Поход в гости с благими намерениями

А существует ли оно, счастье? Наверно… Это волнение полета, это то маленькое чудо, которое вновь доверчиво прижималось к ее груди, это наблюдать, с каким восторженным любопытством ее Аврора исследовала волшебные земли. Борра — это плохая привычка. Такое же заблуждение, как и любовь. Да они никогда о любви и не говорили. «Знаешь, оказывается, для чего еще нужны крылья?». Это ведь не было признанием, когда Борра пытался сделать из крыльев для нее укрытие. Было не очень-то и удобно, ведь собственные крылья приходилось крепко прижимать, и немного смешно от такой заботы. Она позволяла, и, внезапно, даже была готова ее принять. Борра пытался сделать ее слабой. Почти получилось! Так что даже к лучшему, что он убрался из ее пещеры и жизни. Даже пусть не пытается вернуться! Важное решение не принесло успокоения. Борра был не привычкой, а проклятием. Малефисента сидела просто на полу убежища, опершись спиной об стену. Вроде бы ночь была не прохладной, но ее бил озноб. Холодное сердце? Что ж, придется с этим смириться. Малефисента тревожно встрепенулась, так как в грудь как два шипа кольнуло: ночь перешла в раннее утро, она же не спала, а забылась, и кто-то чужой, возможно, опасный проник в их жилище, пытался похитить сына? Но никого кроме них двоих в пещере не было. «Напавший» тоже сразу обнаружился, как только Малефисента взглянула на свое дитя. Не больше двух фаланг пальца, но острые, его головку венчали рожки. Маленький эльф казался не очень довольным такими наростами и пытался их сбить, бодая все, что попадалось, так что матери пришлось его успокаивать, гладить макушку, как раньше это делал Диаваль. Ей хотелось поделиться этим кусочком счастья, но в маленькой войне-игре с сыном она пропустила один момент, а вот он почувствовал: перестал нападать, наморщил нос, начал вырываться. Он был голоден, и учуял что-то вкусное, что могло его насытить. Чуть пройдя к входу, Малефисента обнаружила еду, где, конечно же, были яблоки. Это была одна из прихотей и желаний колдуньи, когда она поняла, что ждет ребенка. Борра должен был видеть, как их сын потянулся к яблоку и с огромным аппетитом вгрызся в него, но Борры рядом не было, чтобы радоваться с Малефисентой, а от этого и радость как-то тускнела. — Ого! Кто у нас уже такой взрослый. Обычно Малефисента всегда чувствовала приближение Диаваля, не давая застать себя врасплох. В этот же день все шло не так. Диаваль появился слишком неожиданно, и хоть следует признать, что ворон был хорошим другом, поддерживающим ее и в более темные времена, сейчас Малефисента меньше всего желала его видеть. Почувствовал ли это малыш или просто кое-кого вспомнил, но он вдруг указал в сторону Диаваля и вполне внятно произнес: — Кыш! — Даже так? — скривил обиженную гримасу Диаваль. — Просто как Борра. Настоящий сын своего отца. — Достаточно! — огрызнувшись, прервала его Малефисента. — Хватит о нем! Альстед еще на месте стоит? — А что ему станется, если тот, кто его мог на камни разнести как неприкаянный тут крутится. — Малефисента старательно делала вид, что ей все равно, играя, как с котенком, с сыном, который безрезультатно пытался забодать ее руку и подлететь, хлопая еще несформировавшимися крыльями. Только Диаваля трудно было удивить показным равнодушием. Ее выдала вскинутая бровь. Что бы здесь ни произошло, Борра вроде был еще жив, а зная его, можно было немного и приврать ради их же блага. — Видел его тень… — Тогда это не он, а какой-то подручный из его банды, — огрызнулась Малефисента, а ее наследник сердито зарычал, за что был награжден улыбкой и поцелуем в лоб. — Но… Маленькая ложь во благо оборачивалась бОльшим злом. Когда Малефисента встала, Диавалю захотелось улететь, несмотря на все неисполненные прошлые угрозы. — Если бы он не хотел, чтобы ты видел его тень, то ты бы и не видел его тень. — Тогда возможно он хотел, чтобы его заметили. Ты не думаешь, что это знак? — Ворон попробовал последнюю попытку в роли советчика. — Тебе нужно поговорить… — и был тут же перебит: — С Авророй! Я должна поговорить с Авророй. С Авророй конечно тоже, ради этого Диаваль и прилетел, но так в лоб он не готов был выкладывать все новости по ту сторону волшебных земель. Рискуя все же быть превращенным в червяка, но жаждая получить все же ответ, что же тут происходило, он попытался еще раз разведать ситуацию: — Она будет ждать тебя завтра на Болотах. А с этой проблемой, — он указал на ребенка, — я разберусь. Мы вроде как-то поладили. — Нет! — Малефисента встрепенулась, как будто ее осенила какая-то блестящая идея. — У него есть семья. Удо за ним присмотрит. — Хочешь, чтобы твой разбойник ревновал? — Много каркаешь, но все не по делу, — фыркнула колдунья, щелкнув пальцами, а Диаваль почувствовал, что превращается в ворона, но уже не по собственному желанию. Красноречивее показать, что разговор окончен, и придумать невозможно. «Как дети малые», — в душе ворчал он, а сам понимал: советы пока худшее из зол, а два парных сапога сами себя найдут. *** Если бы пожелал Диаваль, то искать Борру долго и не надо было. Малефисента тоже знала, где наверняка его встретит, хоть по собственным убеждениям и не стремилась к этому. Добрая традиция объединенного народа темных эльфов по вечерам собираться все вместе, чтобы быть ближе, лучше узнать друг друга, быть единой большой семьей. Только Малефисенте, привыкшей к одиночеству, не всегда было комфортно в такой большой