***
В дверь постучались. Великобритания, не поднимая головы, сказал краткое: «Войдите», и в кабинет вошла служанка. В руках у неё был поднос, а на подносе лежала небольшая стопка писем. Женщина зашагала к нему и поставила блюдо на стол перед союзом, он приподнял голову и потёр переносицу. Она ничего не произнесла, ведь заметила, насколько осточертела эта бумажная работа, а просто разложила их на столе, забрала поднос и быстренько вышла из комнаты. Британия грубо взял руками письма, смяв пальцами верхние, и изучал конверты, вчитываясь в имена отправителей. Первые несколько он отложил вправо, как бы пометив их как важные, а затем ему на глаза попался довольно интересный экземпляр. Союз отложил остальные и прочитал на конверте «Пруссия». Левый глаз дёрнулся, и казалось, что от напряжения в глазах сейчас полопаются капилляры. Он нервно смял его и откинул в сторону, бумажка прокатилась по столу и остановилась на самом крае, как бы давая возможность Великобритании передумать. Он грюкнул кулаком по столу и уставился на смятое письмо — как оно его злит. Союз несколько раз глянул по сторонам, концентрируясь на своих мыслях, а затем снова начал сверлить бумагу взглядом. А может, стоит? Британия поёрзал на стуле, выругался и взял смятое письмо, развернул его, открыл и достал лист. «Милостивый сэр Великобритания, я всегда выполняю свои обещания, потому Вы сейчас читаете сию рукопись. Будучи честным, ни сколько с Вами, а сколько с самим собой, несмотря на то, как ужасно прошла наша предыдущая встреча, а особенно отвратительной и тяжкой она была для Вас и вашей семьи, приношу свои глубочайшие сожаления, хоть и минимально участвовал в том фарсе. Но случай в Бельгии — это не причина того, почему я пишу Вам, и даже не второстепенная. Вы союз не глупый, и беседа, которая состоялась в саду с Вами, хотя это скорее было обменом «любезностями», меня зацепила. Я никогда не встречал настолько самоуверенного в себе союза, и как эта черта в Вас меня одновременно и раздражает, и привлекает. Я рад, что настолько жалкое создание вызвало у меня хоть какие-то эмоции, кроме отвращения и желания плюнуть в лицо». Вроде и комплимент сделал, а вроде и от чего-то появилось жгучее желание разорвать смятый лист бумаги, да закинуть его в печь. Был бы страна сейчас рядом с ним, скорее всего ошмётки бумаги полетели бы ненавистному адресанту прямо в лицо. Британия глубоко вдохнул, отводя глаза от мелко написанных строчек, и посмотрел куда-то в сторону, в стену. Создавалось впечатление, будто он разглядывает не угловатый узор на светлой стене, а смотрит в одну невидимую точку на этой стене. Да что там, он будто смотрел сквозь неё. Посмотрев на него со стороны кто угодно, увидев такой сосредоточенный взгляд на абстрактном объекте, подумал бы: «Наверное, важные государственные проблемы решает». А на самом деле думает, продолжать ли ему столь занятное чтиво? Ещё до прочтения он пробежался глазами по объёму написанного текста и проанализировав количество прочитанного, пришёл к мысли, что осталось читать не так уж и много. Начатые дела всегда нужно доводить до конца, даже если это прочтение обычного письма, потому придётся вернуться к содержанию. «Буду краток: я посмею изъявить желание встретиться с Вами вновь. Игнорирование моего предложения и отсутствия ответного письма я приму за грубый отказ. Я не сомневаюсь, манерами Вы не обделены, всё-таки Вы воспитанник Англии, потому буду ожидать ответного письма. Но если Вы решите проявить ко мне неуважительное отношение — это серьёзно скажется на наших отношениях». Сэр Пруссия ведёт себя, как капризная барышня, которая чуть что — ставит ультиматумы. Великобритания смиренно отложил письмо в сторону, продолжая молчать. Странно, страна даже причину их встречи не назвал. Поговорить о насущном? Провести очередную светскую беседу «ни о чём»? Бред. Британию мутит от любого упоминания таких бесед, где вы вроде используете красивые фразы, говорите о высоком, чуть ли не низкие поклоны друг другу бьёте, расплываясь в довольной улыбке — и всё это наглое притворство. Потом вы отворачиваетесь друг от друга и вам обоим становится до невозможности противно после беседы, хочется умыться, помыть руку, которой касался твой собеседник, и стереть с памяти этот разговор. Но ты лишь тихонько отходишь в сторонку и, пока