Иные пути

Две тени упали на скрученные из соломы фигурки. Ребенок, сидевший на снегу и игравший фигурками, на всякий случай подгреб их поближе и поднял глаза. Он уже знал, что взрослые могут и обидеть, но куда чаще ему доставался не пинок, а кусок лепешки или старая тряпка, чтобы закутаться. Вот другие дети, особенно которые постарше, были злее. Но эти тени принадлежали взрослым. Тетушку, стоявшую слева, он прежде уже не раз видел. Она хозяйничала в лавке, где торговали рисом. — Вот он, — сказала тетушка дяде, стоявшему справа. — Я слыхала, будто родители у него были заклинателями. Но, может, это и вранье. Дядя ничего не ответил, только кивнул и шагнул ближе. Мальчик чуть-чуть поерзал, стремясь отползти назад. Дядя был весь в черном, высокий и какой-то опасный. Не страшный, как голодный пес, а опасный. Как острый нож. Рука, затянутая в черную перчатку, протянулась к нему. — Хочешь пойти со мной? — спросил дядя. Голос у него был низкий и ровный-ровный. — А куда? Дядя обдумал вопрос. — В тепло, — сказал он. Подумал еще и добавил: — И за едой. Мальчик поерзал еще. Он много раз слышал истории о том, как детей забирали с улиц, маня обещаниями обогреть и накормить, и потом этих детей никто никогда больше не видел. Но есть очень хотелось. И на снегу было холодно. — И я покатаю тебя на мече, — произнес дядя. Вот от этого, конечно, отказаться было уже совершенно невозможно. Мальчик решительно схватился за протянутую руку. Но тут же отпустил и бросился подбирать фигурки. Озябшие пальцы никак не могли удержать все три пучка соломы разом. Дядя присел на корточки, взял игрушки, показал мальчику на ладони и спрятал в поясную сумку. — Не потеряются, — пояснил он. — Это твоя семья? — Да, — ответил тот и сам взял дядю за руку. — Папа, мама и я. — А как зовут? Мальчик разулыбался: — Чанцзэ, Цансэ и Усянь! А тебя? — Чжулю, — ответил дядя и легко потянул мальчика за собой из переулка. *** Иногда Вэй Ин задумывался, не лучше ли было тогда остаться в присыпанном снегом переулке. Впрочем, он и сам понимал, что это глупо: тут, по крайней мере, никому не давали погибнуть от холода и голода. Кормили пусть невкусно, но вдоволь, и всегда можно было попросить добавки. Большинство ребят поначалу таскали и прятали куски, но за это — если обнаруживали — били, а вот подойти с пустой миской и попросить еще каши или лепешку — это было можно, и два раза можно, и три. Один парнишка, помладше Вэй Ина, все время мерз — он был тощий, как соломина, еда впрок не шла совсем, хотя ел он много и жадно; ночью он стучал зубами, пытаясь поплотнее укутаться в одеяло, и иногда хныкал от холода. Другие мальчишки, бывало, пинали его, когда он их будил. Вэй Ин от холода по ночам не страдал: даже выстуженная за день спальня довольно быстро наполнялась теплом от дыхания двух десятков мальчишек, да и сытому спится лучше. Несколько раз он и еще двое пробовали укладываться рядом и греть малыша своими телами, но к утру вечно оказывалось, что они расползлись в разные стороны, а кто-нибудь еще и одеяло на себя намотал. Но как-то раз один из совсем новеньких, уже подросток, послушав этот концерт, с утра подошел к надзирателю и спросил, а нельзя ли получить второе одеяло или теплый халат. Надзиратель хмыкнул, но вечером зашел в спальню и спросил, кто там хотел одеяло потеплее. И выдал новичку старое, местами прожженное, но все еще толстое и теплое одеяло на шелковой вате! А тот немедля сунул его тощему соседу: — На, болван! Грейся. Спальня притихла. Почти для всех здесь и лишняя порция еды была с трудом представимым богатством, но шелковое одеяло! Это было сокровище, какого даже те из них, кто еще помнил родной дом, никогда не имели. Парень, добывший одеяло, обвел глазами толпу ребят и строго сказал: — Отбирать не вздумайте. Если кому тоже надо, пойдите да попросите. — И на чей-то слабый возглас, мол, как так-то, почему?! — ответил: — Эх вы! Это же орден Вэнь. Что им десяток старых одеял! Этот парень провел среди них едва ли семидневье. Однажды утром, когда их всех, чуть рассвело, как обычно выстроили на площадке перед бараками, к надзирателю подошли двое в белых одеяниях с языками пламени на рукавах. Надзиратель показал на парня — первого в шеренге, он был еще и самым рослым. Тот вышел из строя, поклонился, как взрослый, и двое в белом увели его прочь. Больше Вэй Ин никогда этого парня не видел, а если и встретил позже, то не узнал. Одеяла попросили еще человек пять. И получили. А потом, когда Вэй Ин на тренировке зацепился рукавом за какой-то гвоздь и оторвал рукав начисто, — ему принесли другой халат даже без просьбы. Пригрозили, правда, что в другой раз дадут только нитку с иголкой, и пусть зашивает сам. Но это сытое и теплое житье не было ни вольным, ни легким. На рассвете их поднимали — кого-то и пинками — и гнали строиться. Сонные, спотыкающиеся, ничего не соображающие, они бежали толпой несколько кругов по двору — мимо отхожего места, девчачьего барака и трех мальчишечьих, каких-то сараев, вдоль стены с огромными воротами, которые на памяти большинства из них никогда не открывались, и узкой калиткой, через которую их всех сюда впускали. Потом следовали приседания и прыжки на месте, потом — умывание, всегда ледяной водой. Если кто-то пытался отлынивать — а такие то и дело находились, потому что новеньких привозили часто, и здешние порядки не все усваивали сходу, — этой же ледяной водой его обливали, а после снова гнали по двору, пока от бунтаря не начинал валить пар. Дальше был завтрак, и следовало управиться быстро, потому что по звуку колокола всех, успели они доесть или нет, тащили снова во двор, и там надзиратели разделяли детей на группы и каждой давали какое-то задание. Некоторые группы — обычно из тех, кто постарше, — порой выводили гуськом через калитку за забор. Что происходило там, Вэй Ин не знал. Зато знал, что частенько из таких походов возвращались не все. В одной только их спальне к Новому Году — за каких-то две луны — опустело шесть циновок, и на место исчезнувших ребят пришли четыре новичка. Тем, кто оставался, то поручали заботы по хозяйству: натаскать воды, перекидать поленницу, ощипать птицу, — то заставляли делать всякие упражнения: махать палками так и этак, уворачиваться от каких-то снарядов — похожие на комки соломы, они летели слишком быстро, а попав, здорово жгли кожу, как крапива. Иной раз велели бороться друг с другом, а то приказывали сидеть неподвижно, глядя в одну точку, и думать об огоньке у себя в животе. Сидеть и думать об огоньке Вэй Ин не любил больше всего. У него сразу начинало чесаться все, от затылка до подошв, и все вокруг немедля приобретало первостепенную важность, от галки на заборе до сонного шмеля, которого какая-то нелегкая выгнала из норки среди зимы, или растрепавшихся ниток на подоле, которые так славно можно заплести в узелки и косички… За нерадивость на тренировке — били. Беззлобно, не сопровождая наказание криком, как делали люди в городке, где Вэй Ин жил прежде, — зато сильно. Сильнее, чем горожане, и не хворостиной или тряпкой, а бамбуковыми палками. Три удара колокола значили обед, потом снова начинались работа или тренировка, а после — ужин, и вот там уже можно было никуда не спешить. Да и за тем, чтобы все легли спать вовремя, никто не следил — не было нужды: за день все выматывались так, что просто валились на свои циновки и погружались в сон, едва успев накрыться одеялом. Раз в семь дней вместо тренировки были уроки. Вот учиться Вэй Ин любил — пока речь шла об иероглифах, конечно, а не о заучивании каких-то там изречений какого-то древнего дядьки. Изречения учили, хором повторяя за наставником, поскольку не знали еще достаточно иероглифов, чтобы это прочитать. Порой Вэй Ин не отказывал себе в удовольствии тихонько произнести не то — тогда фраза получалась смешная и глупая. Однажды он сказал не то слишком громко и выяснил, что за такие шутки лупят куда как больнее, чем за игру со шмелем во время медитации. Пришел и ушел Новый Год: ребята узнали об этом только потому, что три дня подряд на ужин кроме обычной каши и овощей давали засахаренные фрукты, а один раз еще и устроили фейерверк. Небольшой — в городах бывало намного интереснее, но это, видно, надзиратели развлекались как могли. Вскоре после Нового Года зарядили дожди, и ребят пять дней не выпускали во двор, вместо всех привычных занятий устроив непрерывные уроки. От изречений очень скоро зазвенело в ушах, и даже любимые Вэй Ином иероглифы скоро начали превращаться в бессмысленных жучков, но наставники были неумолимы. Палки в ход не пошли — видно, кто-то помнил, что от битья внимания не прибавится, — но бесконечные повторения одного и того же все продолжались, и на пятый день Вэй Ин впервые всерьез задумался о побеге. Те, кто пытался удирать, не возвращались больше в спальни. Они вообще не возвращались. Об их судьбе надзиратели ничего не говорили, и эта неизвестность пугала даже больше, чем если бы, к примеру, детям показали бы мертвые тела. Но пять дней подряд не разгибаться от стола было невыносимо. Однако на шестое утро тучи наконец разошлись, и ребят выгнали строиться в раскисший от дождя двор. Стоя по щиколотку в холодной грязи, Вэй Ин разглядывал забор — три или четыре места, где можно перелезть, были чересчур уж очевидны, туда явно не стоило соваться, — когда с тихим скрипом отворилась калитка, и во двор вошел человек в черной одежде, ведя за собой очередного новичка. Подтолкнул парнишку, вертящего головой, к одному из надзирателей, оглядел двор равнодушным взглядом. Такая картина была ребятам хорошо знакома, но этот человек… — Дядя Чжулю! — совершенно забыв, где находится, выкрикнул Вэй Ин. Он не сразу понял, какая глухая тишина повисла над двором и какие вытянутые лица сделались у надзирателей. Он и не собирался этого замечать, потому что человек в черном нашел его глазами и пошел навстречу, и хотя на губах его не мелькнуло и тени улыбки, Вэй Ина обдало жаром: его видели, его помнили! Его, а не одного из сотни мальчишек, которых надзиратели едва различали по прозвищам… Как зачарованный, не отрывая глаз от высокой черной фигуры, он сделал несколько шагов вперед, увязая в грязи, и ладонь в перчатке легла ему на макушку. — Усянь. Как ты тут? Взрослым именем его тут не звали, да и не спрашивали, как звать. — Я… я хорошо! — выпалил Вэй Ин. Он и думать забыл о том, что только что планировал бегство. — Славно, — сказал человек по имени Чжулю. Подумал — он и в прошлый раз так делал, вспомнил Вэй Ин, вот эти паузы между фразами, как будто подбирал слова или думал, стоит ли вообще открывать рот, — и спросил: — Те фигурки. Твоя семья. Сохранил их? — Да! — в груди что-то сжалось от счастья. Он и это помнит! Соломенные фигурки Вэй Ин сначала беспрерывно таскал за пазухой, а потом спрятал под подушку — когда всем стало ясно, что стащить у него нечего. Чжулю кивнул и произнес: — Береги. Это важно. — Потрепал его по волосам и легко оттолкнул: мол, возвращайся в строй. Он потом еще переговорил с надзирателями, тихо, ни слова не было слышно, а те кланялись, аж переламываясь в поясе, — и ушел, ступая по глиняному месиву так, словно это была отличная, твердая дорога. Вэй Ин так и стоял, переполненный счастьем, у него щеки заболели от улыбки, когда надзиратели подошли — все пятеро! — и осмотрели его с головы до ног, как ощупали. — Теперь тебе, парень, придется пахать, как в жизни не приходилось, — буркнул один из них. — И охота была… этому на шею бросаться. — Как, говоришь, звать тебя? — спросил другой, и тон его не сулил ровным счетом ничего хорошего. Но Вэй Ин все равно расправил плечи как мог. — Вэй Усянь! Надзиратель скривился и отвернулся. — Ладно! — первый возвысил голос. — А ну побежали! Вэй Ин замешкался всего на миг — спросить: — А дядя Чжулю — он кто? И взгляд надзирателя сделался вдруг испуганным. — Чжао Чжулю, — ответил он почему-то вполголоса и дернул головой так, словно хотел обернуться и проверить, не стоит ли кто за спиной. — Сжигающий Ядра. *** Когда всерьез повеяло весной, на утреннем построении стали недосчитываться детей. Когда одного, когда троих… Это продолжалось дней десять — все больше старшие мальчики, девчонки не исчезали, — пока один из пропавших не вернулся. Он пришел не своими ногами — приволокли за шиворот двое в белом и красном. — Ваш «бегунок»? — спросил один из них у надзирателя. — Отчаянный. Если выживет, толк с него будет. — Это если выживет, — с сомнением ответил надзиратель, рассматривая «бегунка». У того одежда была изорвана и кое-где окровавлена, но самое главное — на бледном, без кровинки, лице читался такой ужас, что даже любопытный Вэй Ин, крутившийся подле, делая вид, что таскает на кухню дрова, не мог не отвести взгляда. — Где вы его отловили? — Попытался обойти пост, зашел в Левый лес. — А если б в Правый, мороки было б меньше, — буркнул надзиратель и перехватил парнишку одной рукой, как будто тот ничего не весил. — Смотрите там в оба, по весне они всегда бодро бегают. — Да уж не новички, дело знаем. Двое ушли, надзиратель оттащил «бегунка» в барак, и Вэй Ин успел еще краем глаза заметить, как из дома наставников вышел лекарь, когда его самого больно взяли за ухо: — Отлыниваешь? А ну живее! Похлебка без дров не сварится! Не будет вовремя похлебки — все голодные учиться пойдете! Вообще-то с того дня, как тут появился Чжао Чжулю, Вэй Ину отлынивать от чего бы то ни было совсем не удавалось. Надзиратели будто задались целью не спускать с него глаз. Нельзя сказать, что ему стали задавать больше работы или заставлять делать что-то непосильное во время тренировок, но стоило теперь начать заниматься вполсилы или пытаться передохнуть за спиной наставника, как чья-нибудь меткая рука отвешивала подзатыльник: «А ну не сачковать!» Приятели по бараку поглядывали на Вэй Ина кто сочувственно, кто злорадно: некоторые сочли его выскочкой. Пытались как-то раз и темную устроить, но Вэй Ин оказался для них слишком ловок и не стеснялся дать сдачи, а потом на шум явились надзиратели, и влетело сразу всем: и нападавшим, и пострадавшему, а заодно и зрителям. Больше задиры руки распускать не пытались, только косились да порой плевали вслед. До взглядов и плевков Вэй Ину дела не было: тех, кто ему улыбался, оказалось куда больше. Надзиратель, поймавший Вэй Ина в этот раз, только напускал на себя строгость — в сущности, чем длиннее становились дни и ароматнее ветер, тем лучше становился у них всех нрав, — поэтому, отпрыгнув на всякий случай на шаг, Вэй Ин спросил: — А что такое Левый лес? — А сам увидишь. Вот как печати складывать научишься, так сразу и увидишь, — беззлобно пригрозил надзиратель. Группа Вэй Ина, дюжина мальчишек и три девочки, уже почти луну тренировалась складывать печати. Кое-как получалось пока только у девчонок и у одного парня постарше: подпалить холодным белым огоньком мишень и окружить невидимой стеной бумажного человечка, которого для них «оживлял» наставник. За обедом Вэй Ин едва ложку мимо рта не проносил, погруженный в размышления. Пойманному «бегунку» было лет двенадцать. Он уж точно умел складывать печати, и не с грехом пополам две, как семилетки, а точно больше. И лучше. Но он попал в этот самый Левый лес — и перепугался до полусмерти, да еще и пострадал сильно. Может, надзиратель имел в виду не те печати, которые сейчас изучают в группе Вэй Ина? Может, это еще много лет надо учиться? Но узнать про Левый лес хочется сейчас! После обеда Вэй Ин впервые притворился больным. До сих пор он этого ни разу не делал, да и занятие было из тех, которые ему нравились: нужно было лазить через разные загородки и прятаться за ними. Пропускать было даже жалко, но загадочный Левый лес не шел из головы. — У меня живот болит. И тошнит. Не по-настоящему, а так… — повторил он некогда слышанное еще в том городке, где жил на улице. Так жаловалась девочка-служанка, чтобы потихоньку удрать из гостиницы, где работала, на опушку леса — играть с другими детьми. Надзиратель посмотрел с неожиданным беспокойством. — Этого не хватало… Бегом к лекарю. И Вэй Ин побежал к лекарю. Он уже отлично знал, что проверить, правда ли его тошнит, способа не существует. Лекарь честно помял ему живот, послушал пульс и заявил, что нечего тут пугать людей, наверняка куски с пола подбирал, вот и мается брюхом. — Иди уж, да от сортира далеко не бегай. Если к ночи само не пройдет, загляни, дам отвара выпить. Куда именно идти, сказано не было, возвращаться на тренировку тоже не велели, поэтому Вэй Ин, ощущая себя вправе делать что хочет, утек прямиком к бараку, где отлеживался «бегунок». В это время дня там, как и следовало ожидать, кроме болящего никого не оказалось. Вэй Ин прошмыгнул в барак, на цыпочках миновал переднее помещение, сунул нос во вторую дверь — внутри стояла тишина, нарушаемая только тяжелым частым дыханием мальчишки, лежавшего на циновке в углу. — Эй, — шепнул Вэй Ин. — Ты не спишь? «Бегунок» судорожно втянул воздух и попытался приподняться на локте. Он все еще был страшно бледен, и Вэй Ин даже сморгнул, встретившись с ним взглядом: ужас никуда не делся, он так и жил в глазах еле знакомого парнишки. — Можно тебя спросить кое о чем? — Вэй Ин все-таки проскользнул внутрь, осторожно подошел поближе. Теперь стало видно, что шею и грудь «бегунка» плотно облегали бинты, а на них тут и там проступала кровь. — Чего… тебе? — с трудом выдохнул тот. — Что там было, в лесу? — замирая от предвкушения, прошептал Вэй Ин. «Бегунок» шарахнулся от него так, что сам Вэй Ин от неожиданности отскочил, запутался ногами в одеяле на соседней циновке и плюхнулся на нее. — Мертвые… — пробормотал парнишка, поднимая перед собой руки, словно пытался защититься от кого-то. — Мертвые! Птицы, звери… все мертвые! Глаза… белые… глаза-а! Он перешел на тихий визг, извивался под одеялом, как будто пытался под него зарыться и одновременно куда-то убежать. Глаза его закатывались. Это выглядело так жутко, что Вэй Ина продрало крупной дрожью, и он начал медленно отползать в сторону выхода. — Мертвые! — взвизгнул парнишка и вдруг сел прямо и потянул трясущиеся руки к Вэй Ину. Из барака Вэй Ин выскочил как был, на четвереньках. Больно ушиб колено об угол ступеньки, вскочил и, хромая, понесся прочь — чтобы через несколько шагов врезаться в надзирателя. Это был не тот, у которого Вэй Ин отпрашивался с тренировки, и писк «очень-очень в сортир надо, ну очень надо!» произвел должное действие. По крайней мере, надзиратель не спросил, что Вэй Ин делал у чужого барака. Да и, по правде сказать, присесть по нужде действительно понадобилось срочно. Выбравшись из отхожего места, Вэй Ин поплелся в свой барак. Теперь уже ему встретился прежний надзиратель — и, видно, остался удовлетворен бледноватым видом ученика. — Иди отлежись, — велел он, и Вэй Ин с радостью послушался. Однако испуга его хватило ненадолго. Примерно на столько, сколько у него по-настоящему болел живот. А потом живот прошел, в бараке было тихо, только снаружи слышались голоса и всякие обычные шумы, и Вэй Ин попытался представить себе: что это за мертвые птицы и звери с белыми глазами были в лесу, что «бегунок» так напугался? Про ходячих мертвецов ему, как любому человеку, слышать приходилось, но то все-таки были человеческие покойники. Ходячие встают, если плохо умерли или чего-то в жизни не доделали, это всем известно. Но с чего бы подняться лисе или, скажем, вороне? Какие-такие могут быть у них недоделанные дела? Или, может, тут в лесу есть злой заклинатель? И он поднимает все подряд? Видит дохлую белку, щелкнул пальцами, и она побежала… куда, кстати? Она же мертвая, ей орехи запасать уже не нужно. Значит, не побежала. Села и сидит. И все так. Лисы. Вороны. Кабаны. Медведи. Голуби. Бурундуки. Все сидят и ждут… пока по лесу что-то живое пройдет. Сказка получалась страшненькая, но какая-то дурацкая. А главное, если тут лес с мертвыми зверями и злым заклинателем, то куда добрые смотрят? Это же владения ордена Вэнь? Но те, в белом и красном, которые привели «бегунка», разговаривали так, как будто это вот так и нужно, чтобы в Левом лесу были эти самые звери. А в Правом что-то еще более ужасное. Может, правда — так и нужно? Может, их там нарочно держат? И злого заклинателя специально прикармливают? Но для чего? А что едят злые заклинатели? Неужто тех детей, которые убегают из-за забора?! А «бегунок» сумел вырваться! Вот потому-то он и изранен! А всех тех, кто пропал за последнее время, их съели?.. От этих вопросов Вэй Ина распирало дней пять, и в конце концов он не выдержал: подошел к тому из наставников, который казался самым добродушным, и спросил. Про Левый лес, мертвых зверей и злого заклинателя, который ест детей. Наставник хохотал так, что в конце концов закашлялся, и его пришлось отпаивать водой. Вэй Ину за что-то назначили десять палок. За что именно, он так и не понял. Но тот надзиратель, который его лупил, в конце сказал: «Вот приедет твой… дядя Чжулю… его и спроси!» Вэй Ин так и намеревался поступить, но на следующий день тот парнишка, «бегунок», все-таки умер — рассказали ребята из его барака. И расспрашивать про Левый лес Вэй Ину почему-то расхотелось. Он просто стал усерднее тренироваться с печатями. В следующую луну у него получалось уже лучше всех в группе. *** Толком познакомиться, не то что подружиться, Вэй Ину ни с кем не удалось. Пошептаться вечером в бараке не хватало сил, а днем все время ребят было занято работой и тренировками. Совсем