Её сын

      Реджина никак не могла заставить себя расслабиться. Под лопаткой кололо, будто в спину ей целились из арбалета. Сколько бы женщина ни твердила себе, что это всего лишь паранойя, дурное предчувствие не уходило. Она отвыкла от него, неотвязного, острого, полузабытого за годы, прожитые в Сторибруке. Что ж, пора привыкать снова.       Реджина расправила плечи и даже не вздрогнула, услышав за спиной светское «Добрый день, мадам мэр».  — Мистер Голд, — произнесла она, оборачиваясь и внутренне подбираясь, точно перед броском.       Когда-то одно лишь его имя повергало людей в ужас. Тёмный. Величайший колдун в мире. Чудовище в человеческом обличье. Её бывший учитель. Человек, отдавший её сына на растерзание Волан-де-Морту, и Реджина до сих пор не знала, был ли в том умысел.  — Не припоминаю, чтобы вы были приглашены.  — Вы удивительно проницательны, мадам мэр, — пальцы Голда погладили резную рукоять трости, — я и впрямь здесь случайно. Но не зайти и не поздравить юного мистера Миллса не мог. В конце концов, мистером Миллсом он стал во многом благодаря моим усилиям.       Реджина ощутила, как внутри всё похолодело. Почудился ей намёк в последних словах Голда или нет? И если не почудился, то на что именно он намекает? На каналы, задействованные для поиска и усыновления ребёнка, или на Тёмное заклятье?  — И мне казалось, что я уже выразила вам свою благодарность, — сухо отчеканила женщина, запирая страх глубоко в себе. Голд перед ней или Румпельштильцхен, он чует страх как матёрый хищник. Не стоит перед ним обнажать слабость.  — О, я и не имею к вам претензий, — а улыбка у него была старая — острая и тонкая, будто лезвие стилета, вонзённого в сердце. — Поверьте, вы первая узнали бы, будь это не так.  — Это угроза? — холодно осведомилась Реджина. Пальцы закололо от подступившей силы. Нельзя, здесь колдовать нельзя. Пока есть хоть малейший шанс, что Голд, как и она, вернул себе силы, не стоит рисковать сыном.  — Угроза? — удивление на лице Голда выглядело совершенно натурально. — Бросьте, мадам мэр, мы с вами не гангстеры в кино. Я всего лишь скромный владелец ломбарда.       Реджина подавила полный иронии смех и позволила себе лишь слегка приподнять бровь. Скромный владелец ломбарда и только? Что ж, как угодно господину Тёмному.  — Как вам мой камешек? Пришёлся по вкусу? — небрежно поинтересовался Голд, нечитаемым взглядом следя за играющими неподалёку детьми.  — О чём вы? — в тон ему вопросом на вопрос ответила Реджина. Одно только упоминание проклятого камня, едва не стоившего её сыну если не жизни, то души, заставило незримую пружину внутри сжаться до предела. Женщина бесшумно сделала выдох и заставила себя расслабить плечи.  — Даже в моём возрасте рано жаловаться на память, мадам мэр. А уж в вашем тем более. Речь идёт о подвеске, которая досталась вам ценой пары пустых угроз и некоторого количества презренного металла. Мне казалось, что в ней есть что-то особенное и забыть её невозможно. Я ошибся?  — А вы никогда не ошибаетесь, мистер Голд? — Реджине удалось совладать с голосом. Она полагала, что ей придётся долго искать возможность завести этот разговор, но Румпельштильцхен всегда был непредсказуемым. И сделал свой ход раньше, чем она успела подготовиться.  — Отчего же? — кажется, его забавляло происходящее. — И мне случается совершать глупости. Но реже, чем хотелось бы.  — Кому?  — Очевидно, что не мне, мадам мэр. Так как вам показалась подвеска?       Реджина сделала вид, что рассматривает аниматора в нелепом костюме, развлекающего детей простенькими фокусами. Гарри сидел в первом ряду и восторженно хлопал то исчезновению монеты, то появлению кролика из шляпы. Сын мог провернуть и не такое при помощи самой настоящей магии, но он был ребёнком и ещё не разучился радоваться подобным пустякам. Похоже, вчерашнее потрясение удалось сгладить.       Ночь Реджина провела в комнате сына. Он спал беспокойно, иногда принимался тихонько всхлипывать во сне. Тогда она клала ладонь ему на лоб и без слов напевала мелодию колыбельной. Гарри затихал, лицо разглаживалось, и он снова принимался спокойно дышать. Реджина и сама погружалась в беспокойную полудрёму без сновидений.       