никто не видит, заводишь глаза под верхние веки, оголяя белки. Великобритании даже тяжело предположить, зачем сэр Пруссия пригласил именно его. Что может такого рассказать ему обычный союз, что не может поведать Англия или Шотландия? Или любая другая страна? Если ранее это вызывало непонимание и удивление, то сейчас это злит. Хотя кому врёт Британия? Пруссия всегда его гневал, буквально с первой их встречи. Или пруссак хочет с ним не просто увидеться? Прошлый разговор был довольно двусмысленным, либо союзу так показалось. А может всё-таки… Великобритания теперь смотрел вместо стены в стол. Нет, Пруссия наверняка даже не знает значение того слова, что сейчас всплыло в голове у Британии. Да и тем более, каждая страна знает, что это наказуемо. Лицо скривилось в недовольной гримасе, а правый глаз дёрнулся. Он снова взял толстую стопку писем в руки. Пруссия — страна, а значит намного выше его по статусу, а особенно если считать то, что союзов можно приравнять к каменной брусчатке. Сказали что-то сделать — выполняй, куда-то пойти за три девять земель — вставай и не пререкайся. Как удобно держать марионетку под боком, которая и собственного мнения не может иметь. Союз должен работать как безмозглая машина, только в этом случае он будет считаться «хорошим», «идеальным», «не дефективным». Британия нервно сжал пальцами письма в руках, большинство которых должны были оказаться на столе у Англии, но никак не у него, но придётся помалкивать. Великобритания откинулся на спинку стула, глянул в потолок и протяжно, мучительно застонал. А на самом деле, если подумать, быть недоумком не так уж и плохо. Уж точно не каждый союз задумывается о смысле его жизни, о глубоких вопросах как: свобода, личная жизнь, самостоятельность. Не задумывается о том, чтобы быть личностью. Такие мысли просто не посещают голову, а от того и жить становится легче. Но жизнь сына Англии и Шотландии стала непростой с начала его рождения, к сожалению, ему была дана возможность думать и размышлять. Это не самая плохая способность, но не же настолько глубоко, не настолько же погружаться в свои рассуждения, что-то представляя и воображая, а потом не иметь шанса оттуда выбраться. И была бы возможность, он бы с радостью отказался от такой возможности. Он сам себе усложняет своё существование. Британия снова сгорбился над столом и отложил письмо Пруссии в сторону, но позже всё равно вернётся к нему. Великобритания не имеет права отказаться. Или имеет? Мужчина продолжил листать письма и спустя несколько штук он наткнулся на конверт, на котором было написано «от Англии». О нет-нет, это остатки его нервной системы сегодня не переживут. Чуть позже откроет, где-то через полчаса, ещё от первой рукописи надобно отойти. Он отложил письмо в сторону, рядом с посланием от Пруссии, и продолжил перебирать пальцами конверты. А затем в его голове созрел животрепещущий вопрос, который он задавал себе не единожды, но ещё и один раз решился задать его Англии. Они живут в одном городе, но страна регулярно шлёт ему письма, хотя мог перестать переводить бумагу и отправить посыльного, который передал бы всю нужную информацию. Но все аргументы союза были проигнорированы, а поставка писем не прекратилась. Он смотрел на имена отправителей и сортировал их на «важное» и «то, что может подождать». Один из самых нижних конвертов выскользнул из его ладони и упал на пол, помяв уголок. Союз откладывая очередное письмо в сторону, посмотрел под стол, куда провалился конверт, но всё же решил закончить с имеющейся грудой бумаги, а потом заняться беглецом. Закончив, Великобритания наклонился и взял длинными пальцами упавший конверт. Чуть не ударившись головой о стол, он выпрямился, перевернул конверт, чтобы узнать отправителя и невольно вздрогнул. Фаланги пальцев сами собой разжались, и письмо снова упало, но в этот раз на стол. Союз остался сидеть в позе с поднятой рукой и смотреть в пустоту. Да они сговорились… Втроём. Решили довести его до нервного срыва? Или сразу до гроба? Хотя, вторая перспектива не казалась ему такой уж и ужасной, даже была немного заманчивой. — Ну что же ты мне написал… — прошептал он и страдальчески разорвал конверт. Мужчина посмотрел на лист, достал бумаги и сразу для себя отметил красивый почерк отправителя. Почерк Пруссии был неприятен глазу: буквы