стае. Слишком уж много внимания привлекала она к себе, а от любопытных, пусть и почтительных или дружелюбных взглядов очень скоро начинаешь уставать. Может это была только ее предубеждение, но спокойный вечер в пещере она предпочитала всеобщему веселью. Вот тут она снова напомнила об одной вредной привычке, от которой решилась избавиться. Так что к вечернему сбору эльфов Малефисента присоединилась совсем не из-за Борры, а чтобы ее сын не рос таким же отшельником, как она сама, и учился различать искренность и обман. Лгун! Борра даже не скучал. Рядом с ним сидела молодая эльфийка, одного с ним племени. Малефисента даже немного ее знала, видела с Боррой в первый день своего знакомства с темными эльфами. Сейчас им было весело. Борра что-то рассказывал, боевито жестикулируя, а та, склонив голову, внимательно слушала и улыбалась. Конечно, возле этого же костра сидел еще и Халкон, уже полностью поправившийся после случившегося накануне приключения, и еще несколько эльфов, но это не имело значения. Борра не мог не заметить появления Малефисенты, но виду совершенно не подал. Она не осталась в долгу, также предпочтя сделать вид, что его для нее не существует. Собравшиеся занимались тем, к чему больше душа лежала. Кто-то пел, кто-то рассказывал или слушал истории, кто-то танцевал. Малефисенте тоже нашлось дело. Лучше помочь Удо собрать вместе маленьких эльфов, чем без толку наблюдать за этим предателем, доставляя ему удовольствие и повышая значимость среди его окружения. Тем более возня с детьми действительно доставляла ей радость. Удо не спрашивал, что произошло, даже не болтал особо, так что Малефисента на какое-то время даже совсем выбросила из головы и Борру, и нелепую ссору и засмеялась выходке сына и еще одного малыша ровесника. Два смутьяна затеяли поединок, а Удо пытался разборонить драчунов, мягко объясняя, что рога у эльфов совсем не для того, чтобы бодаться. — Вряд ли они тебя уже понимают, — Малефисента слегка пошевелила пальцами и несколько веточек вдруг оторвались от земли и поднялись в воздух и сами собой соединились в фигурку человечка. Дети восторженно загалдели. Пара дубовых листков — и фигурка замахала крыльями, еще пара щепочек, и у крылатого человечка отросли рожки. Еще несколько движений, и у человечка появилась пара, а они закружились в танце под неспешный мотив, напеваемый возле одного из костров. — Все они понимают, — как-то слишком печально сказал Удо, а Малефисенте за этими словами послышалась какая-то тайна, которой беловолосый готов был поделиться, если бы она спросила. Песня внезапно прервалась, а ритм мелодии изменился. Теперь он был резким, как удары грома, и быстрым. Совершенно случайно Малефисента бросила взгляд на костер Борры, но его уже там не было. Он был среди танцующих. Его танец был как он сам: дерзкий, внезапный, ни одной плавной линии. Борра то замирал, то делал быстрое движение. В этом танце все было неправильно. У Малефисенты даже мурашки по телу пошли. Как так может быть: огонь, холод и боль? Она решительно встала, направилась к танцующим, пока наглая подруга Борры не успела присоединиться к танцу и испортить такое странное признание. Борра, соизволив заметить ее, остановился, склонил голову в слишком уж почтительном поклоне, если бы не кривая ухмылка. Малефисента уже знала, что скажет ему вместо приветствия и пусть слушают. Строго, но без гнева, спокойно, так, как если бы она наставляла непослушного ребенка, она произнесла: — Пойдем домой, Борра. *** Как хорошо, что все выяснилось. Они потратили столько времени из-за нелепых обид и недоразумений, почти пропустив важное событие. Теперь у их сына было имя. Малефисента думала, что им снова придется спорить, когда Борра предложит что-то грубое, режущее ухо, но имя, которое он назвал, было как дуновение ветра в жару, как дождь на страждущую землю. Малефисента первая прошептала его на ухо сыну вместе с благословением и пожеланием, потом то же сделал Борра. Зачем нужны крылья? Затем чтобы сделать шатер для сына, пока другой свод крыльев нависает над тобой. Малефисента удобно расположилась между бедер Борры. И так можно было сидеть вечно, спокойно, уютно, если бы не кое-кто неугомонный, и в этот раз не сын. — Ай, — не то чтобы больно, но слегка неожиданно: когда тебе прикусывают кончик уха, попробуй не вздрогнуть. — Что? — проворчал Борра, как будто совсем был ни при чем. Пришлось разбить их идиллию, чтобы уложить сына и, хоть тот вроде крепко спал, окружить его ложе стеной корней. Борра не возражал. Попробовал бы! Не получил бы десерт, на который сейчас, стоя за спиной и дыша в затылок облизывался. Малефисента не собиралась его мучить и заставлять ждать долго. Иногда не нужно слов для того, чтобы понять друг друга. Была чудесная лунная ночь, но кому-то тоже не спалось. Слишком далеко была пещера Малефисенты от замка Авроры, чтобы увидеть два крылатых силуэта сливающихся в любовном танце. — Замерзнешь, — Филипп заботливо накинул на плечи жены шаль, а через мгновение обнял, прижимая к себе и делясь собственным теплом. — Думаешь о ней? — Ответом был легкий кивок. — Ее гнев уже перегорел, ты же знаешь ее лучше меня. А когда ты сообщишь ей… — Рука Филиппа скользнула по животу Авроры. Жест, понятный без слов. Хорошая новость. Счастливая новость. Филипп был полон энтузиазма и уже планировал праздник, где эльфы будут сидеть за одним столом с людьми. Если бы только это было правдой. Начинался новый день.