~ • ~ • ~ • ~ • ~ • ~
Тэхен встрепенулся от очередного стона, донесшегося со стороны его кровати, и вытянул шею, вглядываясь в полумрак, слегка рассеивавшийся под слабым натиском тусклого ночника. Ярко-красные волосы, слипшиеся от пота, разметались по подушке, а на лице застыла гримаса боли. Тэ осторожно поднялся с кресла, спуская насторожившегося Ёнтана на пол и подходя к кровати. Несколько минут он смотрел на стонущего и корчившегося так, словно у него болело все тело, парня, не зная, что с этим делать. Алый румянец на щеках и испарина на лбу явно свидетельствовали о повышенной температуре. И с ней Тэхен вполне мог бы справиться. Но настораживало общее состояние паренька. Будь на его теле синяки, Тэ решил бы, что Чимина длительное время избивали. Но ничего подобного не наблюдалось, за исключением уже поджившей ранки на губе, однако учитывая, что красноволосый был нетрезв, о чем свидетельствовал сильный перегар, он вполне мог просто случайно упасть. Чимин снова резко дернул головой, словно во сне его кто-то бил, и вскрикнул, но глаза по-прежнему оставались закрыты. Тэхен глянул на зажатый в руке телефон. Почти два часа ночи. Слишком поздно, чтобы волновать Cокджина, но ему больше не к кому было обратиться. Выбрав из списка контактов нужный, Тэ нажал вызов. Джин примчался на такси спустя двадцать минут. Вбежал в дом, стремительно взлетел по лестнице на второй этаж и ворвался в спальню Тэхена, тут же наткнувшись взглядом на обеспокоенного младшего. — Ви, — облегченно выдохнул Сокджин, сжимая парнишку в объятиях и зарываясь носом в синие волосы. — Слава Богу, с тобой все хорошо. Я чуть с ума не сошел! — Все хорошо, хен, — усмехнулся Тэ, тронутый такой заботой. — Со мной все хорошо. — Когда он поехал туда, я… — Кто? — недоуменно переспросил Тэхен. — И куда поехал? Джин запнулся, слишком поздно осознав, что Тэхен, возможно, даже не в курсе ситуации с Намджуном, а потому поспешил переменить тему: — Где твой смертельно больной? — Словно в ответ на этот вопрос Чимин застонал, и Сокджин подошел к кровати. Потрогал лоб тыльной стороной ладони, проверил пульс, скользнул пальцами по пересохшим потрескавшимся губам и при помощи специального фонарика оценил реакцию зрачков на свет. — Ты где его подобрал, Тэ? — строго поинтересовался мужчина, все еще сидя на краю кровати и обернувшись к Тэхену, а когда тот пожал плечами, ничего не ответив, вскочил на ноги и через мгновение уже стоял прямо напротив младшего. — Он наркоман. И у него ломка. — Как ломка? — с недоверием протянул парнишка, искоса поглядывая на Чимина, который не выглядел наркоманом. А уж наркозависимых Тэхен встречал в своей модельной жизни. Особенно на заграничных показах. Там он насмотрелся разного. — Обыкновенно, — кривя губы, ответил Джин, обернувшись на Чимина. Свет от лампы упал на лицо старшего, и Тэхен охнул, увидев ужасных размеров синяк на пол-лица. — Это что? — выдохнул, касаясь ладонью чужой щеки. — Да так, — отмахнулся Сокджин. — Недопонимание. Чимин вскрикнул, вновь невольно обращая на себя внимание. — Сделай что-нибудь, Джини-хен, — жалобно проскулил Тэ, с сожалением глядя на парня. Старший покачал головой, глядя на младшего с его наивным восприятием мира. И отчасти это его, Джина, вина. Нечего было забивать голову Тэ сказками про радужных единорогов. Но Сокджин сам едва выкарабкался после смерти матери и не хотел, чтобы Тэхен пережил хоть пятую часть того ада, через который пришлось пройти Джину, а потому как мог оберегал паренька от жестокой правды жизни и укреплял в нем любовь к этому миру. — Ладно, только перестань ныть, — раздраженно бросил старший, возвращаясь к