Карандашные линии

Лицу было холодно, а тело ощущало неприятную тяжесть. Я определенно проснулась, вот только ощущение глобальной подставы было слишком сильным, чтобы просто так от него отделаться. Не спеша открывать глаза, я старалась не двигаться, чтобы не стряхнуть дрему. Минут через пять прозвенит будильник, так что стоит выжать из этих пяти минут максимум. Всплыли воспоминания о вчерашнем дне и планах на сегодняшний, которые я постаралась отогнать. Ещё пять мину-уточе-е-ек! Рядом раздалось тарахтение автомобиля. Так тарахтят старые машины, которым место уже на свалке, и на которые просто жалко смотреть. Вот только возле общаги, в которой я живу, нет таких машин. Сон как рукой сняло. Я подорвалась, открывая глаза и… Стукнулась лбом о лицо человека, который надо мной навис. Парень, чьего лица я не успела рассмотреть, синхронно со мной зашипел и отскочил в сторону. Саднящий лоб волновал меня меньше всего, вместо почти родной комнаты общежития передо мной предстало… незнакомое место. Я лежала на каком-то бревне, на не спасающем от твердости импровизированной кровати покрывале. На дороге стояла смутно-знакомая волга бородатого года выпуска. — О, спящая красавица проснулась! — раздался голос откуда-то слева, — Ты как здесь оказалась? Эх, знала бы я где, может и поняла как. Не отвечая ни на один из последовавших вопросов, я встала и осмотрелась. Вокруг было ощущение брошенности, будто это место давно не видело людей. Воздух странно пах, вроде и не смертью, и не смогом, и был подозрительном чистым. Дым от костра мешал почувствовать запах до конца. Тлели угли, залитые водой, я оглянулась, услышав тонкий скрип. Знаменитое колесо обозрения. Знакомое по фотографиям. За ним — многоэтажка. Сколько времени — толком непонятно, ещё и небо серое, свинцовое будто. — В твоём рюкзаке звенел телефон, — сообщил… Гоша, судя по всему, — Пришлось достать и выключить будильник. Ты знала, что у тебя там время неправильное? — То есть вы залезли в мои вещи? — не то чтобы я обвиняла за излишнюю подозрительность, но мозг упорно продолжал отрицать происходящее. — Мы бы не стали, — покачала головой Настя, — Но там играл «Кошмар на улице Вязов». Ждать, пока он сам заглохнет, не хотелось. — А, — глубокомысленно ответила я, а потом поинтересовалась без особой причины, — И как? — Гошан чуть не обоссался, — рассмеялся Леха, а я чуть поморщилась. Этот псих с замашками гопника мне не особенно нравился, — Так как ты тут оказалась? — А хрен его знает, — пробормотала я, — И мой рюкзак верните, пожалуйста. Мне протянули небольшой рюкзак из фиолетовой кожи с брелком в виде Эйфелевой башни. Определенно, мой. Порывшись там, я обнаружила там почти привычный комплект вещей: паспорт, пенал, общая тетрадь, несколько пластиковых карт, бутылка с водой, косметичка, тонкая металлическая коробочка с прокладкой на всякий случай, ещё какие-то мелочи… Чувство, что чего-то не хватает, царапнуло, и тут же отпустило, потом сменилось удивлением. Смену белья и лосины я с собой никогда не носила без причины… Да и вещи на мне, которые я поначалу приняла за одеяло, я для сна не использовала… Теплые спортивные штаны и свитер, конечно, мои, куртка цвета хаки тем более, как и любимая шапка бордового цвета, вот только я в уличной одежде, пусть и своей, не сплю, и в таких местах точно спать не ложусь. И в Чернобыле я отродясь не была. Несмотря на то, что некоторые и считали меня несколько эксцентричной особой, я крайне домашнее создание. Тут я сообразила, что у нас тут некомплект, из пяти только трое гавриков. Недостача в две единицы, а именно — мой любимчик Паша со своей любимой Аней. И где пропадают? Тут по плану псих с керосином, а они решили уединиться? Оно, конечно, дело молодое, но у нас тут все по времени. Другой вопрос. Мне-то что делать?! Я не хочу пулю в лоб или ещё куда, и с Костенко пересекаться не хочу — ни со старым, ни с молодым. И без путешествия в прошлое прекрасно обойдусь, как бы заманчиво это не звучало, и как бы я не любила этих персонажей. Вопрос в другом. Что будет, когда они изменят прошлое? Вернее, это как раз понятно, будет Союз Советских Социалистических Республик. А со мной что будет? Я тоже исчезну? Не хочу! Или появлюсь