Indestructibles

Самуэль знал, что Карла будет на вечеринке, но почему-то не рассчитывал, что столкнется с ней лицом к лицу так сразу. Что она просто распахнет перед ним дверь и будет стоять на пороге в коротком розовом платье, открывающем ее плечи. Оно было не просто розовым, а с легким налетом оттенка сирени, стоило почти три тысячи баксов и на днях пополнило весеннюю коллекцию Valentino. Лу охарактеризовала его как «идеальное party dress», но вряд ли Самуэлю было хоть какое-то дело до этих деталей. Он просто смотрел на Карлу и судорожно думал, как можно начать разговор. Спросить, как учеба? Сказать что-нибудь вроде «прости, что не принес макароны»? (ugh, нет, не стоит их сюда ввязывать; может, пять месяцев спустя эти макароны покажутся ей настоящей глупостью) Просто поприветствовать и пройти мимо? — Самуэль, — Карла решилась заговорить первой. Пару мгновений назад Лу беспечно сказала: «о, кажется, это Гусман и Надя. Dear, встреть их, пожалуйста», и Карла спокойно пошла открывать. Даже улыбнулась, предвкушая встречу с Гусманом, по которому, если честно, немного соскучилась, но тут же замерла, поняв, что на пороге стоит не он. Это был Саму — в любимой джинсовке, обшитой изнутри грязно-белым мехом, конечно, расстегнутой, как будто температура в конце декабря не подкатывала к нулю. Что она могла спросить у него? Как там твоя стажировка? Слышала, ты устроился в какую-то классную адвокатскую фирму. Или, может, сказать что-нибудь про Лас-Энсинас? Признаться, как часто она обновляла его Инстаграм, но не решалась отправить даже эмодзи в ответ на одну из его немногочисленных сторис? Переступить через (дурацкую) гордость, прижаться к нему, прошептать, что очень скучала? Все эти варианты выглядели так глупо в ее воображении. Черт, он мог уже давно остыть к ней. Что если у него не замирало все внутри точно также, как замерло сейчас у нее? Что если он пришел на эту вечеринку без задней мысли? Просто хотел развлечься. — Привет, — Она сделала шаг вниз, оказалась рядом с ним на одной ступеньке. По рукам пробежали мурашки, то ли от декабрьской прохлады, то ли потому что она видела Самуэля впервые после выпускного, и у нее сильно першило в горле. — Как жизнь? — спросил Самуэль, пересекаясь с ней взглядом, пока внутренний голос орал: «КАК ЖИЗНЬ? Ты реально сейчас спросил ее КАК ЖИЗНЬ?». Карла едва заметно усмехнулась, потому что вопрос и правда прозвучал нелепо, как будто они были старыми друзьями, которые случайно встретились где-то на светофоре и собирались разойтись, как только загорится зеленый. — В смысле… Лондон и все такое? — Давай не здесь, ладно? — Карла вдруг перехватила у него бутылки, которые он все еще крепко сжимал в ладонях, поставила их на верхнюю ступеньку и кивнула в противоположную от главного входа сторону. — Тут можно выйти на веранду, там сейчас никого нет. Подальше от шума, от посторонних (друзей), от всего остального мира. Самуэль почти сразу заметил ее желание спрятаться от всего этого. Она всегда с удовольствием приходила в его маленькую квартиру, старалась отгородиться от всеобщего веселья на вечеринках. Откуда в ней было это? Она была умной, успешной, красивой — такие люди не ищут тишины, не мечтают, чтобы все вокруг замедлились и оставили их в покое. Карла решительно перехватила его ладонь, как тогда, на выпускном, и повела за собой. Впервые за долгое время Самуэль чувствовал, как странная апатия, периодически накрывающая его, ослабляет хватку. Ему хотелось пойти за ней. Не потому, что это было социальным обязательством, не потому, что кто-то волновался за него, не потому, что «черт возьми, Саму, ты либо идешь, либо мы тащим тебя силой» (голосом Гусмана). — Лондон… в порядке, — пробормотала Карла как-то неопределенно, когда они остановились у перил веранды. От всеобщего веселья их отделяло несколько метров и прозрачная дверь, ведущая в