кровати. — Принеси лед и полотенце. Пока Тэ бегал вниз, Джин вколол Чимину жаропонижающее и легкое обезболивающее. — Заверни лед в полотенце и приложи к голове, пока лекарства не подействуют. Сказав это, Сокджин поднялся и направился к двери. — Это все? — громким шепотом возмутился Ви. — А больше я ничего и не могу сделать. — Парень пожал плечами. — Остальное только в больнице или реабилитационном центре. — Джин вздохнул, не выдержав обиды, льющейся на него из глаз Тэхена, подошел и обнял парнишку, прижимая к себе. — Просто будь рядом. Возможно, ему будет страшно, больно, но это не продлится долго. Попробуй накормить его. Теплый бульон, немного риса, побольше фруктов и жидкости, но ничего острого. Организм и без того ослаблен. — Сокджин отклонился и заглянул в лицо младшего. — Если вдруг станет хуже — звони. — А ты не можешь… — начал было Тэ, но Джин покачал головой. — Мне утром на смену, надо хоть немного поспать. — Старший не хотел распространяться о том, почему за два выходных, о которых Тэхен знал, ему не удалось выспаться, а потому поспешил сбросить с себя внимание, улыбнулся и потрепал младшего по синей макушке: — Рад, что с тобой все хорошо, я переживал. — А я соскучился, — прошептал в ответ парнишка, прижимаясь к старшему и кутаясь в его уютные объятия. Джину так не хотелось уходить, но он реально понимал, что должен. Идти в таком состоянии на работу — преступление, а здесь он просто не уснет. До утра проболтает с Тэхеном. А поговорить им было о чем. Последние несколько дней у обоих выдались насыщенными на события и эмоции. — После работы я приеду к тебе, мы весь вечер будем лопать мороженое и смотреть фильмы. — Про зомби? — передернувшись от отвращения, прошипел Тэхен. — Ну не хочешь про зомби, посмотрим про… — Про акул-убийц тоже не хочу, — отталкивая от себя старшего, возмутился Тэ. — Ладно, тогда просто потреплемся о всяком, — довольный тем, что все-таки удалось хоть немного растормошить младшего, пообещал Джин. — И ты расскажешь, кто тебя ударил? — вдогонку бросил Тэхен. — Может быть, — не оборачиваясь, ответил парень и вышел в коридор. А Тэ обреченно посмотрел на застонавшего в кровати Чимина. Эта ситуация до боли в сердце напомнила Тэхену дни, проведенные в горах. Самые счастливые и самые несчастные дни.~ • ~ • ~ • ~ • ~ • ~
Чонгук дремал на заднем сиденье «мерседеса», убаюканный негромкой музыкой, льющейся из динамиков. Югем и Юнги, сидевшие впереди, изредка перекидывались парой слов на отвлеченные темы, стараясь не затрагивать случившегося за последние сутки. Погода ухудшилась настолько, что Югем боялся увеличивать скорость даже до восьмидесяти, опасаясь слететь с дороги. В итоге в Сеул они добрались уже на рассвете. Остановившись возле угрюмого здания старой пивоварни, все трое покинули салон автомобиля и направились к небольшой двери слева от центрального входа, некогда представлявшего собой красивую стеклянную проходную. Почти сразу после нетерпеливого стука дверь открылась, и мужчин пропустили в узкий коридор, длившийся, казалось, бесконечно. Редкие светильники на низком потолке горели настолько тускло, что их не хватало, чтобы разгонять темноту на расстоянии от одного до другого, и создавалось впечатление, от которого мурашки ползли по спине: то проваливаешься во мглу, то вновь выбираешься на поверхность из бездны. Юнги шел впереди, точно зная дорогу, хотя и был тут всего пару раз. За ним уверенно следовал Югем. Гук плелся в хвосте. Причем во всем его виде сквозило явное нежелание встречаться с Хосоком. Однако ради встречи с человеком, по чьей вине потерял три года своей жизни, Гук готов был пойти даже на