мелкие, слова растянуты и плохо выписаны, приходится расшифровывать некоторые предложения, а иногда даже додумывать. А вот что касается отца союза: Великобритания знал, что, наверное, почерк Англии — единственное хорошее, что в нём есть. Буквы всегда читабельны, почерк строгий, даже немного угловатый, но всегда выглядит симпатично, и никак не старомодно. Почерк этого отправителя чем-то был схож с почерком англичанина, но здесь буквы были немного больше, округлее, и хвостики буков кудряво закручивались в конце. Но даже благодаря красиво выписанным буквам, настроение союза не улучшилось — красивыми буковками, увы, ему не поднимешь настроение. Пробежавшись глазами по нескольким строчкам, он снова нахмурил брови. Он уставился в лист бумаги и думал о том, какую свинью подложил ему Франция. Неужели страна не понимает, что не Великобритания решает, сможет ли француз встретиться с сыном. Да всё он прекрасно понимает, Франция не такой уж и глупый, каким хочет показаться. А этим письмом, по всей видимости, решил ещё больше задеть его. Терпения на них всех не хватает. — Отец! — окликнул его Канада. Мужчина вздрогнул и поднял голову. У двери стоял его сын. — Чего не постучался? — пальцы расслабились, и лист почти выскользнул из рук. — Несколько раз стучал, но Вы не слышали. Я уж подумал, что-то случилось, потому вошёл без разрешения, извините, — прикрыл за собой тихонько дверь. Союз хмыкнул, отложил письмо от Франции в сторону и принялся распечатывать другие. — Чего зашёл? Чего не спишь? — откинул огрызки бумаги в сторону. — Отец, солнце только садится, ещё совсем рано, — Канада отвечал спокойно и понимающе. Такие разговоры у них не редкое явление, ведь иногда его отец настолько сильно может заработаться, что совсем теряется по времени, они уже оба привыкли к такому. Британия вздёрнул брови и обернулся к окну, увидев красный закат, он сам себе покивал и снова повернулся в сторону стола. — И? — разговор не клеился совсем, и происходило это из-за незаинтересованности Великобритании. Ему давно стоило поговорить с сыном и уделить ему немного времени и своего внимания. И эти мысли висели над его головой чёрной, тёмной тучей и не давали покоя. Но он не мог: времени совсем не было. Последние дни союз чуть ли не ночевал в кабинете из-за загруженности работой. И он был слишком уставшим, был выжат как лимон и не мог уговорить себя даже на обычный разговор с сыном. Взаимодействовать ни с кем совершенно не хотелось, союз слишком устал социализироваться и хотел побыть наедине с собой. Да, Британия понимает, что совершает огромную ошибку в воспитании Канады, но не может ничего с собой поделать. Канада как раз-таки не выглядел особо разочарованным или обиженным поведением отца, казалось, что наоборот. Парень поскакал к его столу и остановился недалеко от края мебели. Великобритания глянул на заполненную до краёв чернильницу. Резкие движения Канады вызвали небольшую встряску, что взбаламутило жидкость и та пошла кругами. Мужчина медленно поднял голову, и на его лице отразилась еле заметная эмоция удивления. Канадец широко и довольно улыбался, было видно, он вот-вот что-то хотел сказать, но так почему-то и не решался. Британия выпустил из рук конверты и сложил руки на столе, сосредотачиваясь на нём. Затем мужчина легонько кивнул, чтобы тот перестал загадочно улыбаться и уже переходил к делу. — Вы поговорили с- Парень не успел договорить, как Великобритания выдал резкое и грубое: — Нет. Это всё, что ты хотел узнать? — недовольно процедил. Канада осел и улыбка с лица сползла, он ничего не ответил, но по глазам было видно, что слова отца немного задели и расстроили. Глаза, ранее разглядывавшие лицо союза, теперь смотрели в окно за спиной Великобритании, а в голове он отчаянно пытался найти любую другую тему для разговора. Но молчание затянулось, и он понимал, что замешкался, и выглядело это слишком подозрительно. Все эмоции: растерянность, неловкость и даже небольшой испуг, всё это можно было прочитать у него на лице. Британия не видел смысла далее выдавливать разговор, а указал в сторону двери и махнул рукой, чтобы тот ступал куда подальше. Канада снова открыл рот, но мужчина выставил руку прямо перед его лицом и замотал пальцем, мол, нет, молчи. Союз ничего больше не хотел слышать, даже если сын хотел спросить его о