изредка надзиратели давали слабину и позволяли немного отдохнуть: поваляться на солнышке или, у кого еще была охота шевелиться, поиграть во что-нибудь простое — тряпичный мячик, цветные камешки, волчок, вырезанный кем-то из старших ребят. Этого бы, наверное, хватило, да вот только группы постоянно менялись: стоило Вэй Ину стать лучшим в своей, как его немедля перевели заниматься с другими. Вторая группа оказалась меньше: четыре девочки, пять мальчиков, Вэй Ин шестой, — и старше. Теперь каждый день упражнения начинались с рассказов об ордене Вэнь — о том, какой он могущественный, как велики его территории, искусны заклинатели, насколько орден Вэнь превосходит все другие ордены — и какая честь ему служить, если, конечно, хватит сил и соображения стать достойными этой службы. Порой надзиратели предлагали что-то прочесть о подвигах основателя Вэнь Мао и других глав ордена, и старшие даже читали. Вэй Ин пока не мог: столько иероглифов он не знал, к тому же девчонки как-то обронили, что книжка про подвиги совсем неинтересная. Как может быть неинтересной книга о подвигах, Вэй Ин не представлял, но расстраиваться из-за того, что она ему недоступна, стал меньше. Зато в этой группе изучали уже целых пять печатей, а как-то раз надзиратель принес пачку бумаги и показал, как рисовать огненный талисман. — Зажечь вы его пока вряд ли сможете, но к тому времени, как сможете, вы должны уметь нарисовать его в темноте или с завязанными глазами. — А как зажигать? — немедленно вскинулся Вэй Ин, тут же получил подзатыльник, но коротких объяснений группа все же удостоилась. Вливать ци в талисман оказалось труднее, чем в печать. Оно и понятно, печати-то складываешь руками, а талисман тушью на бумаге написан. Ни тушь, ни бумага — не часть себя, вот ци и не идет. Все понятно. На третий день Вэй Ин плюнул в тушечницу. Если добавить часть себя в талисман, должно же стать проще? А слюна тоже часть тела. По идее, можно было и помочиться, но незаметно не получилось бы… Талисман затлел в пальцах, но как-то странно — огонь был с прозеленью. Надзиратель, заметив это, охнул, вырвал бумагу у Вэй Ина и растоптал, а затем схватил его за руку — то ли слушать пульс, то ли еще чего, непонятно. Наверное, ничего не расслышал, потому что плюнул в сердцах и велел сегодня упражняться только с печатями. Вечером Вэй Ину досталось дежурить на кухне. Мыть посуду он считался еще маловат — не доставал толком до котла с горячей водой, поэтому ему поручали собрать со столов посуду и объедки да подмести. Шныряя между столами, он уловил краем уха бормотание припозднившихся надзирателей: — Да, может, этот ублюдка своего сюда пристроил? — Зачем бы? Своего он и в Безночном отдал бы в учение. — А чего тогда огонь порченый? Как же иначе, если сын — значит, порчу унаследовал… — Да ты хоть раз видел, какой у этого огонь, когда он… это самое делает? А я видел! Белый! Ну, не как у главы, а такой, в желтизну... — Братья, зеленый огонь — он мертвячий. А этот паршивец — помните, как про Левый лес спрашивал?.. — Он живой, голову прозакладываю. И знаешь что, брат, все на свете бывает, но вот уличное отребье самое большее семи лет от роду — и темный заклинатель? Ну вот нет так уж нет. — Почему думаешь, что семи? — Зубы едва меняться начали, видал, щербатый он? Уж поверь, тут не ошибешься, у меня своих двое да племяшей выводок, насмотрелся… Дальше Вэй Ин слушать не стал — выбрался, пригибаясь, из угла, где прятался за метлой, и проскользнул на кухню. Вечером, когда все улеглись спать, улыбка так и норовила расползтись до самых ушей. Мертвячий огонь! Темное заклинательство! Ух, какое веселье можно будет устроить! И пусть надзиратели носятся, как безголовые куры, поделом им будет: нечего болтать языками почем зря, он и сам никакой не ублюдок, а законный сын честных родителей, и дядя Чжулю тоже ничего не порченый. Подготовка заняла у Вэй Ина еще три дня: он перетаскал целую горсть обломков туши — палочки были дешевые, крошились и расслаивались, и можно было стянуть это крошево у товарищей по группе. Потом, дождавшись своей очереди носить воду, он спешно растер тушь на моче и пучком травы нарисовал несколько огненных талисманов на стенах сараев, где хранились всякие лопаты, ведра, грабли, тренировочные мечи, мишени и какой-то непонятный хлам. А поскольку еще оставалось немного туши, а вокруг не было видно надзирателей, он быстренько написал те же символы на оборотной стороне мишеней, выставленных для вечернего занятия. После чего поскользнулся с полным ведром воды, уперся обеими ладонями в лужу — и был пинком отправлен мыть руки, где и избавился от предательских черных пятен на пальцах. Послеобеденная тренировка только началась. Вэй Ин сосредоточился, для виду складывая печать, а мысленно стараясь дотянуться до всех семи написанных им талисманов разом — это было очень, очень слабое место плана, на расстоянии вливать ци в рисунок оказалось ужасно сложно! Он закусил губу и даже не сразу услышал растущий гомон, которым полнился двор. Услышав, обернулся — и разинул рот: ворота, громадные ворота, вечно стоявшие закрытыми, медленно распахивались! И в проход неторопливо и величественно вливался поток людей в бело-красных одеждах, несколько десятков человек, а ближе к началу этого потока, рядом с очень высоким человеком с очень длинными волосами, шагал, единственный из всех в черном, дядя Чжулю! А самое, самое-то удивительное было, что надзиратели, прямо кто где стоял, так и повалились на колени, да даже не на колени — ниц! Кто-то из бело-красных поднял руку, и под двору разнеслось хоровое и очень громкое: — Приветствуем Владыку! Тут до Вэй Ина дошло. Вот этот высокий, с неубранными волосами и какой-то блестяшкой во лбу, это же и есть нынешний глава ордена Вэнь, Солнечный Владыка, Вэнь Жохань! Вот это да! Он дернулся подойти поближе — и вспомнил, что держит аж целых семь потоков ци. И, конечно же, немедленно упустил их все. По плану должно было просто загореться: три мишени, четыре стены. Но почему-то вместо этого раздался оглушительный грохот, взвилось облако то ли дыма, то ли пыли, пронизанное зелеными сполохами, в воздух полетели какие-то деревяшки, над головой Вэй Ина просвистели, кажется, грабли, и где-то совсем рядом раздалось истошное: — Вэй Усянь!!! Его как-то очень уж просто раскрыли, и нужно было бежать и прятаться, потому что за такое, пожалуй, можно было отхватить и все шестьдесят палок; но ноги у Вэй Ина почему-то сделались ватными, в ушах зазвенело, и он не успел сделать и пары шагов, когда рука надзирателя ухватила его за шиворот. *** На покушение это походило менее всего. Во-первых, сложно было придумать большую глупость, чем атаковать главу ордена Вэнь огнем. Во-вторых, взрыв случился в отдалении от ворот, на тренировочном поле, что само по себе указывало, что это просто момент обучения — вероятно, незапланированный, но… Лет десять назад А-Сюй, осваивая полет на мече одновременно с атакой печатями, снес надвратную башню, чтобы в нее не врезаться. И полбеды, что снес, хуже — что стеной огня. Пожар в нижнем городе тушили больше суток. А это… это чепуха. Не чепуха — что огонь зеленый. Чему это тут учат детей? Вэнь Жохань жестом отстранил сомкнувшихся было вокруг стражей и направился к полю. Чжао Чжулю, скользившего в шаге позади и слева, он едва ощущал — больше как движение воздуха, нежели живое существо. Дым быстро рассеивался. Да, определенно не покушение и даже не попытка устроить панику: злоумышленник взрывал бы тогда жилые здания, а не склады с граблями. Вэнь Жохань хмыкнул, оценив, как один из этих почтенных инструментов вонзился в стенку на полосе препятствий: выкорчевывать придется вместе с досками. Надзиратель, державший за шкирку бессильно обвисшего мальчонку, годами чуть помладше А-Чао, никак не мог определиться: то ли он должен падать лицом в землю, то ли он подпадает под правило о человеке, держащем в руках нечто нужное. — Чжулю, — вполголоса позвал Вэнь Жохань. Черная тень вывернулась из-за плеча, перехватила полубеспамятного ребенка у надзирателя, и тот с облегчением распластался в поклоне. Вэнь Жохань собирался было спросить, что тут творится, но Чжулю негромко окликнул мальчика: — Усянь? Случаев, когда Чжао Чжулю открывал рот без вопроса или приказа, бывало так немного, что глава Вэнь прикусил язык. Возможно, он сейчас услышит нечто более любопытное, чем заикающиеся пояснения надзирателя. — Дядя Чжулю, — прошептал мальчик и расплылся в блаженной улыбке. — «Дядя Чжулю», — повторил Вэнь Жохань, слегка оторопев. Про остатки клана Чжао он знал вроде бы все, неучтенных детей там не было, да если бы и был один — сюда-то как он мог бы попасть?! Чжулю изобразил отрицательный кивок. — Это я нашел его и привез сюда, господин, — пояснил он. Ах, вот в чем дело. — И все это учинил он? Сам? Воспользовавшись темным заклятьем? Ты, — он легко ткнул надзирателя в плечо носком сапога, — можешь это объяснить? — Это я, — сказал мальчик, вздыхая и неохотно спрыгивая на землю. — Оно не темное, оно просто огненный талисман. Я нарочно зеленым его сделал, чтобы надзиратели испугались. Потому что они плохое выдумывали. Про меня и про дядю Чжулю тоже. Лежавший ниц надзиратель содрогнулся — определенно желал отползти подальше. — Нарочно зеленым сделал? Как так? — Ну, я это… тушь не на воде растирал, а… пописал, в общем. Вэнь Жохань резко выдохнул. На каменном лице Чжулю мелькнуло подобие улыбки. — Сам дошел до такой мысли? — Сам. Сначала плюнул. Чтобы легче ци передавать. Часть себя же. Талисман зеленым загорелся, а все засуетились так… Вот я и… вот. Мальчишка определенно не имел ни малейшего представления о том, как надлежит вести себя, разговаривая с главой ордена — хоть своего, хоть какого угодно, — но мыслил ясно и для своего возраста почти изысканно. Вэнь Жохань удовлетворенно кивнул. Идея этого лагеря для сирот и беспризорников была высказана А-Сюем в шутку, но показалась удачной. У ордена хватало и средств, и людей, чтобы организовать такое, а даже одна жемчужина, найденная на помойке, оправдала бы все усилия. За два года существования лагерь уже поставил ордену с десяток юношей и девушек с отличным потенциалом; а вот теперь, похоже, сыскалась легендарная жемчужина с голубиное яйцо. — Сколько же ты сейчас зажег талисманов? — Семь, — мальчик насупился. — Но я не так задумывал! Должно было гореть, а не взрываться. Было сложно сразу семь, а тут вы приехали, я забыл про талисманы, и они… вот. Семь? Семь?! Разом?! Большинство адептов даже солнечной крови, имеющих сродство с огненной стихией, осваивали столько хорошо если годам к двенадцати, а этот… И ведь на расстоянии поджигал! Да, он облегчил себе задачу — отлично вывернулся, — но семь талисманов… А не привирает ли? Вэнь Жохань мысленно потянулся к надзирателю, вздернул того на ноги. — А повторить сможешь? — задумчиво осведомился он у мальчишки. — Глава!.. — задушенно вспискнул надзиратель и в ответ на вопросительный взгляд только немо развел руками, обнимая разом дымящиеся развалины сараев, догорающие неприятным зеленым пламенем мишени и неразличимо перемазанных сажей, икающих и шатающихся учеников. Вэнь Жохань глянул на мальчишку, азартно оскалившегося в предвкушении — двух нижних зубов у него во рту не хватало, — на надзирателя, на мишени. Обвел пальцем круг, заключая в него себя, Чжулю и мальчика. — Как тебя там? Вэй... Усянь? Повтори. Ты, — имени надзирателя он не знал и не хотел знать, — дай ему бумагу и письменный прибор. — А я это. Писать не хочу. — Можешь плюнуть, это все равно, — глава ордена Вэнь изо всех сил постарался не рассмеяться. Даже если не семь, а пять или три — это будет очень ценный адепт... Мальчишка зажег шесть — и мешком свалился на руки Чжулю. — Этого я забираю в Безночный Город, — сказал Вэнь Жохань онемевшему надзирателю и развернулся к выходу. Осматривать лагерь не было больше смысла, в главном он удостоверился: настоящий талант здесь имеет все шансы показать себя. *** Безночный Город был огромен. Первые несколько дней Вэй Ин боялся потеряться даже в квартале, где его поселили, — а это был всего лишь квартал в верхнем городе, стена в стену со Знойным дворцом, где жил глава ордена Вэнь. Но тут был и рынок, шумный и людный, и большой сад со множеством дорожек, и гостиница, и несколько таверн, и мастерские — «чистые», не какие-нибудь красильни и кожевенные, а ювелирные, портновские, златошвейные, лавки с принадлежностями для каллиграфии… ну и, конечно, школа, где и подавно можно было заблудиться. В школе обучали детей потомственных адептов ордена Вэнь. Половина учеников и фамилию-то носила Вэнь, но были и другие — из тех, чьи кланы присоединились к ордену много поколений назад. Это Вэй Ину объяснили сразу; возможно, его, подобранного на улице, здесь зашпыняли бы, если б не то, что в класс его привёл за руку Чжао Чжулю, а Чжао Чжулю был «тень» главы ордена; и, словно этого было мало, он ещё и письменный приказ главы принёс с собою. В этом ордене вообще все было чуть-чуть не так, как у всех. Начать с того, что сам глава выглядел юношей, ну, может, лет двадцати, хотя в историях об ордене не раз повторялось, что Вэнь Жохань уже около трёх десятков лет правит Цишань Вэнь. Вэй Ин долго таращился на этого заклинателя, которому должно было бы уже сравняться полвека, и подозревал, что здесь какая-то хитрость; но все вокруг почтительно говорили «глава Вэнь» и «Владыка», а Вэй Ин был уже достаточно взрослый, чтобы не считать, что все это затеяно ради того, чтобы его обмануть. Видимо, Вэнь Жохань действительно почему-то смотрелся слишком молодым. Кроме того, когда летели к Безночному Городу — и когда Вэй Ин очнулся после упражнения с талисманами, — глава ордена, поравнявшись на мече с дядей Чжулю, спросил Вэй Ина о родителях. Вэй Ин повторил то, что запомнил накрепко: что папу и маму звать Чанцзэ и Цансэ; больше он ничего и не знал, но лицо у Вэнь Жоханя сделалось очень задумчивое. — И твоя фамилия Вэй? Может ли так быть, что ты сын Цансэ-саньжэнь? Это все объяснило бы… Разговаривал он то ли сам с собой, то ли с Чжао Чжулю, но Вэй Ин не утерпел: — А вы знаете мою маму?! Он даже дернулся к Вэнь Жоханю и едва не свалился с меча, но дядя Чжулю поймал его и крепко обхватил поперёк тела. — Нет, я никогда ее не встречал, — ответил глава Вэнь, — только слышал разные истории. Надо же, какая удача… Он ничего больше не сказал и улетел вперёд, а Вэй Ин вдруг задумался: обычно ведь, когда говорят о родителях, всегда вспоминают прежде всего отца, а не мать. Как странно у этих Вэней… Но самое удивительное было, что когда стая заклинателей уже снижалась к золотому зареву Безночного Города, и Вэй Ин вдруг понял в ужасе, что не взял с собою соломенные фигурки — а он и не мог, его забрали беспамятного, с чем и в чем был, — и когда он со слезами рассказал об этом дяде Чжулю, тот кивнул, подозвал кого-то из людей в белом и красном, распорядился, и этот заклинатель развернулся и улетел назад. И потом, когда ошалевшего от всех перипетий этого дня Вэй Ина привели в комнату, где он должен был жить — не с двадцатью циновками, а всего с тремя лежанками! — спустя совсем недолгое время постучался — постучался!!! — тот человек и отдал Вэй Ину прямо в руки его единственное сокровище. Двое мальчишек, уже обитавших в комнате, засыпали было Вэй Ина вопросами, но тот едва ли был в силах даже понимать, о чем его спрашивают, и вскоре ребята оставили его в покое. Он даже не помнил, как уснул, но когда проснулся, у изголовья лежала чистая одежда, белая с языками пламени на рукавах верхнего халата, а под подушкой покоились заветные фигурки, и один из соседей по комнате нетерпеливо подпрыгивал: — Вставай, вставай же! Пора умываться! Вэй Ин зевнул и подумал, что, наверное, это он удачно задумал шутку с талисманами и мертвячьим огнём. По крайней мере, перемены после неё выглядели привлекательно. Чтобы умываться, была отдельная комната, в разных ведрах горячая и холодная вода — Вэй Ин про такое слыхал, но никогда наяву не видел. Поэтому он украдкой подглядывал, что делают его соседи по комнате — а то, может, есть какие-то особенные правила, как тут мыться, какую воду сначала брать, можно ли смешивать… А потом, когда он уже оделся в новое и стоял, не зная, куда ему деваться, в дверь снова постучали, и знакомый голос позвал: — Вэй Усянь! Вэй Ин вылетел в коридор, будто у него крылья отросли. Дядя Чжулю стоял там один, как всегда без тени улыбки, словно он и вовсе не умел улыбаться, но все равно понятно было: он пришел с чем-то хорошим. — Ты будешь учиться, — сказал он. — Покажу тебе павильон и наставника. И за руку взял, словно Вэй Ин мог потеряться в этом пустом коридоре. Соседи по комнате выглянули из-за двери и проводили его глазами. Лица у них были… ну, за один взгляд через плечо многого не поймешь, но вроде бы не злые и не завистливые. Озадаченные, может. Хорошо: бить не станут, наверно. Потеряться в пустых коридорах, галереях и садиках с мостиками можно было, как оказалось, запросто. Вэй Ин даже не был уверен, что правильно запомнил дорогу. Как едва ли верно запомнил и имя наставника, с разинутым ртом таращась на павильон для занятий — с расшитыми занавесями, картинами и свитками на стенах, курильницами по углам, с настоящими подушками для сидения перед каждым столиком. А ученики — немного, с дюжину — выскользнули из-за столиков и склонились в пол, когда учитель взял у дяди Чжулю и зачитал приказ о том, что Вэй Усянь, сын Вэй Чанцзэ, принят в школу ордена Вэнь с довольствием и чем-то там еще не очень понятным. Еще Вэй Ину дали талисман — белого шелка с красной вышивкой — и велели носить при себе. — Это твой пропуск, — сказал дядя Чжулю. — Без него ты не войдешь и не выйдешь из школы. Если заблудишься, покажи его людям, и тебе помогут. Шансом заблудиться Вэй Ин воспользовался почти сразу. На обед и потом снова на занятия он еще сходил вместе с остальными учениками — почти все старше него, они оказались на удивление приветливы, особенно когда услышали, что он сирота и не помнит родителей. «Ты не помнишь, но помнит глава ордена, — сказала одна девушка, высокая и красивая, от нее тонко пахло свежей листвой, — а это значит, что твои родители были достойные люди». А вот после занятий, задержавшись с учителем, который хотел проверить, сколько чего Вэй Ин уже успел прежде выучить, он вдруг оказался в одиночестве среди всех этих садиков и переходов — и случайно, сам не поняв как, вышел в город. Уже вечерело, над дверями лавок зажглись фонари, и на улице почему-то было тепло — куда теплее, чем во дворе лагеря. Вэй Ин был хорошо одет, сытно поел, талисман на шнурке будто бы грел кожу; идти гулять было почти не страшно. Почти. В первый раз он всего лишь обошел небольшой уголок квартала, тщательно запоминая дорогу, и вернулся к школе сам, а дальше поймал за рукав незнакомого ученика и спросил, как ему найти свою комнату. — Новенький? — ухмыльнулся тот. — Вчера приехал. — А-а! Еще с луну будешь путаться. Пропуск покажи. Вот, смотри, здесь написано, где ты живешь: крыло, этаж и комната. Пошли, провожу до лестницы. Еще несколько дней Вэй Ин жил как в сказке. Соседи по комнате оказались веселые, научили его нескольким играм — в слова, в прятки бумажных человечков (пока у Вэй Ина получалось плохо, но ребята сказали, что нужно просто тренироваться). Если он терялся в школе, любой из встреченных учеников показывал ему дорогу без насмешек и подначек. Наставники — и главный, который учил по книгам, и те, которые преподавали работу с мечом и управление ци, — были внимательными и терпеливыми, и хотя за привычку отвлекаться и перебивать Вэй Ин то и дело получал то оплеуху, то прутом по пальцам, он не обижался: наказывали за дело. Зато если что-то было непонятно, повторяли и показывали столько раз, сколько требовалось, чтобы разобраться. Кормили вкусно, чистая одежда появлялась в комнате словно сама собой, а если нужно было вымыться, то Вэй Ину уже показали, за какую веревочку дернуть в умывальной, чтобы через четверть стражи там появилась бочка с горячей водой. По вечерам можно было пойти в город, глазеть на прилавки, и никто не просто не гнал малолетнего зеваку — ему кланялись, называли молодым господином и даже спрашивали, не желает ли он что-то приобрести. Ходил Вэй Ин пока еще осторожно и недалеко: все-таки потеряться он опасался, но каждый день преодолевал один или два новых перекрестка. Где-то в середине второго семидневья во время очередной прогулки он все-таки свернул не туда. Верхний город обнимал гору, как тесный воротник, все улицы были кривыми, а переулки виляли и шли то ступеньками, то петлями, порой раздваиваясь, чтобы обогнуть скальный выступ. Наверное, на одной из таких двойных петель Вэй Ин и ошибся направлением. Переулок завёл его на пустынную площадку — для площади она была маловата, — куда выходили ещё несколько улочек да виднелись резные ворота в каменной стене, приоткрытые едва на ладонь. И там-то, у этих ворот, какой-то мальчишка, тоже в орденском наряде, пинал ногами собаку. Вэй Ин боялся собак. Страшно боялся, до холодного пота и слабеющих коленок, до потери соображения. Он мало помнил из тех дней, когда только-только оказался на улице, но вот стаю уличных псов, посчитавшую его добычей, запомнил навсегда. Но эта собака… она была одна, и ее били, а она только тоненько скулила, не огрызалась даже. И любопытство пересилило: Вэй Ина подташнивало от ужаса, но все-таки