Карандашные линии

Мы сидели в ближайшем парке. Полчаса назад прошел дождь, но сейчас светило солнышко, приятно согревавшее лицо и сушившее лавочки и асфальт, оставив от дождя только серые облака, лужи кое-где, да запах свежести, разлитый вокруг. Ветер приятно целовал щеки и играл с волосами, которые я распустила. Я вытянула ноги вперед, по полюбившейся привычке взяв Пашу за руку. Тот за мной наблюдал с плохо скрываемой радостью. — Нравлюсь? — хмыкнула я. — Нравишься, — кивнул Павел, а потом резко перевел тему, — Ты с утра сегодня подскочила, говорила о чем-то с Костенко. И вообще выглядишь достаточно взволнованной. Выкладывай, что случилось. Я вздохнула. Да, когда вернется Сергей — большой вопрос, так что решение должно быть готово к вечеру, и очень удачно, что мы сейчас можем поговорить тет-а-тет. — Помнишь я говорила, что училась в Питере в архитектурном? — дождавшись короткого кивка, я перевела взгляд на асфальт перед собой и продолжила, — Сергей сказал, что может меня туда снова устроить, на бюджет, со второго курса, и даже обещал с квартирой помочь. Однако я не хочу расставаться с тобой. То есть, не хочу давить на тебя и всё-такое, но не уверена, смогу ли быть в отношениях на расстоянии, потому что одно дело видеться раз в неделю, а другое раз в полгода, да и вообще Москва не тот город… Паша заметил, что я опять скатываюсь в объяснения, поэтому приостановил меня, задав вопрос: — Для тебя это важно? Ну, учеба, институт. Архитектура. — Да, — кивнула я, заглядывая в отливающие зеленью из-за солнечного света глаза, — Это то, чем бы я хотела заниматься в будущем. — Тогда поезжай в Питер и учись, — серьезно кивнул он, — Я не могу ограничивать тебя в самовыражении, это как-то неправильно. Я нахмурилась: — А ты? Друзей бросишь? — А что я? — хмыкнул Паша, переводя взгляд на небо, — Эти люди вообще будто не мои друзья. Я думал, что знаю их, а они — меня, но чем больше я с ними нахожусь, тем больше чувствую себя чужим среди этих ребят, которые только по ошибке выглядят как мои друзья, — он вздохнул и добавил, постаравшись обратить в шутку грустные слова, — Я сначала думал, что у меня может что-то выйти с Аней, но и она оказалась какой-то немного другой. Внутренне она всё та же, наверное, но снаружи. Только не бей! — Да ладно тебе, — пробормотала я, — Я этих ребят ещё меньше знаю. У меня другой вопрос. Меня ты считаешь чужой? Чувствуешь себя не к месту рядом со мной? Паша вдруг улыбнулся, приобнимая меня одной рукой и будто успокаиваясь сам и успокаивая меня. — Ты знаешь… нет. Я чувствую себя рядом с тобой каким-то более умиротворенным, цельным. Ты будто вливаешь в меня силы и ничего взамен не требуешь. Я тут подумал... Ты мало пересеклась с тем странным мужиком, у него были какие-то странные способности, которые активировались рядом с котом, ты его помнишь? — я кивнула, — Так вот, он называл нас всех очень странно. Пропустил Никиту, но сейчас я понимаю почему, перепутал нас, скорее всего. Вожак. Королева. Бунтарь. Трус. Воин, — выдал он задумчиво, — Ты знаешь, кого он назвал этими странными прозвищами. Однако ты не знаешь, как он назвал тебя. Чужак. И добавил, что ты знаешь, что тут происходит. Я не сильно удивилась, что мою многогранную личность сжали до емкого и обезличенного «чужак», правда, Павел про это раньше не говорил. — Не знаю, насколько ты чужак, и насколько я вожак, — добавил он где-то через полминуты теплого молчания, — Но мне всё равно не комфортно рядом с ребятами. Они вроде как должны знать меня и общаются со мной так же, как с тем Вершининым Павлом, но я не знаю и половины их историй, не всегда понимаю шутки. По крайней мере Леха перестал быть таким мудаком, и стал Лешей. Никогда не думал, что буду хоть сколько-нибудь скучать по этой стороне его личности. Нам следовало бы общаться как заочно знакомым людям, а мы будто взяли слишком большой темп дружбы, и никто не