это. По мере того как они продвигались вглубь огромного, испещренного путанными коридорами здания, то поднимаясь вверх, то спускаясь еще ниже, чем находились до этого, воздух становился более спертым, несло сыростью и перебродившими солодом и дрожжами, за десятилетия въевшимися в стены. — Тоскливая обстановочка, — в очередной раз оглядевшись по сторонам, проговорил Югем, хмурясь. — Для пыточных камер самое то, — хмыкнул Чонгук. — Далековато, — фыркнул Ким. — Чтобы не было слышно криков тех, кого пытают, — съязвил Гук, и в этот момент все трое действительно услышали вопль. — Вот и пришли. Юнги лишь на долю секунды задержался перед тяжелой деревянной дверью с металлической резной оправой. Лишь сейчас он осознал, что не готов встретиться с Драконом лицом к лицу. Но обратной дороги не существовало. Юн взялся за толстое металлическое кольцо, заменявшее ручку, и потянул створку. Та со скрипом поддалась, открывая большое помещение, внешне напоминавшее старинные казематы: мрачное и холодное, пропахшее насквозь сыростью и плесенью. Югем поморщился, Юнги в первый момент задержал дыхание, зато Чонгук вообще не отреагировал на неприятный запах. После тюремного, к которому привык, этого мужчина вообще не ощущал. Зато картина, открывшаяся вошедшим, вызвала отвращение у всех троих. Прямо посреди зала к вмурованным в потолок крюкам были прикованы за руки пленники. Босые ноги едва доставали до каменного пола, на котором уже растекалась безобразной лужей кровь вперемежку с испражнениями. По самым оптимистическим подсчетам на момент звонка Чонгука эти двое находились тут уже часов пять. И с ними явно не в карты играли, судя по густому смраду страха и ненависти, наполнявшему воздух. Гук отвел взгляд от безвольно болтавшихся на обессиленных руках тел, перепачканных собственной кровью, и обвел зал в поисках брата. Хосок стоял практически напротив входа и о чем-то негромко переговаривался с невысоким парнем, чьи огненно-рыжие волосы ярким пятном выделялись на общем фоне удручающей картины. Чонгук быстрым шагом пересек зал, стараясь не реагировать на негромкий стон, вырвавшийся из горла одного из пленников. — Я же просил, — налетел он на старшего, а когда тот посмотрел прямо в глаза брату, которого не видел больше трех лет, с момента как Чонгука выводили из зала суда со скованными руками, в два прыжка преодолел разделявшие их метры и с размаху ударил в лицо, выкрикнув: — Жестокая тварь! Только и умеешь, что убивать и калечить! Договаривал он уже прижатый лицом к стенке с заломленными за спину руками. Хосок дотронулся до рассеченной губы кончиками пальцев и слизнул с них алую кровь. Едва заметный жест, и люди Хосока, удерживавшие Чонгука, отступили, давая мужчине волю. Старший смотрел на расцарапанную о грубую каменную стену щеку брата и с трудом подавлял желание стереть кровь, залечить рану, пожалеть, как когда-то в далеком детстве лечил постоянно сбитые коленки Гука. — Их никто не трогал после твоего звонка, — спокойно проговорил Хосок безразличным голосом. — Мы слышали вопль, — зло бросил Чонгук. — На них просто плеснули водой, чтобы привести в чувство, — пояснил старший. — Ты ведь жаждал поговорить с Джихуном? Гук сглотнул подступившую тошноту, когда повернулся и, превозмогая отвращение, заставил себя посмотреть на закашлявшегося парня. Тот сплюнул, и изо рта его протянулась алая ниточка слюны, смешанной с кровью. Ничего не ответив, Чонгук медленно подошел к Джи и поморщился при виде распухшего и разбитого почти до мяса лица. Да уж, теперь бы он точно не узнал его. Всего нескольких секунд хватило, чтобы осознать свою беспомощность в этой ситуации. Трудно