* * *
Кришна стоит у берега Ганги там, где нет ни погребальных костров, ни брахманов. Лишь тихий шепот реки и пение мягкого ветра, что доносит до слуха обрывки молитв. Арджуна находит своего друга, задумчиво созерцающего воды священной реки, ставшей свидетельницей столь великого горя. И в сиянии полной луны и серебристых отблесках Ганги, он в очередной раз дает понять о своей Высшей Сущности. Мягкий серебристый свет играет в темных волосах, ласково подсвечивает кожу и переливами бледных бликов сверкает в золотых украшениях и драгоценных камениях. Арджуна же подавленный и совершенно разбитый, тянется за его светом и наставлением. Он смотрит на него и не может не испытывать трепета и нового прилива всепоглощающего желания служить этой непостижимой сущности. — Я знал, что ты придешь. — говорит Он и на губах его играет неизменная покровительственная улыбка. — Ты все знаешь. — хрипло отвечает ему Арджуна, на что Кришна кивает. — Да. — Тогда ты должен знать почему я пришел. Сегодня ты нам рассказал про Карну. И это не дает мне покоя. Пандавы приходили к Кришне ранее, вопрошая его о том же, о чем и свою мать. И Кришна рассказывал им тогда о его прошлом: о божественном происхождении, о жестокой и несправедливой судьбе, о всепоглощающем одиночестве, о стремлении быть признанным и найти свое место в мире. Карна был тем, кто всю жизнь тянулся за знанием, но кругом получал лишь осуждение. Никто не хотел его ни принять, ни учить. Ни, тем более, признать. Кругом было лишь презрение к сыну колесничего, что пытался отвергнуть касты. Получив проклятия от собственного учителя, униженный всеми, лишь от одного человека он смог получить заслуженное признание. Какая ирония, что тот человек был самым страшным врагом для родных братьев Карны. И ему пришлось делать все, чтобы заслужить его доверие. И не потерять то, что удалось обрести спустя столько бед. И за все свершенные вместе с завистливым Дурьйодханой грехи Карна раскаивался, молился, свершал жертвоприношение, ведь подобное неблагочестивое поведение тяготило его душу всю жизнь. И все равно судьбу ему было не обмануть. Кришна рассказывает Арджуне новые детали его жизни и голос Всевышнего звенит подобно мягкому течению горной реки. Кришна говорит и время замирает над Гангой, будто Он сам по своему желанию останавливает его своим звучным и мелодичным голосом. Он успокаивает, хотя слова разят сильнее бесчисленных стрел, ранивших Арджуну на поле боя. Его слова разбивают привычный мир на осколки, сжимают в тиски сердце и горькие слезы жгут глаза и мешают сделать даже вдох. Стыд, скорбь и чувство вины цепко держат за горло и словно гасят последнюю искру жизни. Все могло быть иначе. С Карной на стороне Пандавов не было бы и войны. — Это не так, — мягко говорит Кришна, все так же покровительственно улыбаясь своему другу, — Война была предрешена с рождением Дурьйодханы. Моя же цель — покарать всех бесчестных, грешников, что сошли с пути благочестия и отвернулись от Меня. Карна лишь одной звено в этой цепи событий, что привели нас к сегодняшнему дню. Все свершилось так, как должно было. Я приходил в другие Миры, проходил по ним огнем и мечом, карая демонов и грешников. Спасая души последних. Я говорил тебе, Партха, что погибшие сегодня, не смотря на то, что многие вели не праведную жизнь, погибая подле Меня, достигали высших сфер. Поэтому отпусти свои печали. Им сейчас куда лучше, чем нам, выжившим, здесь. — И все же...