может его удержать. А уехать — значит расстаться почти безболезненно. Я не совсем уверен, в какой институт хочу и хочу ли, но оставаться в Москве, одновременно знакомой и нет, с людьми, которые из-за всей этой истории только на словах и друзья… знаешь, я хочу сбежать отсюда. Я кивнула серьезно, в глубине души тихо радуясь и немного ненавидя себя за эту радость. — Я скажу об этом Сергею. Я не знаю, как он всё это решает, но скажу, — пробормотала я, доставая скетчбук, — И, знаешь, ты можешь посмотреть университеты и прочее. Можешь подумать, а пока я порисую, если ты не против. Я переместилась к другому краю скамейки, положила на колени скетчбук, открыла чистую страницу. Сделала несколько фотографий и привычно разметила лист. — Мне сказали, что эти твои, суперсилы, — я хмыкнула, оценив уровень, — Совсем пропали после переливания. И как тебе? Паша вопрос проигнорировал, зато сказал другое: — Им удалось вытравить паразита, но Рябов не смог поменять ее резус-фактор. Так что все это со мной осталось. Я удивленно на него посмотрела. То есть он себе оставил все плюшки, а от дряни избавился? Надеюсь, рецидива не будет, но я так рада! Видимо, заметив некоторое изумление на моем лице, Паша сделал жест рукой, будто что-то поднимает, из моего пенала вылетел карандаш и опустился на скетчбук. — Ты всё ещё можешь читать воспоминания? — спросила я осторожно. Не то чтобы я хочу обратно в свой мир, но, может, получится что-то узнать, потому что меня просто невыносимо гложет. — Это как? Ничего такого не дела… А. Понятно. Ты хочешь узнать, как попала в этот мир? — получив в ответ короткий кивок, Паша задумчиво пробормотал, — Можно попробовать… но я не знаю, что увижу и будет ли это безболезненно… и точно не здесь. — Мне нужна твоя помощь. Я доверяю тебе свою память, — медленно проговорила я, — О чем, возможно, пожалею. Дело не в том, что я хочу вернуться, хотя очень тоскую, а в том, что хочу понять, что же случилось. Это может быть важно. Я понятия не имею, что там будет и будет ли вообще, и перетерпеть неудобства — невысокая плата за то, чтобы узнать. Паша вздохнул: — Давай я попрактикуюсь со всем этим ещё хотя бы пару дней, а потом попробуем с тобой покопаться в твоей голове. Я постараюсь не лезть глубоко, всё-таки, если захочешь о чем-то рассказать, лучше сделаешь это сама. Помолчали немного, думая каждый об одном и том же. — Знаешь, — вдруг улыбнулся Паша, — Теперь, когда я знаю, что завтра наступит, я хочу сделать кое-что. Я хочу пообещать тебе, — он осторожно подтянул меня к себе, взял лицо в ладони, осторожно, как берут хрупкую хрустальную вазу, — Что я останусь с тобой, чтобы не увидел в твоей голове. Я ничего не сказала, но всем телом подтянулась, положив свои ладони поверх его и прикрывая глаза. Паша наклонился, обдал лоб и ресницы теплым дыханьем, плавя острым взглядом всё внутри и коснулся моих губ своими. Как-то осторожно, совсем не так, как должен был целоваться Павел Вершинин… — Совсем бессовестные! — раздался крик неподалеку от какой-то мамаши с коляской, — Люди же смотрят! Паша ответил средним пальцем, я недовольно поморщилась — опять отвлекают от такого приятного занятия с таким любимым человеком. Парк потерял очарование. Мне почему-то казалось, что Костенко так завалят работой, что он и сутки, и двое там проторчит, но Сергей вернулся вечером. Описав наши нехитрые перспективы, остался на кухне, застолбив условно-мое место для — попробуйте, угадайте — работы. Я считала, что если Паша согласился на переезд в другой город, то его тоже надо брать с собой и говорить всем, так что аккуратно похлопала по плечу и кивнула на выход из зала. В ответ донесся свист Лехи, но какой-то уже не обидный. Мысли были заняты другим. — И что ты решила? — Сергей мельком пробежался взглядом по нам обоим, понял, что поработать ему не дадут, и ноутбук закрыл, оставляя всё внимание на нас двоих. — Я всё ещё