было бороться с затопившим его отвращением. С подступившей тошнотой, наполнившей горечью рот, — еще сложнее. Он резко отошел от парня со словами: — Это бесполезно. Он избит до полусмерти. — Ну извини, — развел руками Хосок. — Я не мог позволить им уйти безнаказанными за то, что они сделали. Или предлагаешь простить и позволить этим сволочам и дальше наслаждаться жизнью? — голос старшего звенел металлическими нотками, отражаясь рикошетом от стен. Возможно, в иной ситуации и с кем-то другим, он понял бы. Или хотя бы попытался понять. Но только не с Хосоком. Жестокости и бессердечию этого человека не было границ. Чонгук осознал эту горькую истину еще в детстве, когда совсем молодой Чон Хосок, которому едва исполнилось восемнадцать, хладнокровно застрелил отца прямо на глазах восьмилетнего брата. Гук до сих пор помнил, как старший спокойно смывал все еще теплую кровь, забрызгавшую лицо и руки младшего. И голос, приговаривавший, что все будет хорошо, по сей день поражал вызывающим возмущение спокойствием. Хотя прошло уже двадцать лет, злость никуда не делась. Чонгук научился прятать ее, чтобы хоть на время забывать. Но для полного избавления не существовало ни единого шанса. Звенящую тишину нарушил звонок, а еще через минуту — низкий голос Югема: — Они уже тут. Чонгук кивнул и, глянув на брата, сказал: — Полиция ждет снаружи. Пусть все будет по закону. Хосок усмехнулся, но смех этот не был добрым. Скорее, в нем сквозила издевательская насмешка. — Наивный Гук-и, — протянул мужчина, пристально глядя младшему в глаза. — Неужели ты думаешь, что закон в состоянии назначить им достойное наказание? За убийство стольких людей они… — Молчал бы уже про убийства, — резко прервал его Чонгук, меча искры из почерневших глаз. — Скольких сам угробил и до сих пор на свободе. — Об этом и речь, малыш, — в тоне старшего уже откровенно сквозил сарказм, намереваясь унизить. И это работало. Гук действительно чувствовал себя маленьким наивным мальчиком, жаждущим справедливости, но не желающим принимать и понимать очевидные вещи: купленная безнаказанность — бич нашего времени. — Лично я не стал бы полагаться на справедливый суд. — Рискну, — бросил Чонгук и направился к выходу. — Система несовершенна, Гук-и. Не стоит ей доверять! — Да пошел ты, — негромко прошипел младший, покидая зал и слыша отчетливые шаги двух пар ног за спиной.~ • ~ • ~ • ~ • ~ • ~
Чимин открыл глаза и тут же поморщился от слишком яркого света. И плевать, что этот свет едва просачивался сквозь темные занавески, все равно ударил по глазам как галогеновый прожектор, отдаваясь острой болью в голове. С трудом сел в кровати и огляделся, щурясь и позволяя глазам постепенно привыкнуть. Удивленно приподнял бровь, наткнувшись взглядом на рассыпавшиеся по подушке ярко-синие волосы. Опять обвел взглядом комнату. Засыпал в номере отеля в теплых объятиях Юнги, а проснулся черт знает с кем в постели. Потер ладошками заспанное лицо, сжав виски, пульсировавшие болью, и едва не оглох от звонкого лая, раздавшегося за спиной при попытке встать с кровати. Подпрыгнул от неожиданности и резко обернулся, напрочь забыв про головную боль. Наткнулся на две пары глаз, уставившиеся на него, — пса и парнишки, лицо которого почему-то казалось очень знакомым, но не интересовало сейчас вовсе. — Ух ты, какая прелесть! — проскулил он радостно, протягивая руки к шпицу и широко улыбаясь, обнажая белоснежные зубы. Брови Тэ удивленно поползли вверх. — Я уже тебя люблю, — завороженно глядя на парня, проговорил он охрипшим после сна голосом. — Ого, — хохотнул Чимин, вытягиваясь. — Так быстро мне еще никто в любви не