Меня гнетет то, что я свершил тяжкий грех, — хрипло выдыхает Арджуна, — Я не просто свершил бесчестный выстрел. Я сразил им своего старшего брата! — Ты думаешь я позволил бы тебе пасть во грех? Ты не должен сомневаться во Мне и в Моей воле, — голос Кришны продолжает звучать так же мягко, хотя взгляд его становится куда более серьезным, — То, что происходит по моей воле ради общего Вселенского блага не может быть грехом. Это была судьба. В тот миг, когда его настигли проклятия брахманов, настал конец его жизни. Это знак, что пора свершить над ним правосудие за все его прегрешение. Это была кара специально для него. Ты был моим орудием, Партха, вершившим волю Верховного Господа. На тебе нет греха. Это равносильно тому, чтобы винить меч в отнятых им жизнях. Поэтому отпусти подобные мысли. Они мешают тебе достичь отрешения от низменных и двойственных чувств. Мешают придти ко Мне. Не забывай больше те учения и знания, которые я тебе дал. Кришна замолкает и переводит взгляд в усыпанное звездами небо и взгляд его смягчается. Арджуна так же молчит, пытаясь унять бешено колотящееся сердце и отпустить ту боль и те сомнения, что тяготят его душу. Арджуна ни разу за всю свою жизнь не сомневался в словах Кришны. И сейчас не должен. Однако, как бы он не старался прогнать чувство вины, оно все равно терзает его. И если закрыть глаза, и представить перед собой лицо Карны, то привычная ненависть все равно вспыхивает в сознании, только в этот раз смешанная с удушающем чувством вины и желанием исправить тот страшный поступок. Хочется вернуться на поле боя и сразиться вновь. Только в этот раз честно. Чтобы не было больше вмешательства из вне, не было подлости. Хочется стереть этот бесчестный выстрел из своей жизни, хочется жить так, словно его никогда и не было. Но от этого не сбежать. Этот груз будет вечно на его плечах, будет пригибать его к земле и тянуть в пропасть. И, возможно, однажды послужит причиной его падения. Кришна же внимательно наблюдает за другом, прекрасна зная, что у того на душе. Однако это то, через что Арджуна должен переступить сам. Это его испытание. Это путь смирения и прощения. Путь принятия самого себя. Невероятно долгий и мучительный. Но Кришна все равно будет рядом, оберегая и давая шансы на спасение. Ведь Всевышний никогда не оставляет своих самых преданных последователей. И, тем более, друзей.О смерти Карны
19 марта 2020 г. в 02:55
q: Что ты чувствовал, когда узнал, что Карна был твоим братом?
Ганга тихо шумит в ночи и скорбно стелется к ногам тех, кто ступает в ее воды, оплакивая погибших. Вдоль реки ярко пламенеют огни погребальных костров и брахманы, стоящие у них, возносят молитвы, разнося гулкое эхо. Даже сквозь ароматы благовоний и свежих цветов, принесенных к водам Ганги, все равно ощущается резкий запах горящих поленьев и черный дым вздымается к устланному звездами небу. К реке приходят тысячи людей, каждый со всеми мыслимыми и не мыслимыми дарами, свершают жертвоприношения в память о дорогих им людях, что погибли в войне за дхарму. Провожая близких в последний путь, после, касаются священных вод Ганги и неистово молятся, срываясь в оглушительные рыдания.
У каждого погибшего в той войне оставалась семья, что теперь проводит по ним прощальные обряды. Но у Карны не было уже никого. Глубокое одиночество преследовало его всю жизнь и не давало обрести счастья. А единственный друг тоже мертв. Никто не будет по нему молится и никто не займется его похоронами. Кроме Кришны, что, в дань уважения, сколачивает Карне погребальный костер и лично ведет всю церемонию похорон. Но все равно никто не будет лить по Карне горькие слезы и приносить ему прощальные дары. Никто. Кроме матери. Что, скрепя сердце от удушающей боли, бредет к своим сыновьям, сжав кулаки и понурив голову от вихря тяжелых мыслей, пригибающих к земле. Разбитая в душе, изможденная и худая от свершаемых аскез, измученная, она из последних сил бредет к реке. И пусть в ее сердце теплится радость от того, что другие ее сыновья живы, тяжесть от скорби по Карне разрывает ей сердце каждую секунду жизни.
— Сделайте подношение Карне, — говорит Кунти и голос ее тихий, подобный скорбному шелесту ветра, — Он был сыном Сурьи и моим первым ребенком. Он ваш старший брат.
У Арджуны опускаются руки, а сердце глухо пропускает удар. С замершим дыханием он смотрит на старшего из Пандавов со смешанным ужасом и шоком, отражающимся в его антрацитовых глазах. Они знали, чувствовали, что с Карной не все так просто. И все же никто из них не мог даже подумать о том, что тот высокомерный грешник был им старшим братом.