Крепко заснуть и ей, и сыну удалось лишь под утро, но на удивление проснулись они отдохнувшими и полными сил, как будто короткий, но безмятежный сон избавил их от тревог. По молчаливому уговору они не обсуждали вчерашний день, не желая портить праздник. Сегодня принадлежало только смеху, счастью и беззаботности.       Реджина перевела взгляд на Голда и почувствовала, как её кольнула игла раздражения. Бывший учитель не смог бы найти более неподходящий момент для своего появления.  — Эта вещица весьма… необычна, — сказала, наконец, Реджина, выдержав паузу. — До сих пор не могу понять, что это за камень. Агат? Гранат? Опал? У него интересный цвет.  — Я не очень хорошо разбираюсь в камнях, — Голд небрежно смахнул упавший на плечо лист. — Но этот и впрямь завораживающе красив. С первого взгляда он буквально западает в душу. Я удивлён, как владелец смог потерять такую драгоценность. Расстаться с ней непросто.  — Вы расстались без особых сожалений, — напомнила Реджина.  — Мадам мэр, я плохой пример. Для меня вещи в ломбарде лишь способ заключать выгодные сделки. А коллекционировать я предпочитаю тайны и истории.  — И какую же выгоду вы получили, продав камень мне? — в голосе Реджины против её желания звякнула сталь. Женщина мысленно отругала себя. Нельзя проявлять эмоции, ни в коем случае нельзя! Если Голд заметит, насколько болезненна для неё тема, он получит преимущество.  — Выгода для одного порой незаметна другому, — уклончиво отозвался Голд, останавливая взгляд на Гарри. Реджина тоже посмотрела на сына. Что могло понадобиться от Гарри этому человеку? Знает ли Голд, что мальчик — маг? И случайно ли выбрал ей в сыновья именно этого ребёнка?       Игры, в которые играл Тёмный с людьми, всегда были понятны только ему и не приносили счастья никому. Так не ради ли собственной выгоды он сначала подсунул ей, одержимой мыслями о мести, Тёмное заклятье, а потом покинутого всеми ребёнка? Нет, Реджина была далека от идеи бросить Гарри: даже если малыш оказался пешкой в игре Голда, он по-прежнему остаётся нуждающимся в тепле, заботе и любви сиротой. Что бы ни случилось, Гарри — её дар за всю пережитую боль. Но разгадать, во что на этот раз играет Голд и ради чего, нужно.       И в первую очередь для собственного спокойствия и безопасности своей семьи.  — Быть может, вы интересовались этим камнем? — светским тоном поинтересовалась Реджина. — Раз уж он произвёл на вас такое впечатление. Я помню, что вы мне рассказывали о чудесной находке, но должны же были установить хоть примерную ценность попавшей в ваши руки вещи.  — Даже в самом лучшем из миров информация не выдаётся бесплатно. Как и… многие другие вещи, мадам мэр.       Реджина пристально посмотрела на Голда. В ушах звучало набившее ей когда-то оскомину «За волшебство надо платить, дорогуша!» и надтреснутый смех. Теперь она почти не сомневалась, что Голд всё помнит. Вопрос только в том, вернул ли Тёмный свои силы и где сейчас находится его кинжал.  — Несомненно. Всему своя цена. Но нельзя платить за кота в мешке. Мне почему-то кажется, что от покупки камня вы приобрели значительно больше, чем я. Разве не должен покупатель обладать всей информацией о товаре, который покупает?  — Разве вина продавца в том, что покупатель не пожелал должным образом изучить товар перед приобретением? — иронично поинтересовался Голд. И недоумённо посмотрел в глаза, мол, помилуйте, мадам мэр, я бы с радостью рассказал вам всё, что угодно, но вы ведь даже не спрашивали…. — Я ведь объяснил, каким образом камень попал в мои руки и как долго находился у меня в ломбарде. А сейчас — извините. Вы просите у меня продать новый товар, но не желаете платить за него. Это некрасиво с вашей стороны.  — Не лучше ли мне тогда купить у вас информацию о том, какую выгоду вы получили от нашей сделки? — холодно отчеканила Реджина. Подобная леденящая ярость, звонкая и прозрачная, замораживающая кровь, обычно рождалась во время разговоров с матерью. Но Кора мертва уже много лет, и Реджина почти отвыкла от этого чувства, предпочитая огонь, а не лёд. Гореть, а не обращаться в стекло и сталь.  — Сомневаюсь, что у вас есть, чем заплатить за такой товар, — усмехнулся Голд, — но можете попробовать. Передайте мои наилучшие пожелания юному мистеру Миллсу. Если он пожелает, то может заглянуть в ломбард. Думаю, я смогу найти для него подарок. Необычный подарок для необычного ребёнка. Всего доброго, мадам мэр. Провожать меня необязательно.       Реджине стоило огромных сил сдержаться и не послать вдогонку прихрамывающей мужской фигуре какое-нибудь заковыристое заклятье. Голд не пришёл бы, если б не был уверен в своей безопасности. Он не из тех, кто рискует собой; его шкура слишком ценна в его глазах. Реджина снова и снова повторяла это себе, успокаивая гнев, зажимая в стальной кулак воли разъярённую магическую силу. Но окончательно расслабиться женщина смогла лишь тогда, когда Голд исчез из поля зрения.       Необычный подарок для необычного ребёнка! Румпельштильцхен что-то знал о её сыне, о камне, который он так удачно подсунул ей, обо всём этом безумном мире, в котором оказались обитатели Зачарованного Леса. Даже сейчас, даже в городе, целиком и полностью принадлежащем Реджине, он всё ещё оставался хозяином чужих жизней. Он всё ещё наголову превосходил бывшую ученицу.       Реджина прикусила губу, и боль и вкус крови отрезвили её. Нельзя спешить, это только приведёт к ошибкам. Каждый свой шаг впредь она станет обдумывать по нескольку раз. И, пожалуй, стоит наконец что-то решить с местным магическим сообществом.

***

      Тесс смотрела на телефон со смешанными чувствами. Ей было и страшно, и радостно, и волнительно. Ответ на вопрос, над которым бились лучшие невыразимцы МАКУСА, был почти у неё в кармане, на расстоянии протянутой руки и нескольких набранных цифр. Даже если шериф не знает всей правды о городе, он может о чём-то догадываться или знать того, кто догадывается. В любом случае это ниточка, которую при умении легко превратить в прочный канат. И Тесс была полна решимости добиться успеха. Она не папенькина дочка! Ей не нужна ничья протекция! Она покажет, на что способна! Особенно отцу.       Тесс старалась не думать о том, что будет с её карьерой и жизнью в случае провала. Вряд ли за незаконное использование Веритасерума погладят по голове и наградят медалью. Девушка нервно покосилась на ящик стола, в котором лежал, дожидаясь своего часа, заветный флакончик. Прежде ей не приходилось использовать служебное положение в личных целях, но…. Тесс вспомнила шепотки за спиной, те особенные взгляды, которые обычно бросают на «золотых деток», отца и его пассию. Сцепила зубы. И подняла трубку.       На том конце долго не отвечали, и Тесс слушала гудки, чувствуя, как с каждым утекает её решимость. В тот момент, когда она почти утратила смелость, усталый мужской голос буркнул:  — Офис шерифа. Слушаю.  — Эм, здр-здравствуйте, — запинаясь и злясь на себя за это, пробормотала Тесс. Она репетировала этот разговор сотни раз перед зеркалом, продумывала его до мелочей, но едва понадобилось претворить задумку в жизнь, как язык стал неповоротливым и деревянным. — Меня зовут, — на ужасающую долю секунды она забыла, каким именем представлялась ему при знакомстве, и ощутила, как на спине выступил ледяной пот, — Энн Браун! Помните?       Собеседник какое-то время помолчал, а потом другим, чуть более заинтересованным тоном поинтересовался:  — Туристка-потеряшка, верно? Я вас ещё до мотеля подвозил.  — Да! — обрадованно затараторила Тесс. — Да-да-да, всё правильно! Это я!  — Вы снова потерялись? — с изрядной долей иронии спросил шериф.  — Не… не в этом дело. Мне очень неловко, честное слово, но я где-то оставила расчёску. Ни в мотеле её нет, ни дома. Не у вас в машине забыла случаем? Потому что обидно было бы выронить в лесу!  — Да, — хмыкнул шериф, и Тесс показалось, что иронии в его голосе стало в разы больше. — Я уже думал, что вы не позвоните. Расчёска-то дешёвенькая, могли бы новую купить.       Тесс занервничала сильнее. Об этом она как-то не подумала. Расчёска и впрямь была куплена за бесценок на автозаправке. Никто не поверит, что такая вещь может быть дорогой или памятной. Зачем возвращать аляповатый безвкусный гребешок, который не жаль потерять?       Тесс прикусила губу и постаралась придать голосу соблазнительные мурлычущие нотки.  — Ну, шериф, может, эта расчёска дорога мне как память. А может, я ищу повод снова пообщаться с вами.  — Ого, — рассмеялись в трубку. — Вот так прямо?  — А разве мы с вами не взрослые люди? — как можно более небрежно бросила Тесс. — Нашу прошлую встречу нельзя назвать свиданием, поэтому я хочу исправить это недоразумение. Когда у вас выходной? Мы могли бы встретиться в Бостоне, погулять, посидеть в кафе, пообщаться.       На этот раз шериф молчал очень долго, так долго, что Тесс успела испугаться, что он просто бросит трубку. Но в конце концов мужчина ответил:  — Да, конечно, почему бы и нет?       Его голос показался Тесс каким-то странным, как будто чужим. Словно ей отвечала кукла чревовещателя или лунатик. Вроде бы ничего не изменилось: тембр, интонации, эмоции остались прежними. Но было, было что-то неправильное. Однако сколько Тесс ни пыталась понять, что ей не по душе, ничего не выходило. В конечном итоге девушка отогнала эти мысли, убедив себя, что дело в волнении.       Конечно, в нём. В чём же ещё?       И вот теперь Тесс стояла возле фонтана, выглядывая в толпе шерифа Грэма. Время от времени, забывшись, она принималась нервно теребить ремешок сумочки, но тут же одёргивала себя. «Спокойно, Тесс, спокойно. Ты всё продумала, шериф тебя ни в чём не подозревает. Плёвое дело, даже более безопасное и лёгкое, чем слежка за оборотнем. Дыши, просто дыши носом, как учила мама». Каждые десять минут Тесс усилием воли заставляла себя расслаблять плечи и лицо. Она почти вымоталась в борьбе с самой собой, когда слева, лавируя между туристами-японцами, появился Грэм.  — Добрый день, мисс Браун. Ваша расчёска.       Тесс послушно взяла пластмассовый гребешок и, не глядя на него, сунула в сумку. Стрельнула взглядом из-под ресниц, расплылась в кокетливой улыбке.  — Это очень мило с вашей стороны, шериф. Позволите угостить вас в качестве благодарности чашкой кофе?  — Я даже сделаю вид, что верю, будто эта расчёска настолько вам дорога, — фыркнул Грэм и позволил утянуть себя к кафе.       Это место Тесс присмотрела заранее. Помимо обычных столиков здесь имелись и огороженные ширмой места. Создавалась иллюзия уединения, а чем меньше чужих глаз будут наблюдать за их встречей, тем лучше. Грэм, увидев альков, в который вела его Тесс, насмешливо приподнял бровь, но ничего не сказал.       Равнодушная официантка, явно пребывавшая где-то в своих мыслях, торопливо положила на столик меню, протараторила какую-то приветственную ерунду и помчалась дальше. Тесс едва скользнула взглядом по списку блюд.  — Часто тут бываете, мисс Браун? — поинтересовался шериф. — Здесь мило. Пожалуй, немного чересчур слащаво, но в целом ничего.       Тесс пожала плечами. До претворения плана в жизнь оставались считанные минуты, и девушку охватило лихорадочное предвкушение пополам с возбуждением. Только бы не допустить ошибку. Только бы….       И тут Тесс ощутила холод. Он слегка прикусил пальцы, стремительно взметнулся вверх по руке, скользнул вдоль позвоночника. Это нельзя было назвать даже чувством в полной мере — так, предощущение. Зыбкое, словно летняя тень, шершавое, как язык кошки. Почти незаметное. Не будь Тесс так напряжена и сосредоточена, то списала бы всё на включённые вентиляторы и залетающий с улицы ветерок. Но это были не они. Первое, чему учат авроров, — чувствовать чужую магию.       