признавался. — Прищурил сонные глаза, оглядывая такого же сонного Тэхена, и чуть склонил голову: — Хотя ты ничего, я бы вполне мог… — Не мог, — вмиг ставший серьезным Тэ быстро поднялся с кровати, беря Ёнтана на руки. — Просто ты первый за последние несколько дней не назвал мою собаку хренью. — Ну прости, я пошутил, — крикнул Чим вдогонку выходящему из комнаты Тэхену, но тот ничего не ответил. Чимин вздохнул, понимая, что обидел парня, пожал плечами и направился вслед. Догнал у самой двери, когда Тэ уже выходил во двор, однако не успел ничего сказать, когда дверь за ним захлопнулась. Огляделся по сторонам, оценивая простую на первый взгляд, но изысканную обстановку дома. Протопал босыми ногами в кухню, бессовестно влез в холодильник и выудил оттуда упаковку сыра и пачку молока. Причем вел себя совершенно по-хозяйски. Услышав, как снова хлопнула входная дверь, Чим вернулся в просторный холл, держа в одной руке несколько тонко нарезанных ломтиков сыра, а в другой — пакет молока, прихлебывая из него прямо на ходу. — Ты не против? — вытирая губы рукавом свитера, спросил он, как будто его на самом деле это интересовало. Тэхен хмыкнул, бросив на парня недовольный взгляд, и, подхватив Ёнтана на руки, направился в ванную, расположенную на первом этаже. — Эй, ну не дуйся ты, — протянул Чимин, следуя по пятам. — Я же не хотел тебя обидеть или еще что… — Я не обижаюсь, — буркнул Тэ, чтобы тот отвязался, но он плохо знал Чимина, точнее, не знал его вовсе. Этот парень был не из тех, кто удовлетворится простой отговоркой. Он всегда должен добиваться своего на все сто процентов. — А мы ведь не знакомы, — не унимался он, заглядывая через плечо Тэхена, пока тот мыл Ёнтану лапы. — Я Чимин. — Знаю. — Оу! — искреннее удивление отразилось на очаровательном лице. — Откуда? — Юнги сказал, прежде чем запихнуть ко мне в машину, — недовольно проговорил Тэ, вытирая собаке лапы и отпуская ее. — Ого, — воскликнул Чим. — Совершенно ничего не помню. — Оно и к лучшему. — А как тебя зовут? — игриво заглядывая в недовольное лицо собеседника, спросил Чимин, сунув в рот последний ломтик сыра и еще глотнув молока. — Тэхен, — нехотя ответил тот, засыпая кофейные зерна в машину и включая ее. — Кофе это круто! — воскликнул Чимин, запрыгивая на стол рядом с Тэ. — Сделаешь латте? — Слушай, чего ты такой бодрый? — не выдержал Тэхен. — Мне обещали, что тебе будет плохо и ты будешь долго спать. — С чего это вдруг? — С того, что у тебя… — Тэ вовремя осекся, прикусив губу, и вернулся к приготовлению кофе. Как гостеприимный хозяин, он сначала сделал латте для Чимина, а потом уже сварил свой любимый мокко. — Я понял! — воскликнул вдруг Чим, хлопнув себя по колену. — Ты же Ви из «Топ-модели». А я все думал, где мог тебя видеть, — мальчишка тараторил веселым голосом, совершенно уже позабыв про свое плохое самочувствие и не ощущая головной боли, которая постепенно утихала. — Так ты говоришь, меня Юнги к тебе в машину засунул? А откуда вы с ним знакомы? А сам он куда делся? Почему не отвез к себе домой? Тэхен закатил глаза и покачал головой. Схватил пульт и включил телевизор, прибавляя громкость, чтобы заглушить раздражавший голос. — А ты не видел моего телефона? — не унимался парнишка. — Хочу позвонить Юнги, чтобы забрал меня… — Помолчи минуту! — крикнул Тэхен, делая звук еще громче и внимательно вглядываясь в происходящее на экране. «Это заявление Чон Хосок, брат обвиненного в организации аварии, повлекшей за собой смерть восьмерых человек, Чон Чонгука, сделал сегодня утром. Нашему журналисту удалось узнать, что ночью в полицию позвонил неизвестный и сообщил о местонахождении Пак