чём-то другом, не касающееся Франции или работы, Великобритания всё равно ничего не хотел слышать. Такие беседы сейчас были бессмысленны, только голова больше начнёт болеть и зря потратит своё время, лучше оставить разговор на завтра. И извиняться в данном случае за свои действия он не собирался, даже если Канада оскорбится. Жизнь полна разочарований, и даже несмотря на то, что Британия уважает и ценит сына, но он не собирается раскисать и излишне разнеживать сына. — С глаз долой, — снова указал на дверь. Тот понимающе кивнул, провёл пальцами по краю стола, смахивая с него пылинки, и направился к выходу. Дверь за спиной Канады захлопнулась, как только вышел из кабинета, он остался стоять так, почти не шевелясь.***
— Что за глупый вопрос? — Англия поправил волосы, держа в руках чашку чая. — Конечно, раз сэр Пруссия тебя приглашает — отправляйся. Начинай собираться сегодня! Великобритания медленно моргал и утомленно глядел на родителя. Да, это было глупо с его стороны приезжать в родительский дом и спрашивать мнения Англии, заведомо зная результат. А что он ещё ожидал услышать? Но почему-то всё же решил навестить родителей и задать столь глупый вопрос. За столько лет ужасного отношения к себе, на удивление, надежда на хорошее обращение к себе ещё не до конца покинула его сердце. Хотя следовало бы. — Скажите мне, пожалуйста, к чему Вы так яро поддерживаете отношения с Пруссией. А особенно яро Вы это делаете через меня, а не собственной персоной заявляетесь к нему. Англия недовольно закатил глаза и почесал длинным ногтем белоснежное лицо. Этот разговор начинал его раздражать, казалось бы, было сказано всего несколько фраз, а правитель уже начал выходить из состояния душевного. Британия за всю свою жизнь уже успел привыкнуть, чуть что идёт не по плану Англии или кто-то задаёт слишком очевидные вопросы, а очевидными они были только по мнению правителя, — он сразу раздражался. — А ещё более глупый вопрос ты мог задать? Тебе мозгов не хватает самостоятельно додуматься до ответа? — с громким грохотом поставил чашку на блюдце, что из неё вылилось немного чая на стол. — Знаешь, я где-то слышал, и неоднократно встречал в некоторых книгах такую информацию, что мозг союзов меньше, чем у стран. Да что за бред?! Он точно такой же, как и у стран! Ничем не меньше и не больше! Что он несёт вообще? И наверняка же знает, что говорит полнейшую ахинею, но пытается вывести его на хоть какие-то эмоции специально. Несмотря на бурные эмоции внутри, внешне союз оставался невозмутим. Великобритания подавил в себе, постарался пресечь на корню негодования и чрезмерные эмоции, которые ему не следует испытывать, разве что за закрытой дверью у себя дома, пока никто не видит. А Англия дёргает за нужные струны. Правитель внимательно вглядывался в глаза сына, пытаясь найти там хоть каплю ненависти или злобы, да хоть печали или обиды на свою персону. Британия прекрасно знал, чем может обернуться ему любое проявление эмоций при отце. Англичанин даже не возьмёт во внимание тот факт, что они оба уже взрослые люди, и не нужно тягать каждый раз союза за нос или всячески наказывать за ошибки. Взгляд Англии был холодным, будто он одним только взглядом хотел испытать сына. Таким взглядом можно город сжечь. Уже ни один десяток лет Великобритания в самых страшных снах видит сей стеклянный взгляд. По спине побежали мурашки, мужчина сжал зубы настолько сильно, что желваки на лице напряглись и вздулись. Англия ни раз являлся Британии во снах. И эти сны были самыми пугающими и кошмарными до дрожи в конечностях, до животного страха, который доводит его до истерики и панических атак каждый раз. Самым пугающим для Великобритании является то, что Англия всегда молчит в его снах. Он просто смотрит и больше ничего не делает. Совершенно ничего. И этот взгляд идентичен тысячам тем, что видел союз во снах. Лучше бы Британию десяток раз убили во снах, исполнили над его грешным телом и душой любое наказание. Но ничего не так сильно пугает, доводит до оцепенения, отчаяния и вводит в непонятную прострацию, как его пугает собственный отец. Ладони вспотели, пальцы рук похолодели и стали почти ледяными, хоть в комнате было достаточно тепло. Британии показалось, что стены в комнате начали сужаться и сильнее давить на него, взгляд концентрировался только на карих