он подошёл поближе, держась для верности за стенку, а свободной рукой пытаясь сложить огненную печать. Пальцы здорово дрожали, но с печатью было как-то проще. Щенок, это был щенок. Крупной породы, но ещё маленький, не в настоящей шерсти — в пуху, с совсем не хищной мордочкой. Вэй Ин усомнился даже, может ли этот звереныш укусить. Мальчишка, который пинал щенка, был постарше Вэй Ина, но не сильно выше ростом, и он, кажется, плакал и ругался шепотом — или голос сорвал, было не понять. Все это было ужасно странно, и даже бояться расхотелось, потому что считать настоящей собакой бедного зверька Вэй Ин не мог. Он бы, наверно, просто ушёл, но тут мальчишка как-то особенно метко дрыгнул ногой, и щенок отчаянно завизжал. Вэй Ин и сам не понял, почему в следующий миг он вдруг оказался верхом на лежащем мальчишке, вцепившись ему в воротник. Еще через мгновение Вэй Ин отскочил в сторону. Весь опыт уличных драк говорил, что более старший и крупный противник просто перевернётся и придавит его собой, и дальше начнётся избиение. По-хорошему, надо было удирать, не дожидаясь неприятностей, но… Щенок плакал, забившись под стену, и никакой ужас перед собаками, никакое ожидание побоев не могли отогнать Вэй Ина прочь. Мальчишка, однако, не вскочил в ярости, как от него ожидалось. Он ещё немного полежал, потом медленно встал на четвереньки, помотал головой, будто его оглушило, и только теперь поднялся на ноги. При падении он ссадил кожу на подбородке, и там не спеша набухала кровавая полоска. Лицо у него и впрямь оказалось красное, зареванное, но при этом перекошенное разом недоумением и злостью. — Ты, черепаший сын, соображаешь, что ты делаешь? — просипел он, даже не пытаясь броситься на противника. — Ты хоть знаешь, кто перед тобой? Чьё-то ещё присутствие Вэй Ин почувствовал всем телом — за спиной у него определенно появился человек, а может, и не один. Но оторвать взгляда от мальчишки он не мог. — Какая разница, кто! — выкрикнул он. — Ты носишь одежду ордена Вэнь и позоришь его. Кто после этого черепаший сын?! — Как это я позорю? — мальчишка заметно растерялся. — Что ты несёшь? — Вэнь Мао сказал, — на самом деле точной цитаты Вэй Ин не помнил, только общий смысл, но смысл был подходящий, — что того, кто делает гадости, пользуясь тем, что он сильнее, надо обезглавить и скормить свиньям! Ты бьешь слабого, который тебе даже не отвечает. Не гадость ли? Мальчишка побагровел ещё сильнее. — Да эта тварь… Да ты… Эй, вы! Пускай этого, этого ублюдка самого свиньям скормят! Он повелительно махнул рукой, и Вэй Ин наконец обернулся. Людей в орденских халатах было на площадке шестеро. Взрослых и ужасно мрачных. Пошевелиться, впрочем, не успел никто. — А между прочим, Чао-эр, он все правильно сказал, — раздалось сверху. — Только там не про свиней, а про выставить голову на всеобщее обозрение. Говоривший не спеша опустился на мече вниз. Это был молодой человек, тоже в белом с огненными языками, правда, его наряд был украшен куда богаче, чем у тех, кто стоял на площадке. Столько пламени на одежде Вэй Ин видел пока только у главы ордена. — Старший брат! — чуть не взвыл мальчишка. Лишь теперь Вэй Ин обратил внимание, что и его, порядком запылённые после падения, рукава расшиты очень плотно и ярко. — Он же на меня напал! За это полагается казнить! — Да, — согласился молодой человек, и у Вэй Ина сердце ушло в пятки, — за нападение на младшего наследника ордена казнят. Но, Чао-эр, этот мальчик не знал тебя в лицо, а по твоему поведению разве можно было сказать, что ты — сын главы Вэнь? Мне следовало самому задать тебе трепку, но я не успел. — Но у меня — вот! — мальчишка потрогал подбородок и вытаращил глаза, увидев кровавую полосу на пальцах. — За это… — Он ученик ордена, — оборвал его брат. — Это решит отец. Кто-нибудь, подберите пса. Ты, — теперь он обратился к Вэй Ину, — если останешься жив, хочешь его себе? Вэй Ин только и смог, что отчаянно замотать головой. Молодой человек озадаченно поднял брови. — Ладно. Потом ещё раз спрошу. Вэнь Лигуа, сопроводи моего брата и этого мальчика в Обсидиановую беседку. Я извещу главу ордена, что требуется его суждение. Меч взвился в воздух, а на плечо Вэй Ина легла тяжелая и неласковая рука. — Второй молодой господин Вэнь, соизвольте последовать указанию Первого молодого господина, — и страж подтолкнул Вэй Ина к приоткрытым воротам. В стороне умолкли стенания щенка. Вряд ли это могло сильно утешить Вэй Ина. Может, совсем чуточку. Ни одна собака не стоила того, чтобы из-за неё умереть… *** Знойный дворец, вероятно, потряс бы воображение Вэй Ина, если б у того было настроение восхищаться видами. А так он брел по бесчисленным дорожкам среди цветущих кустов и деревьев, мимо водопадов и островерхих павильонов в свете цветных фонарей, и даже сбежать не было никакой возможности, потому что держали его крепко, да и куда тут удерешь — из самого-то сердца Безночного Города… Мальчишка, пинавший щенка — Второй молодой господин Вэнь, Вэнь Чао, — шагал впереди и явно был уверен в том, что обидчику придется туго. Вот ведь гад. Вэй Ин ведь его даже не ударил ни разу. А надо было, наверное, раз уж даже за такую ерунду уже казнить обещают… И, главное, из-за собаки! Ну почему не из-за красивой девушки? Как та, которая пахнет листвой, Лин-шицзе… Хотя ее этот змееныш и не обидел бы, куда ему… За очередным поворотом вдруг открылось такое, что Вэй Ин даже расстраиваться позабыл. Обсидиановая беседка была как будто из дыма — черная и полупрозрачная, свет фонарей проходил сквозь колонны и странно клубился вокруг. А за беседкой был обрыв, а дальше расстилался город с мириадами огней, пламенеющими змеями улиц, драконьими хребтами стен, а потом — тьма равнины со сгустками света на ней. Вэй Ин не сдержал восторженного вздоха. Гаденыш Вэнь Чао зашел в беседку, как будто бывал тут уже сто раз и ничего интересного не видел. Плюхнулся на скамью и велел капризным голосом: — Этого не отпускайте, пока отец не пришел. А то еще бросится. — Да нужен ты мне, пятачок свиной! — огрызнулся Вэй Ин и опять уставился на огненное море внизу, пока гаденыш свирепо сопел, пытаясь придумать ответ. Ладонь стражника на плече было дрогнула, и Вэй Ин приготовился к оплеухе, но ее не последовало.То ли этот Вэнь Лигуа ничего без приказа не делал, то ли не считал, что нужно бить и так уже почти приговоренного к смерти. Почему-то вспомнился тот парнишка, «бегунок», и придуманная для себя же история про Левый лес. Вэй Ин успел уже вообразить, как его казнят, а он встанет и будет преследовать Вэнь Чао, такой жуткий, с белыми глазами… — Ну и что же у вас приключилось? — веселый голос вплелся в ночные шумы так непринужденно, что Вэй Ин даже не сразу нашел глазами, кто это сказал. Найдя — совсем остолбенел. Главу ордена Вэнь он до сих пор, хоть и видел близко, толком не разглядел: сначала был совсем ошалевший от своего приключения с талисманами, а потом ночью, во время полета, тоже не на то обращал внимание. Помнил только, что глава с виду куда моложе, чем надо, и еще что волосы у него длиннее, чем у любой красотки из зеленых домов и цветочных лодок. Но теперь Вэнь Жохань стоял в ярком свете фонарей, и за его спиной будто волшебный плащ развевался — полный огней Безночный Город, алые блики плясали на рукавах и почему-то в глазах, подвеска на лбу казалось страшно холодной и тяжелой, а улыбка, наоборот, легкой и готовой в любой миг превратиться в смех. На пальцах левой руки, чуть выглядывающих из рукава, взблескивали золотом длинные и даже на вид острые ногти. Если бы асура-небожитель спустился на землю, вот так бы он и выглядел: юный, грозный и ужасно красивый, — подумал Вэй Ин и с хрипом втянул воздух: он позабыл, оказывается, дышать. — Папа! — вскинулся со скамейки Вэнь Чао и тут же попытался вести себя как подобает: — То есть, прошу прощения, глава ордена… Кто-то тихо фыркнул, и лишь теперь Вэй Ин разглядел по обе стороны от Вэнь Жоханя еще две фигуры: один был тот молодой человек, который сегодня говорил, стоя на летающем мече, а второй, весь в черном, слился с ночью так, что лишь движение и угадывалось во тьме, куда не достигали фонари: Чжао Чжулю. — Ну-ну, — произнес глава Вэнь и шагнул — даже не так: колыхнулся, что ли, или потек вперед, как капля расплавленного металла. — А-Сюй не захотел мне рассказывать, что случилось. Видимо, нечто крайне необычное? — Вот этот безродный напал на меня, отец, — выпалил Вэнь Чао, ухитряясь разом поклониться и ткнуть пальцем в сторону Вэй Ина. — Что ж, раз так, у меня должны появиться вопросы к твоей охране? На сей раз рука стражника на плече Вэй Ина сжалась так, что тот охнул от боли. Вэнь Жохань неторопливо повернул голову, и брови его взлетели вверх. — Вэй Усянь? Ты-то что здесь… Постойте-ка. Вэнь Лигуа, отпусти его и поясни, каким образом они вообще могли встретиться. Стражник был здоровенный, Вэй Ин едва доставал ему макушкой до пояса, но, опустившись на колени и земно кланяясь, он словно бы уменьшился раза в три. Вроде бы глава Вэнь не такой страшный? И разговаривает спокойно, лицом не каменеет, не хмурится, не сжимает кулаки, как люди обычно делают, когда сердятся, — что ж так-то уж его пугаться? Как будто чуть что не по его — раз, и на месте испепелит. — Отвечаю Владыке, — и голос у стражника тоже был такой… позванивающий, натянутый. Как всегда бывает у тех, кто очень не хочет показать, что боится, но на самом деле испуган, и сильно. — Второй молодой господин изъявил намерение выйти за пределы Знойного дворца. У Третьих Малых врат почти никогда не бывает людей, их не было и в тот момент, поэтому этот нерадивый не счел необходимым возразить Второму молодому господину. Однако спустя небольшое время на площадь перед воротами вышел этот… ученик. Наступила тишина. Губы Вэнь Жоханя еле заметно искривились, как если бы он собирался что-то сказать, но не проронил ни звука. Вэнь Лигуа так и лежал, уперевшись лбом в ладони, и, ответив на вопрос, молчал, едва ли не затаив дыхание. — Так что же, — и вот теперь и Вэй Ин расслышал в голосе главы Вэнь что-то такое… этакое… похожее на звук-не-звук перед землетрясением, который заставляет кошек, вздыбив шерсть, бежать прочь из домов, — вы утверждаете, что недавно принятый в ученичество Вэй Усянь просто так ни с того ни с сего взял и напал на Вэнь Чао? Гаденыш заметно напрягся. Он, видимо, не хотел рассказывать отцу про щенка, но и врать про то, что, мол, и вправду ни с того ни с сего, опасался. А Вэнь Лигуа, надо полагать, вообще не собирался открывать рта, если к нему не обращали прямой вопрос. Такое Вэй Ину тоже видеть случалось: когда молодой, немного провинившийся приказчик, чтобы не злить и без того гневливого хозяина, молчал как рыба, позволяя обрушивать на свою голову ругань и угрозы, и ждал, покуда хозяин выдохнется, чтобы объясниться как следует. Однако ни ругани, ни угроз не было. Вэнь Жохань вдруг усмехнулся: — Поистине, А-Сюй хорошо знает, чем меня развлечь. Вэй Усянь, скажи ты: в самом ли деле ты напал на А-Чао? — Ну… ага. То есть это… да, глава ордена. Злорадная ухмылка расцвела на губах Вэнь Чао. Но ненадолго, потому что его отец с большим интересом задал следующий вопрос: — А зачем? Такой вопрос на миг поставил Вэй Ина в тупик. «Зачем» — это, получается, чего он хотел, чтобы стало? — Чтобы щенок перестал плакать. — Чт… щенок?.. Недоумение совершенно не шло Вэнь Жоханю — делало его точеное лицо на удивление мягким и беспомощным, и Вэй Ин поспешил объяснить: — Ну, этот черепаш… м-м, Второй молодой господин бил щенка. Я не знаю почему. Но щенок, он плакал, и я… оно само как-то получилось. — Щенка. Если бы не блики, волной прошедшие по вышивке на ханьфу, глубокого вздоха главы ордена заметить не получилось бы. Вэнь Жохань зашел в беседку, сел на скамью перед Вэнь Чао и поманил того к себе. — Что случилось, А-Чао? Неприятное холодное ощущение поселилось в животе у Вэй Ина. Он-то думал, сейчас глава ордена накажет или хоть отругает гаденыша. Хотя бы упрекнет, скажет, что слабых трогать плохо. Разве не этому на разные лады учили те, прежние главы ордена Вэнь? Нет, вот теперь точно казнят… Молодой человек — Вэнь Сюй? — заинтересованно подошел ближе. Дядя Чжулю — мрак во мраке — то ли вообще не шевелился и не моргал, то ли просто исчез с того места, где стоял, и Вэй Ин не мог его высмотреть. — Ты помнишь, что этот пес — подарок главы Цзинь? Если он так тебе не по душе, ты мог бы просто отдать его на псарню, но убивать или калечить — не лучшая мысль. И уж тем более — выходить для этого в город. Тон был мягкий, но Вэй Ину чудилось: где-то там, глубоко, все-таки рокочет будущее землетрясение. Наверно, гаденышу тоже было страшновато. Конечно — скорее всего, — его бы отец не прибил, но кто их знает, могущественных заклинателей, что они могут придумать в наказание… — Не хотел я его убивать, — буркнул Вэнь Чао. Смотрел он куда угодно, только не на отца. — Только чтобы он в жизни никогда больше ко мне не подошел! Чтобы сбежал в город и жил там на помойке! И хромал на все лапы! — Почему же? Нет, все-таки Вэнь Жохань сердился. Вон и Вэнь Сюй осторожненько так отшагнул за колонну. Чего они так боятся-то все? Он же не начнет огнем плеваться во все стороны, нет? — Потому что… потому что… — тут у гаденыша затряслась нижняя губа, и он вдруг заревел в голос: — Эта гадина мамину каллиграфию порвала-а-а! И лужу сверху напустила-а! Ненавижу скотину-у-у! Вэй Ин вздрогнул. Если б у него была каллиграфия кисти мамы… ох, да он бы любую собаку, посягнувшую на эту драгоценность, сам бы загрыз! ...Хотя кому он врет. Не загрыз бы. Убежал бы с визгом и сидел бы ревел где-нибудь в ухоронке. Он и к щенку-то вон несчастному еле осмелился подойти, и то с печатью наготове. А наследнику ордена мама еще свиток напишет. И не один. Наверное, от досады он бормотал вслух, потому что уха его вдруг коснулся легкий, как дыхание, шепот: — Матери Второго молодого господина уже много лет нет в живых. Вэй Ин подпрыгнул, отшатываясь, и руки в черных перчатках удержали его за локти, жестко, но не больно. Надежно так. Даже холод в животе чуть-чуть отпустил. Нет, это дело здорово меняло, конечно. Когда это каллиграфия покойной матери… Да хотя щену-то откуда знать? Прятать надо было лучше, на стену повыше или там в ящик под замок. И все равно Вэнь Чао — гаденыш! В беседке Вэнь Жохань встал, приобнял уткнувшегося ему в живот сына, погладил по голове. — У меня есть еще работы твоей матушки, я дам тебе другой лист. Но ты его береги. Твой гнев понятен, А-Чао, но нет смысла наказывать кого-то, когда он не понимает — за что. Собаке недоступна ценность бумаги и туши. Даже такой собаке, как эта, даже если б она была уже взрослой. — Я его не хочу! — провыл мальчишка. — Пса этого! Пусть его денут куда-нибудь! Вэнь Сюй выглянул из-за колонны и деликатно прочистил горло. — Новая светлая мысль, А-Сюй? — Если отец дозволит. Чао-эр был неправ, но и Вэй Усянь подлежит наказанию, так? Но не казни же. Пускай его выпорют и отдадут ему щенка, чтобы выхаживал. И этого хватит, верно? Вэнь Жохань не успел ответить, потому что теперь взвыл уже Вэй Ин. — Не надо! Не надо щенка! Лучше пускай две порки! Три! Только никаких собак! Он бы, наверно, все же попытался удрать, но Чжао Чжулю держал его крепко. Глава ордена сошел по обсидиановым ступенькам, приблизился — походя носком сапога ткнув Вэнь Лигуа, который так и лежал ниц все это время — и неожиданно присел перед Вэй Ином на корточки. — Боишься собак? — спросил он, охватив двумя пальцами лицо Вэй Ина и заставляя смотреть прямо на себя. Стало жутко — не потому, что прекрасный лик Владыки пугал, а потому, что у самых глаз отсвечивали золотом бритвенно-острые ногти. Казалось, там иероглифы какие-то, но Вэй Ину было не до чтения. — Боюсь… — Хоть чего-то ты боишься. Вот и славно. Не боятся ничего только безумцы… — Вэнь Жохань отпустил его и поднялся. — Незачем тебя пороть. Но пес теперь твой. Если не примешь — никто не будет о нем заботиться, и он издохнет. Так как? К горлу подкатил противный комок, ладони вспотели. Можно было отказаться, ведь можно? Ну и пусть подыхает, ведь это всего лишь собака! Что угодно, лишь бы не запах псины, лишь бы не лай над ухом, нет-нет-нет… Но скулящий комок под стеной, пушистая мордочка, никакой оскаленной голодной пасти... — Я не умею… с собаками… — услышал он собственный голос и даже не сразу поверил, что сказал это. — Кому научить — найдется, — заключил Вэнь Жохань. — А-Чао, подойди сюда. Вэнь Чао, уже проревевшийся, но опять с распухшим от слез носом, неохотно, боком приблизился. — Теперь хозяином щенка будет Вэй Усянь, — сказал глава ордена, и это был самый настоящий приказ — даже Вэй Ин понял. — И да, А-Чао, не вздумай больше называть его безродным: это, помимо того что оскорбление, еще и очень грубая ложь. Далее, поскольку питомцы не допускаются в школу, отныне Вэй Усянь будет жить в Знойном дворце. А-Сюй, раз ты это придумал, ты и распорядишься обо всем. — Да, отец. Не похоже, чтобы Первый молодой господин ордена Вэнь был в восторге от свалившейся на него работы, но и злости в брошенном вскользь взгляде Вэй Ин не ощутил. — Поскольку этот ученик очевидно не получил воспитания, соответствующего новому статусу, некоторое время придется следить за ним и направлять там, где он не знает должного пути. Чжулю, это будет твоей заботой. — Слушаюсь. — Кроме прочего, — в сухой отрывистой речи Вэнь Жоханя вдруг зазвучали нотки веселья, — я пришел к выводу, что Вэнь Чао также недополучил некоторых элементов воспитания, необходимых молодому заклинателю. Поэтому я разрешаю вам двоим, — золоченый коготь указал по очереди на Вэнь Чао и Вэй Ина, — драться, обзываться, кидаться друг в друга грязью и все прочее, что делают мальчишки вашего возраста, только не на людях и до тех пор, пока это не опасно для жизни. Вэнь Лигуа, ты и твои люди отвечаете за то, чтобы детские игры не превратились в нечто смертоносное. Здоровяк, успевший подняться на ноги, снова переломился в поклоне. Хоть ниц не повалился... — Сегодня ты можешь переночевать в школе, А-Сянь, — добавил Вэнь Жохань, и у Вэй Ина как будто уши заложило. Его никто никогда так прежде не звал. — Все свободны, — заключил глава Вэнь и развернулся, плеснув по воздуху угольно-черной гривой. Ошеломленный вопль Вэнь Чао взлетел к небу: — Это… это ему теперь можно меня бить?! Папа!!! Хохот Вэнь Жоханя заметался меж обсидиановых колонн, и фигура главы ордена растворилась в ночи. — Так и тебе его можно, — прикрывая лицо рукавом, заметил Вэнь Сюй. Он очень старался не смеяться, но получалось плохо. — Но я же не умею! — Вот именно это отец и имел в виду, когда говорил, что кое-чего в твоем воспитании не хватает, Чао-эр. Чжулю, забирай подопечного, ему спать пора. Лигуа, а ты веди А-Чао домой, пусть хоть умоется, что ли... — Да, молодой господин. Вэй Ин, совершенно запутавшийся, даже ничего не спрашивал, пока Чжао Чжулю вел его обратно через потонувшие во мгле сады Знойного дворца. Только у самых ворот у него наконец развязался язык. Дядя Чжулю был не самым лучшим рассказчиком. За время, пока он произносил две-три фразы, у Вэй Ина накапливалось с дюжину вопросов. Однако кое-что важное он все же уяснил. Вэнь Чао запрещалось играть с детьми слуг — не подобало, а ровесников-родичей в Знойном дворце у него не было. — Глава ордена, возможно, хочет, чтобы ты стал товарищем по играм для Второго молодого господина. Ты не родня, но и не из слуг. Подходишь. — А если я не захочу с ним играть?! Он противный. — Вряд ли кто-то сможет тебя заставить, — подумав, ответил Чжао Чжулю. — Но не лишне будет попробовать. — Ну, а вдруг я сделаю что-то не то? Опять казнить соберутся? — Вряд ли. Я скажу, если будет совсем не то. Или Вэнь Лигуа скажет. — А этот Вэнь Лигуа, он чего так трусит перед главой ордена? Он же охраняет Вэнь Чао, должен быть смелым? Дядя Чжулю хмыкнул. — Вэнь Лигуа сильный и смелый. Но Владыку стоит бояться. Особенно когда речь о его детях. — А ты? Ты не боишься? На это Чжао Чжулю так и не ответил, а Вэй Ин не стал спрашивать второй раз: у него была еще целая куча других вопросов. Ребята в комнате уже спали. Вэй Ин разделся ощупью, скользнул под одеяло, сунул руку под подушку, чтобы погладить соломенные фигурки, и тут же уснул. *** Если кто-то и имел в виду, что Вэй Ин будет развлекать Вэнь Чао, этот кто-то вообще не подумал про другие — более обязательные — вещи в ежедневном расписании Вэй Ина. Начать с того, что школу никто не отменял, только теперь приходилось бежать туда не через два сада, три галереи и лестницу, а через весь квартал, отделяющий Третьи Малые врата — те самые, у которых случилась заварушка — от входа в школу, и еще через громадный сад Знойного дворца. Времени это занимало уйму, а за опоздание полагалась трепка. Дядя Чжулю, правда, сказал, что если Вэй Ин будет прилежен, то вскоре у него появится меч для полетов, и путь до школы сразу станет очень коротким. Между прочим, Вэнь Чао в школу не ходил — его наставляли лично, Вэй Ин несколько раз видел, как тот занимался в беседках или на лужайках. Гаденыш старательно делал вид, что Вэй Ина не существует. Вот и отлично. Потом, кроме учебы еще нужно было ухаживать за щенком. По правде сказать, вид у звереныша был такой жалкий и жалобный, когда его вручили Вэй Ину, что бояться было совсем уж неприлично, да и назвать это несчастное создание собакой язык бы не повернулся. Он даже лаять пока не умел. — Ты