла достоинства, неотвратимо двигаясь с решительностью танка, показательно не увеличивая шаг и не размахивая руками. Бездонность темноты волновала меньше всего: Аделина видела её каждый четверг и выработала стойкий иммунитет к ужасам прошлого. А вот Ханако внутренне сжимался, пусть и не отставал от Шульц. — Потому что я проверяю её раньше всех. Она уже выполнила свои обязательства, — отмахиваясь от голосов, безразлично ответила темноволосая. — Интересно, какая она? Небось, как Первая Тайна из моей школы, опутана неизвестностью? — с любопытством подумал вслух Ханако. Сверху вдруг что-то засвистело, слабо, едва слышно, а потом всё отчетливее и громче, приближаясь с каждой секундой. — Это?.. — не успел сказать Ханако, как Аделина резким движением с силой оттолкнула его в сторону, сбрасывая руку. Со скоростью метеора она сделала крутой оборот, занося над головой откуда-то взявшееся лезвие. Седьмой не успел ничего разглядеть, в коротком падении слыша лишь звон металла, перемешавшийся со сплоченным ревом иллюзий. Они разразились будто бы внутри его головы — тысячи чьих-то воплей, свист, крики, снова свист, звяканье, металл... Накатила тошнота, Ханако распахнул глаза. Он шлепнулся на голое пространство и сосредоточился на спине стоявшей, словно живой щит, девушке в неброской лавандовой рубашке. Взгляд кошмарно двоился, Ханако ощутил удавку, узлом стягивающуюся на горле, и схватился за шею, но с ужасом вздрогнул, прикоснувшись к коже: ничего. Вторая твердо стояла на ногах, Ханако видел по одной позе, насколько она напряжена, но вместе с тем совершенно непоколебима. — ...-р-рвая! — гаркнул откуда-то голос, и парень дернулся заткнуть пальцами уши от елейных перешептываний, доносившихся отовсюду. Нельзя поворачиваться. Нельзя слушать. Нельзя поддаваться, это специально... «Ханако!» – от отчаянного девчачьего возгласа он вздрогнул, на секунду поверив, что Ясиро правда где-то тут, в этой темноте, и что он должен прямо сейчас кинуться в пустоту и спасти её. Но это была иллюзия. Нельзя верить им... Казалось, боковое зрение обманывало, но парня правда окружили размытые белесые силуэты, напоминавшие сгустки дыма. Ханако запретил себе поворачиваться. «Вторая?» — не слыша в гуле собственного голоса, нахмурился Седьмой и поднялся. Женская фигура стеной отгораживала парня от большого, в три раза больше её самой, взлохмаченного монстра, в котором с трудом узнавалась летучая мышь. Существо грузно дышало, увеличиваясь и уменьшаясь всем существом, массивностью явно напоминая сову. Размашистые крылья, распахнутые натянутыми на тонкие кости кожистыми парусами, ужасали объемом. Свирепая морда нетопыря словно высовывалась из темноты. В дневном свете, в вольере, она могла бы быть милой в виду больших ушей и дурацкой рожи, но сейчас, только привыкнув глазами к черноте, Седьмому хотелось завопить, как девчонка, схватить Аду и погнаться за подкреплением. — Не стой... На моем пути... — выплевывало слова нечто, громко дыша. Это дыхание, сопровождающееся животным рычанием, волнами разбегалось по Бездонности. — Я хочу больше... больше... Больше!.. Бредящего Фредерика холодно оборвала Шульц, взмахнувшая мечом: — Ты поплатишься за ослушание. Она неотрывно смотрела в сливающиеся с комнатой черные глазки твари. Долго, пристально. Струна нервов натянулась до предела. Первый страх перед противником прошел, уступив место в голове экстренной оценке ситуации. Ханако даже не догадывался, какого чёрта она делает. Чего она ждет?! Монстр напал. Резво оттолкнувшись носком, Аделина в высоком прыжке настигла Пятую Тайну и с надлежащим звуком полоснула лезвием. Мышь испустила вопль, взмахнула крыльями, но Аделина полоснула ещё, и ещё, и ещё. Уверенно подходя всё ближе и загоняя чудовище всё дальше, она не сводила с него взгляда, бесстрастного и безжалостного. "Почему он пропускает удары? Почему толком не защищается? Что с ним происходит? Почему она так легко выигрывает? Они же на его грани! Он неуязвим! Он жил несколько веков и не научился обороняться?" - думал Ханако. — Проклятая Ада! — взревел Ван Хейзен. — Убирайся! Убирайся-я! Я поглощу ваши чувства, пережую и