Юдхиштхира скорбит сильнее всех. Он оседает на землю подобно срубленному дереву и сотрясается в рыданиях. Срывающимся голосом вопрошает мать о том, почему же она утаила от них правду, а Арджуна стоит, как громом пораженный, и дышит едва-едва. Сначала даже не может в это поверить, не может принять. Отрицает раз за разом, а голос матери доносится до него словно сквозь толщу воды и истерзанное войной сердце, кажется, готово разорваться. И сам Арджуна словно пребывает на самом дне Ганги, а происходящее кругом лишь сон или зыбкое нереальное видение. Все кажется безумным и ненастоящим. Насмешкой судьбы. И как бы хотелось ему, чтобы это все был лишь кошмарный сон.
«Я убил...своего брата...» — стучит в голове одна единственная мысль. Звучит в сознании раскатами грома, словно вестник дурных предзнаменований. Пронзает разум и вспышками боли и ужас, вместе с отчаянием, разрывает ему грудь и не дает сделать даже вдох. Арджуна сильнее сжимает кулаки, до боли в побелевших пальцах, и закусывает губу так, что на языке оседает тяжелый привкус железа. Уже столь привычный за все эти дни безжалостной войны.
Братоубийство страшный грех. Особенно если пролита кровь старшего брата. Того, кого по всем духовным законом обязано почитать. Того, за кем нужно беспрекословно следовать и почитать, как отца. И тем презренным грешникам, что осмелятся поднять руку на брата, никогда не достичь высших Миров и райских Планет. Их ждет лишь тьма и хаос бесчисленных перерождений, муки от неумолимой кармы и все новые и новые страдания. Для Арджуны, что никогда не сходил с пути праведности, в этот миг рушится его привычный мир. И сам он чувствует себя запятнанным грехом, хотя всю жизнь старался следовать дхарме и служить Кришне. Всевышнему, что и заставил его свершить тот роковой выстрел.
«Я ненавидел его всю жизнь...Презирал, и за эти долгие тринадцать лет изгнания я раз за разом представлял, как убиваю его. Предавался греху даже в мыслях...»
Мысль материальна. Мысль слышат боги. Даже если нечестивец совершает жертвоприношение за жертвоприношением и молится богам, но в мыслях предается греху и не имеет в сердце смирения, ему не достигнуть высших миров. И будет он обречен раз за разом перерождаться на этой земле, раз за разом проходить через страдания, посланные за старые грехи, в нескончаемом круговороте кармы. И Арджуне страшно. Ужас грызет его изнутри и как бы он не пытался вспомнить уроки Кришны об отрешении от двойственных чувств, как бы не старался убедить себя, что его верный друг не позволил бы ему совершить подобный тяжкий грех, ужас все равно грызет Арджуну изнутри. Каким бы преданным учеником Кришны он не был, ему не под силу так легко отрешится от чувств, даже обращая свои мысли к Всевышнему. Вместо этого он пытается запереть эти чувства на самом дне своей души под семью печатями. Забыть, не думать. Но он не может. И каждое слово матери терзает израненную душу все сильнее и разум горит в огне.
— Он дал мне клятву! — продолжает говорить Кунти и в глазах ее стоят горькие слезы, а голос дрожит. — Что он не убьет никого из вас, своих братьев. Никого, кроме Арджуны. Он пощадил вас...
«Он пощадил их, не стал убивать, хотя таков был его долг перед Дурьйодханой. А что же сделал я? — тихо вопрошает про себя Арджуна. — Я совершил бесчестный выстрел, воспользовался слабостью и победа моя покрыта позором и грехом!»
Он не просто убил Карну. Нет, это был бесчестный и подлый выстрел в безоружного. Арджуна четко помнит страх и отчаяние, что плескалось на дне его глаз. Его голос срывался в мольбе о том, чтобы Арджуна повременил с роковым выстрелом. Карна знал, что ему не уйти. Но хотел умереть как воин, на своей колеснице и с оружием в руках. Но он стоял безоружный, всеми силами пытаясь вытащить увязшую в земле повозку. Содрогающимся голосом восклицал о благочестии и у Арджуны дрожали руки от его слов. В который раз за эту бесконечную войну. В который раз для победы в войне нужно пойти путем бесчестя. Сознание все сильнее захватывала тьма и Арджуна не знал уже, что есть дхарма, а что нет. Для него то, что говорит Всевышний – и есть дхарма. Но что если он призывает свершить столь великое бесчестье? Привычный Мир рухнул и Арджуна стоял средь руин его, израненный и разбитый, крепче сжимая в своих руках Гандиву.