можешь дать ему имя, — предложил Вэнь Лигуа, который и принес щенка (и оказался вполне дружелюбным дядькой, когда не должен был никого хватать и тащить). — А его еще никак не назвали? — У Цзиней назвали, но как-то не по-собачьи: Снежным Блеском. Второй молодой господин не изволил придумать другой клички, так что подумай, как ты будешь его подзывать. Вэй Ин пообещал подумать — на самом деле он очень старался не думать, что будет дальше, потому что ведь щенок вырастет в пса, и здоровенного, судя по всему, и будет лаять, и ходить следом, и напрыгивать… и вот как не умереть от ужаса при этом? Рассказывать, что полагается делать с собаками, приходил один из псарей, древний дед, бородатый и почти совершенно лысый. Его скрюченные узловатые пальцы так ловко ворочали щенка, показывая, как заглянуть в пасть, проверить зубы, скормить лекарство, прощупать кости, что Вэй Ин невольно шевелил руками в воздухе, пытаясь повторить. Когда дед впервые поручил ему дать щенку пилюлю, Вэй Ин зажмурился сначала от страха, а после от изумления: щенок облизал ему руку, и это было… слюняво и липко, но трогательно. Поначалу звереныш ходил с трудом, подволакивая задние лапы, но дед уверял, что все образуется, и Вэй Ин, памятуя о том, как именно щен заработал выволочку, заранее припрятал все, что у него было ценного: сменную одежду, книги, бумагу и письменный прибор, которые дали в школе, и, конечно, соломенные фигурки. Благо в комнатах — двух! и еще умывальная! — которые ему выделили, был и сундук, и пара пустых шкатулок, и полки на стенах, и ниша, куда можно было поставить вазу, курильницу или другое украшение. А кровать — та вовсе была с балдахином, и в первый вечер Вэй Ин так опасался сделать что-то не то, и вдруг бы вся эта махина на него обвалилась?! — что едва не улегся спать на полу, стащив туда подушки. От балдахина его спас дядя Чжулю: зашел проведать перед сном и заодно объяснил, что пока Вэй Ин маленький, он может хоть качаться по-обезьяньи на бархатных занавесях — стойки выдержат. Что в Знойном дворце было очень хорошо — за временем обеда следить не приходилось, еду приносили в комнату: завтрак в определенное время, а все остальное — по просьбе. Личного слуги у Вэй Ина не было, но по коридорам всегда сновали люди в темно-красных и серых одеждах, любого из которых можно было попросить (вообще следовало приказывать, но Вэй Ин пока не умел) что-то сделать, доставить, убрать. В Знойном дворце вообще было хорошо… вот только одиноко. Сколько Вэй Ин себя помнил, одиночество не казалось чем-то неприятным. Даже наоборот: когда ты один, никто тебя не стукнет, не отберет еду или одеяло, не поставит подножку, не будет мешать спать храпом. Он подозревал, что раньше, когда рядом были родители, он просто не ведал одиночества вовсе… Но здесь, в Знойном дворце, быть одному стало хоть и безопасно, но тоскливо. Наверное, потому, что теперь он в любой миг мог поесть, одежда ученика ордена защищала от тумаков и даже недобрых взглядов, а храпеть под боком стало некому — вот разве что щенок порой скулил во сне, перебирая лапами на своей подстилке. Нет, конечно, были другие ученики, с которыми в перерыве между занятиями порой получалось поиграть, залезть куда-нибудь повыше, обсудить слова учителя или какие-нибудь события в верхнем городе — сам Вэй Ин ничего про это не знал, но те ребята, которые жили в своих домах, новости приносили часто. Был Чжао Чжулю, который навещал Вэй Ина почти каждый день. Он никогда не отказывался что-то показать, помочь с упражнениями, объяснить, кто те люди, о которых шла речь в городских сплетнях. Вот только он никогда не улыбался, даже когда Вэй Ин нарочно старался развеселить его. И еще — хоть он и не запрещал до себя дотрагиваться, но ему это явно не нравилось, он как-то так весь словно деревянный становился. Вэй Ину, конечно, очень хотелось иногда залезть к дяде Чжулю на колени или обнять, но он постепенно перестал пытаться. Дед-собачник, напротив, любил поболтать и охотно отвечал на вопросы, но Вэй Ин с трудом придумывал темы для бесед: о повадках собак он знал только, что они собираются в стаи и могут растерзать слабого. Но однажды он проболтался, что попадал в такую передрягу, и дед, насупясь, заявил: — Это, молодой господин, у тебя совсем другая собака. Такие просто так по улицам не бегают. Их и вообще-то на весь мир, может, сотня. Эти звери умные, как люди, вот разве что говорить не могут, пасть у них не так устроена. Ты его береги — он тебя и от бродячей стаи охранять будет, и от лихого человека, и от ходячего мертвяка. Эти собаки, — он потрепал щенка по пушистой холке, — они для заклинателя что талисман, а ежели обучить как должно, то и как меч. И совершенствоваться могут почти как люди. Звери, которые могут совершенствоваться?! На занятиях учили, что на такое способны оборотни яо и гуай, и Вэй Ин не замедлил переспросить. — Да, — невозмутимо ответил дед, — так и есть, молодой господин, это — яо. Их просто не зовут этим словом, чтобы простых людей не пугать, но это они самые и есть. — Так это что, — Вэй Ин почуял запах приключения, — выходит, это любого яо можно приручить и сделать спутником заклинателя?! И гуай тоже? Дед покосился на него, пошевелил густыми бровями, качнул головой. — Это уж ты, молодой господин, у кого поумнее спроси. Я-то только с собаками умею. Да и не слыхал, право, чтобы кто тигра-людоеда или там змееоборотня спутником взял. У собачки-то верность — она всего важней, было бы кому хранить ее. — Он подергал кончик тощей бороды и завершил неловко: — Ты, молодой господин, и на тех псов, что тебя обидели, гнева не держи. Знаю, что тяжко это, да только ведь они — звери бессмысленные, а дать им смысл было некому. А этот, — узловатые пальцы снова перебрали щенячий мех, — этот хоть и малой, но что ты его спас, навеки запомнит. В огонь и в воду за тебя пойдет. Эх, заболтался я… бывай здоров, молодой господин, я через день вас проведаю. Когда дед ушел, Вэй Ин впервые решился сам, без взрослых, погладить сонного щенка. Тот нелепо махнул лапами и перевернулся, требуя, чтобы ему почесали пузо. Мягкое, розовое и беззащитное. Яо, ужасный оборотень, ночной кошмар деревень, приткнувшихся у опушки леса или подножия горы. Яо, способный методично истреблять людей годами, пока не опустеет деревня или не явится отряд заклинателей, способных положить конец бесчинству чудовища. — Кошмар, — вслух сказал Вэй Ин, и щен с отчетливым сомнением тявкнул в ответ. — Ты, ты. Кошмар. Кошмарчик. Ужасное чудище. Самый настоящий яо. Хочешь вкусненького, Кошмарчик? Вкусненького Кошмарчик хотел. То ли в голове у Вэй Ина прочно засело, что Кошмарчик не настоящая собака, то ли подставляемое при всякой возможности пузо перешибло привычный страх, но с этих пор вынужденное, при любой погоде, гуляние со щенком на рассвете и вечером, а когда получалось, то и днем, превратилось из тяжелой и неприятной повинности в отменное развлечение. Особенно когда Кошмарчик перестал хромать и стал резво бегать, таская палку, трепля веревку и вообще охотно принимая любые предложенные ему игры. Поначалу он рычал — по-детски, с привизгом, — когда Вэй Ин пытался отобрать у него палку, и от этого звука пробивало противной дрожью вдоль хребта. Но дед посоветовал попросить щенка не издавать таких звуков. «Он еще маленький, так что с первого раза может не понять или не послушать. Но ты повтори, молодой господин. Скажи, что тебе не нравится. Скажи, что тебе от этого плохо. Это больше чем пес, ему хватит на такое ума». Вэй Ин хоть и в сомнениях, но попробовал: когда Кошмарчик стал рычать, отпустил палку, сел, свесив голову… Щенок тут же бросил игрушку, подошел, ткнулся носом в щеку, заскулил. — Не рычи, ладно? — сказал ему Вэй Ин. — Я вспоминаю плохое, когда ты рычишь. С первого раза и правда не вышло, а вот со второго уже да. Когда рычание раздалось снова, и Вэй Ин опять выпустил палку, Кошмарчик плюхнулся на попу и озадаченно помотал головой, а потом вдруг рыкнул коротко и… вопросительно. Да уж, никакая настоящая собака этого не смогла бы, вот уж в чем Вэй Ин, при всем невеликом опыте общения с этими зверьми, был уверен абсолютно. — Да, да, — подтвердил он, — вот этого не надо. Играем молча. Ладно? И на третий раз Кошмарчик действительно промолчал. И во все последующие разы тоже. Дядя Чжулю, выслушав восторженный рассказ Вэй Ина об этом, предложил: — Пора учить его, кто есть кто. — Как это? — Кто друг. Кто имеет право тебя трогать, войти к тебе в дом. Кто может что-то приказать твоему псу. Ему нужно это объяснить, иначе может быть плохо. — Но ведь Кошмарчик ни на кого не нападет сам? Мне сказали, что без приказа эти собаки не… Чжао Чжулю коротко кивнул. — Не нападет. Но вздумай он рявкнуть на главу ордена, и собаки у тебя не станет. Да и тебе не поздоровится. Вэй Ин вспомнил золотой блеск и жуткую остроту ногтей у глаз. Вспомнил неслышный рокот землетрясения. И быстро кивнул. — Мне, наверное, нужно как-то показать Кошмарчику главу ордена, да? — Да. Я предупрежу, когда будет возможность. И наследников — обоих. — Да чего все такие обидчивые? — не выдержал Вэй Ин. — Уж и не гавкни на них! Они же заклинатели, чего это им дело есть до собак? Настоящий заклинатель, он же во! — он расправил плечи, задрал нос и прошелся по комнате, старательно изображая кого-то надменного и упивающегося собственной важностью. — Дело в почтении, а не в собаках. На уличную шавку не обратят внимания. Но когда у собаки есть хозяин, почтение должны выказывать оба. А такой пес, как этот, считается отражением мыслей своего хозяина. Тут Вэй Ин вспомнил про свой старый вопрос. — Дядя Чжулю, а можно приручить другого яо, не собаку? Он впервые увидел, как лицо у Чжао Чжулю еле заметно дрогнуло. — Такое бывало. Скверно кончалось. — А… — Не знаю подробностей. Пока не пытайся. Вэй Ин даже не стал объяснять очевидное: что прямо сейчас в Безночном Городе ему никакого другого яо взять и неоткуда. Не стал, потому что куда важнее было другое. Дядя Чжулю за него беспокоился. От этого стало так колко-хорошо, как не было… давно или вовсе никогда. И когда дядя Чжулю ушел, не прошло. И когда нужно было вечером идти гулять с Кошмарчиком, тоже не прошло, так и щекоталось внутри восторгом, от которого хотелось носиться и орать во все горло… Он и носился, почти не разбирая дороги, а вокруг, путаясь в лапах и то и дело кувыркаясь, носился Кошмарчик, и когда он вдруг остановился и зарычал, припав к земле, Вэй Ин так удивился, сам запутался в ногах и шлепнулся плашмя, вышибив на миг дыхание из груди. — Кошмарчик, ты чего, мы же договорились… Щенок рычал. Давя гадкую, тошнотную слабость — все же этот звук до сих пор заставлял ноги подкашиваться, — Вэй Ин кое-как уселся на колени. И тут наконец разглядел, в чем было дело. На краю лужайки, куда они с Кошмарчиком выскочили, стоял Вэнь Чао. Он, кажется, тоже чувствовал себя не очень хорошо: жался к зеленой изгороди и нервно переступал на месте. Сначала Вэй Ин вспомнил слова дяди Чжулю. «Почтение… не будет у тебя собаки… обоих наследников…» — Кошмарчик, тихо! Молчать! Ко мне! — скомандовал он скороговоркой. И лишь когда щенок смолк и попятился так, что Вэй Ин сумел ухватить его за шкирку, до него дошло: рядом с Вэнь Чао непременно должен был быть кто-то из его охраны, и не один. Однако ни на лужайке, ни подле нее Вэй Ин не видел и не ощущал больше ни единого шевеления ци, кроме гаденыша и Кошмарчика. Мелкая живность в траве, вроде муравьев, в счет не шла. Прощупывать пространство их учили уже некоторое время, и у Вэй Ина получалось хорошо, хоть пока на небольших расстояниях. Так вот — никого вокруг больше не было. — Ты, чере… свиной пятачок, куда охрану девал?! — выпалил Вэй Ин сдавленно. Почтение, значит, проявлять… Пожалуй, не стоило обзывать Вэнь Чао черепашьим сыном, доподлинно зная, кто его отец. Вэнь Чао дергано оглянулся через плечо. — У… убежал, — вымолвил он странным голосом, таким, как будто не знал, шептать ему или визжать. — Зачем? — Вэй Ин обхватил Кошмарчика поперек тела — на всякий случай; тот все еще ворчал, неслышимо для человеческого уха, но ощутимо для пальцев. — Их же накажут, что не устерегли тебя. Нравится, что ли, смотреть, как им попадает? Вэнь Чао мотнул головой. — Там де… дерутся. — Кто дерется?! — Я не знаю! — гаденыш все-таки сорвался на визг. — Они… оно… меня убить хотело! Вэй Ин чуть не рассмеялся — кому может быть нужен Вэнь Чао, чтобы его убивать, — но прикусил язык. Он только теперь понял, что тот не просто вжимается спиной в кусты, а весь трясется. Да и ци его будто бы дрожала, как неловко задетая рукавом струна циня. — А что за… — начал он было, и тут Кошмарчик под его рукой весь напружинился, и глухое ворчание стало слышно, утробное, непохожее на прежний подвизгивающий рык. Прощупывать пространство еще раз Вэй Ин не стал. — Драпаем! — крикнул он и сам, выпустив щенка, кинулся было наутек, но через пару шагов понял: Вэнь Чао не двинулся с места. — Да беги ты, дурак! И без того светлокожее, лицо Вэнь Чао стало совсем белым в полутьме. — Н-не… могу… Что такое «от страха не держат ноги», Вэй Ин знал очень хорошо. Что за «оно» напугало Вэнь Чао, он не имел понятия, но это было неважно, потому что Кошмарчика оно тоже пугало. Он подскочил к Вэнь Чао, нырнул под его руку — хорошо, что тот выше, плохо, что тяжелее, — и зашипел: — Ноги давай переставляй! Кошмарчик! Охраняй нас! Вряд ли щенок уже понимал команду «охранять», но повел себя точно так, как было надо: затрусил рядом, то сбоку, то немного отставая, часто оглядываясь и не переставая грозно ворчать. Уже выволакивая дрожащего, но кое-как идущего Вэнь Чао на дорожку, Вэй Ин вдруг понял, что не знает не только где они находятся, но и куда удирать. — Эй, ты! Где глава ордена? — Ч… что?.. — Где твой отец, придурок?! — В… своих покоях, наверно… — Показывай, где это! — За… зачем?! — Ты что, тупой?! — возмутился Вэй Ин. — Твой отец самый сильный заклинатель в мире, он может справиться с чем угодно! К нему надо бежать! Вэнь Чао шумно сглотнул и, казалось, стал трястись меньше. — Да… Да. Точно. Правильно. Я… вон туда. Напоминание об отце будто бы что-то выпрямило в нем, он уже почти не висел на Вэй Ине, и через пару поворотов они расцепились. — Долго еще? — Нет, чуть-чуть, вон там вход… Кошмарчик коротко взвизгнул и присел на задние лапы. Мальчики переглянулись и припустили со всех ног, щенок понесся рядом, то и дело переворачиваясь через голову, скуля, но не сбавляя скорости. Лестница открылась как-то вдруг, словно всплыла из темноты, скупо освещенная двумя парами фонарей. Большие двери, окованные металлом, были закрыты, и Вэй Ин содрогнулся при мысли о том, как они сейчас будут пытаться сдвинуть с места хоть одну створку. Однако Вэнь Чао взлетел по ступенькам, вообще не пытаясь остановиться, и с его приближением двери дрогнули и неслышно поплыли в стороны. Ну конечно, у второго наследника был нужный пропуск. Талисман Вэй Ина так же открывал перед ним внешние ворота школы. А вот пустят ли эти двери, хранящие покой главы ордена, какого-то там ученика?.. — Па-апа-а! — отчаянный вопль Вэнь Чао рассек тишину. И тишина вдруг рассеялась вместе с темнотой. Там, в темной пасти коридора, вдруг разом вспыхнули десятки ламп, стало видно алое, золотое и зеленое, деревянные решетки и расписные ширмы, резные балки — как будто сказочный драконий дворец. И фигуры, замелькавшие среди этого многоцветья, сплошь бело-красные и только одна — черная, будто провал в ночь. — Дядя Чжулю! — вскрикнул Вэй Ин и споткнулся на лестнице. Колено пронзила огненная боль, перед глазами поплыли цветные круги, и только над головой прозвучало незнакомым голосом: «Второй молодой господин, что случилось?!», а потом уже знакомым: «Усянь, что ты здесь делаешь?», и сразу — надрывный, тоненький, но яростный лай Кошмарчика. Чьи-то руки подхватили Вэй Ина, втащили наверх. Рядом сбивчиво, заикаясь, что-то бормотал Вэнь Чао. Кое-как продышавшись, Вэй Ин сморгнул выступившие слезы и огляделся. Он сидел у самого порога, уперевшись спиной в распахнутую дверную створку. Рядом человек пять в орденских нарядах окружили Вэнь Чао, заключив его в защитную структуру — такого в школе еще не проходили, но Вэй Ин уже залез в конец выданных ему книг и посмотрел картинки, даже прочел что смог. Посередине лестницы замер, как тигр, готовый к прыжку, Чжао Чжулю. Какой-то странный свет дрожал и метался у него на ладони, но Вэй Ину было не видно толком, что он такое держал. А из-за поворота дорожки, теперь залитой светом, вышло и не спеша приближалось… что-то. Что-то такое, при виде чего хотелось то ли закопаться под землю, то ли убежать с воплями, и еще казалось, что все кости разом обратились в желе и не получится даже встать. Колено болело, за спиной была дверь, а рядом хрипло, сорвав голосишко, пытался гавкать Кошмарчик. И Вэй Ин никуда не побежал. Обнял щенка и замер, глядя на все это. Если понадобится утекать, время есть, это… оно… идет медленно, и потом, там же дядя Чжулю… Смотреть было жутко, отвести глаза невозможно. Эта… штука… имела примерно форму человека, но одновременно она совсем не имела формы, колыхалась и переливалась. У нее были ноги, но она не шагала ими, а как-то ползла? текла? Это в самом деле был кошмар, настоящий, куда там щенку. Вэй Ин вдруг подумал, что Вэнь Чао вообще-то молодец: он сумел от этой штуки хотя бы удрать. Дядя Чжулю сделал движение вперед, и штука пошла волной, будто бы отшатнувшись. Но всего на миг. Потом она опять потекла дальше. Тогда дядя Чжулю прыгнул. Он пролетел над лестницей и над дорожкой, выбросил руку вперед и впечатал прямо в середину того, что было у неведомого кошмара телом. Дрожащий свет ухнул туда, в… плоть? — чем бы оно ни было, Вэй Ин подался вперед, пытаясь разглядеть, что будет. Белая вспышка, глухой гром — Чжао Чжулю легко отпрыгнул в сторону, а у штуковины в теле образовалась сквозная дыра: стало видно дорожку за ней. Но это как будто вовсе не навредило жуткой твари: она помедлила и снова двинулась к лестнице. — Да что же это… — пробормотал кто-то из тех, кто охранял теперь Вэнь Чао. Вэй Ин покосился: гаденыш скорчился на каменных плитах, обхватив голову руками, и, кажется, рыдал. Чжао Чжулю взметнулся обратно на верх лестницы. — Какой-то гуай, — бросил он. — Ци не течет. Дыра в груди чудовища затягивалась. — Отведите Второго молодого господина в укрытие… — Не нужно. Вэй Ин вскинул голову. Кончики угольно-черных прядей легко мазнули его по лицу. Снизу вверх Вэнь Жохань казался нечеловечески высоким, а еще Вэй Ину видно было его руку в широком рукаве: узкую ладонь с когтистыми пальцами и наруч, прикрывший запястье. По узорам на наруче бежали крохотные золотые искорки. — Папа… — севшим голосом вякнул Вэнь Чао. Глава ордена сделал отстраняющее движение в сторону Чжао Чжулю: — Не лезь, ты не по этой части. Никто не додумался просто бросить огонь? Ну и для чего вы здесь тогда? И, оставляя за собой тяжелую, полную испуга тишину, Вэнь Жохань шагнул вниз. Его длинные одежды полностью скрывали ноги, и Вэй Ину снова померещилось, что он точно так же, как чудовище, не переступает, а колышется или плывет по ступенькам. Сходство было такое сильное, что Вэй Ин заморгал и протер глаза. Они встретились у самого подножия: заклинатель и тварь. Точно так же, как минутой раньше Чжао Чжулю, Вэнь Жохань молниеносно выбросил вперед руку и коснулся — только коснулся — пальцами тела чудовища. Белый с синими прожилками огонь стек с его ногтей и оплел плоть кошмара потрескивающими яркими плетями. Миг, другой — и тварь осыпалась кучкой праха на дорожку. Сильно и остро запахло горелым, как в кузне. — Гуай был один? — поинтересовался Вэнь Жохань так спокойно, словно истреблял такие штуки каждый день перед ужином. — Предполагаем, что да, Владыка, — осторожно ответил один из тех, кто стоял вокруг Вэнь Чао. — «Предполагаем»? Все-таки почему они его так боятся, удивился Вэй Ин. Ну испепелил он чудовище, так на то и заклинатель, разве нет? Он же так с людьми не будет. — За нами шел только один, — сказал он вслух. В прошлый раз ему не почудилось: глаза у Вэнь Жоханя действительно были с явным багряным отблеском. Как очень спелая черешня. Красиво. — Откуда знаешь? — уточнил глава ордена. — Кошмарчик больше не беспокоится. Щенок, будто — хотя почему «будто» — поняв, что речь о нем, сел ровно и сипло тявкнул. Вэй Ин чуть не зажал ему пасть, памятуя, что лай на главу Вэнь может обернуться чем-то скверным, но Вэнь Жохань довольно хмыкнул. — Кошмарчик? Что ж, вам двоим это к лицу. Как именно Вэнь Жохань успел подняться по лестнице, Вэй Ин вообще не уловил. Вот только что стоял внизу, а вот он рядом, наклоняется, протягивает к Кошмарчику руку — правую, обычную с виду, без вызолоченных когтей. Щенок заерзал, не зная, что ему делать. Вэй Ин, тоже не зная, — замер. — Можно? — вежливо спросил Вэнь Жохань, задержав ладонь над головой Кошмарчика. — А? Да! Конечно. Длинные пальцы небрежно поскребли за пушистым ухом, и Кошмарчик вдруг опрокинулся на спину, подставляя пузо. — О, — Вэнь Жохань усмехнулся, — и вправду совершенно кошмарный пес. Спасибо, пес, ты помог. И ты, — снова совершенно незаметно для глаза его рука сместилась и легла на макушку Вэй Ину, — ты очень помог. Теперь иди отдыхать. Чжулю, помоги А-Сяню добраться домой. Можешь не спешить назад. Потом глава ордена подхватил на руки своего сына и ушел вглубь дворца. Как будто совсем ничего не случилось. Вэй