Джихуна, считавшегося погибшим в той страшной аварии. В данный момент он и его предполагаемый сообщник находятся в камере предварительного заключения, а следствие по делу трехлетней давности возобновлено в связи с вновь открывшимися обстоятельствами. Адвокат, защищавший Чон Чонгука три года назад, уже подал прошение о приостановлении уголовного производства по делу о побеге своего клиента из мест заключения, поскольку фактически Чон Чонгук вообще не должен был там находиться по причине своей невиновности. Окружной судья вынес решение о временном приостановлении разбирательства и определил залог в размере пятисот миллионов вон, который внесен Чон Хосоком, но будет возвращен при условии, что Чон Чонгук явится на судебное заседание, которое состоится на следующей неделе. Точная дата пока не назначена, однако наш канал будет следить за процессом и сообщать вновь полученную информацию. А теперь о международной политической ситуации». Когда Тэхен немного пришел в себя, Чимина в кухне уже не было. Нашел его парень в гостиной, спящим на диване в обнимку с Ёнтаном, и эта умилительная картина заставила Тэ на время позабыть о собственных волнениях и тревоге за Чонгука. Полученное спустя полчаса сообщение от Юнги о том, что с Гуком все хорошо, еще больше успокоило его.~ • ~ • ~ • ~ • ~ • ~
Подходила к концу уже вторая бутылка соджу, а от сигаретного дыма, наполнившего просторное помещение гостиной в квартире Юна, выедало глаза. Чонгук и Югем сидели на полу, бросив под задницы белоснежные подушки с дивана, а сам хозяин квартиры разлегся в любимом дизайнерском кресле причудливой формы, пялясь в потолок и пуская плотные кольца дыма вверх, и лишь иногда принимал сидячую позу, когда кто-то из старших подливал в стопку алкоголь. Он не прислушивался к негромкому разговору двух друзей, в компанию которых совсем не вписывался. По крайней мере, так ему казалось. А потому предпочел погрузиться в собственные размышления. И конечно же, все его мысли занимал Чимин. Юнги безумно хотел отправиться за мальчишкой, едва полицейские машины, в которые усадили полумертвых пленников Хосока, отъехали от здания старой пивоварни. Но напиться хотелось еще больше, особенно после поступившего от Чонгука соответствующего предложения. Жена Югема укатила в отпуск с подругами, а потому и он был абсолютно свободен. В итоге все трое завалились в квартиру к Юнги, предварительно совершив налет на местный магазинчик, где приобрели все для приятного времяпровождения. И это все сосредоточилось в трех бутылках соджу, нескольких литрах пива и кое-какой снековой закуске. Пьянка длилась уже не первый час. Чонгук, не вкушавший алкоголя больше трех лет, захмелел быстрее всех, но продолжал пребывать в сознании и даже все еще обладал способностью вспоминать кое-какие факты из их с Югемом общего прошлого. Мужчины по мере вливания все больше расслаблялись, голоса становились громче, а разговоры развязней и пошлее. — Ну да, помню я твои аппетиты, — хлопнув друга по плечу, хохотнул Чонгук. — Тебе тогда двоих малышек стало мало, и ты решил еще и мою приручить. — Можно подумать, ты был сильно против, — в тон ему ответил Ю. — Драл всех по очереди, как чертова секс-машина. И плевать тебе было, что я их до этого ушатал. — Ой, ну не так уж и ушатал, — кривляясь, заплетающимся языком пробормотал Гук. — Они вполне еще были способны творить чудеса. — Гук-и, тебе едва семнадцать стукнуло, и это был второй в твоей жизни секс, — засмеявшись, выдал Югем, и от его слов на щеках Чонгука заиграл румянец. — Тебе тогда все казалось чудом. — Можно подумать, ты был намного старше. Подумаешь, каких-то полгода. — Да, вот