снова тут во времени, когда будет Киняев? А если он меня заметит? А что сделает, когда заметит? С ним бы я тоже не хотела пересекаться. Может, если ребята выберутся из сторожки, то не нужно будет перемещаться? Вернутся в бункер, подождут рассвета и пешочком свалят? И нафиг этого подкастера, хоть его и жалко, он опасен. Логичный вопрос: а я? Ладно, если год на дворе две тысячи тринадцатый, а я из две тысячи двадцатого, ничего сильно критичного не будет. А учеба? Я столько труда вложила, чтобы попасть в архитектурный, к ЕГЭ готовилась, занималась сама и с репетиторами, копила на поездку в Питер. Столько нервов на это истратила, и что, все? Вот тебе твой студенческий, но он больше не действителен. И паспорт, выданный летом следующего года на четырнадцатилетие, вряд ли кому-то понравится… Хотя, если я смогу пройти весь этот путь, как бы мне этого не хотелось, то смогу оказаться в мире, где Костенко добрый, он мне как и остальным сможет и документы оформить, и в университет отправить. Всё лучше чем умереть от коронавируса. Или это — моя великая миссия? Спасти мир от правок в конституции? А нафига «высшему разуму», если это всё же был он, отправлять архитектора-недоучку? Отправили бы юриста, или Усачева с Кшиштовским*, им не привыкать путешествовать. — Ну так что? — спросил нетерпеливый Леха, заметив, что рассказывать я ни о чем не собираюсь, — Как ты тут оказалась? — Как много я проспала? — Мы не знаем, — ответила Настя, — Мы вернулись сюда за вещами, и ты уже была здесь. — А, кстати, мы друг другу так и не представлены, — вспомнила я о правилах вежливости, — Аглая. — Как-как? — переспросил Леха, — Нагая? — Мама любит Достоевского, — пояснила я, — Папа хотел хотя бы Настасью, но мама настояла, потому что не хотела, чтобы меня выкупили за сто тысяч, а потом зарезали ножом*. Папа сдался. А могу ли я узнать ваши имена? Ребята представились, хотя в этом не было необходимости, я их знала. Другое дело, что я не могла спросить, где ещё двое, и не была уверена, рассказывать ли мне всю правду. Да и если ребята отключали будильник, то увидели бы и дату, которая должна была сегодня быть, и вопрос с точным временем уже бы не стоял. Найдя неправильное время, они обшарили бы и весь рюкзак. И помимо логичного опасения, а не спёр ли у меня что-то Лёха, возникает другое: что они подумали насчёт паспорта? Ладно бы я во времени путешествовала, но у меня нет прибора и цели для этого, хотя по вещам в рюкзаке можно догадаться, что я собиралась куда-то на пару дней. Вот только я перед сном никуда не собиралась. — Есть хочешь? — заботливо спросила Настя, — У нас осталось немного с завтрака. — Буду очень вам признательна, — поблагодарила я, — Или тебе? — Ну, ты немного посторожила наши вещи, хоть и спала, так что можно на «ты». Не то чтобы у меня получилось обращаться на «вы» к ребятам примерно его возраста, просто в стрессовых ситуациях я иногда переключалась на крайне вежливые или устаревшие фразы. Папино влияние. Сериал я смотрела недавно, вместо того, чтобы готовиться к зачёту по культурологии. Ну, строить планы с учётом апокалипсиса — это, конечно, не есть хорошо, но в этот раз пересмотр любимого сериала пришелся как нельзя кстати. — Ты нормальная? — проявила крайнюю тактичность Настя, все ещё сидящая напротив. Заметив мой удивленный взгляд, приняла на свой счет и перефразировала, — В смысле, ты в порядке? Я прислушалась к собственным ощущениям. Болела голова, но в пределах личного недомогания от недосыпа, побаливала спина от сна на жёсткой поверхности, немного замёрзли руки, но в целом, я была в порядке, в чем и заверила всех интересующихся. Следовало бы выбрать стратегию поведения и продумать ложь, чтобы не вызвать лишних подозрений, и ввязаться в приключения, чтобы вернуть утраченное. Благо, куда будут летать шишки, я знаю, осталось только увести ребят из этих мест. Вот только в голову ничего не лезло. Сталкером назваться и свалить в бассейн, чтобы вовремя ухватиться за прибор вместе с Пашей и Костенко? Сутки я там могу и отсидеться, вот только дадут ли мне это сделать? — Расскажешь, что ты тут делаешь? Я неопределенно махнула рукой, сочиняя на ходу: — Попутку ловила. Нашла вещи, свежие следы от