выплюну! Ханако схватился за виски в приступе нахлынувшей боли, дробившей перепонки. Не выдержав давления чертовых силуэтов, оглянулся и оторопел, увидев невысокого мальчика с янтарными глазами, которого знал как никого другого. Стало холодно, в лихорадке заморозило. Не соображая, призрак повернулся и сделал шаг в сторону ребенка, собираясь выкрикнуть имя, но что-то с остервенением вцепилось в палец. «Тебе не привыкать лишаться всего, но я нанесу добивающий удар! Ты позорно падешь ниц! Всему есть предел и однажды ты устанешь сопротивляться!» — через невидимую шапку доносилось до ушей парня, отрешенно застывшего лицом к темноте. Перевертыш клацнул зубами как степлером. По мизинцу заструилась капля крови. Ханако вытаращился на него, постепенно отрезвляя мысли, и снова оглянулся на ребенка. Попятился, еле перебирая ногами, смутно осознавая, что прокололся. Теперь они не разберутся, как найти путь обратно. «Подсобит, значит?» — слизывая кровь, со смешанными чувствами вскользь припомнил парень, оборачиваясь. Аделина стряхнула с меча кровь, и Ханако сумел разглядеть незамысловатую одноручную рукоять. «Стоп. Что это?» На нижние стороны, по форме ромбовидного оружия, лезвия от кончика до рукоятки магически сбегала кровь, окрашивая полосу алым. — За подвержение опасности людей двух Берегов, за нарушение устава, а также за угрозу в адрес начальства, ты караешься лишением свободы на шесть месяцев, — отчеканила девушка, подлетела и всадила меч твари между ребрами. Раздался громкий хруст, оглушающий рев. Ханако пошатнулся, посреди затихающей шумихи медленно осел на пол. Он давил чувство беспамятства как мог, и сейчас, отстраняясь от действительности, просто мечтал оказаться где-то дома в своей туалетной кабинке, ожидая, когда Ясиро придет прибираться. Место, в котором он был, и ситуация, в которую попал, стала выглядеть ничтожно мелкой, идиотской, неважной, будто происходило это вовсе не с ним... «Малой?» — ему показалось, что кто-то другой, не Ясиро, взволнованно позвал его. Но призрак был убежден, что ему только показалось. Ханако открыл глаза и поначалу напрягся, встретившись взглядом с темнотой. Лежать было мягко и приятно. Он приподнял голову и с облегчением вздохнул, увидев свои ноги, закинутые на подлокотник кожаного кресла кабинета, и Аду, полностью занятую бумагами, разложенными на столе. Она, склонившись, сосредоточенно что-то писала, ни на что не отвлекаясь под тусклым светом знакомой железной лампы, а порой сверяясь с готовыми отчетами. В воздухе витала рабочая, но почему-то ночная атмосфера полумрака. Ханако вдохнул, расслабился, почувствовав аромат книг, уронил голову обратно на подлокотник. Колени затекли в неудобном положении, но охота вставать отсутствовала напрочь. Вопреки здравому смыслу, даже рта открывать не хотелось. Если бы Седьмой был в порядке, он бы подорвался, сразу спросил, как всё разрешилось, но на душе осело такое же пустое, как комната Фредерика ван Хейзена, ощущение. Оно зияло непонятной, не наполняемой ничем дырой. Будто случилось нечто очень плохое и на серце невыносимо тяжело. — Побочное действие Пятого пройдет через пару дней, — не отрываясь от документов, неожиданно нарушила тишину Аделина. — Он-таки успел поживиться тобой. Но не печалься, получил сполна. — Что с ним? — без особого интереса спросил парень и не признал собственного голоса, слегка сиплого, усталого. — Он заточен в свой ёрисиро, — невозмутимо ошарашила его темноволосая. Ханако аж приподнялся на локтях. — Это же невозможно? Ада, снова задумчиво посмотрев на бумажки, неудовлетворенно фыркнула и перечеркнула строку. Отрицание, адресованное либо стене, либо ей, было проигнорировано. — Как ты это сделала? — Пацан, — она внезапно положила ручку, недовольно глядя на него дымчатыми глазами. Девушка хотела выдать что-то нелестное, но в последний момент выдохнула. — Я не настроена сегодня объяснять. Как твоё самочувствие? Ого, похоже, Шульц разозлилась? — Эта побочка противная, — Ханако сел, потер глаза. — Сколько я проспал? — Полчаса, — односложно ответила почтенная Вторая, нырнув в бумажки. Повеяло отчуждением. Стоит ли спрашивать о