Ин и Кошмарчик тоже ехали домой на руках у дяди Чжулю. Щенок просто уснул от усталости, а Вэй Ин и хотел бы сам идти, но колено продергивало колючей болью через два шага на третий. — Ты не испугался? — спросил дядя Чжулю. — Кошмарчик испугался. Ну, гаде… Второй молодой господин тоже, но он не считается, а вот когда Кошмарчик… я решил, что надо удирать. — А когда увидел гуай? Вэй Ин подумал. — Оно жуткое, — признался он. — От него ноги ватные. И я не знал, что с ним можно сделать. Дядя Чжулю помолчал. — Это не страх, — сказал он. — Это другое. — Это плохо? — насторожился Вэй Ин. — Не знаю. Нет. Обычно гуай лишает неопытных людей ясного разума. Тебя не лишил. — Значит, гуай приручить нельзя? Чжао Чжулю споткнулся. — Приручить гуай?! — Ну, ведь других яо все-таки можно. Не собак. А в школе говорят, что яо и гуай — это нечисть одного… как это? Одного типа. Но что-то непохоже… — Нет, все правильно. Только яо — звери, а гуай — порождения тьмы. Но те и другие — земные твари, живые или подобные живым. Имеют плоть. Имеют какой-то разум. — А откуда тут взялся этот гуай? Дядя Чжулю долго не отвечал — хотя, вероятно, оттого, что они дошли, и нужно было открыть дверь в комнаты, не уронив ни Вэй Ина, ни щенка. — Я не знаю. Это будет выяснено. — А больше их тут, в Знойном дворце, нету? Дядя Чжулю усадил Вэй Ина на постель, отнес Кошмарчика на подстилку, вернулся, протянул руки — помочь раздеться. — Владыка разрешил мне не торопиться обратно. Я могу побыть тут на случай, если гуай было больше одного. — А ты с ним справишься?.. — Да, — твердо ответил дядя Чжулю. — Не так быстро, как Владыка, но я справлюсь. И Вэй Ин уснул, даже не донеся голову до подушки. Ему снилась дырка от гуай, белый огонь с синими прожилками, а еще дед с псарни, который повторял: «У собачки верность всего важней…» Потом привиделся гуай в ошейнике и рука с золочеными когтями, которая чесала чудовище за ухом. Страшно не было. *** Не то что Вэй Ин предвкушал, как будет рассказывать соученикам о вчерашнем происшествии, но все-таки несколько моментов поведать собирался. Особенно — о том, как глава ордена уничтожил врага. Наставники то и дело рассказывали какие-то истории о нынешнем и прежних главах, связанные с победами над невероятными монстрами, и ученики порой сомневались, нет ли тут поэтического приукрашивания, свойственного повестям о великих людях. Теперь Вэй Ин был уверен: нет. Ну, может, самую капельку. Однако заготовленные речи пропали втуне. Класс встретил Вэй Ина (из-за легкой хромоты тот едва не опоздал) подавленной тишиной. И — накидкой из небеленого льна на плечах Лин-шицзе. Перехватив взгляд Вэй Ина, парень за соседним столом, понизив голос, начал: — Вчера в Знойном дворце… — Я там был, — выдохнул, холодея, Вэй Ин, — а кто у шицзе?.. — Старший брат служил в охране второго наследника. Вэй Ин нахмурился, пытаясь припомнить. Хорошо он запомнил только Вэнь Лигуа, остальных стражей видел только мельком, а может, и не всех видел… А сам Вэнь Лигуа, он-то жив?! До сих пор Вэй Ину не приходило в голову, что бойцы ордена, схватившиеся с гуай, пока Вэнь Чао удирал подальше, могли погибнуть. Ведь ладно сам глава, но дядя Чжулю так легко атаковал чудовище, а то даже и не качнулось в его сторону. Гуай навевал ужас, но какой, собственно, настоящий вред он мог причинить? Ни зубов, ни когтей, ни даже глаз… И потом, наследников охраняли отборные, могучие заклинатели, гордость ордена. Вэй Ин уже знал, что чтобы попасть на службу в Знойный дворец, требовалось пройти несколько испытаний и строгий отбор, а уж чтобы приблизиться вплотную к членам правящей семьи и оберегать их — и вовсе сносить железные сапоги и сгрызть железный посох… или как там в сказках… в общем, это были лучшие из лучших. Лин-шицзе должна была очень гордиться братом… Как же так вышло, что он погиб? Этот вопрос занимал Вэй Ина половину урока, да и, видно, не его одного. Даже наставник выглядел неважно, рассеянно перекладывал предметы на своем столе, несколько раз сбился с диктовки, а потом ошибся в написании талисмана — к счастью, обнаружил ошибку, не успев его завершить, — после чего махнул рукой и объявил занятия на сегодня оконченными. Задавать вопросы Лин-шицзе у Вэй Ина духу не хватило, но он знал, у кого спросить еще, поэтому понесся обратно в Знойный дворец и там — прямиком к главным павильонам. Обычно днем дядю Чжулю можно было отыскать где-нибудь в тех местах. Но Чжао Чжулю он не нашел, потому что нашел Вэнь Чао. Тот сидел в одной из беседок, где Вэй Ин и прежде часто замечал его, и, наверное, тоже пытался учиться: на столике лежали свитки, тетрадь и письменный прибор. И, наверное, как и в школе, ученье Вэнь Чао сегодня не давалось. Возможно, из-за того, что и на нем тоже была накидка из небеленого льна. Вэй Ин почесал в затылке. Лин-шицзе, а значит, и ее брат, точно не принадлежали к старшей ветви клана Вэнь и, стало быть, были слишком дальней родней, чтобы Вэнь Чао надел траур по кому-то из них. Неужели погиб кто-то еще? А вдруг старший наследник?! Хотя нет, этого не может быть: тогда в Безночном Городе погасили бы все огни и били бы в большой колокол, оповещая о трауре весь орден. Основные церемонии были перечислены в одной из учебных книг, и там Вэй Ин почти все уже понимал. Сегодня охрана при Вэнь Чао была, но глаза не мозолила, находясь где-то неподалеку. Вэй Ин потоптался на месте, разрываясь между любопытством и незнакомым ему печальным трепетом, который вызывали в душе знаки чужой скорби. Любопытство пересилило. Заходить в беседку он не стал — перегнулся через ограду, заглядывая в тетрадь Вэнь Чао. К большому удивлению, записи показались ему знакомыми: в школе недавно показывали эти же печати. Но Вэнь Чао ведь старше и учиться наверняка начал раньше, так почему… — Чего тебе, — буркнул тот, не поворачивая головы. Вэй Ин не ожидал такого почти миролюбивого приема и поэтому спросил сразу все: — Ты как тут? — и, указывая на траурную накидку: — Кто? Вэнь Чао уронил кисть на подставку — вот чему-чему, а писать его точно учили разве что не с младенчества! — и, низко опустив голову, ответил: — Все. Вэй Ин мигом оказался в беседке, даже не заметив, как махнул через ограду. — Как все?! Твои… твоя охрана?! Нижняя губа у Вэнь Чао задрожала, и он поспешно прикусил щеку, но все равно заплакал. Резко кивнул и прижал рукав к лицу. Вэй Ин заметил на белом грязные разводы: похоже, это были не первые слезы за сегодня. И вот сейчас как-то совсем не хотелось насмехаться над Вэнь Чао за этот плач. Вэй Ин сел рядом, неловко погладил второго наследника ордена по плечу. Утешать он не умел. То есть умел, но когда кто-то ушибся или потерял что-нибудь важное, а тут… — Я к брату пошел… поиграть, — хлюпнул носом наследник. — А его вызвала госпожа мать… и я остался его ждать, госпожа мать никогда надолго не задерживает… я начал расставлять… фигурки… а оно… вошло… прямо в две-ерь… — голос Вэнь Чао стал тоненьким и прерывистым, и Вэй Ин на всякий случай взял его за руку и сжал. Когда других ребят начинало так корежить — он это видел много раз, — обычно помогало встряхнуть за шиворот, дать пощечину или плеснуть водой в лицо. Но воды рядом не текло, а трясти и бить Второго молодого господина было, наверное, не самой лучшей идеей. — И ты убежал? — Не… ет. Я… оно… оно что-то сделало с Вэнь Чжоуди… он стал такой… хрустящий, как бумага… а Лин Юйсин меня выкинул в окно. И я… я убежал. Там кричали… а я… а я убежал… Наверное, надо было уже и правда бить, потому что Вэнь Чао выглядел совсем нехорошо. Когда Вэй Ин еще жил в том городке, откуда его забрал потом дядя Чжулю, один мальчишка из бездомных вот так же дрожал, рыдал и смотрел в никуда, когда его кто-то обидел, а потом пошел и прыгнул в озеро и уже не выплыл. Вэй Ин примерился было шлепнуть Вэнь Чао свободной рукой по щеке, но тут совсем рядом как из воздуха соткалась массивная фигура. — Вы все правильно сделали, Второй молодой господин, — сказал Вэнь Лигуа, живой и с виду невредимый, и поднес ко рту Вэнь Чао чашку с водой. — Выпейте, пожалуйста. — А… а вы… — начал Вэй Ин, глядя во все глаза, как Вэнь Лигуа поддерживает за плечи второго наследника, а тот, давясь и обливаясь, глотает воду. — Была не моя смена, — бросил командир охраны. Он тоже плохо выглядел. Как в чем-то очень сильно виноватый человек. «Хрустящий, как бумага». Вэй Ин попытался представить, как это может быть. Воображение отказывалось служить, подбрасывая то картинки сухих осенних листьев, то видение морщинистой старческой руки. Был ли брат Лин-шицзе похож на нее? Высокий — все стражи Вэнь Чао были высокие, — улыбчивый, с такими же длинными ресницами и ямочками на щеках? И он выкинул Вэнь Чао в окно, а сам… Как бумага. Образ человека в мыслях Вэй Ина истончился, заколебался, как лист бумаги, зашелестел… Во рту стало горько. А если бы с дядей Чжулю такое?.. — Можно я скажу Лин-шицзе, что ее брат тебя спас? Вэнь Чао вытаращился на Вэй Ина покрасневшими глазами. — Что?.. — У Лин Юйсина осталась младшая сестра, — подсказал Вэнь Лигуа, — она учится вместе с Вэй Усянем. Ей надо сказать. Но только, молодой господин Вэй, лучше, чтобы это был не ты. — Почему? — они с Вэнь Чао спросили это в один голос. Вэнь Лигуа отставил чашку на столик и выпрямился, едва не задевая заколкой потолок беседки. — Потому, — сказал он тяжело, — что ты тоже поучаствовал в спасении Второго молодого господина. Но ты жив, а Лин Юйсин — нет. Вэй Ин не очень понял, что имел в виду командир охраны, но ни спорить, ни пренебрегать советом ему отчего-то не хотелось. — Можно я не буду больше учиться, — вдруг сказал Вэнь Чао. — Все равно наставник сегодня не придет. — Нас тоже раньше времени отпустили! — Вот. Можно? Вэнь Лигуа вздохнул и поклонился. — Если таково желание Второго молодого господина. Вэй Ин не заметил, чтобы они обменялись еще жестом или знаком, но Вэнь Лигуа отступил на шаг и исчез, стоило моргнуть. Его ци все еще ощущалась неподалеку, но его самого Вэй Ин уже не видел. Они с Вэнь Чао остались вдвоем. — А почему ты спрашиваешь разрешения? — не утерпел Вэй Ин тут же. — А иначе мне будут нудеть над ухом, а потом пожалуются госпоже матери… Вэй Ин представил Вэнь Лигуа здоровенной мухой, с басовитым жужжанием кружащей над головой Вэнь Чао, и схватился за кисть. — Эй, ты чего?.. — Сейчас покажу... Во! На листе рядом со схемой атакующей печати расположилась муха с лицом Вэнь Лигуа. Вэй Ин еще не умел рисовать красиво, но похоже и быстро — уже наловчился. Вэнь Чао бросил взгляд на рисунок и зажал себе рот обеими руками. — Ты что делаешь, потрох собачий! — провыл он из-под ладоней. — Траур! Нельзя веселиться! — Ничего, ничего не делаю, — Вэй Ин поспешно захлопнул тетрадь и поставил тушечницу сверху на бамбуковый щиток, прикрывающий листы. — Вот. А чем займемся? Я не знаю, что можно, когда траур. Что когда носят траур по родителям, нельзя вообще ничего, он уже уразумел, но Вэнь Чао явно должен был соблюдать какую-то из малых степеней — а в них Вэй Ин не смыслил ничего. — А с чего ты взял, — Вэнь Чао расправил плечи и еще раз украдкой вытер нос, — что я с тобой чем-то буду заниматься? Это было немного обидно, но Вэй Ин не собирался обижаться на гаденыша, который только что честно плакал о людях, защищавших его. Пусть он и капризный молодой господин — дети богатых людей все, наверно, такие, — но ему сейчас было худо, как самому Вэй Ину пожалуй что и не бывало. — Ну, как хочешь, у меня еще дела есть. — Он пожал плечами и перепрыгнул ограду беседки, заложил руки за спину и зашагал в сторону дома. Раз освободилось время, можно было подольше поиграть с Кошмарчиком и… — Стой! — Чего тебе, — переспросил Вэй Ин, полуобернувшись. Краем глаза он видел, как Вэнь Чао подходит ближе — осторожно, словно по льду. — Я… — второй наследник остановился в нескольких шагах, на щеках у него расцвели неровные красные пятна. — Я могу… Тут в саду живет лиса, я знаю где. Хочешь посмотреть? Лиса? Настоящая живая лиса в дворцовом саду?! Вэй Ин мигом забыл, что за минуту до этого уговаривал себя не обижаться. — Хочу! С лисятами? — Н-не знаю… наверное, еще рано? А может, и нет. — Надо проверить! Показывай! — Слушай, — с отчаянием в голосе произнес Вэнь Чао, — меня вообще полагается называть Вторым молодым господином… — С молодыми господами не ходят искать лисьи норы. Чао-сюн? Годится? Лицо Вэнь Чао стало совсем беспомощным. — Наверное… — Ну показывай тогда! Чао-сюн! На миг Вэй Ину показалось, что в зарослях у дорожки кто-то сдавленно хохотнул. Но, наверное, это просто у него заурчало в животе — время-то шло к обеду. *** С классом Вэй Ина в школе происходило то же самое, что в лагере: ученики постепенно сменялись. Кто-то, освоив новые знания, уходил в следующую группу, кто-то приходил из менее сильных. Правда, оставалось некое «ядро», которое если переводили, то полностью. Поэтому Вэй Ин все так же учился рядом с Лин-шицзе и еще двумя мальчиками, и до некоторой степени это облегчало жизнь, потому что на том уровне совершенствования (это уже так и называлось, как у взрослых), которого он уже достиг, требовалось уметь читать гораздо более сложные тексты, чем те, на которые ему хватало знания иероглифов. Однокашники подсказывали, и наставник их за это даже не ругал, повторяя, что Вэй Ин и так осваивает чтение быстрее, чем большинство в его возрасте, а останавливаться в формировании ядра попросту нельзя. Однако вне класса Вэй Ин оставался без подсказок, и домашняя работа становилась истинным мучением. Грамотных взрослых вокруг было мало: слуги подчас не знали и того, что знал Вэй Ин, да вдобавок, как выяснилось, им и вовсе нельзя было читать некоторые учебные книги. Чжао Чжулю охотно читал вслух, но он приходил реже, чем хотелось бы, и ненадолго. Дед-псарь оказался подслеповат и большую часть написанного разобрать не мог. Правда, многое из этого он знал и так — само собой, человек, имеющий дело с ручными яо, должен же был иметь некоторое заклинательское образование! — и порой пересказывал Вэй Ину какие-то истории или указания по памяти. Но даже этой помощи недоставало, и с домашними заданиями у Вэй Ина порой бывали нерешаемые трудности. За несделанное или сделанное неверно его наказывали не слишком сильно, однако куда более, чем наказание, его пугала мысль о том, чтобы отстать в итоге от «своих» и снова оказаться в совершенно новом классе. Другие ученики, те, которые не присутствовали при его зачислении, порой пытались задирать его, узнавая, что он сирота, но Лин-шицзе всегда очень резко обрывала их. Ее траурная накидка придавала словам еще больше веса: имена погибших во время случая с гуай были широко оглашены, и даже сама смерть доблестного брата каким-то образом возвышала девушку над прочими. Но если соученики Вэй Ина сменятся, защитить его будет уже некому и придется работать кулаками. Это не то что наводило ужас, но так здорово было жить без постоянных опасений! Поэтому Вэй Ин учился изо всех сил. Он взял в привычку выбираться с учебником на лужайку: наступала жара, почти невыносимая на вечно теплых склонах горы, несшей на плечах Безночный Город; в комнатах, чьи окна выходили на юг, как у Вэй Ина, дышать можно было только после захода солнца. Кошмарчик тоже гулял: валялся на траве, высунув язык и отползая в сторонку вслед за тенью от нескольких слив, росших у дорожек. Несколько раз на ту же лужайку заявлялся Вэнь Чао, когда с книгами, когда просто так. Вэй Ин не понимал, как обращаться с этим мальчишкой. Когда появлялось что-то интересное, вот вроде той лисы, которую они таки устерегли и долго смотрели, как она охотится, Вэнь Чао был осторожно-дружелюбен. Но стоило им встретиться просто так, без какого-то определенного повода, — и он тут же становился тошнотворно надменным и изрядно вредным типом, с которым и разговаривать-то было противно. С Кошмарчиком они друг друга старательно не замечали. — Эй, ты, песий хвост! — Чего тебе, свиной пятачок? — Вэй Ин незаметно вздохнул: сегодня у Вэнь Чао ничего любопытного не было. Хорошо хоть глава ордена распорядился, чтобы им двоим можно было обзываться и драться: охрана Вэнь Чао не вмешивалась теперь вообще ни во что. — Что ты все читаешь? Этот учебник уже можно было пять раз с конца к началу прочесть, а ты его мусолишь… — Как задают, так и читаю, — огрызнулся Вэй Ин, но Вэнь Чао, похоже, был наблюдательнее, чем Вэй Ину хотелось бы: — Ты этот талисман уже с палочку времени обнюхиваешь. Он же простой. Ты читать, что ли, не умеешь? — Иди ты… — Правда, что ли, не умеешь?! — с каким-то жадным любопытством переспросил Вэнь Чао, плюхаясь рядом на траву. — Мать с отцом не научи… а-ай! Пинок ногой по ребрам удался, судя по всему, на славу. Вэнь Чао схватился за бок, часто дыша и даже пару раз всхлипнув. Из-за кустов показался было один из стражников, бросил внимательный взгляд, кивнул и снова исчез. — Тебя будто мать с отцом читать учили, — добавил Вэй Ин сквозь зубы. Вообще-то, конечно, так тоже не стоило говорить. Вэй Ин уже знал, что Вэнь Чао — сын наложницы, которая была вроде бы из простых людей, не заклинателей, а судя по тому, как об этом упоминали — не слова, но тон, выражения лиц, — еще и не из благородной семьи. Впрочем, сказать вслух что бы то ни было оскорбительное не позволил себе никто: покойная госпожа была официальной и единственной наложницей главы ордена, и когда спустя год после рождения сына она умерла, ее похоронили с другими членами старшей семьи Вэнь. Все было прилично, но, само собой, родная мать не успела уделить сыну внимания, а госпожа Вэнь, супруга главы и мать его старшего сына, — и не пыталась. Что же до самого главы Вэнь, то при всей несомненной нежности, питаемой им к детям, он едва ли мог себе позволить подолгу возиться с ними. Так что Вэнь Чао читать учили уж точно не родители, и навряд ли кто-то был в этом виноват, но укусить побольнее хотелось: самого-то Вэй Ина, почитай, толком не учил и вовсе никто, все сам. — Ну ты и гад, — продышавшись, сказал Вэнь Чао. — Давай помогу. — С чего вдруг? — Быстрее будешь читать — будет время поиграть в Священную гору. Ох, в Священную гору Вэй Ин играть очень хотел. Это был набор фигурок и игровое поле в форме горы, где требовалось как можно быстрее пройти путь от ученика до Верховного заклинателя. Такие наборы много у кого были, и даже беспризорники собирали себе эту игру из цветных камушков, тряпичных узелков да горки песка. Но в богатых семействах детям покупали и гору повыше, и фигурок побольше, и уж конечно они были красивые — иногда просто потрясающе красивые. Одна партия в Священную гору продолжалась долго, даже если играть только вдвоем, поэтому у Вэй Ина в самом деле никогда не было на это времени, и — Вэнь Чао был прав — именно из-за домашнего задания, которое делалось ужасно долго. — Ну давай помогай, — решился Вэй Ин. — Вот это как читается? И вот тут что сказано? Их только один раз прервал кто-то из охраны, настоятельно советуя юным господам уйти в беседку, пока не напекло головы. В этот день, разумеется, об игре и говорить не было смысла, но Вэй Ин выучил с дюжину прежде непонятных иероглифов, уразумел в подробностях, как именно работает талисман, и даже заглянул в следующий раздел. — Завтра покажу, — заявил Вэнь Чао, когда Вэй Ин принялся было задавать вопросы. Назавтра Вэй Ин едва ли не приплясывал на лужайке, ожидая появления заклятого приятеля. Тот, правда, не заставил слишком уж долго жариться на послеобеденном солнышке, и новый раздел учебника был освоен довольно быстро. Правда, потом Вэнь Чао вызвали на какие-то еще занятия — «У наследников ордена и клана, знаешь ли, есть дела, недоступные пониманию простых учеников!» — и игра в Священную гору снова не задалась. На следующий день в школе назначили внеочередную отработку: требовалось создать и испытать изученные талисманы. Последнее время Вэй Ин был не совсем уверен в себе из-за несчастных заданий, прочтенных не им, а ему, и перепроверял все по пять раз, но нынче дело было другое. Он читал учебник сам, все понял и помнил, значения изученных иероглифов были совершенно ясны — некоторые Вэнь Чао повторил по три раза. Поэтому на тренировочную площадку Вэй Ин попросился первым, начертал все, что ему сказали, стремительно и почти небрежно, — и влил в талисманы силу, не дожидаясь команды, едва не раздуваясь от гордости. Крик наставника он услышать еще успел. Потом все стало темно-красным и опрокинулось. Когда Вэй Ин очнулся, у него болело решительно все, от кончика носа до пяток, как будто его сплошь истыкали иголками. Глаза разлепить удалось с трудом, в уши словно ваты напихали. Комната оказалась совершенно незнакомой, кровать — узкой и жесткой, а еще рядом стояла ширма — не расписная, простая бумажная; за ширмой ругались. — ...