Тесс посмотрела на Грэма, ещё не понимая до конца, не веря. А Грэм ответил ей кривоватой улыбкой. Лицо его дрогнуло, поплыло, потекло. Девушка с трудом удержалась от крика: зрелище было не из приятных, словно человека напротив неё чьи-то огромные небрежные руки лепили наново. Тесс доводилось видеть неприятные вещи — одни трупы пострадавших от проклятий и растерзанных тёмными тварями чего стоили — и она всегда держалась молодцом на зависть однокурсникам. А вот сейчас мутило — тупо, сильно, невыносимо.       Изменения длились всего пару минут, хотя Тесс готова была поклясться, что вечность. А потом Грэм исчез окончательно. Вместо него на дешёвом пластиковом стуле сидела, небрежно подперев подбородок рукой, Реджина Миллс.  — Рада встрече с вами, мисс Браун, — ласково сообщила мэр Сторибрука, и руки Тесс охватил мелкий тремор. Девушка попыталась справиться с дрожью, но тело почему-то перестало подчиняться ей, и руки тряслись, тряслись, тряслись, предательски обнажая её слабость. Миллс следила за этой борьбой с благожелательной улыбкой на лице и снисходительностью во взгляде.  — Я благодарна, что вы озаботились подыскать нам относительно уединённое место, и буду не менее благодарна, если назовёте своё настоящее имя. Впрочем, если вам больше нравится называться Энн Браун, не имею ничего против.       Тесс хотела бы ответить ей что-нибудь гордое и непримиримое. Насмешливое и чуточку высокомерное. В хрониках, которыми она зачитывалась, будучи сопливой девчонкой, авроры умели уничтожить врага одним лишь метким словом. Да что там авроры, её собственный отец любил срезать политических оппонентов невзначай брошенным замечанием. Тесс всегда казалось, что, окажись она в подобной ситуации, сумеет перехватить инициативу, сумеет выглядеть побеждённой, но не сломленной, выиграет в волевом столкновении. И вот теперь вместо всего этого, у неё вырвалось только полузадушенное и жалобное:  — Почему? Обида горчила на языке. Разъедала кислотой внутренности. Так быть не должно. Всё было продумано, всё было предусмотрено. Откуда взялась эта Миллс? Как она вообще обо всём узнала?  — Что — почему? — поинтересовалась Миллс, пристально изучая лицо Тесс. И взгляд этот, препарирующий и жёсткий, заставлял девушку чувствовать себя не просто раздетой, но обнажённой до костей, до души, до затаённых мыслей. Губы пересохли, и Тесс с трудом удержалась от соблазна облизать их. — Почему пришёл не Грэм, а я? Видите ли, как мэр города, я несу некоторую ответственность за его обитателей. Вряд ли вы собирались читать шерифу стихи или любоваться с ним на пару луной, верно? Вы и вам подобные, как мне сообщили, не первый день пытаетесь попасть в Сторибрук, значит, Грэма ждал бы допрос. А мне, мисс Браун, очень, очень не нравится, когда суют нос в мои дела. Особенно, когда делают это, используя принадлежащих мне людей.       Миллс откинулась на спинку стула. Она, одетая в большой для неё мужской костюм, должна была выглядеть нелепо, но почему-то смотрелась королевой. Тесс с беспомощной завистью подумала, что ей подобное не удавалось даже в дорогих дизайнерских платьях. Смешно, но обида от этого стала только сильнее.       В альков заглянула официантка. Тесс ожидала удивления, возмущения, вопросов, чего угодно, но не этого коровьего равнодушия, с которым у них осведомились:  — Вы готовы сделать заказ? «Ты что, слепая? — хотелось заорать Тесс. — Неужели ты не видишь, что мужчины, с которым я пришла, нет, что вместо него сидит посторонняя женщина в его одежде? Неужели тебе не приходит в голову поинтересоваться, откуда она тут взялась?». Но язык её теперь тоже подчинялся чьей-то чужой воле. Стоило только подумать о сопротивлении, как он стал холодным и неповоротливым.  — Я закажу только американо, — как ни в чём не бывало заявила Миллс, — а девушке, пожалуй, горячий шоколад и чизкейк.       Официантка кивнула, всё с тем же тупым безразличием во взгляде, забрала меню и скрылась из виду. Тесс снова обрела способность говорить.  — Она….  — Она по-прежнему видит перед собой Грэма, мисс Браун. Нет смысла впутывать в наши дела посторонних. Не будем усложнять жизнь друг другу. Давайте просто побеседуем за чашечкой горячего напитка…. Вы ведь именно этого хотели?       