зал, где сейчас отрывался Валерио. — Но ничто не сравнится с Лас-Энсинас, конечно. Они уже почти полгода как жили без расследований, подозрений и разного рода обвинений. Но оба все равно иногда невольно вздрагивали, когда звонил телефон. Думали, может, на том конце сейчас раздастся знакомый голос и выдернет их из мирного существования словами «мы возобновляем расследование в связи со смертью Леопольдо Бенавента. Вы не могли бы подробнее рассказать о перемещениях Лукреции Монтесинос в ночь его убийства?». — Там все по-старому, минус криминальная хроника, — словно прочитав ее мысли, усмехнулся Самуэль. — У учебы на второй год даже есть свои плюсы. Можно сваливать с бесполезных уроков и появляться только на тестах — особо ничего не теряем, — добавил он, и Карла усмехнулась. — Да, это заметно по вашим с Гусманом Инстаграмам. Вы теперь лучшие друзья и все такое? — Ну, очевидно, не такие, как вы, — улыбнулся Самуэль; наверное, впервые за долгое время. Вдруг почувствовал себя так легко рядом с ней. У них было много неразрешенных вопросов, он даже понятия не имел, на сколько дней она приехала сюда, но в эту минуту старался не думать об этом. Просто наслаждался окутывающей их декабрьской прохладой, наслаждался тем, что Карла наконец была не фотографией в его галерее. — О чем это ты? — удивилась она. — О ваших детских клятвах, которые так и не были исполнены, — засмеялся Самуэль в ответ. Надя и Гусман, тем временем, зашли в дом. Надя едва успела поставить вишневый пай на стол с закусками, как ее тут же заключила в объятия заметно соскучившаяся Ребекка. Гусман закинул на стол бутылки, те едва не сбили стоявшие рядом стаканы, и он вздрогнул, резко взмахнул руками, чтобы предотвратить столкновение, но кто-то успел быстрее — проворные ладони удержали драгоценные бокалы, и такой знакомый голос язвительно произнес: — Ты не меняешься. — Лу, — Гусман невольно улыбнулся, оборачиваясь, чтобы поприветствовать подругу. Они не виделись пять месяцев, хотя до этого не расставались даже на летние каникулы. Сколько он себя помнил, Лу всегда была рядом, и он ощутил ее отсутствие особенно остро, когда она впервые позвонила ему из Нью-Йорка. Собиралась быстро объяснить, что у Нади важная студенческая конференция, и у нее нет времени даже элементарно отправить ему сообщение, а в итоге они проболтали почти три часа. — I missed you, dear! — Лу быстро обняла его в знак приветствия и следом решительно похлопала ладонью по его спине. — Ты сделал все, как мы договаривались? Гусман усмехнулся: — Так точно, капитан, — он почувствовал себя немного странно, когда понял, что она отстраняется, а ему не хочется ее отпускать. На всякий случай сделал шаг назад и добавил: — Рассказал про нашу детскую клятву. Только теперь объясни мне, какого черта мы приплетаем сюда детство, к которому Саму не имеет никакого отношения? — Стратегия, darling, — Лу легко провела ладонью по его щеке. Она всегда была тактильной, но сегодня все это ощущалось как-то… неожиданно по-другому. Гусман пытался мучительно понять, что изменилось, но картинка не складывалась. — Саму, очевидно, супер сентиментальный. Оказалось, Карла тоже. Надо же, столько лет, а я понятия не имела, — она фыркнула. Гусман закатил глаза. — Ты опять про свои макароны? — Макароны это просто символ, понимаешь? — Лу удивилась, что ей приходится объяснять ему такие вещи. — Их маленький мир внутри всего этого хаоса. Способ сбежать из реальности или вроде того. — Типа эскапизм? — Типа да, — насмешливо улыбнулась она и поймала его серьезный взгляд. — Ладно, не злись, — она далеко не в первый раз считала его эмоцию раньше, чем он реально успел ее ощутить. Но это был первый раз, когда он это заметил. — Им нужно что-то… touching… heartwarming… как это сказать? — Трогательное, — усмехнувшись, перевел Гусман. — Именно! — Лу облегченно вздохнула; иногда ее