не может быть подсылом, он еще попросту мал для этого! — дребезжал голос наставника. Ему отвечал другой, низкий, хриплый и гулкий разом, как будто у говорящего вместо груди была большая бочка: — А для того, чтобы использовать такие вещи, он разве не мал? Прекратите, Цзюйши! После того, что на днях случилось в Знойном дворце… — Но он зачислен по распоряжению Владыки! Личному распоряжению! Ему в опекуны назначен Сжигающий Ядра! — И что с того?! По-вашему, я должен бояться этого молокососа с ядром наизнанку?! Да если он проморгал, что его воспитанник служит врагу, Владыка из него самого чучело набьет! — Старший наставник, да помилуйте! Какому врагу? Он же из лагеря в Лянлине. Его сам Владыка и привез после инспекции! Ребенку семь лет, он полуграмотный, ну как, скажите на милость, он может быть… — А как тогда ему удалось то, что он сейчас выкинул?! — рявкнул гулкий голос. — Может, он оборотень? Иллюзия? Вы проверили?! Наставник начал заикаться: — Мне, м-мне… в голову не пришло, я… — Старший наставник Вэнь, придержите вашу фантазию, — третий голос, женский, показался Вэй Ину холодным, как лезвие меча. — Ребенок совершенно обыкновенный, без следа темной энергии, без избытка иньской ци или специфического рисунка каналов. Правда, для своего возраста необычайно развитый, еще полтора-два года, и он сформирует ядро. Гулкий голос сделался тише: — И вы это называете обыкновенным, госпожа Су? Даже наследник ордена не сформировал ядро так рано… — А Владыке, согласно общепринятому мнению, это удалось как раз в семь лет, — отрезала госпожа Су. — Врожденный талант и должное воспитание с младенчества дают превосходные результаты. Вы говорите, Вэнь Цзюйши, что мальчик из лагеря? Что ж, по всей видимости, его родители были одаренными и отлично образованными заклинателями и знали, как правильно растить ребенка. Очень жаль, что он осиротел и потерял время: вероятно, оставаясь при родителях, он уже находился бы на завершающей стадии формирования ядра! Вэй Ин не удержался и шмыгнул носом. Он не помнил матери и отца, слышал лишь обрывочные слова о них, и вот незнакомая госпожа, не зная ни его, ни его родителей, так лестно отзывается об их семье! Голоса за ширмой смолкли. Зазвучали шаги, и Вэй Ин сжался под одеялом, едва не взвизгнув от охватившей все тело жгучей боли. Он не знал, что именно натворил, но явно что-то серьезное… Но шаги не приблизились. Вместо этого раздался шорох открывающейся двери и мучительно знакомый голос Чжао Чжулю: — Где Вэй Усянь? — Молодой господин Чжао, — загудел старший наставник Вэнь — Вэнь Хоули, как помнилось Вэй Ину, глава школы, еще ни разу не виденный им вживую, — извольте сначала выслушать, что произошло! Резко наступила тишина, потом что-то шаркнуло по полу, и ледяной голос госпожи Су известил: — За ширмой. Пока без сознания, но вне опасности. Взгляните. Шагов дяди Чжулю Вэй Ин не услышал, как ни старался. Просто черная тень вытекла из-за белой ширмы и совершенно беззвучно оказалась рядом, у изголовья. — Не спишь? — выдохнул дядя Чжулю, и от привычного отсутствия у него на лице хотя бы тени улыбки Вэй Ину вдруг захотелось плакать. — Не… — Что-то помнишь? — Не… — Лежи. Су Иньцзы тебя никому не отдаст, пока ты нездоров. Не бойся. Рука в черной перчатке прошлась даже не по волосам, а над ними, призраком ласки, и дядя Чжулю снова исчез за ширмой. — Теперь я готов выслушать старшего наставника Вэнь, — прозвучал его голос. — Госпожа Су, мальчик очнулся. Зашуршали легкие шаги, и из-за ширмы появилась женщина — очень маленького роста, седая, с виду такая безобидная сухонькая старушка… — И верно, очнулся. ...с тем самым холодным и острым, как меч, голосом. Ее деревянно-твердые пальцы чуть не вонзились в руку Вэй Ина, нащупывая пульс. — ...заполнил талисманы, изменив направление течения ци… — бубнил наставник Вэнь Цзюйши. — Я и проверить не успел… он обычно намного медленнее… атакующий контур… направление внутрь… даже не думал, что можно так вывихнуть самые простые структуры… в войске применять можно! А ци-то у него — как у взрослого! Чудом без трупов обошлось. — Вы это можете объяснить, молодой господин Чжао? — бухнул голос старшего наставника. Снова повисла тишина. Пальцы госпожи Су порхали по телу Вэй Ина, то и дело придавливая какие-то точки и замирая там, словно она тоже старалась прислушиваться к разговору, а не к биению сердца и течению ци в теле врачуемого. — Я хотел бы взглянуть на сами талисманы. Они уцелели? — Часть, да. Собственно, вот они… И снова повисла тишина, сопровождаемая только шелестом бумаги и негромким сопением. Наверно, у старшего наставника Вэнь был насморк. Хотя разве у заклинателей бывает… Госпожа Су закончила щупать Вэй Ина, покачала головой, отошла в сторону, к маленькому столику, и зазвенела там чем-то фарфоровым. — В этом нет никакого смысла, — недовольно сказал за ширмой Вэнь Хоули. — Действие талисманов взаимно перебивается. Надо или убрать вот это и это, или… — Некоторые ключевые символы заменены на обратные по смыслу. — Но это глупость! Безумная трата энергии… Мы и не изучали с ними пока модификации начертаний… — С позволения старшего наставника, я это заберу. — Молодой господин Чжао! От возмущения в голосе старшего наставника задребезжали склянки на столике, где что-то смешивала госпожа Су. — Прошу тишины в лекарских палатах! — немедленно лязгнуло с ее стороны. — Владыка захочет взглянуть. Возразить на это ни Вэнь Хоули, ни Вэнь Цзюйши не сумели. Чжао Чжулю снова прошел за ширму. — Драгоценная госпожа Су. Вэй Усянь нуждается в пребывании в лекарских палатах? Или ухода дома будет довольно? Старушка с железным голосом, макушкой едва по грудь Чжао Чжулю, смерила его таким взглядом, как будто она тут была тигром, а он кроликом. — Не беспокоить, не давать вставать кроме как по нужде, кормить и снадобья — по расписанию. Сможете обеспечить? Если нет, оставьте тут. Вэй Ин чуть не завыл, представив, как он будет лежать тут — сколько дней?! — а за ширмой будут без конца обсуждать, как он неправильно написал талисманы… но ведь все было верно, он же выучил… — Здесь его беспокоят, — ровно сказал дядя Чжулю. — В Знойном дворце доступен любой уход. Я пришлю слуг за снадобьями. Госпожа Су покосилась на Вэй Ина с большим сомнением, но развела руками: — Ваш воспитанник, молодой господин Чжао, вам и решать. И дядя Чжулю, кивнув, просто подошел к кровати и поднял Вэй Ина на руки прямо как тот был, завернутого в одеяло. Это было, пожалуй, немножко больно, потому что колотье под кожей никуда не девалось, да и держаться было нечем — руки остались спутаны одеялом. Но Вэй Ин даже не пискнул: боль терпеть он мог, а что дядя Чжулю его не уронит, был уверен так же, как в том, что поутру всходит солнце. Покидая палаты, краем глаза он видел, как уставились на него наставники: их основной преподаватель Вэнь Цзюйши и старший наставник Вэнь Хоули, вправду огромный, как купальная бочка, и — вот почему он сопел! — с кривым, смятым каким-то носом. Странно… заклинатели обычно красивые, которые сильные — так уж точно, а этот, выходит, и нос поправить не смог? Все не так у нас в ордене Вэнь, как у всех людей, в который уже раз подумал Вэй Ин и едва не задохнулся от изумления и восторга, когда дядя Чжулю, на миг разжав одну руку, выхватил из ножен меч и положил его на воздух. — Я давно обещал тебя покатать, — сказал он и шагнул на клинок, как на ступеньку. Лететь на мече из школы до Знойного дворца и правда оказалось всего ничего, только мелькнули крыши домов, и уже сразу стена и сады с павильонами. Но дядя Чжулю не направил меч сразу к дому, где жил Вэй Ин. Вместо этого он поднимался все выше, описывая круги, и вот над зеленью встал — распахнулся, обнимая гору, будто крыльями, павильон Десяти Солнц, главное из дворцовых зданий, с рыжей глазурной черепицей, волшебными зверями-хранителями на изогнутых коньках крыш, бирюзовыми стенами и алыми простенками, ажурными перилами террас… А еще выше, подобная нахохлившейся птице, темнела в закатном небе вершина горы, и можно было различить лестницы, увивающие ее, и водопад, и облачка пара, клубящиеся над горячими источниками, и черные скалы, обрамленные зарослями кустарника и кружевом бамбука. Еще выше — и Знойный дворец стал виден почти полностью, с его лужайками и беседками, площадками и площадями, выложенными серым камнем, с хозяйственными постройками у западной стены и храмом предков у южной, а через стену был еще другой дворец, поменьше и весь черно-красный, как тлеющая головня. Наверно, Огненный дворец, о котором Вэй Ин только мельком слышал от слуг: его отчего-то старались лишний раз не поминать. Солнце опускалось за горизонт, и в очередном вираже перед глазами Вэй Ина раскинулся вдруг весь Безночный Город. Внизу уже вовсю горели огни, а наверху их только зажигали, и вал пламенеющих точек медленно катился от подножия к вершине. А на востоке все ярче проступали в небе пока еще немногочисленные звезды над волнистой линией другой горной гряды… — Цишань, — произнес дядя Чжулю тихо. — Теперь пора домой. Дома дядя Чжулю уложил Вэй Ина в постель, выпустил гулять Кошмарчика, вызвал слуг, отдал целую кучу распоряжений — Вэй Ин, пожалуй, никогда прежде не слышал от него так много слов за один вечер, — а потом, когда все посыльные помчались куда было сказано, сел на пол у кровати и достал из-за пазухи злосчастные талисманы. — Расскажи, почему ты именно так их написал? — В учебнике сказано… — Я посмотрю? Некоторые вещи Вэй Ина так и остались в школе, но учебник он этим утром с собой не брал, бросив его на сундуке у окна. Чжао Чжулю дотянулся, не вставая, взял книгу, быстро пролистал до нужного места — как будто учебник этот был ему знаком так, что и вчитываться в заголовки не требовалось. — Прочтешь вслух? Руки плохо слушались Вэй Ина, и дядя Чжулю держал учебник перед ним. Вэй Ин начал читать. — Не «присвоить», а «избавиться», — заметил дядя Чжулю почти сразу. — В третьем столбце второй иероглиф с конца. Вэй Ин снова пробежал нужный столбец взглядом. Да нет же, Чао-сюн даже повторил нарочно — «присвоить»... Он-то не мог же перепутать? Но когда дядя Чжулю поправил его в четвертый или пятый раз — и все это были совершенно противоположные значения слов! — Вэй Ин понял, что произошло. Ничего Вэнь Чао не перепутал. Он нарочно заставил Вэй Ина выучить иероглифы неправильно. Еще настаивал, твердил одно и то же… — Усянь? Устал? — Немножко, — соврал Вэй Ин. Устал он очень сильно, у него все плыло перед глазами, но это было совершенно ничто в сравнении с обрушившимся на него предательством. — Дядя Чжулю, а ребята, которые со мной учатся, они не очень сильно пострадали? — Все будут в порядке, — ответил Чжао Чжулю, и Вэй Ина пробило холодным потом. Такой уклончивый ответ… — Кому хуже всех? — не выдержал он. — Лин Минъюй ударилась лицом, сломала скулу. Су Иньцзы с этим справится. Лин-шицзе? Лицом?.. Вэй Ину стало трудно дышать. Самая красивая девушка, Лин-шицзе, из-за него… Гад Вэнь Чао его, конечно, обманул, но все равно ведь это Вэй Ин виноват. Он же должен был подождать, пока наставник проверит начертание. — Тебе нехорошо? — Можно я посплю, дядя Чжулю? — Сейчас принесут лекарства, прими их и спи. Служанка с корзинкой флаконов и коробочек с пилюлями прибежала почти сразу. Чжао Чжулю прочел записку, приложенную к снадобьям, отсчитал капли, чашки и разноцветные шарики, поддержал Вэй Ина, пока тот глотал горьковатые и, напротив, приторно-сладкие лекарства. Потом помог лечь поудобнее, укрыл одеялом, впустил пса, поскребшегося у двери, и погасил свет. — Отдыхай, — сказал он и ушел. Кошмарчик, понимая, что с хозяином непорядок, пришел ласкаться. Вэй Ин похлопал по одеялу рядом с собой, притянул к себе вспрыгнувшего на постель пса, сунул свободную руку под подушку — и вспомнил, что соломенные фигурки не там, а надежно спрятаны в шкатулке. Ему очень хотелось, чтобы его обняли. Но было некому. *** Те три дня, что Вэй Ину велено было лежать, он почти не оставался один. Трижды в день заходил дядя Чжулю. Прибегала молодая женщина из лекарских палат пощупать пульс и расспросить, как больной себя чувствует. Слуги приходили по звонку колокольчика — оказывается, он тут все время был, просто Вэй Ин не знал, для чего, и выходил в коридор, чтобы кого-нибудь позвать. Приносили поесть, выпускали Кошмарчика и даже играли с ним, помогали Вэй Ину добрести до отхожего места: боли прекратились, но стоило встать на ноги, и его шатало, как травинку на ветру. Один раз он попросил перестелить постель, потому что после очередных лекарств вдруг пропотел так, что промокли не только простыни, но даже матрас. Прибежали две молоденькие девушки со стопкой белья, сочувственно пощебетали, вызвали еще одну с новым матрасом. Вэй Ин все это время полулежал на кресле, испытывая разом странное удовлетворение — вот надо же было наворотить дел и захворать вдобавок, чтобы вокруг все запрыгали! — и ужасную неловкость. На четвертый день дядя Чжулю отвез его в лекарские палаты к госпоже Су. Та снова перещупала Вэй Ина едва ли не всего, пробормотала себе под нос: «Быстрей, чем на собаке!» и разрешила навестить Лин-шицзе. Остальные, сказала она, уже снова учатся. В комнату, куда поместили девушку, Вэй Ин заходил на подгибающихся ногах. Ему прежде случалось видеть людей, которым в драке повредили лицо, и это выглядело ужасно. А тут еще чувство вины царапалось когтями поострее, чем у лютого мертвеца… Но Лин-шицзе улыбнулась ему — и не было ни страшных фиолетовых отеков, ни повязки, закрывающей половину лица. Только белели поперек щеки несколько полосок ткани с мерцающими на них даже при дневном свете символами. — Все хорошо, — сказала шицзе, не давая Вэй Ину упасть на колени. — Ты просто не знаешь, что тут бывает иногда. В год, когда я поступила, двое старших учеников разнесли все восточное крыло. Несколько человек погибло, у лекарей не хватало мест, и раненых разбирали по домам… А я-то всего только неловко упала. Вэй Ин с постыдным облегчением протянул ей мешочек с ароматными травами: он знал, что навещать больных хорошо бы с подарком, и дядя Чжулю купил для него этот подарок — подобающий, как он сказал. — Ах, прелесть! — всплеснула руками шицзе и тут же прицепила мешочек к поясу. — Это так мило, шиди. Послушай, а как тебе удалось вот это проделать с талисманами? Там от площадки перепаханное поле осталось. Наши ребята говорят, что наставники до сих пор фыркают и подпрыгивают, как чайник на углях, и никак не могут договориться, что это такое было. — Я просто ошибся, — Вэй Ин опустил голову, чувствуя, как от обиды перехватывает горло. — Второй… один мальчик взялся мне помочь читать задание и неправильно назвал кое-какие иероглифы. Лин-шицзе нахмурилась. — Это… Второй молодой господин, да? — произнесла она, еле шевеля губами. — Брат рассказывал, что он может зло пошутить… Тень набежала на ее лицо. Вэй Ин испугался было, что еще больше расстроил шицзе, невольно напомнив о погибшем брате, но она наклонилась к нему и шепнула на ухо: — Никому не рассказывай. — Отчего?.. — Если решат, что ты клевещешь на члена старшей семьи, тебе худо придется, шиди. Вэй Ин вздрогнул. Лин-шицзе говорила так, словно кое-что знала не понаслышке. Хотя… ее брат служил в охране Вэнь Чао не день и не месяц — наверное, он многое мог рассказать. А может, и не только про Вэнь Чао: в Знойном дворце сплетни могут разноситься очень быстро. Он заметил, как девушка подносит руку к пострадавшей щеке, трогает талисманы, едва заметно морщась. Видимо, ей все-таки было больно говорить. Вэй Ин поблагодарил за совет и поспешно распрощался. За дверью его ждал дядя Чжулю. — Су Иньцзы разрешила тебе выходить и гулять, но не бегать и не утомляться. Я отвезу тебя домой. — А сегодня ты меня покатаешь над городом? Что ответ будет «нет», Вэй Ин понял мгновение спустя. Не по паузе — дядя Чжулю редко отвечал на вопросы немедленно, — но по чуть-чуть опустившимся плечам. — Сегодня не могу. — Ну и ладно, в другой раз? — после разговора с Лин-шицзе у Вэй Ина полегчало на сердце: его простили, девушка не изуродована, он не самый ужасный злодей в этой школе… И кстати! — Дядя Чжулю, а правда, что если тебе кто-то из старшей семьи сделал гадость, об этом нельзя рассказывать? На сей раз дядя Чжулю молчал дольше обычного. — Это Второй молодой господин тебе подсказал неверные слова? — Ну… да! Но я ведь никому не рассказывал, я просто спросил. Чжао Чжулю поставил Вэй Ина перед собой на меч, и они плавно поднялись в небо. — Если Владыка или старший наследник спросят, им ты можешь рассказать. И мне. Другим не надо. — А им почему можно? — Им — нужно. Им ты обязан ответить правду на любой вопрос. Вэй Ин почесал в затылке. — А если кому-то другому сказать, это будет клевета? — Да. — Но если это правда? Меч под ногами провалился на ладонь вниз, и Вэй Ин подавился воздухом. Но дядя Чжулю крепко держал его за плечо. — Любое обвинение, брошенное старшей семье, оскорбляет орден. Правда оно или нет. Они уже снижались, и Вэй Ин торопливо спросил: — Это он, выходит, меня обманул, а я ему ничего даже ответить не могу? — Почему же, — ровно ответил Чжао Чжулю. — Ты можешь его стукнуть. Или кинуть грязью. Владыка разрешил. По правде, думал Вэй Ин, выходя гулять с Кошмарчиком и отчетливо понимая, что запрет на беготню был лишним: и просто пройтись до любимой лужайки уже стоило едва ли не всех имевшихся сил, — по правде, бить Вэнь Чао уже и не хотелось. Может, если бы с Лин-шицзе в самом деле случилась большая беда, Вэй Ин был бы в настроении задать гаденышу трепку, чтобы тот навек запомнил, как делать нельзя. Но опять же по правде, за такие штуки наказывать должны все-таки старшие. Вон, оказывается, про Вэнь Чао и слова-то плохого не скажи, даже если он ведет себя как ослиное дерьмо… ну получит он по шее от Вэй Ина, и что с того? Еще какую-нибудь пакость подстроит в ответ. Вэй Ин и сам так бы сделал. А сильно колотить его все равно нельзя, охрана разнимет: Владыка сказал смертоубийства не дозволять. Да и вообще больше всего Вэй Ина занимал теперь вопрос, как ему учиться дальше. Вэнь Чао доверять нельзя, у дяди Чжулю нет времени, дед полуслепой и не объяснит всего, да хорошо бы еще он и помнил все правильно: часть талисманов, которые Вэй Ин чертил по его рассказам, то ли в клочья разорвало, то ли испепелило, а этого случиться не должно было. Правда, там много всякого разлетелось в клочки, куда уж было уцелеть бумаге, но все-таки… эх, вот чего стоило дать наставнику проверить сначала талисманы, а? И почему в лагере так мало учили грамоте! Можно было бы, наверно, попроситься на занятия к младшим… если теперь наставник Вэнь Цзюйши хоть что-то ему разрешит… — Эй, ты как? Осторожный оклик не застал Вэй Ина врасплох: Кошмарчик ясно дал понять, что кто-то приближается. А затем Вэй Ин и шаги узнал, слишком легкие для любого взрослого и слишком уверенные для подростков-слуг. Ну и ощущение чужих ци вокруг — кто еще ходит толпой, но при этом на расстоянии и скрывая свое присутствие? Только охрана Второго молодого господина. Так что время подготовиться к приему было, и Вэй Ин старательно сделал вид, что вообще не замечает подошедшего Вэнь Чао. — Эй? Главное было не пытаться даже украдкой посмотреть в его сторону. Вэй Ин зевнул, не глядя сорвал травинку и принялся ее грызть. Правда, он тут же пожалел об этом — травинка здорово горчила. Не ядовитая ли?.. Вряд ли, конечно, в Знойном дворце будет расти ядовитая трава, но если вдруг — будет ну очень уж глупо отравиться, еще не оправившись от прежней хвори, и тем более прямо на глазах у Вэнь Чао. Но и отплевываться тоже было не к месту — он ведь старался казаться невозмутимым… — М-м… Вэй Усянь? Вот тут Вэй Ин таки выплюнул травинку — от неожиданности. До этого момента Вэнь Чао не звал его по имени, и было даже не очень понятно, а запомнил ли он вообще, как зовут приятеля, благо в их распоряжении было бесконечное количество прозвищ, обидных и не очень. — Я тебя не знаю, — процедил Вэй Ин и перевернулся на бок, чтобы быть к Вэнь Чао спиной. Это не было полностью безопасно, но гаденыш вряд ли осмелился бы при Кошмарчике пнуть его хозяина. Вэнь Чао помолчал, потоптался на месте, сопя. — Ну это же просто шутка была, — выпалил он наконец. — Хорош дуться-то! — и, поскольку Вэй Ин хранил безмолвие, добавил скороговоркой: — Нет, ну, три дня взаперти — это и правда как-то уж очень… я не знал, что в школе так строго, я только переписываю все по десять раз, если в иероглифах ошибаюсь… И вот тут от старательного равнодушия Вэй Ина не осталось и следа. — Взаперти? — безголосо от ярости повторил он, рывком разворачиваясь. — Переписываешь?! Да ты хоть раз вообще талисманы использовать пробовал?! Или за Второго молодого господина это тоже другие делают? Чтоб уж точно без ошибок?! Вэнь Чао, который присел было на корточки, отшатнулся и плюхнулся в траву. Вэй Ин как перевернулся на четвереньки, так и остался: от резкого движения у него потемнело в глазах, и встать он попросту не мог. Да и не надо было: все равно он навис над Вэнь Чао и кричал ему в лицо. — Мне досталось — ладно, я сам дурак, грамоты не знаю, а другим-то за что? Лин-шицзе не хватило, что ее брат у тебя на службе погиб, надо было еще и ей самой добавить? Ты хоть представляешь, как надо треснуться, чтобы скулу сломать? Не ломал костей никогда, да?! Попробуй, узнаешь, как это весело! А если б ты еще дня три так пошутил, так там дальше в учебнике боевые печати! Вот смеху-то было бы… — Стой, стой, подожди! — заверещал Вэнь Чао. Он вытаращил глаза в паническом недоумении, даже головой замотал так, что съехала набок заколка. — Да постой ты, я не понимаю ничего! Что случилось, какие кости, кто это Лин-шицзе?! Вэй Ина мутило, и он не знал, от напряжения ли это, от злости или от отвращения. Под руку подвернулся Кошмарчик, и Вэй Ин, опираясь ему на загривок, кое-как поднялся на ноги. — Лин-шицзе — сестра Лин Юйсина, который тебя спас от гуай. — Теперь он дышал часто и глубоко, и слова выплевывал поскорее, чтобы набрать полную грудь воздуха. — Талисманы из-за неправильных иероглифов сработали тоже неправильно. Площадку для тренировок разнесло