«Прошу, подожди! — кричал Карна, из последних сил пытаясь вытащить увязшее в земле колесо. — Не уподобляйся малодушным людям! Храбрые и благочестивые воины никогда не направляют свои стрелы на тех, кто остался без оружия! Ты же самый праведный воин из всех, кого я встречал. Я стою пред тобой без оружия, беспомощный...Прошу, подожди немного и я снова вступлю в битву! В чем смысл такой победы надо мной?! Она покроет тебя и твоих братьев позором! Вспомни о благочестии!»
«Стреляй, Партха!» — голос Кришны проносился по Курукшетре раскатами грома и звучал набатом в голове. Раз за разом его голос разрывал пространство, а Арджуна стоял с натянутой тетивой, не в силах свершить роковой выстрел. Горькие слезы жгли полные ужаса и раскаяния глаза и не было сил даже дышать. Так не должно было быть.
«Как вовремя ты заговорил о благочестии, — громыхал над полем битвы величественный голос Всевышнего, — Стоило только оказаться в беде, как люди тут же винят во всем Проведение, забывая обо всех своих злодеяниях. Где было твое благочестие, когда заплаканную Драупади втащили в зал собраний? Когда у Юдхиштхиры отобрали царство и Пандавов отправили в изгнание на тринадцать лет? Где же было твое благочестие, когда Пандавы потом просили вернуть им царство? Или это мысли о благочестии навели твоего друга поджечь дворец в Варнаврате? Или унизить Панчали, назвав ее падшей женщиной? Наверное то же самое благочестие подсказало Духшасане сорвать с нее одежды, или когда вы вшестером истязали юного Абхиманью! Проникло ли благочестие тогда в твое сердце?!»
Перечисленные Кришной грехи — словно занесенный над головой меч. И этим мечом был Арджуна. Отчаяние и стыд грызет, что ему, что Карне сердце, но они оба лишь орудия в этой войне. Арджуна, что служит Всевышнему и ставит своей целью защиту дхармы, и Карна, что отдал свою жизнь во власть величайшему из грешников, чтобы отплатить ему за его милость. Но при этом Карна ни разу не послужил своему другу и благодетелю так, как стоило бы послужить. Ни разу не увел его на правильный путь, хотя в его власти было сделать это и избежать войны.
Но все это было их судьбой. И к этому вело каждое событие их жизни.
Арджуна ненавидел его, столь долго ненавидел, но сейчас был не в силах отпустить тетиву. Насмешливый голос Карны, порой, стучал в его голове и туманил рассудок праведным гневом. Лишь голос Кришны был тогда опорой и поддержкой. Каждое действие человека в своей жизни направлено ради Господа, ради служения ему. И если такова воля Верховной Личности, то Арджуна, тем более, должен подчиниться. Дело не только в клятвах и обещаниях. Это то, чего хочет сам Всевышний. И как бы ни было больно, как бы потом к Арджуне не относились в будущем, покорится воле Кришны — единственный путь.
«Сейчас или никогда, Партха, — говорит Кришна, сильнее сжимая в руках поводья, — Вы потеряли слишком много времени. Если не одолеть его сейчас, то вы уже не сможете победить в этой войне. Не делай жертвы столь многих людей бессмысленными.»
Арджуна уже даже не чувствовал рук — все его движения безвольны, словно подчинены высшей воле. Краски мира поблекли, ни слышно ни звука, и Мир замирал в ожидании. А на губах Карны почему-то играла смиренная улыбка, словно ласковое солнце дарило свой последний луч света перед своим заходом.
Арджуна не помнит, как сорвалась стрела. Не помнит, как он свершил свой выстрел и почему тогда Карна подарил ему свою улыбку. Он слышал лишь разрывающий пространство свист, небесную синеву оперения и улыбку Карны. И эта сцена выжжена в сознании каленым железом, причиняет муки столь нестерпимые, что хочется пасть на колени, зарывшись пальцами в волосы, и тихо выть от боли, содрогаясь от рыданий. Та стрела поразила не только Карну, но и самого Арджуну, что пронесет это сожаление в истерзанном Курукшетрой сердце всю свою жизнь. И заберет с собой даже после смерти...