Тесс сморгнула подступившие слёзы бессилия. Нельзя отчаиваться. В Школе авроров говорили, что отчавшийся — уже наполовину мертвец. У неё всё ещё есть палочка. Надо чем-то отвлечь Миллс, и тогда можно будет попробовать аппарировать.  — Итак, мисс Браун, вы наверняка знаете, как зовут меня. Но я всё ещё не знаю, как зовут вас.  — Вам это знание ни к чему!  — Что ж, пусть так, — удивительно легко согласилась Миллс. — Приятно уже то, что вы имеете представление о вежливости. Фамильярничающую соплячку, уж простите, я бы не перенесла. Зачем вы следили за моим городом? Прежде, чем вас одолеет искушение солгать мне или попытаться сбежать, позвольте сказать одну вещь: вы не имеете никакого отношения ни ко мне, ни к моему сыну, щадить мне вас незачем, поэтому не доводите до крайности.       Тесс попыталась презрительно усмехнуться, но ухмылка вышла откровенно жалкой. Конечно, её учили терпеть боль. Но есть большая разница между инструктором, который не станет подводить подопечных к самому краю и толкать за него, и врагом, которому ни к чему жалеть свою жертву. И Тесс…. Мордред задери, Тесс боялась.       Её тошнило. Ей хотелось в туалет. У неё тряслись ноги. И руки. И, кажется, губы. И вся она была жалким трясущимся комком нервов. Ей ведь всего двадцать четыре, она не хочет умирать, не хочет-не хочет-не хочет.       Тесс сжала зубы и почти насильно заставила себя посмотреть в глаза Миллс. Она ведь блефует, верно? Не станет же она пытать при свете дня, в кафе, битком забитом маглами? Можно отвести глаза одной официантке, но заморочить всех разом невозможно. Невозможно ведь?  — Ваш американо, горячий шоколад и чизкейк.       Официантка появилась, как чёртик из табакерки, заставив сердце Тесс пропустить пару ударов. Проигнорировав умоляющий взгляд девушки, расставила на столе заказ и поспешила к другому столику. Миллс фыркнула.  — Подумать только, сколько внутренней борьбы, мисс Браун, я восхищена. Стойкость похвальная, но бессмысленная. Интересно, о чём вы подумали? О том, что я стану вас пытать? Наверное, вообразили себе все муки ада? Бросьте, мисс Браун, я не люблю пачкаться. У меня есть и другие способы.       Тесс перевела потерянный взгляд на собеседницу. Пыток не будет? Но что тогда...  — Очень неосторожно с вашей стороны забывать личные вещи, — любезно пояснила Миллс, проводя пальцем по ободку чашки. Тесс следила взглядом за этим пальцем, длинным и белым, похожим на лапу паука. Господин паук, господин паук, для кого плетёшь ты свою сеть? — Вам не рассказывали, что предметы, хранящие на себе отпечаток вашей ауры, могут стать грозным оружием в чужих руках? Оружием против вас. А вы ещё так беспечно приняли расчёску обратно из моих рук. Чему только учат в вашем сообществе? — Миллс с притворным огорчением и осуждением поцокала языком. — Так что не обольщайтесь. Я даю вам иллюзию выбора, а не выбор. Вы можете добровольно ответить на мои вопросы, оставив свою личную жизнь личной. А можете отказаться, и тогда при помощи заклятья я вытащу из вас всё, включая ваши детские секретики и постыдные тайны.       Иногда страх подводит к черте, за которой нет ничего, кроме сумасшедшей отваги. Она не имеет ничего общего с тем, что обычно называют смелостью; она — без пяти минут безумие. Но стоит выбрать это безумие и становится легко и свободно. Есть только ты. И больше ничего.       Почему-то в этот момент Тесс отчётливо вспомнила всё: перешёптывания за спиной, холод в глазах отца, мать в заваленном цветами гробу, отцовскую любовницу с равнодушной улыбкой, презрительные смешки однокурсников. Всё, что преследовало её всю жизнь. У неё не было ничего, кроме гордости. Если сдаться сейчас, если признать себя поражённой, что останется? Ничего. Не будет никакой Тесс. Только пустота и пепел. Это хуже, чем боль. Хуже, чем страх. Хуже, чем смерть.  — Подите к Мордреду! — выплюнула девушка, поражаясь самой себе: откуда взялись эти силы, и наглость, и дерзость, и....  — Ладно, — пожала плечами Миллс, — как угодно.       И в следующую секунду мир Тесс взорвался огнём и болью.