бесило, что она не могла вспомнить нужное слово на родном языке. — Что может быть более heartwarming, чем детские воспоминания? — Но у них эти воспоминания не общие, — возразил Гусман. — Правильно! — энергично кивнула головой Лу, поманив его за собой. Они подошли к прозрачной двери, выходящей на широкую веранду, где у перил стояли Саму и Карла. Он уже успел снять свою джинсовку и накинуть ее на плечи замерзающей Карле. — Ее пальто в полуметре отсюда, — Лу кивнула в сторону болтающегося на вешалке кремового пальто. — Ей пришлось бы потратить максимум секунд семь, чтобы его надеть. Столько же, сколько Самуэль снимал свою джинсовку. — Иногда твой мозг пугает меня, Лу. Она фыркнула, но ей было приятно это услышать. — Ты же понял, к чему я клоню? — Так и не понял про детство. — Точно! — Она вспомнила, что начала разговор совсем не с джинсовки. — Ты рассказал про эти детские анкеты, и теперь Саму наверняка интересно узнать, что Карла тогда написала. Какой она была в то время. Ты же упомянул про то, как она чуть не хлопнулась в обморок? — Упомянул-упомянул, не переживай, — хмыкнул Гусман. Это была такая странная ситуация, но чем дальше они заходили, тем интереснее ему было. Забавно было отвлечься на детские воспоминания и помощь двум любящим сердцам в поисках друг друга вместо того, чтобы думать, кто убийца или как прикрыть чье-то случайное преступление. Ну так, для разнообразия. — Ну вот, теперь он понимает, что она была совсем другой, и его гложет любопытство, — Лу внимательно наблюдала за парочкой на веранде, пытаясь считать их состояние по языку жестов, но особой ясности ей это не приносило. — И он сто процентов спросит ее об этом. Может, спрашивает уже прямо сейчас, — увлеченно добавила Лу. — И если все пойдет хорошо, то она захочет с ним этим поделиться, а потом он расскажет что-нибудь в ответ, и их свяжет пара детских воспоминаний. Это powerful thing, знаешь ли. О, он знал. — Но самое интересное я подготовила дальше, — Лу отвлеклась от наблюдения за Карлой и Самуэлем, снова повернулась к Гусману. — Да-да, — Гусман откашлялся. — Хотелось бы поподробнее про ту часть, где мы… — Он достал телефон, чтобы процитировать отрывок из их переписки. — «Запираем их в подвале». Это тоже heartwarming? — он попытался произнести это издевательски, но у него был смешной акцент, испанская «r» слегка перекрывала английскую, и Лу едва заметно улыбнулась. — Это эффективно, — ответила она. — Во-первых, до начала вечеринки я вскользь напомнила Карле о том, что все мои детские stuff лежат в одном из подвалов — очевидно, не в том, где папочка хранит алкоголь. — Погоди, ты думаешь, они пойдут искать эти анкеты? — В идеальном сценарии они пойдут искать эти анкеты, забьют на них в процессе и помирятся прямо в этом подвале. — А в не идеальном? — В не идеальном они сейчас болтают о погоде и разойдутся через две минуты по разным углам зала, — пожала плечами Лу. — Но надо быть оптимистами, не так ли? Гусман засмеялся. — Если бы твои мысли были направлены в сторону разрушения, ты бы сейчас разработала идеальный план по ограблению мадридского монетного двора, да? — Идеальней, чем у Профессора, — подмигнула ему Лу. — Но, на его счастье, мои мысли сейчас заняты тем, чтобы помочь моей упрямой подруге. Карла чувствовала себя легко и весело, как в тех подростковых детективах, в центре сюжета которых им с Лу хотелось оказаться в десять лет. Они оказались — в семнадцать, когда Поло занес статуэтку над головой Марины, а Лу вонзила осколок бутылки ему в грудь, и Карле пришлось собрать всю волю в кулак, чтобы защитить их от правосудия. Это было совсем не весело. Она уже не могла позволить себе испугаться, сказать «я не буду!», как тогда, когда они пытались дать клятву на крови. Может, это и была их клятва. Семь лет спустя. Просто теперь вместе с детской тайной Андера она хранила взрослую тайну