колес. Вас тут не было, так что села, задремала. Устала очень. А вы зачем в Чернобыль поехали? — Туристы, — пожал плечами Леха, — Решили вот скататься дикарями куда-нибудь, где поинтересней. Уже собираемся обратно. Ну, ложь за ложь, всё честно. — Понравилось? — Ага. Атмосферное местечко. Ладно, побалакали, пора и честь знать. От собаки я как-нибудь отобьюсь, Костенко про меня один хрен ничего не знает, так что затаиться в бассейне — задача не сложная, как и продержаться пару суток и ввязаться в схватку. — Ладно, ребят, спасибо. — Ты же вроде попутку искала? Черт, точно, я же им про это две минуты назад сказала: — Ну, вы же уезжать собрались. А я хочу до бассейна сходить, я ещё там не была. Только, вот незадача, дорогу не помню. Не знаете, куда мне? — Да мы подкинем, тут недалеко, — деревянным голосом ответил Гоша, теребя рукава куртки, — Только друзей дождемся, и поедем. В каком смысле?! Так, мне это уже не нравится! С чего это вдруг они решили меня задержать? Я же повода не давала! Ладно, попробуем отговориться: — Да ладно, незачем бензин тратить, дольше разворачиваться будете. А я пройдусь, мне не к спеху. Тем более, раз вы с друзьями, то в этот заслуженный металлолом Российской Федерации мы не влезем. — Гошан, как истинный жентльмен*, уступишь место даме? — издевательски крикнул Леха. Я опять поморщилась — травлю я не терпела в любом виде. Однако, если я его остановлю, то обозначу свое знание о постоянстве происходящего. А это — палево. Поэтому я промолчу и не полезу, куда не просят. Подхватив свой рюкзачок с земли, я отряхнула немного жирные от сосисок руки — салфеток с собой не у кого не оказалось, и попрощалась со всеми. Чем ещё меня задержать, они не знали. Хотя Леха, кажется, готов был на меня бросится. Ну, получил бы разок по яйцам, может, больше головой стал думать, однако Настя его остановила и направление на бассейн показала. Наверное, я допустила ошибку, когда воткнула в уши наушники-капельки и включила на максимум Шуфутинского, который затянул своим тягучим голосом приятную песню. Не успела я скрыться за деревьями, как сзади на спину что-то повалилось. Как и всякий адекватный человек, я не люблю, когда меня резко и без предупреждения трогают, и тем более кидаются со спины. Именно поэтому я дернулась всем телом, и вместо того, чтобы упасть лицом в асфальт, мы свалились на обочину, взметнув кучку опавших листьев и мелкой травы. Из ушей, напоследок спев «пусть тебе приснится Пальма де Майорка» вылетели наушники. Я сопротивлялась, дёргая руками и ногами. Первая мысль — это монстр. Вторая не успела прийти, потому что первая знатно оформилась. Я молотила конечностями куда придется, стараясь отбиться, но тут меня прижали к земле всем весом, ещё и ткнули лицом в землю. От боли в руке, на которую я упала, и всего происходящего, глаза начали слезиться. Я шмыгнула носом. Сверху надавили сильнее. — Куда намылилась? — Да что я вам всем сделала? — всхлипнула я, — Что случилось? — Объяснишь мне кое-что, и пойдешь, — ответил знакомый голос с серьезными стальными интонациями, — Может быть. С меня встали. Я развернулась на спине, посмотрела на Пашу — а кто ещё это мог быть? — и удивленно заморгала. Ну, да, это он. Лучшая встреча с крашем, которую только можно было представить. Замечательно. Я встала с земли, отряхиваясь от налипшей травы и мелких листьев. Сердце дернулось, не зная, куда ему метаться, то ли от страха, то ли от такой неожиданной во всех смыслах встречи. Глаза темные, с изумрудной прозеленью. — Объяснишь, что ты тут делаешь? — смотря темными глазами прямо в душу, спросил он, — М? — Попутку ловила, — повторила ложь, — Увидела кучу вещей, решила подождать вас. Устала, вот и уснула прямо на вещах. Что вы, убьете меня за это? — Тогда объясни, почему в твоем телефоне и паспорте несуществующие даты? — Прикол такой, — соврала я, — Мои друзья говорят, что я молодо выгляжу, вот и подогнали, прикололись. А в телефон я, когда перезагружала, случайно не то время установила. — Хорошо, — кивнул Паша. Неужели поверил? Но рано радовалась, — А это тогда что? Он достал из-за пазухи немного помятый от такого обращения скетчбук. Вот, что меня смутило! Рисовала я не шедевры, но и мазней это