вдребезги. Лин-шицзе ударилась и сломала скулу. Другие ребята тоже поранились. Я не сидел взаперти, я лежал. Здорово пошутил, Второй молодой господин. Главное, тебе же ничего не будет, это все я вино... — Хватит. Рука, легшая на плечо, чуть не вдавила Вэй Ина в землю. Вэнь Чао, так и замерший в траве перевернутой на спину лягушкой, был серее траурной накидки. Губы у него мелко тряслись. Вэй Ин скосил взгляд — в глазах немного двоилось, но он видел отчетливо, как танцуют непонятные золотые знаки на длинных заостренных ногтях; ладонь Вэнь Жоханя покоилась у него на плече так, что эти острия смотрели прямо в сердце. И ци — он не почуял ее на подходе, как не услышал шагов, но теперь ощущал всем телом эту силу, непостижимо огромную, словно готовый пробудиться вулкан беззвучно рычал прямо у него за спиной. Теперь Вэй Ин точно знал, что заклинатели ордена Вэнь боятся своего главу не просто так. Он и впрямь мог испепелить на месте любого. Достаточно всерьез вывести его из себя. Лаве не требуется причина или желание, чтобы течь, — она просто находит выход. Или проделывает выход… Рядом коротко заскулил Кошмарчик. Вэй Ин зажмурился. Если сейчас пес испугается за него достаточно, чтобы зарычать или даже броситься, им обоим точно конец. И не из-за непочтительности: глава Вэнь и так уже в гневе, и переполнить эту чашу проще простого… Он даже не понял сначала, что происходит, когда что-то горячее растеклось по телу, от сердца к солнечному сплетению и дальше, в даньтянь, в руки и ноги… И не понимал, пока в глазах не прояснилось и не истаяла тошнота. Золотые иероглифы плыли, искрами стекая с кончиков ногтей и впитываясь в одежду Вэй Ина — и дальше, в тело. Передача ци — вот так, даже не кожа к коже, как, согласно наставлениям, могут делать те, кто достиг особых успехов в совершенствовании. — Хватит, — повторил Вэнь Жохань, не отнимая руки. — Ты снова наговорил себе на смертный приговор, А-Сянь. Вэй Ин глубоко вздохнул. — Да, глава Вэнь. Если сейчас Вэнь Жохань решит этот самый приговор тут же и исполнить, ему достаточно будет выпустить побольше ци. А сам Вэй Ин, наверно, и почувствовать ничего не успеет… — А-Чао, а ты — ты хочешь, чтобы А-Сяня не стало? Смотреть на Вэнь Чао Вэй Ин не стал нарочно. Даже прикрыл глаза, наслаждаясь теплом чужой ци. Все-таки глава Вэнь и правда в чем-то похож на гуай. Страшный — очень страшный, — но не злой. Просто — такой. Если бы гуай все же можно было приручить, чтобы не убивал все живое на пути, стало бы еще больше сходства… Хотя глава ордена все-таки намного красивее. — Н-не… не надо… Сиплый шепот снизу отвлек Вэй Ина от размышлений. Вэнь Чао стоял на коленях — когда успел-то — и обеими руками комкал подол, расшитый языками пламени. — Я не… не хочу… пожалуйста… — Яснее, — приказал Вэнь Жохань. Он все еще держал Вэй Ина за плечо, но струйка ци ощутимо иссякала, да и жуткой угрозы больше не чувствовалось. Кипящая лава отступила от края, ушла вглубь и там вроде бы задремала. Вэнь Чао сглотнул, вздохнул поглубже и на удивление изящно, расправив рукава, выполнил земной поклон. — Глава ордена Вэнь, недостойный сын просит не наказывать Вэй Усяня за то, что он сказал. — По причине? — А?.. — Вэнь Чао приподнял голову и тут же, спохватившись, снова ткнулся лбом в сложенные ладони. — Потому что он… был прав… наверное. Нет! Потому что я хочу, чтобы… чтобы он… — и закончил уже шепотом: — Чтобы он был тут. Вэнь Жохань тяжело вздохнул и отпустил Вэй Ина. — Нда. Вставай, А-Чао. Пожалуй, облегченный вздох из кустов Вэй Ину на сей раз не примерещился. — Пойдемте, безобразники. Покажете мне, что вы такое вдвоем навертели. Нет, пес, оставайся тут, сегодня ты нам не нужен. Кошмарчик заметался, прыгнул к Вэй Ину, припал к земле… — Слушайся главу ордена Вэнь, — сказал ему Вэй Ин и почесал под подбородком. — Он тут самый-пресамый главный. Все должны его слушаться. Кошмарчик жалобно вздохнул, но послушно улегся там, где стоял. На ходу Вэй Ина все еще шатало. Ему не было плохо, скорее уж, слишком легко, как будто он вдруг стал весить вполовину меньше, и от этого шаги получались слишком большими и неровными. Когда они дошли до беседки — красивой, белокаменной и сплошь ажурной, — еще и кровь носом пошла. — Это лишняя ци, — сказал Вэнь Жохань, — сейчас тело ее сбросит, и все пройдет. Не бойся. Вэй Ин не боялся. Если бы глава ордена хотел сделать ему что-нибудь плохое, он бы сделал. А так — в самом деле, пройдет. Откуда, по чьему зову появился слуга с кувшином воды и чашкой, он не заметил. После питья и умывания и правда стало легче. Тот же слуга выложил на столик бумагу и письменный прибор и исчез без следа, как один из стражей Вэнь Чао. — А-Сянь, напишешь по памяти те талисманы, которые сработали не так? А-Чао, проверяй и показывай, что именно ты ему наплел. Сейчас, когда глава ордена не сердился, он даже не казался строгим. И если б Вэй Ин точно не знал, он ни за что бы не поверил, что этот совсем еще молодой человек — отец Вэнь Сюя. Старший брат, да и старше-то ненамного. Вон дядя Чжулю и тот взрослее выглядел. Над талисманами пришлось попыхтеть. Те четыре, которые остались целы, Вэй Ин повторил легко, а вот три, которые не сохранились, чертил очень медленно, вызывая в памяти монотонный голос деда, который учебника наизусть, конечно, не знал, зато знал, как все это должно действовать. — А тут тоже не так, — заявил Вэнь Чао, тыкая в талисман. — Но это не я! — он обводил красной тушью те места, где Вэй Ин по его наущению применил неправильные значения иероглифов. — Сейчас посмотрим, что тут ты, а что нет, — протягивая руку за талисманами, Вэнь Жохань мимоходом потрепал сына по голове, и тот просто засветился от удовольствия. Вэй Ин незаметно вздохнул. Ему тоже хотелось, но дядя Чжулю не прикасался к нему без прямой надобности, а больше и ждать было не от кого. Вэнь Жохань разглядывал листок и недоверчиво улыбался. — Кто бы мог подумать, — сказал он. — Замени вы все ключевые символы, в талисманы просто не удалось бы влить ци. Если бы тебе, А-Чао, пришли в голову немного другие слова для подмены, рисунок выжег бы сам себя, и на этом все закончилось бы. Мне любопытно, это случайность или у тебя так улеглось в голове выученное… Жаль, не проверить. — Почему? — немедля заинтересовался Вэй Ин. Вэнь Чао на него шикнул, но глава ордена даже не нахмурился. — Потому что проверять довольно опасно, — ответил он. — Есть правила, согласно которым можно изменять талисманы, и выходы за их рамки чреваты неприятностями. Вот как у вас вышло. Смотрите. Здесь исходно ци должна была распределиться на пять потоков. Можно написать четыре или три, они будут мощнее. А вы породили один поток, да еще и следующим символом замкнули его в кольцо. Понятно объясняю? Мальчики закивали. — Хотя это странно, — Вэнь Жохань повел ногтем по линиям талисмана. — Вместо обычного барьера это должно было дать спиральный, причем направленный вовнутрь. Этот талисман задуман как защита от атаки извне, и в таком виде получилось бы роскошное средство самоубийства. Но атаки извне ведь не было, так что там на площадке так шарахнуло? Давайте смотреть дальше. Следующий талисман, помеченный красным, был точно таким же, а еще два по задумке обеспечивали защитный купол. — А здесь вы купол перевернули и вывернули наизнанку, — Вэнь Жохань тихо рассмеялся. — Между прочим, запомните это начертание — оно пригодится, если воевать с водяными тварями. Они любят цепляться за лодки снизу, а кто посильнее, могут даже прогрызть или разломать дно. Такая защита их отгонит. — То есть это тоже настоящий талисман? Его уже делали раньше? — похоже, для Вэнь Чао было почему-то важно, чтобы даже его ошибка каким-то образом уложилась в границы правильного. — Признаться, я не слыхал. Быть может, в Юньмэне или в обильных водами землях Гусу такое используют, это достаточно очевидно… Но я полагал, вы исхитрились сделать из защиты разрушение, а тут всего лишь смена фигур. Может, талисманы прореагировали между собой? Или в те, которые А-Сянь написал сам, тоже вкралась ошибка? Дайте-ка. Вэй Ин поспешно придвинул к главе Вэнь оставшиеся листки. Он видел, что Вэнь Чао расслабился: по-видимому, был уверен, что гроза миновала. Действительно, он-то ничего по-настоящему ужасного не сделал. А вот что на самом деле сделал Вэй Ин, еще только предстояло выяснить, и его, несмотря на видимое благодушие Вэнь Жоханя, не отпускало напряжение. Он следил, как золоченый ноготь отчерчивает линии, слегка проминая бумагу; символы снова танцевали перед глазами, и, заглядевшись, Вэй Ин пропустил момент, когда ощущение нависшей смертельной угрозы вдруг вернулось. Вскинув глаза, он едва под стол не полез от мгновенного ужаса. Лицо у главы Вэнь сделалось страшное: побелело и закаменело, и в сузившихся глазах полыхнуло как будто настоящим огнем. — А-Сянь, — слышать при этом ровный, приветливый даже голос оказалось странно настолько, что Вэй Ин не враз сообразил: это с ним разговаривают. — Скажи, а с этой темой кто тебе помогал? Те... ошибки, которые в этих талисманах, случайно ты ни за что не сумел бы сделать. Вэй Ин открыл рот — слова застряли в пересохшем горле. В кувшине, принесенном слугой, еще оставалось несколько глотков воды, и Вэй Ин поспешно влил ее в себя, чудом не подавившись. Вэнь Чао хлопал глазами, не успев осознать, почему у отца снова сменилось настроение. — Мне дед пересказывал… ну, псарь… который учит, как быть с Кошмарчиком. Сказал, что это знает любой заклинатель, даже он. Что это самые начала. — Это правда, — тон главы оставался спокойным, и Вэй Ин позволил себе понадеяться, что, может, Вэнь Жохань гневается сейчас не на него. — В учебнике действительно изложены самые начала. Но вот то, что здесь начертано… это доступно далеко не всякому заклинателю. А-Сянь, вот этот символ, — золотые искры подсветили несколько линий в нижнем левом углу талисмана, — что он делает? — Связывает темную энергию, если она присутствует в ближайшем пространстве! — выпалил Вэй Ин без запинки. Вэнь Жохань медленно кивнул. — Да. Все верно. В этом талисмане в этом месте действительно должен быть символ, отвечающий за связывание темной энергии. Только он иначе выглядит. Вот так. И глава ордена, не утруждая себя тем, чтобы тянуться за кистью, прямо ногтем вычертил на мраморной поверхности стола несколько линий. Символ получился выплавленным в камне. Сперва Вэй Ину показалось, что он такой же, как тот, что на листке… Но нет. Различия были. Там откидная влево, а тут крючок. Там «крыло», а здесь «бамбук». И еще одна лишняя черта. — А… что тогда значит этот? Глава Вэнь качнул головой. — Рано, — бросил он и, подняв руку, позвал: — Вэнь Юньфа! Женщина, появившаяся у входа в беседку, тоже была в одеждах ордена, густо и ярко затканных красным: кто-то из родственников Владыки, троюродная сестра или племянница. Только на ней было не богатое платье, а куртка-пао, и поверх красовался легкий доспех пешего воина, и вороненые наручи выглядывали из рукавов. — Владыка? — Старик Си Пэй, что служит на псарне. Возьми два десятка, будь осторожна: это кто-то из опытных и хитрых, и возможно, что он не один. Распорядись, чтобы усилили охрану Десяти Солнц и А-Сюя. Вэнь Юньфа поклонилась коротким «боевым» поклоном и спросила: — Брать старика живым любой ценой? На миг Вэнь Жохань задумался. — Не дать уйти — любой ценой. Живым — по возможности. Ступай. Вэнь Лигуа! Вэй Ин зажмурился и потряс головой: он мог бы поклясться, что Вэнь Лигуа появился точно на месте Вэнь Юньфа, словно это оборотень принял другой облик в мгновение ока. — Второй наследник отправляется в свои покои и будет находиться там до нового распоряжения. Два круга готовности. — Слушаюсь. — А-Чао, — Вэнь Жохань потянулся, ладонью растрепал и без того уже торчащие во все стороны волосы сына, — посиди у себя тихонько. Тетушка Юньфа не допускает промахов, но не усложняй ей работу и никуда не убегай. — Д-да, отец, — совершенно ошалевший Вэнь Чао неловко поклонился, выбрался из-за стола, на нетвердых ногах подошел к Вэнь Лигуа — тот уже положил на воздух меч и протягивал руку. — А мы с тобой побудем тут, А-Сянь. Вэй Ин быстро кивнул. Он чувствовал, что Вэнь Жохань отнюдь не успокоился, что он все еще очень сердит — его ци откликалась в крови, гудела исполинским шершнем, — и находиться подле него было жутко... и ужасно интересно. Настала обычная тишина дворцового сада перед закатом: с шелестом листвы, пением птиц, лягушачьей распевкой в отдалении, едва слышным звоном и стуком со стороны хозяйственного двора. Если очистить сознание, можно было услышать множество шумов и голосов, слитых в один — голос огромного Безночного Города. — Я напугал тебя? От неожиданного вопроса, больше похожего на утверждение, Вэй Ин заерзал на месте. — Ну… немного? — Немного, говоришь… — Вэнь Жохань коротко усмехнулся и показался вдруг очень усталым. — Ты все верно сказал А-Чао, так шутить нельзя. И приди ему это в голову чуть позже, действительно была бы беда. Но то, что ты начертал со слов Си Пэя… — он поморщился, обвел пальцем навеки вплавленные в мрамор штрихи. — То ли кто-то могущественный благословил тебя удачей, то ли просто так звезды сошлись, но если б не ваши с А-Чао вывихнутые талисманы защиты, быть бы на месте школы сейчас… хорошо если просто развалинам. Вот эти три — то, что зовут «таранными заклятьями». Ими разрушают стены, обваливают пещеры, сносят горные склоны. И не закрути вы их энергию в свои спирали и потом в небо, она вся ушла бы тройным ударом вниз. А у нас тут под ногами лава течет, А-Сянь. Не прямо под поверхностью, но все же... — А… — начал Вэй Ин, но голос его сорвался. Лава. Которая ищет выход или проделывает его. Он вообразил, как удар талисманов проламывает каменный пласт, и из-под перекореженных глыб, обломков, щебня медленно выступает дышащая жаром краснота. Вэй Ин никогда не видел, само собой, взаправдашнего извержения вулкана, и картина была похожа больше на кошмарный сон; но все-таки, все-таки… — Это… как же… каждый может взять и… продырявить гору?! — Нет, конечно. Гора обмотана охранными заклятьями плотнее, чем веретено ниткой. Но до сих пор никому не приходило в голову вот так лупить по ней… Она могла и оскорбиться. Добрейший мастер Си Пэй, видно, прослышал про твои таланты и решил попользоваться. Самому ему, надо думать, не хватило бы силенок три талисмана разом напитать и еще удрать после этого. У Вэй Ина тоненько зазвенело в ушах. Дед, который научил его не бояться Кошмарика… помогал заниматься… рассказывал байки… Как, почему? За что?.. Что именно сделал Вэнь Жохань, он вновь не заметил — просто только что сидел на скамейке, а потом неведомая сила подхватила его и перебросила в сторону. Прямо главе Вэнь на колени. — Не твоя вина, А-Сянь. Просто старик нашел удобный способ очень больно ударить по ордену. Ты не должен был выжить, мы никогда не отыскали бы ответа, как так получилось. Даже окажись разрушена только школа, это уже была бы катастрофа. А если б взбрыкнула гора… Но А-Чао глупо и опасно пошутил, ты не заметил ловушки, и вышло то, что вышло. От одежд главы ордена уютно пахло ароматными смолами, полынью и самую чуточку костром. Где-то далеко в детстве, которого Вэй Ин не помнил, что-то пахло похоже… — Но зачем же дед… — Поймаем и выясним. У ордена Вэнь хватает врагов. А ты все-таки должен побыстрее научиться читать. Чтобы не попадать больше в такие ловушки. Наставник А-Чао позанимается с тобой. Сидеть у кого-то на коленях Вэй Ину не доводилось, сколько он себя помнил. И раз его не гнали, он осторожно прижался покрепче, затаил дыхание: можно ли? Вэнь Жохань приобнял его за плечи. — Что-то ты притих, речистый? Устал? Тебя лекарь смотрел сегодня? — Да, госпожа Су. Сказала не утомляться. — Хм… кажется, не вышло. Побудь еще тут, пока Юньфа не доложится, что Си Пэя взяли. Ты мерзнешь, что ли? — Не… — Вэй Ин немного напрягся, но его все еще не гнали. — Дядя Чжулю никогда меня не обнимает, — горько пожаловался он. Вэнь Жохань, казалось, задержал ненадолго дыхание. — Вот как… Пожалуй, не стоит с него требовать объятий, А-Сянь. Ему от них вряд ли будет хорошо. Вэй Ин уже заметил это и сам, но все-таки не удержался: — А почему? — Почему… Хочешь сказку? Правда, она грустная. И даже страшноватая. Солнце уже наполовину скрылось за горой, по саду протянулись длинные тени, тут и там мелькали слуги — зажигали фонари. — Если сказка, то не страшно. — Ладно. В одном небольшом клане заклинателей родился мальчик, у которого от природы был хороший, сильный дар. Но вот беда — он много и тяжело болел. Поэтому учить его в детстве толком не учили: он не мог заниматься подолгу. Потом постепенно болезнь отступила, но мальчик к тому времени уже почти совсем вырос, и его старшие испугались, что он так и не сформирует золотое ядро. Дар никуда не делся, и тогда глава клана решил, что мальчик справится с ускоренным обучением. То, что другие постигают за пять, а когда и восемь лет, он должен был освоить за два года. Вэнь Жохань умолк. Темнота текла с неба на Безночный Город, а беседка начала еле заметно светиться. — Он не справился, да? — прошептал Вэй Ин. — Да. Он не справился. Он очень старался и сформировал ядро, но… неправильно. — Наизнанку? — Откуда знаешь? — удивился Вэнь Жохань. С ноткой недовольства, но Вэй Ин, сидя у него на коленях, уже не думал бояться. — Старший наставник сказал. Вэнь Хоули. Когда я был в лекарских палатах. — Ах, Хоули… Пусть его. Это правда, но это обидное слово, А-Сянь. Старший наставник пытался потом с этим что-то сделать и тоже не справился, поэтому простим его за грубость. Так вот, с неправильным ядром не работали и обычные техники управления ци. И когда, не зная этого, мальчика стали учить работать с ней… Он повредил нескольким наставникам меридианы простым выбросом. И испугался. А от испуга стало еще хуже. Вскоре любое прикосновение его рук грозило выжиганием меридианов и даже золотого ядра. Ты должен понимать, что это значит для всякого заклинателя. Вэй Ин попытался себе это представить. Мальчик родился и рос в клане, клан — это большая семья. Любое прикосновение… это вот если, скажем, маму обнять или братика… — Ох. — Да. Именно. Несколько случаев. И мальчик начал сходить с ума от страха и горя. — Вэнь Жохань покачал головой. — Когда я туда приехал, его жертв было больше двух десятков, и сами же родные намеревались его прикончить, а он совсем не был готов покорно пойти под нож. — Он снова замолчал, и на сей раз Вэй Ин даже не попытался что-нибудь спросить. Сказка и впрямь была грустной. Ужасно грустной. — Я забрал его в Безночный Город. Исправить ядро было уже невозможно, но техники для него удалось создать. Сейчас Чжулю управляет ци безупречно. Никаких случайностей, даже если он ранен или смертельно устал. Но страх причинить вред без намерения — остался. Поэтому не мучай его, А-Сянь, он с объятиями — как ты с собаками. Вэй Ин хотел было возразить, что вот же с Кошмарчиком он подружился, но припомнил, что и Кошмарчик не то чтобы настоящая собака, и от лая или рычания все равно становится нехорошо. И спросил поэтому другое: — А если я сам буду дядю Чжулю обнимать? Чтобы ему не пришлось меня трогать руками? Тихий смешок отдался эхом во всем теле. — Спроси у него сам. Я не знаю. У тебя такие интересные штуки получаются, А-Сянь, каких люди обычно не делают… вдруг получится и это. Уже окончательно наступил вечер, резной камень беседки призрачно мерцал, совсем не позволяя видеть, что творится снаружи. Вэй Ин вспомнил вдруг, что Кошмарчику велено было оставаться на лужайке, и, может, он там так до сих пор и сидит?! Вдобавок довольно громко заурчало в животе. Вэй Ин почувствовал, что краснеет. — О, — Вэнь Жохань усмехнулся. — А я уже и позабыл, что детей надо кормить, для инедии ты ведь маловат. Потерпи еще немного. Что-то Юньфа долго возится… Вэй Ину давно уже не случалось голодать, и памятного сосущего чувства он пока не ощущал. К тому же он и настоящий голод легко стерпел бы ради возможности еще понежиться в пусть не любящих, но все же заботливых руках. И потому спросил первое, что прыгнуло на язык, лишь бы продолжать разговор: — А скаж… то есть, глава ордена, а можно ли приручить гуай? — Что?! — Приручить гуай, — повторил Вэй Ин, стараясь не захихикать: так изумленно расширились у Вэнь Жоханя глаза. — Мне говорили, что можно приручить других яо, не собак, но про гуай ни дядя Чжулю не знает, ни дед… то есть… Си Пэй вот тоже не знал… Глава ордена Вэнь склонил голову набок и посмотрел на Вэй Ина как на что-то в высшей степени диковинное. — Ну, знаешь ли!.. Нет, если умозрительно… гуай тоже земные твари, они не глупы, так что особых преград нет — кроме того, что они смертоносны сами по себе, всей своей плотью. Да и зачем тебе ручной гуай? Погладить ты его не сможешь, подманить вкусным или дать что-то в награду тоже затруднительно. Конечно, ручной гуай как оружие — это гениальное решение, ему почти нечего противопоста… — он осекся. — А-Сянь, ты… разговаривал об этом с Си Пэем? — Да, он рассказывал мне, что Кошмарчик — яо, а в школе давно уже объяснили, что яо и гуай оборотни, и я спросил, можно ли приручить кого-то кроме собак, а он… — Стоп. Вэй Ин послушно захлопнул рот. Вэнь Жохань сидел совершенно неподвижно, прикрыв глаза и немного сдвинув брови, как будто ни с того ни с сего провалился в медитацию. — Сдается, я знаю, кто таков этот Си Пэй, — проговорил он вдруг. — Сестрица Юньфа, я начинаю