Лу и Поло. — Обещай не смеяться! Они нашли эти анкеты довольно быстро. Наверное, потому что все коробки с детскими вещами Лу были не просто аккуратно расставлены, а подписаны и снабжены датами — ее внутренний перфекционизм проявился и здесь. — Обещаю, обещаю, — он уже смеялся, так что это было бесполезно. Карла сначала закатила глаза, но потом не сдержалась и улыбнулась, наблюдая за Самуэлем. Он был таким до боли настоящим в этот момент. Как в тот вечер, когда она пришла к нему попробовать обещанные разогретые макароны. — Ладно, держи, — Она протянула ему свою анкету, и его взгляд тут же упал на строчку с мечтами: там был целый список из четырех пунктов. — А ты любила конкретику, — Он усмехнулся, пытаясь разобрать ее почерк, но писала Карла из рук вон плохо. — Черт, что это за буква? Погоди-погоди… — Они оба склонились над листком, и Карла неуверенно произнесла: — Кажется, «р». Точно-точно! Это пункт про родителей. Видишь? Чтобы мои родители всегда-всегда были вместе, — Она грустно усмехнулась. — Отличное начало. — А что во втором? А, это Нью-Йорк, да? — Да. Учиться в Нью-Йорке. Два из четырех уже можно выкидывать, класс. — Ну погоди, впереди еще два, если мы сможем их разобрать. — Карла показала ему средний палец, и Самуэль ухмыльнулся. — Да ладно тебе, это забавно. — Что мои детские мечты не сбылись? О да, я просто в восторге, — уничижительно пробормотала она. — Детские мечты редко сбываются, — Самуэль пожал плечами. — Мы же меняемся, и это нормально. Я в этом возрасте хотел стать археологом. И что, ты представляешь меня на раскопках с лопатой, в какой-нибудь пустыне под палящим солнцем? — М-м-м, — протянула Карла. — Что? — Представила тебя под палящим солнцем. А какие там еще были детали? Самуэль усмехнулся и постарался сосредоточиться на анкете. — Ладно, третий… Хм-м-м… Мне кажется, или тут написано выйти замуж за…? — Он попытался прочитать имя, но у него ничего не вышло. Карла вдруг вырвала у него из рук листок и засмеялась, вчитываясь в свой детский почерк. — За Йона Гонсалеса, — закончила она фразу и подняла взгляд на озадаченного Самуэля. — Издеваешься? Ты не знаешь Йона? — Он что, тоже учился в Лас-Энсинас? — искренне удивился Самуэль. Карла фыркнула. — Да если бы. Это мой детский селебрити краш… Ну, он актер. Ты не смотрел «Черную лагуну»? Мы с Лу ее просто обожали! — Карла заметила, что Самуэль достал телефон и начал что-то гуглить. — Что, собираешься заценить Йона? — Интересно понять, насколько специфичны твои вкусы, — хмыкнул он, забивая имя ее детского селебрити краша в поисковик. — Ого, ему уже тридцать три, — попутно удивился он, пробегая взглядом общую информацию и листая фотографии. — Ну-у-у… такой, — вынес вердикт Саму. Карла закатила глаза. — Как будто ты что-то понимаешь в парнях. — Ладно, давай уже дочитаем. — Самуэль потянулся к анкете. — Может, последний пункт был самым важным, и он как раз сбылся? — Да, прямо вижу этот пункт: «хочу сидеть в подвале с парнем, который не знает Йона Гонсалеса, вместо того, чтобы тусить на рождественской вечеринке». — Карла отдала ему листок и скрестила руки на груди. Самуэль усмехнулся и выдохнул, всматриваясь в последнюю строчку. Места явно не хватало, поэтому Карла лепила буквы в этом предложении чуть ли не друг на друга. — Ну, первое слово это чтобы, — заглядывая ему через плечо, сообщила Карла. — А во втором что-то про мойку, — кивнул Самуэль. Она засмеялась: — Да нет же, тут написано мою, — И, накрыв своей ладонью его руку, провела ей по выведенному слову. — Три буквы. Видишь? — Она вдруг нахмурилась, пробегая взглядом фразу дальше. — Так, ладно, закончим на этом! — Попыталась снова выхватить из рук Самуэля свою анкету, но на этот раз он оказался проворнее и, резко развернувшись, спрятал листок за спиной. — Самуэль, серьезно, — Карла покачала головой и протянула руку вперед. — Отдай. — Что, ты