назвать сложно, так что… и даты тоже подписывала, чтобы смотреть, как становлюсь лучше. Ох… — И зачем он тебе? — ответила я вопросом на вопрос и включила стерву, — Что хочу, то и рисую. — Да неужели? — он пролистал несколько страниц, мелькнули наброски улиц и зданий, которые я делала, несколько лиц знакомых и друзей, анатомия… Мне это уже не нравится. Мелькнула ещё одна страница с портретом моей подруги в шляпке и пальто. На следующей были два портрета — от тринадцатого и четырнадцатого марта две тысячи двадцатого года. Оба нарисованы по одной фотографии Давыдова Константина*. Я и забыла. — Нашла в Интернете, — попыталась оправдаться я, — Мне нужны были разные типажи лиц. Прости, если слишком плохо получилось, я ведь не художник. — А тебе мое лицо так понравилось, что ты решила меня в разной одежде, ракурсах и обстоятельствах нарисовать? — спросил он, показывая с нарисованными кадрами из серий. Ох, ебушки-воробушки! И что мне на это ответить? Там же и Костенко молодой есть с ранами, которые нарисованы поверх черно-белого карандашного рисунка красной гелиевой ручкой. — Ну да, — пожала я плечами, — Лицо у тебя такое интересное. Само по себе суровое, а глаза такие… чувственные. Паша поморщился. Да, обычно не слишком приятно слушать рассуждения о своем лице, поэтому я продолжила давить на это, чтобы он отвлекся: — У тебя ещё скулы такие рельефные, просто нечто, — я знаю это лицо до последней черты. Просто слишком много его рисовала, — И глаза очень интересного цвета, не то серо-зеленые, не то с голубыми отсветами. На фотографиях не очень понятно. — Ты так и не ответила на мой вопрос, — черт, не прокатило! — Зачем ты поехала в Припять? — Посмотреть. Только вот друзья в последний момент отказались, а билеты на поезд возвращать не хотелось. Поехала одна. Паспорта в спешке перепутала, меня из-за этого чуть в ментовку не загребли, — придумала я потрясающую подробность, — Едва объяснила, что друзья пошутили. От Чернигова на автобусе и попутках. Потом — пешком. Дальше ты знаешь. — Ты не видела тут черный джип? — Не, не видела, — честно призналась я, — А тут помимо вас ещё, что ли, кто-то был? — Да нет, ничего. Просто, на всякий случай… лучше в эту машину не садись. — Спасибо, не буду. Вершинин продолжал вглядываться в глаза, а сердце, этот глупый орган, встрепенулось в груди, как пичужка, подпрыгнуло, задрожало. — Ты что, накурилась? — вдруг ошарашенно спросил он, — У тебя зрачки расширены. Я отступила на шаг назад: — Не знаю, у меня бывает, — отговорилась, — Это все вопросы, товарищ сержант? Я могу идти? Наверное, если бы в этот момент он сказал: «Нет, ты идешь с нами», — я бы пошла. Не из-за приказного тона, не из-за угрозы быть убитой, а потому что меня позвал он, человек, которого случайно выбрало мое сердце. Один из многих, потому что кто виноват в том, что на свете так много настолько офигенных мужиков? Пусть они по большей части выдуманные. Но он не сказал, коротко кивнул, поднял с земли наушники и телефон, подал мне. Я протянула руку в ответ, короткого прикосновения почти не почувствовала — всё перебил холод от телефона и ощущение тонких проводов. Длинные пальцы. Жестковатые подушечки, не больно царапнувшие кожу моих ладоней, вечно в испачканных в карандашном грифеле, с созвездиями чернил. Едва мазнувшие по тонким следам шрамов от канцелярского ножа, которым я так неловко владела когда-то. — Ты в порядке? — буду когда-нибудь, — Эй? — Да, спасибо. До свидания. — Уж лучше прощай, — махнул рукой Паша и развернулся. — А скетчбук? — У меня побудет. Найдешь меня в Москве, — и ответил тут же на немой вопрос, — В Интернете же нашла. Я, не наученная горьким опытом, воткнула в одно ухо наушник, и включила музыку снова. Несмотря на весь этот допрос с пристрастием, всё сложилось почти удачно: я отвязалась от ребят, и моя задача теперь — переместиться в прошлое. На сердце скребло от расставания таким одновременно далеким и знакомым человеком, но вдруг, оставленная в одиночестве, навалилась тоска по дому. Я не знала, как мне вернуться, и одна из причин — я не знаю, как сюда попала. Почему я собралась так, будто знала, что несколько дней меня не будет? Почему я тут оказалась? Могу ли я вернуться?