глазах Англии. Мебель вокруг начала плыть, закручиваться в разные узоры, расплываться и растекаться. Голова пошла кругом. Только бы не потерять сознание, он не имеет право, он должен контролировать себя. Союз взмолился, обратился к Богу за помощью, только бы это кончилось. Если Великобритания достоин Божьей милостыни и помощи, то пусть Всевышний услышит его именно сейчас. Он уже почувствовал, как он немного пошатнулся, а в глазах продолжало медленно темнеть. Мольбы, возможно, были услышаны, или так совпало и это лишь удача, но англичанин отвёл тяжёлый взгляд и встал из-за стола. — Хорошо, так уж и быть, объясню. Британия поднял глаза к верху, благодаря Господа за то, что сжалился над ним. Картинка перед глазами потихоньку возвращалась в прежний вид, но его начало сильно тошнить, а голова всё ещё кружилась. Мужчина вдохнул и выдохнул, пытаясь отогнать панику и успокоиться как можно быстрее. Нужно сосредоточиться на рассказе Англии, не на своих эмоциях и переживаниях. Дышать было тяжело, он чувствовал, будто его лёгкие обмотали колючей проволокой и стянули, а грудь сдавили в тиски. Англичанин посмотрел на него краем глаза и поманил к себе пальцем. — Пойдём, — отправился на второй этаж. Британия не спеша встал из-за стола, чтобы случайно не упасть, и пошёл за ним. — Ты же ведь прекрасно понимаешь, что из-за того, что наша империя становится все больше и больше у нас появляется больше недоброжелателей? — Да, я понимаю, у нас фактически нет союзников, — тихо проговорил он. Англия взял его за плечо, второй рукой надавил рукой на ручку двери и завёл его в комнату. Великобритания поднял голову и осмотрелся. Он только сейчас заметил и осознал, что он никогда раньше не был здесь. В эту часть дворца в детстве ему запрещали ходить, а как он стал постарше, хоть ему изредка разрешали здесь прогуливаться, но заглядывать за пятую большую белую дверь справа всё ещё было нельзя. Он только мог догадываться, что за ней находиться и, насколько ему известно, данную комнату почти не убирает прислуга, если кто-то из обслуживающего персонала сюда попадает — это происходит слишком редко. Эту комнату разрешено посещать только Англии и, вроде как, Шотландии. Ничего толком не успев рассмотреть, он почувствовал, как чужие пальцы крепко обхватили его запястья и потянули внутрь. Англичанин крепко сжимал его руки и закружился с ним по комнате, чем вызвал удивление у сына. Правитель медленно отпустил его руки и скользнул ему за спину, а затем подтолкнул его в сторону большого зеркала в полный рост. Британия остановился буквально в тридцати сантиметрах от зеркала и посмотрел на своё отражение. Сзади, вокруг его плеч, обвились руки Англии, затем они переместились на его шею. Пальцами он сжал его подбородок, чтобы тот, в случае чего, не отвернулся от зеркала. — Именно. Их почти нет. Тогда почему бы наладить отношения с сэром Пруссией. Да, я признаю, последнее время наш старый друг Пруссия ведёт себя неопределённо, но, на данный момент, меня это не очень интересует. Если он ведёт себя таким образом, можно с лёгкостью переманить его на свою сторону… Но и слишком надеяться на него не стоит, — он точно с ним говорит? У Британии создалось впечатление, что Англия говорит это не ему, а самому себе. — А заявления Франции, что он вторгнется на наши территории — детский лепет для меня, этого мы точно можем не бояться. — А то, что Франция хочет объединиться с Российской Империей и свергнуть нас, как империю, — смотрел на своего отца через отражение в зеркале. На его заявление страна расхохотался, отпустил его лицо и развернулся спиной. — Даже если объединится с Российской империей. Я с удовольствием посмотрю, как два эгоиста будут сотрудничать вместе, и я охотно понаблюдаю, что из этого получится. Как две страны с настолько большим и непоколебимым эго будут решать проблемы вселенского масштаба. Меня терзают смутные сомнения, что это увенчается успехом. Пускай делают всё, что взбредёт им в голову, — он открыл ящичек, порылся там некоторое время, взял небольшой ключ. Закрыв пальцами ящик, он прошёл в слабоосвещённую часть комнаты. Там, в углу, находился достаточно загадочный предмет мебели — большой сундук из дуба и покрытый ручными росписями. Англичанин с громким щелчком провернул ключ в замочной скважине, затем поднял его крышку. Британия