оставила там какой-то секретный код, и теперь нам нужно уничтожить эту бумагу? — насмешливо улыбнулся Самуэль. — Просто не хочу, чтобы это кто-то читал. — Но ты не имела ничего против еще секунду назад..? — Я передумала, такой ответ тебя устраивает? Самуэль не успел понять, в какой момент ее веселый настрой сменился на сердитый, но по тону осознал, что она не играет, поэтому, помедлив секунду, все-таки отвел руку из-за спины и отдал ей листок обратно. — Сейчас! — скомандовала Лу шепотом, но Гусман неожиданно воспротивился. — Погоди, они, кажется, начинают ссориться. Если мы запрем их сейчас, они могут разругаться окончательно. — Ты ничего не понимаешь! — Она поднесла ключ к замочной скважине, но Гусман крепко перехватил ее запястье. — Ты офигел? — рассерженно шепнула она ему в самое ухо. — Лу, серьезно, плохая идея. В замочной скважине послышался странный звук. Карла и Самуэль успели недоуменно переглянуться, прежде чем подлетели к двери. Саму подергал ручку, но их, очевидно, заперли. — Какого черта?! — Карла стукнула ладонью по двери, но ответом ей была тишина. — Если это чья-то шутка, то вообще не смешно! — поддержал ее Самуэль, застучав по несчастной железной конструкции кулаком. — Эй! Ну кому там веселее всех? Валерио, мы знаем, это ты! — Почему Валерио? — удивилась Карла. — Ну а кому в голову могла прийти гениальная идея рандомно запереть людей в подвале? — Саму зло пнул дверь ногой и, отвернувшись, достал из кармана телефон. — Ладно, я сейчас наберу Гусмана, он нас откроет. — А я Лу, — согласилась Карла и тут же растерянно огляделась по сторонам. — Черт, я же оставила свой телефон в гостиной, когда пошла открывать тебе дверь. Самуэль полминуты прислушивался к продолжительным гудкам на том конце, а потом сбросил: — Он не берет. — Да он наверняка не слышит — в зале же мощные колонки, — Карла подняла вверх указательный палец. Музыка и правда была громкой, даже в подвале было слышно, как Билли Айлиш поет что-то о плохом парне. — Подождем немного, пока кто-нибудь из них не увидит твои пропущенные, — Карла сняла с плеч его теплую джинсовку и, прежде чем положить ее на пол, вопросительно взглянула на Самуэля: — Ты не против? Просто так сидеть будет холодно. — Без проблем, — Он на всякий случай отправил Гусману несколько сообщений и, окинув внимательным взглядом пространство подвала, заметил полку со снеками. Там были всякие безглютеновые батончики, начос, фруктовые чипсы и много пачек с попкорном. Он достал одну, с морской солью, и, увидев, что Карла уже устроилась на полу, опустился рядом с ней. — Будешь? — вскрывая пачку, полюбопытствовал он. — Не макароны, но сойдет, — тихо рассмеялась она, опуская пальцы в серебристый пакет. — Что ты любишь еще? — Что? — удивился Самуэль. — Ну, я знаю про макароны, но… Было бы здорово услышать что-нибудь еще, — Карла попыталась устроиться поудобнее, но стена была холодной, и прикасаться к ней спиной не хотелось. Тогда она едва заметно облокотилась о Самуэля — они сидели плечом к плечу — и добавила: — Хотя бы из еды. Может, у тебя есть аллергия на что-то? — Мы что, на первом свидании? — усмехнулся Самуэль, чувствуя приятную тяжесть ее тела; как же ему чертовски ее не хватало. — У тебя есть варианты провести время получше? Он провел ладонью по волосам, словно обдумывая, что ответить. — У меня нет аллергии ни на что, но я ненавижу перец. Любой. Терпеть не могу. Даже запах бесит, — Саму усмехнулся себе под нос, вспомнив что-то. — Нано в детстве пытал меня им, если я что-то от него скрывал. Просто начинал резать при мне перец, совал мне его под нос, старался засунуть хоть один кусок мне в рот, чтобы я почувствовал этот ужасный вкус… — Карла засмеялась, и Самуэль мог поклясться, он давно не чувствовал себя таким счастливым. Уж точно не думал, что вытащить его из апатии поможет затворничество в подвале у