беспокоиться… И, будто дождавшись этих слов, из мрака на ступеньки беседки ступила Вэнь Юньфа. Ее нагрудник и один рукав были густо заляпаны кровью, острый металлический запах поплыл по беседке. — Владыка, смутьян Си Пэй взят живым. Вервие бессмертных, клеть Восьми Направлений, десяток охраны. — Подельники? — Вэнь Жохань хищно подался вперед, и Вэй Ин вцепился в его пояс, чтобы не упасть. — Один человек, погиб почти сразу. И зверинец, — женщина гневно скривилась. — Он натравил на нас целую стаю всякой дряни. — Яо? — уточнил глава ордена. — Их. — Что ж, слава Небесам, что не гуай… — пробормотал Вэнь Жохань и поднялся, аккуратно ссадив Вэй Ина с колен. — Хвалю, сестрица. Завтра доклад письменно, очень подробно. С пленного глаз не спускать, пусть охрана сменяется раз в полстражи… и, пожалуй, прикажи в случае невозможности удержать пленника — уничтожить его. — В случае невозможности удержать, глава?.. Недоумение на лице Вэнь Юньфа было столь всеобъемлюще, что выглядело почти смешно. — Я не удивлюсь, если он попытается уйти, призвав на помощь что-нибудь особо поганое. Думаю, это Пэй Чжиань, сестрица. — Пэй Чжиань?! — воительница подобралась, как будто ей предстояло тотчас же снова броситься в бой. — Я прикажу встать в караул братьям из Кольца. — Да, сделай. И отдыхай. — Владыка, — Вэнь Юньфа с поклоном отступила обратно в ночь. Вэнь Жохань опустил руку на плечо Вэй Ина, уже без всякой угрозы. — Вот и все, А-Сянь. Иди поешь, накорми собаку и спи. Дойдешь до дома сам или приказать тебя проводить? — Дойду! А кто такой Пэй Чжиань? А Кольцо — это как? Когда Вэнь Жохань смеялся, он выглядел еще моложе. — Пэй Чжиань — глава клана Тяньшуан Пэй, спроси о нем завтра наставника. Кольцо — это братство внутри ордена, посвятившее себя постижению стихии огня. А-Сянь, научись скорее читать! Вся библиотека Знойного дворца будет к твоим услугам. Ступай, ступай, уже поздно. Когда Вэй Ин уже спускался по ступенькам, Вэнь Жохань окликнул его. — А-Сянь, ты не слишком обижен на А-Чао? Вэй Ин посмотрел снизу вверх на высокую фигуру в подрагивающем, призрачном свете от белокаменных стенок беседки, выдохнул, вдохнул и ответил как можно четче: — Нет, глава ордена. Я буду с ним играть. *** На следующий день в школу Вэй Ин еще не пошел: с раннего утра его навестил дядя Чжулю и передал распоряжение от Су Иньцзы оставаться пока дома. — Она считает, что тревожить меридианы тебе пока не следует, а твой класс как раз приступает к изучению боевых заклятий. — Я же все пропущу! — вскинулся Вэй Ин, но дядя Чжулю покачал головой: — Не бойся. Вэнь Лигуа позанимается с тобой. — Но он ведь при Вэнь Чао?.. — Не все время. — А… ему можно? — Отчего нет? — как Чжао Чжулю ухитрялся выглядеть бесстрастным, даже явно изумляясь на словах, Вэй Ин не постигал. — У всех адептов ордена есть, кроме службы, и собственная жизнь. — Это ты его попросил, да? Дядя Чжулю коротко кивнул. Вэй Ин старательно задавил желание броситься ему на шею. Дядя Чжулю с его «ядром наизнанку», само собой, не мог заниматься ни с кем — разве что учебник читать вслух, но он нашел Вэй Ину наставника, и какого! Командир охраны наследника — это же, наверно, один из самых лучших бойцов ордена? Хотя… — Дядя Чжулю, а Вэнь Юньфа — она кто? — Она отвечает за безопасность Знойного дворца, — ничуть не удивился Чжао Чжулю. — А кто сильнее, она или Вэнь Лигуа? За время, которое понадобилось, чтобы прозвучал ответ, Вэй Ин успел затолкать в рот почти половину завтрака. — Не думаю, что тебе понравится, если Вэнь Юньфа возьмется за твое обучение. — Ну и не надо, — если подумать, Вэй Ину не особенно и хотелось подходить близко к красивой, но очень уж грозной госпоже. — А кто такой Пэй Чжиань? Владыка сказал, что дед Си Пэй — это Пэй Чжиань, и чтобы я про него спросил у наставника, но… — Я родился, когда клан Тяньшуан Пэй уже перестал существовать. Спроси кого-то из старших. Вэй Ин поскреб в затылке. Это ж насколько стар должен быть дед, если клана, чей он глава, нет уже… уже... — Дядя Чжулю, а сколько тебе лет? — Скоро исполнится двадцать, — сказал Чжао Чжулю и поднялся. — Мне пора, Усянь. Еще некоторое время Вэй Ин потратил на растерянные размышления о том, как же сложно с заклинателями: Вэнь Жохань, которому полвека, выглядит едва старше собственного сына, которому чуть-чуть за двадцать, — а на вид-то еще усы не пробились; зато Чжао Чжулю, которому и двадцати не сравнялось, смотрится старше них обоих. Как это так получается? А если изо всех сил совершенствоваться, это можно навсегда остаться маленьким? Ну, не таким маленьким, как сам Вэй Ин, но — как Вэнь Чао? — Кошмарчик, а если ты будешь совершенствоваться, ты всегда будешь щенком? Кошмарчик подошел ближе и ткнулся влажным носом Вэй Ину в руку. Он здорово подрос, обзавелся густой жестковатой шерстью вместо щенячьего пуха, и клыки у него были чуть не с большой палец — хорошо, что Вэй Ин привык, а то бы от такого зрелища взбегал на потолок. Но все еще непомерно крупные лапы говорили — так рассказывал Си Пэй, — что пес пока не перестал расти. — Вон ты какой, целый Кошмар уже, — приговаривал Вэй Ин, почесывая псу лоб и под челюстью. Тот издавал глухое ворчание — если бы кот был, мурлыкал во всю мощь — и, Вэй Ин понимал, хотел бы гавкнуть, приглашая хозяина на прогулку. Но не гавкал, держался. Вэй Ин то и дело чувствовал себя виноватым перед Кошмарчиком: запретил ему и лаять, и рычать, можно сказать, к обету молчания принудил. Но от звука собачьей «речи» его еще колотило мерзкой дрожью, даже если какая-то мелкая шавка заливалась за запертой дверью в ремесленном квартале. Наверно, даже встреть он такого же, как Кошмарчик, пса-яо, все равно бы опять превратился в рыдающее от ужаса недоразумение… Подумав о яо, Вэй Ин тяжело вздохнул. Вэнь Юньфа вчера сказала, что Си Пэй натравил на них целый зверинец… Зверей было жалко. — Молодой господин Вэй, ты дома? Вэй Ин подпрыгнул на месте от неожиданности, но тут же узнал голос. — Дома! Он метнулся, распахнул дверь и в который раз подивился, какой же Вэнь Лигуа здоровенный. Полное было впечатление, что в дверной проем ему надо протискиваться боком. Неправильное: ни поворачиваться, ни пригибаться не потребовалось. — А вы меня будете учить, эм… наставник? — До «наставника» еще не дотянул, — усмехнулся Вэнь Лигуа, — можешь звать дядюшкой. Буду. Но не прямо сейчас. Скоро в Десяти Солнцах будут определять кару Пэй Чжианю. Владыка распорядился тебя позвать — если ты хочешь смотреть. Не «судить», заметил Вэй Ин, а «определять кару». То есть, наверное, это про то, как именно преступника будут казнить? На публичные казни он не очень-то любил смотреть, но глава ордена лично пригласил… разрешил отказаться, но… если пригласил, значит, надо сходить. Значит, там будет, наверно, что-то важное. — Надо, наверное, в чистое одеться, да? — Нет, это не требуется, — неожиданно ответил Вэнь Лигуа. — Туда лучше прийти в чем есть. — А почему? — Пойдем, объясню по дороге. Вэй Ин потрепал Кошмарчика по холке, приказал ждать дома и почти бегом выскочил в коридор. — В чистое ты одеваешься на праздники и торжества, еще на погребальную церемонию. А здесь речь идет о преступнике, и ему не следует оказывать честь, переодеваясь ради него. За широким шагом Вэнь Лигуа Вэй Ин успевал только вприпрыжку. Но, не в пример вчерашнему, сил ему пока хватало, и идти помедленнее он не попросил, вместо этого задав наконец заветный вопрос: — А кто такой Пэй Чжиань? — Глава клана Тяньшуан Пэй. — Это я знаю! А кроме этого? А чем этот клан славен? А почему он… — Стой, стой! Очень много вопросов. Сейчас расскажу. И пока они шли по садам Знойного дворца ко входу в павильон Десяти Солнц, Вэй Ин выслушал еще одну сказку — пожалуй, куда как пострашней вчерашней, — о повелителях чудовищ из Тяньшуана, заклинателях, которые в своем совершенствовании пошли необычным путем и вместо того, чтобы стремиться к высотам духа, как наставляли все великие учителя, научились говорить языками зверей и птиц и приобрели со временем некое сродство с существами земной, но нелюдской природы. — То есть они стали как яо? — В некотором роде так. Боюсь, я не сумею пока объяснить подробно, тебе не хватит основных познаний о путях совершенствования. Считай, что да, они стали ближе к яо: их желания, их способы достижения цели больше напоминали порой звериные, нежели человеческие. Но они были сильны, очень сильны. И понемногу Тяньшуан Пэй начал претендовать на титул великого ордена. — Это плохо? — Великим орденом считается такой, который держит под рукой многие земли и мелкие кланы. Когда кто-то желает возвыситься, он распространяет свою власть и… откусывает владения у соседей. Если соседи слабы, если они готовы поделиться или даже подчиниться, это не вызывает раздора. Но когда ищущий большей власти пытается потеснить того, кто и сам силен… Вэй Ин кивнул. Разборки за то, кто будет просить подаяние на том или этом конце улицы, он видел среди бездомных не раз. Наверное, это так везде — и у зверей, и у людей, и даже у благородных заклинателей… — Когда главой клана стал Пэй Чжиань, они начали вторгаться в границы ордена Вэнь. — И клан Тяньшуан Пэй перестал существовать. Да? — Не сразу. Мы потеряли многих, пытаясь сражаться с ними как с такими же заклинателями. Это длилось не один год. Ярость и ожесточение делают тех, кто идет праведным путем, слабее, а таким, как эти, только придают сил… Но в конце концов Владыка, он тогда только унаследовал орден, сумел отыскать их уязвимые места. Еще через полтора года большая часть заклинателей из Тяньшуан Пэй была истреблена, некоторые исчезли бесследно, их земли отошли ордену Вэнь. Они миновали еще одну стену — низкую, с вечно распахнутыми воротами — и вышли на площадь перед павильоном Десяти Солнц. — И Пэй Чжиань был среди тех, кто скрылся? — торопливо спросил Вэй Ин. — Да. Но он был уже в возрасте, а те, кто идет звериным путем, стареют как обычные люди, порой даже быстрее, так что все решили, что он попросту одряхлел и умер… Видимо, чего-то еще мы не знаем о них. И потом, ходили слухи, будто глава Пэй настолько далеко зашел в своем совершенствовании, что стал схож уже и не с яо, а с гуай. Среди старейшин нашего клана никто не верил, что такое вообще возможно. Теперь… не знаю, что и думать. Ступая на лестницу, ведущую к Десяти Солнцам, надлежало умолкнуть и очистить сознание, так что Вэй Ин поспешно спросил о том, что волновало его с утра: — Дядюшка, а вам сколько лет? Вэнь Лигуа потешно округлил глаза. — Сорок три, но какое отношение… — Не, ничего! Это я так… Началась лестница. До сих пор в павильон Десяти Солнц Вэй Ин ни разу не входил и теперь едва не уткнулся носом в ступеньки, глазея вокруг: на стражей в доспехах, на резные яшмовые колонны, вышитые занавеси — это только снаружи! Что же будет дальше… А дальше на убранство павильона он смотреть забыл, потому что внутри была целая толпа, а в дальнем конце зала, на возвышении, был самый настоящий трон, и на троне сидел Владыка. А по сторонам от него тоже были какие-то сиденья, и там — и Вэнь Сюй, и Вэнь Чао, а напротив них — какая-то женщина, наряженная, точно небожительница из сказки. Вэнь Лигуа придерживал Вэй Ина за плечо, проходя через толпу и направляясь к тронному возвышению. С ним здоровались, на Вэй Ина поглядывали с легким удивлением. В стороне завиднелась массивная фигура Вэнь Хоули, но они прошли мимо и остановились уже у подножия лестницы, ведшей наверх. Вэй Ин помахал Вэнь Чао. Тот явно заметил приветствие, но в ответ только расправил плечи и даже немного надулся, стараясь казаться очень важным и серьезным. Зато Вэнь Сюй, тоже увидев Вэй Ина, улыбнулся и кивнул ему. Вэнь Чао растерянно нахмурился, перевел взгляд с брата на Вэй Ина и обратно, потом быстро поднял и тут же опустил руку: вроде как поздоровался, но, может, и просто рукав поправил. Вэй Ин даже фыркнул, глядя на это представление. Он только собирался спросить Вэнь Лигуа, чего теперь ожидать, как по толпе прошло движение, похожее на рябь на поверхности пруда, и люди расступились, оставляя посреди зала широкий проход и даже вроде бы выстраиваясь неровными, но шеренгами. В наступившей тишине, нарушаемой только шелестом одежд и покашливанием в кулак, послышались тяжелые шаги. Четверо одоспешенных стражей ввели — вернее сказать, втащили — в зал старого псаря. Его руки были связаны ярко-красной веревкой, ноги закованы в тяжелые даже с виду кандалы, металлические обручи красовались на поясе и шее, и от них тянулись цепи, за которые деда и волокли. Подле каждого стража шли заклинатели без доспехов, но с талисманами наготове. У Вэй Ина пересохло во рту. Понятно было еще вчера, что этот самый Пэй Чжиань — опасный враг, но чтобы настолько?! Толпа тихо загудела. На старика показывали пальцами, вполголоса бранились, объясняли что-то друг другу. На несколько мгновений спины взрослых заслонили Вэй Ину происходящее, и он посмотрел наверх. Главу ордена ему было видно плохо, зато женщину в сказочном наряде — отлично. Она сидела неподвижно, с очень прямой спиной, сложив руки на коленях. И она была красивая, но какая-то усталая и холодная. Хоть глаза у нее были яркие, а кожа гладкая, Вэй Ин был совершенно уверен, что женщина уже далеко не молода. Он едва не спросил Вэнь Лигуа, а кто это, но прочитанная от корки до корки книга церемоний успела подсказать ответ. По левую руку от главы ордена сидит, разумеется, его супруга. Госпожа Вэнь, мать наследника, «госпожа мать» Вэнь Чао. Гаденыша на миг стало жалко. Мало того, что мама умерла, так он должен еще называть матерью прекрасную, но совершенно равнодушную статуэтку в ярких шелках. Слуги шептались, что госпожа и кровного-то ребенка не приласкает лишний раз, а уж чужого… Стражи подвели Пэй Чжианя к самой лестнице, и стало не до бед Вэнь Чао. Вблизи было видно, что вчера деду досталось: в бороде темнела запекшаяся кровь, его здорово скособочивало вправо, и дыхание вырывалось меж стиснутых зубов с влажным клекотом. Но теперь, зная кое-что про Тяньшуан Пэй, Вэй Ин видел и эти самые зубы — очень уж белые и ровные для старика, и пальцы, скрюченные вовсе не годами, а мощным усилием: пленник, похоже, пытался порвать веревку на запястьях. И если, скованный, окруженный бойцами, перед самим Владыкой, он все еще не оставлял надежды освободить руки… Вэй Ин поежился и невольно сделал полшага назад. — Это было хитро, глава Пэй, — голос Владыки будто погасил все остальные звуки в зале. — Никто и не подумал подозревать в деревенском заклинателе почтенных годов, нанимавшемся на псарню, грозного Повелителя Чудовищ. Но вы скверно использовали свой шанс. Всего один гуай? Искаженные талисманы? И это за почти десять лет? Быть может, мы не заметили чего-то, почтенный Пэй Чжиань? А вот голос у старика, не в пример тому, что помнил Вэй Ин, оказался жутким. Как будто и не человек вовсе говорил, а какая-то темная тварь, подстерегающая одинокого путника ночью в зимнем лесу. — Не думай, что ты самый умный! Если бы не случайность… ты похоронил бы сначала сыновей, как когда-то я! А потом смотрел бы, как ад пожирает твой город, как и я когда-то! Уже не скрывая намерений, глава Пэй рванул веревку и взревел от боли, когда она рассекла кожу у него на запястьях, но не поддалась. — Случайность… — медленно произнес Вэнь Жохань и поднялся с трона. — Если бы это была одна случайность, глава Пэй, я бы, пожалуй, с вами согласился. Но случайность ли то, что вашему плану помешали ребенок и собака, которых вы же сами и наставляли? Взгляд старика заметался по залу, и Вэй Ин на всякий случай сдвинулся за спину Вэнь Лигуа. Почему-то ему совсем не хотелось, чтобы Пэй Чжиань его увидел. — Главу Пэй прекрасно помнят в ордене Вэнь, — сказал Владыка, и от улыбки, прозвучавшей в его голосе, Вэй Ина продрало морозом по коже. — Я не могу лишить моих людей удовольствия от лицезрения вашей кончины. Вы будете умерщвлены завтра, на площади в нижнем городе… — и в повисшей мертвой тишине добавил почти ласково: — На колесе. Зал, казалось, качнулся от всеобщего вздоха. — В нижнем городе, — все тем же мягким тоном продолжал глава ордена Вэнь, — живут простые люди: те, у кого нет дара вовсе, и те, кто не обрел значительных сил на стезе совершенствования. Родственники и друзья тех, кого мы находили растерзанными в мертвых деревнях. Полагаю, они заслужили право хоть на малую долю мести. А чтобы воздаяние не омрачилось никакой случайностью… Чжулю. Со своего места Вэй Ин не заметил, откуда вышел Чжао Чжулю, зато теперь видел очень ясно, что в его ладони горит, вздрагивая и потрескивая, будто бы шаровая молния, выплевывая то и дело длинные изломанные лучи. Стражи, державшие цепи, шарахнулись в стороны, но пленника не выпустили, хоть тот и попытался дернуться. — Чтоб ты… — взревел было он, и тут Чжао Чжулю метнулся вперед так, что его фигура смазалась в чернильное пятно. Молния в его руке ударила старику в солнечное сплетение. Вопль, потрясший зал до основания, был полон боли и ужаса. Пэй Чжиань рухнул наземь и забился в корчах, столь сильных, что одна цепь вырвалась-таки из рук стража. Чжао Чжулю отступил назад, прошел, мягко ступая, к лестнице и преклонил колени у подножия. — Заберите его, — распорядился Вэнь Жохань. — Подготовьте к казни и следите, чтобы он не покончил с собой. Стражам пришлось тащить старика на весу: встать он даже не пытался. Где-то на середине зала его затихающий было крик вдруг снова набрал силу — и на сей раз там были слова. — Будь проклят ты и твой род, Владыка Вэнь! Чтоб тебе пережить твоих детей! Лишиться разума! Сдохнуть позорной смертью! Чтоб… Кто-то из стражей ударил Пэй Чжианя в висок, и тот смолк, безвольно обвиснув. Среди волны шепотков и сдержанных выкриков Вэй Ин отчетливо уловил голос Вэнь Юньфа: — ...предлагала вырвать язык! И следом — негромкий, но четкий ответ главы Вэнь: — Для предсмертного он слишком рано начал. Но к завтрашнему дню — пожалуй, сделайте. Госпожа Вэнь вдруг осведомилась, наполовину раскрыв веер: — А отчего же не «тысяча порезов»? — Без ядра он и стражи не продержится, матушка, — это уже был Вэнь Сюй, подошедший, чтобы помочь матери встать. — А на колесе, возможно, доживет до заката. Дальше Вэй Ин уже не слушал. «Без ядра»? То есть вот сейчас он видел то самое, за что дядю Чжулю прозвали Сжигающим Ядра? Его легонько тряхнули за плечо. — Все закончилось, — сказал Вэнь Лигуа. — Если хочешь, мы можем сейчас позаниматься, у меня есть время. — Да, дядюшка. Только я… можно я подойду на минутку к дяде Чжулю? — Разумеется. И Вэй Ин бросился к Чжао Чжулю, отошедшему в сторону и словно бы слившемуся с тенью в стороне от лестницы. *** Люди расходились из павильона Десяти Солнц, обсуждая все случившееся. А-Сюй увел мать, А-Чао ушел с наставником, Юньфа что-то горячо обсуждала с Хоули, остановившись посреди зала. Вэнь Жохань с силой растер висок двумя пальцами. «Не думай, что ты самый умный», да? И действительно. Пусть проклятье, брошенное не на пороге гибели, слабее настоящего предсмертного, но утрата ядра — это смерть заклинателя. Так что ярости отчаяния Пэй Чжианю хватило с избытком. Хорошо хоть он то, что хотел бросить в Чжулю, не успел договорить: Сжигающего Ядра не оберегают клановые печати и молитвы Кольца. И сам-то Вэнь Жохань, при всей его защите и как могущественного заклинателя, и как главы клана и ордена, ощущал, как проклятье ощупывает его нитями темной энергии, ища места, где можно угнездиться, пустить корни, проделать червоточину и направить по пути к предреченным несчастьям. Что ж, сделать с этим сейчас ничего не получится. Придется внимательнее следить за собой. Не пренебрегать очищением. Сделать пожертвования в пять крупнейших храмов, а может, и построить еще один специально для себя. Не к спеху: такие проклятья быстро не срабатывают. Что-то дернулось сбоку, в тени лестницы, и замерло неподвижно. Вэнь Жохань скосил взгляд и едва не расхохотался: там застыл, нелепо всплеснув руками, Чжао Чжулю, а этот неуемный Вэй Усянь обнял его со спины, да вцепился еще, как клещ… Говорил что-то, но тихо, за бормотанием целого зала было не слыхать. Обнимать Сжигающего Ядра сразу после того, как увидел, на что это похоже? Что ж, мальчишка, видимо, унаследовал легендарное бесстрашие матери. Да и таланты ее унаследовал тоже. Три таранных талисмана разом, три! И четыре, пусть простеньких, барьера. Да, чуть не выжег себе меридианы самостоятельно, но ведь смог. Эта жемчужина — не с голубиное яйцо, она с гусиное будет, пожалуй. Лишь бы дожил до тех пор, пока отрастет хоть сколько-нибудь ума. Не кинулся искать гуай, чтобы его приручить, или лютого мертвеца, чтобы с ним в догонялки играть, — с этого сорвиголовы станется. Из Илина доносили, что Цзян Фэнмянь наезжает туда слишком уж часто. Подсылы предполагали, что он не выдержал бурь семейной жизни и завел все же подругу на стороне, но Вэнь Жохань был теперь почти убежден: глава Цзян разыскивает Вэй Усяня, сына старого друга. Видно, дошли слухи о гибели четы Вэй, но неточные или запоздалые… Что ж. Глава Цзян ищет, а глава Вэнь нашел — и не отдаст. Присмотрит, обучит, направит на пути. Тянущая боль дурного предчувствия в виске рассеялась, и Вэнь Жохань легко сбежал с тронного возвышения в опустевший зал. Вечером ждали дела, но до вечера еще оставалось время: поиграть с А-Чао в Священную гору, например, или потренироваться с Юньфа. И не забыть отдать уже, наконец, формальный приказ Вэнь Лигуа — оберегать А-Сяня наравне с А-Чао.