хочу уехать в Питер, — кивнула я. — Я не хочу оставаться в Москве и уехать с Аглаей, — добавил Паша, уступая мне стул и вставая за плечом, то ли становясь защитником, то ли будто прячась за мной, то ли позволяя мне распоряжаться жизнью, раз уж у меня есть какой-никакой план. — С твоей учебой всё понятно, документы почти все сделаны, я пока ещё не нашел подходящую квартиру, так что какое-то время придется пожить в общежитии, скорее всего. А ты, Павел? Университет, факультет. — Я не знаю, — пожал плечами Паша, — Я просто хочу жить. Наверное, пойду работать. Не знаю, кем хочу стать. Сергей помассировал пальцами брови, откинулся на стул и вздохнул: — Павел, не сори мозгами. Ты умный парень, так пристрой их куда-нибудь. Сам не знаешь — спроси. — Спрашиваю, — не стал дерзить Паша. — В общем, пойдешь завтра со мной. У нас толковые психоаналитики работают, тесты сделаем, станет понятнее. Ты говорил, что тебе всё равно? Вот и отлично. В школе хорошо учился? — Такое, — неопределенно покачал головой Паша — я хоть и не могла этого видеть, но догадывалась, как это выглядело, — Литература нравилась и история. У нас преподавательницы крутые были. Сергей кивнул молча, открывая ноутбук и этим объявляя конец разговора. Я встала, кивком поблагодарила его и потянула Пашу в коридор. — Сможешь попробовать сейчас? Пока Костенко в квартире. Если что он сможет помощь позвать. — Может, сразу при нем и пробовать? — хмыкнул он задумчиво, — Чтобы меня в себя приводил, мало ли. — Он может запретить, а я не могу так, меня задолбало не знать причину. Потому что как я сюда попала, так могу и обратно. — А ты хочешь? Повисла неловкая пауза. Я теребила край толстовки, опустив взгляд в пол. Прежде, чем он понял это по-своему, я попыталась объяснить: — Понимаешь… если бы я вновь перенеслась в тот день, который стал для меня последним в том мире, но знала бы как факт, что произойдет… Я бы точно отказалась. Как факт. Я бы не захотела проходить через Чернобыль, перемещения, самолеты и бандитов, я бы просто жила, сохранив себя такой, какая я должна была оставаться… Паша наклонился ближе, чуть опустив голову: — Но тебя не спросили. — Я не помню. И не уверена, что если появиться возможность, я не уйду назад. Здесь — только ты. Там — всё. Всё, что я ценила. Мои друзья, родители, родственники, учеба, мои дорогие сердцу побрякушки. Всё то, что я так опрометчиво не замечала. Все те, кого принимала как данность. А здесь у меня ты, да кучка незнакомых людей, с которыми я знакома по инерции. А я не хочу, чтобы ты становился моим миром. Не хочу жить одним тобой, потому что я слишком многогранна, чтобы посвятить всю себя тебе, и слишком люблю жить — как выяснилось — чтобы ограничиваться одним. Архитектором хочу быть, права получить так или иначе — да мало ли что? Я почему-то почувствовала себя виноватой. За то, что не ценю Пашу. За то, что высказываюсь о своих проблемах, которые не настолько важны и не настолько значимы. — Я могу понять тебя и принять. Я бы не простил себе, если бы вдруг стал всем, чем ты интересовалась — это не привело бы ни к чему хорошему. Ты зацепила меня своей внешностью, и украла сердце личностью. Я не хочу давить на тебя, заставлять совершать выбор, в котором нет ни единого хорошего варианта, хочу просто помочь и поддержать. Потому что ты поддерживаешь меня и любишь. Это важнее всего. Я всхлипнула — слишком тепло стало в груди от его слов, сказанных полушепотом в светлом коридоре. Уткнулась в плечо, чтобы не показывать, как покраснела. Ему понравилась я как девушка. И как личность. Это, наверное, самый лучший комплимент и… — А теперь давай я попробую вытащить из твоей головы причину твоего появления, — готова поспорить, он ласково улыбался, — Потому что это может забрать тебя обратно без твоего желания и совершенно внезапно. Это может быть опасно. Устроились на полу, Паша сел у стены, я села к нему