Лу. — Люблю польворони. Бабушка пекла их каждое лето, когда мы с Нано приезжали к ней. — Это же рождественское печенье, — удивилась Карла. — Ага. Мне кажется, она больше ничего не умела печь — знаешь, она терпеть не могла стоять у плиты, тем более в жару — но ей хотелось нас порадовать, поэтому у нас были польворони в июле. — Он поднял на нее глаза. — Что насчет тебя? Все лето в английских школах или вроде того? Карла усмехнулась. — Английских, швейцарских, американских… Родителям было не в кайф проводить со мной летние каникулы, — Карла едва заметно пожала плечами. — Ты здесь только на каникулы, верно? — вдруг спросил Самуэль. — На две недели, — кивнула Карла. — А потом ты снова свалишь и будешь делать вид, что меня не существует? Карла вздрогнула, резко отстранилась, перевела на него непонимающий взгляд. — Буду делать вид, что тебя не существует? — переспросила она. — Так ты себе это представляешь? Думаешь, я выкинула тебя из головы, как только села в самолет? Начала встречаться с каким-нибудь Йераем? — Она поднялась на ноги, крепче сжала в ладонях свою дурацкую анкету и вдруг зло посмотрела на сидящего у стенки Самуэля. — Какого черта? Как будто ты отправил мне миллион сообщений или попытался навестить меня! Ты молчал, Самуэль, окей? Поэтому мы как минимум квиты. Все было так хорошо еще полминуты назад. Но он не мог закрыть глаза на то, что они на самом деле не в порядке. Они успели поделиться друг с другом парой детских воспоминаний — да, классно, но никакие детские воспоминания не заполнят собой огромную пропасть, в которой они уже давно барахтались (хотя и пытались делать вид, что ничего не происходит). — Мы не квиты, Карла, — ответил Самуэль рассерженно. — Ты уехала без всяких объяснений, как будто хотела закончить все это. Ни разу не написала — и я думал, окей, она двигается дальше. А теперь ты вернулась и вместо того, чтобы развлекаться со своими друзьями на вечеринке, сидишь со мной в подвале весь вечер. Погоди, — заметив, что она хочет что-то сказать, он остановил ее одним жестом. Поднялся на ноги и сократил расстояние между ними. Подошел так близко, что Карле пришлось сделать полшага назад. — Я не хочу быть с тобой две недели, если потом все повторится. Я не знаю, что это за игра, но со мной это больше не сработает, понятно? Он так злился. Так злился, потому что ему было не все равно, потому что не хотелось проходить через эти странные состояния снова. Ему хотелось быть с ней — сейчас, на каникулах, через год и через двадцать лет тоже. Он бы выдержал отношения на расстояния, тратил все деньги со своей подработки на билеты до Лондона, привозил бы ей эти чертовы макароны. Но он был не уверен в ее следующих действиях. Понятия не имел, что она могла выкинуть на этот раз, и это пугало его — не как монстры под кроватью, в которых он верил в детстве, это был какой-то другой уровень страха. Не дрожащие коленки и резкие вбросы адреналина, а мысли, которые делали больно, почему-то физически тоже. Я хочу быть с тобой, я люблю тебя, но боюсь, что ты однажды снова свалишь, а я снова перестану чувствовать себя живым. Из-за тебя, Карла. Из-за тебя. — Самуэль, пожалуйста, — Карла болезненно сморщилась, на секунду закрыла лицо руками. — Послушай, ладно? — Она осторожно коснулась его руки, и он отпрянул в то же мгновение, словно его обожгло. — Я думала, что так будет лучше, что мы оба сможем двигаться дальше. Самуэль молчал. Она думала, так будет лучше, только почему-то не спросила его, решила все за двоих. Как будто не знала, как работают отношения. — Ты могла бы… ну, даже не знаю… поговорить со мной для начала. Нет? — Он испытующе посмотрел на нее. Карла вздохнула: — Все не так просто, как ты думаешь. — Да, конечно. Проще только закупать дурь у Валерио и начать встречаться с… как там его еще раз? Карлу так разозлило это. Они не поговорили тогда, на