тех словах Фредерика? У парня было предчувствие, что он совершит непоправимое, если потребует ответов прямо здесь и сейчас. Так значит, она перенесла его сюда? Самостоятельно выволокла из темноты? Или воспользовалась порталом перевертыша? Хотя чутье подсказывало, что на чужой Грани способности мышей могли не сработать... А действовала ли на них сила ван Хейзена? Впрочем, не имеет значения. — Спасибо, что прикрыла меня... — как-то неловко забормотав, призрак быстренько поправился веселым тоном: — Чтоб я без тебя делал, влияние Пятого оказалось мощнее, чем я рассчитывал! Круто ты его! Ха-ха, я, честно говоря, не верил, что у тебя получится! Аделина заполнила небольшую записную книжечку, потрепанную десятилетиями, вложила бежевую ленточку-закладку. — А... Вторая, ты хорошо себя чувствуешь? — девушка подперла рукой подбородок, пристально разглядывая Ханако и явно о чем-то думая. — ...Чем ты мне поможешь, если я скажу, что нет? — криво усмехнулась она. — Ты предоставлен сам себе в ближайшие два часа. Я останусь в кабинете. Потом, на собрании, познакомишься с замом. Можешь навестить полтергейстов, если станет скучно. Вся документация уже получена и проверена мной. Вопрос, прямо поставленный Адой, обезоружил. И правда, чем? А если на неё, как и на него, повлияла грань Пятой Тайны? Но главная, вроде, не изменилась, просто стала какой-то... неразговорчивой? — Ладно, — согласился призрак и поднялся. Он смерил её подозрительным взглядом: — но если что-то не так, ты можешь мне сказать! — Малой, — начальница окликнула Ханако уже у двери. Отъехав на стуле с колесиками, она подошла и вручила ему пирожок с чашкой чая, заготовленные на столе. — заслужил. Уж прости, не в курсе твоих предпочтений. Поешь и пойдешь. В недоумении, парень осторожно принял завтрак. Физиономия Седьмого была бесценна, ибо выражала помесь изумления, ступора и смятения. Ч-чего? Столовская чашка без ручки согревала холодную ладонь. — Какая ты заботливая. Неужто беспокоилась? — прищурился мальчишка, расплывшись в хитрющей улыбке. — Держу слово. В отличии от всегда шумных помещений, здесь царила звукоизоляция, отделявшая маленький кабинетик от целого мира. Он был словно похоронен в недрах земли и, учитывая нехорошие ассоциации, странно, что напротив, не вызывал паники или желания выбраться. Казалось, что кроме тусклого сияния свечки и находившихся в подвале, не существовало кого-то ещё. Тихо. И спокойно. — Не слишком ли ты меня опекаешь? — необдуманно полюбопытствовал Ханако и мгновенно пожалел. Вот же, вот же! Вот так сказанул! Зачем? Ну зачем? Остается невозмутимо продолжать, потому что ничем хорошим поток оправданий из его уст не закончится. — Жаль, что на моём месте у тебя не хватило бы приличия предложить помощь человеку без сознания, — фыркнула Ада, удостоверившись в правильности убеждения о падении нравов. — Нет, просто... странно, что ты, Вторая, так серьёзно относишься к нашему уговору. Ведь могла бы и не делать большинство вещей, давать более сложные задания... И, в принципе, не вести себя так приветливо. Ханако со внезапным аппетитом зажевал остывший пирожок, а запил сладким чаем. Не невероятный вкус, но и не дрянной. — К чему ты клонишь? — терпеливо подвела Шульц, выслушивавшая потенциальные претензии с кислым лицом. — Ни к чему. М-м-м, вкусненько! — просиял Ханако ясным солнышком, входя в кураж от поглощения местных шедевров кулинарии. Парень демонстративно почавкал. Было интересно, сделает ли Ада замечание, либо спишет некультурные звуки на миф о том, что в Японии чавканье — комплимент повару, но начальница ничего не сказала. Долгое молчание позволило углубиться в мысли о еде: начинка оказалась очень даже ничего, несмотря на то, что картошка не пользовалась в рационе парня спросом. Оказалось, зря. А чай... грел. — Малой, ты намекаешь, что я ущемляю твоё мужское эго? — губы Аделины задрожали и через секунду она захохотала, да так, что Ханако подавился пирожком и выронил его из рук. Он оторопело наблюдал, как не в силах сдержаться, Шульц захлебнулась хохотом и закрыла лицо ладонями, всё ещё продолжая безумно смеяться. Но по щекам её побежали слёзы.