только я до своих семнадцати учился в обычной школе и вполне мог позволить себе гулять и общаться с девчонками, а ты пять лет провел в закрытом интернате на казарменном положении и женский пол видел исключительно в своих эротических снах. Югем громко заржал над своей собственной шуткой, да так громко, что даже Юнги поднял голову и окинул недовольным взглядом старших, посмевших прервать его алкогольную полудрему. — А ты где учился? — кивнув в его сторону, поинтересовался Югем. — В медицинском, — буркнул Юн, подталкивая к нему опустевшую рюмку. — Так ты медик? — открывая третью бутылку, спросил мужчина. — Только без диплома, — пояснил блондин. — Выгнали за пару месяцев до окончания. — С чего вдруг? Юн хмыкнул, опрокинул стопку, разом выпивая ее содержимое, и снова улегся на кресло, покачиваясь. — Просто один хер испоганил мне жизнь, — делая глубокую затяжку, пояснил парень, и прозвучало это так, словно до сих пор при воспоминании о том времени Юнги все еще испытывал непереносимую боль. Скрипучий голос выдавал с головой его внутреннее состояние, и старшие переглянулись. Гук пожал плечами, давая Югему понять, что не в курсе. — Дракон? — предположил Ким Югем. — Что он сделал? Юнги повернулся к мужчинам, сверкая лисьими глазами из-под пепельных волос, и от этого взгляда старшим стало не по себе. — Скажем так, — негромко начал Юн заплетающимся языком, — если бы сегодня меня оставили с ним наедине, он бы умирал долго и мучительно. И это было правдой. Стоило Юнги войти в подвал и вырвать из пространства лицо Квон Джиена, избитое до неузнаваемости, как впервые в жизни он ощутил жажду крови, о которой не принято говорить вслух, и которая присуща лишь жестоким психам и маньякам. Юну стало вдруг страшно, и боялся он своих мыслей и желаний, которые вдруг вырвались наружу. А ведь Юнги даже не подозревал, что они в нем живут. И лишь теперь осознал, что они давно стали частью него, той самой темной частью, которую он прятал ото всех, даже от собственного подсознания. Именно поэтому в его доме не висело ни единой шторы, чтобы даже ночью свет от луны и уличных фонарей освещал пространство, а вся обстановка была практически белой. Именно поэтому Юнги старался избегать черных тонов в одежде. Именно поэтому вытравливал добела иссиня-черные от природы волосы. Он боялся, что демоны вернутся. Боялся, что они завладеют им до последней клеточки, до самой крохотной мысли, изуродуют его, и возврата не будет. И сегодня, когда Юнги заглянул в наполненные беспомощной злобой, как у самого опасного хищника, глаза, произошло то, чего он так старательно избегал. И лишь мысли о Чимине, улыбающемся открыто и искренне, соблазняющем, как заправская шлюха, но с наивным взглядом подростка, помогли ему сдержаться и не свихнуться окончательно. — Выпей еще, малой, и расслабься, — пробормотал Гук, у которого мурашки пошли по спине от того, как звучал голос Юнги. — Тварь сядет надолго. — Я бы не хотел, чтобы он сидел, — прошипел Юнги, поднимаясь в кресле и бросая гневный взгляд на Чонгука. — Я бы хотел, чтобы он сдох. Чтобы никогда больше никому не смог причинить боль. У него это слишком качественно получается. Протянув руку, парень схватил бутылку соджу и сделал несколько больших глотков, даже не поморщившись при этом. Вытер губы рукавом и снова улегся в кресле, закурив. И вид у него был такой, словно никакого разговора не произошло. Старшие лишь удивленно переглянулись, но предпочли никак не комментировать сказанное Юном. Тоже выпили, налив алкоголь в рюмки, и закурили. Каждый из троих думал о своем. Тем временем день постепенно угасал, укрывая город мягким покрывалом сумерек.