выпускном, хотя надо было сходу вывалить все претензии. Они копились, анализировались, додумывались — обсуждать ситуацию пять месяцев спустя было, наверное, одним из худших вариантов. С другой стороны, закрыть на это глаза тоже было невозможно. — Его звали Йерай, но это не твое чертово дело. Разве я сказала тебе хоть слово про Ребекку? — Давай не будем вмешивать сюда Ребекку. Карла чуть не задохнулась от возмущения, когда он сказал это. — По-твоему, тут есть какие-то отличия?! — Гусман, нет! Они не договорили! — Лу, они сейчас переубивают друг друга, а у меня нет никакого желания встречаться с этим копом, которая наверняка считает Лас-Энсинас проклятым местом, а всех нас — приспешниками дьявола. Отойди! В двери снова послышался странный звук, и она распахнулась. На пороге стояли Гусман и Лу. — Гусман сказал, кто-то закрыл вас тут… — Лу умело разыграла удивление. — Что у вас вообще происходит? — Она перевела взгляд с раздраженных Карлы и Самуэля на его джинсовку, все еще валяющуюся на полу вместе с пустой пачкой из-под попкорна. — Ничего, все просто отлично! — выпалила Карла, отбросила в сторону свою смятую детскую анкету и, оттолкнув от себя Самуэля, выбежала из подвала. Самуэль подобрал с пола куртку, хлопнул Гусмана по плечу в знак благодарности и молча вышел следом за ней. — Спасибо за вечеринку, но мне пора, — бросил он на ходу, оставив Гусмана и Лу в одиночестве. Те растерянно переглянулись, и Гусман вдруг усмехнулся: — Видимо, первая битва проиграна. — Ничего, у нас есть еще две недели, — Лу закатила глаза. — И масса способов. Гусман сунул руки в карманы джинсов и покачал головой. Ему не понравилось, как все закончилось сегодня — он боялся сделать этим двоим только хуже. — Знаешь, что мне интересно? — произнесла Лу, заходя в подвал и подбирая смятый листок. — Что такого было в этом последнем пункте, что Карла не дала его прочитать? Я перебирала все наши анкеты когда-то, там не было каких-то невероятных секретов. — Она развернула анкету Карлы и поморщилась. — Вот черт, я уже и забыла, что у нее был такой корявый почерк в детстве. — Дай-ка, — Гусман склонился над анкетой вместе с ней и вдруг засмеялся. — Что там? Ты понял? — удивилась Лу. — Да, она написала чтобы мою дочь звали Паула, — Он все еще смеялся. — Это тоже какая-то фишка из «Черной лагуны» или что? — Да, у нас были селебрити краши, воображаемые мужья, дети и все такое, — Лу засмеялась в ответ. — Чем еще заниматься в десять лет? — Почему она так не хотела, чтобы Самуэль это прочел? — Потому что в десять, когда у тебя нет парня и ты сама еще ребенок, обсуждать детские имена это забавно и ничего не значит. А когда ты говоришь человеку, который тебе нравится, о том, как хочешь назвать дочь, это kinda of a big deal. Гусман усмехнулся. — Мы с тобой никогда не обсуждали такие вещи, когда встречались. — Ну, мы были юны и беззаботны, — Лу подмигнула ему. — Но если хочешь закрыть этот гештальт, то у меня никогда не было идеального имени для дочери. А сына я бы назвала Дэнни. — Ого, и ты так спокойно мне это говоришь? Лу смерила его удивленным взглядом. — Мы давно не вместе, Гусман. И я, конечно, люблю тебя невероятно сильно, но только как друга. Ты же… — Она остановилась перед коробкой, в которой лежали их детские анкеты, и нахмурилась. — Не имел в виду… Гусман весело рассмеялся. — Нет-нет, ты что? Просто хотел как-то разрядить обстановку! — и улыбнулся, чувствуя, как внутри что-то обрывается. Лу на мгновение замерла, прежде чем положить анкету Карлы обратно. Следующей в стопке была анкета Марины. С приклеенным около ее имени стикером балерины, выцветшими фиолетовыми чернилами, маленькими сердечками в уголке. — Ты чего застряла? Лу? Она быстро опустила внутрь листок Карлы и захлопнула старую коробку. К некоторым моментам в прошлом ей, наверное, никогда не захочется возвращаться. И это тоже нормально.