спиной, подтащив к себе колени. — Я не знаю, как это будет, но я постараюсь осторожно, — предупредил Паша, — Ты уверена? — Да, — коротко и четко. Я прикрыла глаза и постаралась расслабиться, вспомнить последний день в том мире. На виски опустились теплые пальцы, не сжимая. Зарылись в волосы. — Давай я попробую посмотреть что-то совсем свежее первый раз? — спросил Паша, — Хотя бы понимать, что и куда. Я чуть прикусила губу, раздумывая. Звучало логично. — Делай, как считаешь нужным. Руки сместились на шею, потом на плечи. Помассировали. Я открыла глаза, удивленно оборачиваясь: — Ты напряжена. Я не уверен, но лучше расслабься. Я глубоко вдохнула, выдохнула, закрыла глаза. Не стараясь о чем-то думать, просто мысли приходили и скользили мимо, не задерживаясь на чем-то конкретном. Ладони переместились с плеч на шею, снова оказались на висках. Паша надавил чуть сильнее. Я провалилась в вихрь образов. Вчерашнее утро, завтрак, экран ноутбука, обед, резкий скачек к вечеру. Паша-Паша-Паша и тихое слово на «л» — рефреном сквозь те воспоминания. Сегодняшнее утро и день, какие-то яркие отрывки, слова, сказанные вслух и ещё громче — так и не прозвучавшие. В какой-то момент я поняла, что руки с моей головы уже пропали, а я всё так же сижу в коридоре, тяжело дыша. Голова болела как после двух суток без сна. Паша, у которого шла кровь из глаз, сидел, оперившись спиной о стену и закинув голову. — Ты как? — спросила я, разворачиваясь всем корпусом, — Чем помочь? — Я понял примерно, как это работает. Дай мне минут пять, попробую зарыться глубже и закончить с этим. Я подтянула колени, положила на них голову и попыталась в подробностях вспомнить тот день — или дни — которые предшествовали этой эпопеи. Шло плохо. Приходилось пробираться через новые воспоминания, цепляться за детали, стараться отличить привычки от реальных действий, какие-то мелочи, вылетающие обычно в ту же секунду, но делающие один день не похожим на другой. Паша потянул меня обратно к себе, положил ладони на виски, попросил не напрягаться и вспомнить определенный день. Я взяла не тот, который запомнила последним, а чуть раньше, с запасом. Замелькали в голове образы. Обычное утро. Колыбельная из фильма «Кошмар на улице Вязов», разбудившая меня за час до начала пар. Завтрак, какие-то разговоры с соседкой, пешком от общаги до универа, лекции, лица преподавателей и однокурсников, семинары, ещё что-то. Обед, снова лекции, работа в небольшой кафешке в трех кварталах от общаги, вечер за домашкой, брошенный на полпути матанализ и чертеж на столе, спасенный от кружки с кофе. Мгновение — взгляд на часы, и неоново-зеленым многообещающе цифры: 01:37, семерка сменяется восьмеркой, ванная, мое заспанное лицо в зеркале, зубные щетки в стаканчике, голубое полотенце. Мягкая подушка. Темнота. Снова тот же будильник, и день почти точь-в-точь как предыдущий, те же лица и места. Следующий начинается так же, но днем пишет подруга, которая предлагает завалиться к ней на ночевку. Короткий звонок между парами. «Ну и что, что завтра снова на занятия, тебе ведь ко второй? Ну и хватит мяться!» — из телефонной трубки, громко, чтобы перекричать гул в коридоре «ладно!» и конец дня. Образы-образы-образы. Дорога в маршрутке, отмеченные на автомате типажи лиц и несколько страниц «Портрета Дориана Грея», прочитанных в спешке и по случайности. Взгляд к небу. Дом подруги, дверь её квартиры, и её лицо — жизнерадостное, крашенные в зеленых волосы отросли и требуют краски у корней. Фильм, промелькнувший мимо. Бутылка вина, отказы и бокал в моих руках, появившийся словно по волшебству. Улицы города, разговор, не имеющий конкретной темы и цели, бессистемный и беспорядочный. Какой-то бар. Странного вида мужики, угостившие коктейлями и неуслышанная просьба: «Может, нам пора?» — и последний всплеск здравого смысла в виде вызванного такси и отказа от очередного коктейля. И темнота.