через отражение увидел, как отец опустил руки внутрь скрыни, а следующее — как в руках правителя что-то сверкнуло. Англия развернулся к Великобритании лицом, в руках он держал корону. Венец короны был увенчан небольшим шаром, на котором красовался золотой крест. К тому шарику присоединены четыре золотые полудуги, украшенные драгоценными камнями, в основном, белым и фиолетовым цветом. Дуги возвышались над фиолетовой бархатной шапкой. Кайма короны была украшена белым мехом, а выше, на венце, чередовались драгоценные камни, кресты и геральдические лилии, на которых тоже разместились ценные камни. Как только на корону попали первые лучи света, она заиграла на солнце, поблёскивая и сверкая, казалось, будто хотела ослепить своей красотой и величием. Дыхание союза перехватило, он уставился на драгоценность и больше не хотел смотреть куда-либо. Головной убор приковал к себе его внимание и не хотел отпускать. Англия подошёл ближе, скрывая корону от взора союза, пряча её за его спиной. Великобритания невольно перевёл взгляд снова на себя. — Ты только представь, каких высот мы можем добиться. Англия крепче обхватил пальцами украшение, ведь то было довольно увесистое, и вознёс его над головой сына. — Что будет, если весь мир падёт у наших ног? Если вся челядь, все заморыши, что живут за океаном и питаются грязной землёй от бедности и нищеты, те люди, что пьют воду из мутных луж, попадут в наши руки. В нашу власть! Мы сможем дать им глоток свежего воздуха, сделать так, чтобы они зажили той жизнью, что видят по ночам в сладких грёзах. Ту жизнь, которую они себе не могут позволить. Они как тупой скот, кой готов идти за пастухом куда угодно. Ведь он знает лучше и это в его интересах сохранить стадо глупых животных. Ведь умный пастух знает, когда лучше пасти скот, как правильно за ним ухаживать и оказывать помощь, а дело стада — лишь слушаться. Понимаешь, о чём я? Как ты думаешь, что будет с Тринадцатью Колониями, раз он решил вырваться из-под нашего крыла заботы и опеки. Ты думаешь, он сможет самостоятельно выстроить экономику так, что сможет достигнуть нашего уровня жизни? Я сомневаюсь. Он слишком молод, глуп, горяч. И только представь, когда мы захватим весь мир, когда весь мир падёт у наших ног нам и никакие союзники не понадобятся! Тебе ведь обидно, что Тринадцать Колоний так паршиво поступил с тобой и переметнулся на сторону Франции во время войны? А теперь представь, как голова Франции покатится по эшафоту. Будет убит точно также, как и его брат и отец. Неужели ты не хочешь заглянуть в эти глаза полные боли и ужаса, в которых будет отражаться поражение в этой игре? Британия внимательно слушал, не перебивая, казалось, что он перестал дышать. В монологе его отца, по большому счету, ничего не смущало, но… Уж сильно резало уши слово «наш». И это слово повторялось не единожды, будто отец специально делает акцент именно на нём. А существует ли то заветное «наше»? Конечно же нет. Любое «наше» можно заменить на прямое обозначение личности Англии и смысл ничуть не изменится. Мало кто мог так правдоподобно и искусно врать, настолько гнусно и бессовестно промывать мозги другим. Более приторной, но и одновременно лицемерной и брехливой речи союз никогда ещё не слышал. Великобританию вырвало из своих раздумий то, как только драгоценная корона еле-еле коснулась его волос. Касание было настолько лёгким и невесомым, что любой другой человек и не заметил бы, но не Британия. Глаза распахнулись шире, и он уставился на своё отражение в зеркале — он смотрел не на себя, а на украшение, что почти обрамило его голову. — Теперь ты понимаешь меня? — прошептал Англия. Англия не дурак, но и Великобританию глупо держать за идиота, и правитель понимал это. Англия знает, что его сын, к большому сожалению, родился необычным союзом, потому он решил придушить и загнать его в рамки ещё в детстве Британии, чтобы тот знал, что он лишь марионетка в чужих руках и его мнение, его умение думать, никому к чёрту не сдалось. Правитель где-то далеко-далеко осознаёт, что ломает сына, ломает больно и жестоко, не давая никакой пощады. Про хорошее отношение родителей к детям Британия может вычитать в книгах, и хватит с него на этом. Англичанин ни о чём не жалеет. И данная речь нужна не для того, чтобы одарить сына родительской любовью, которую тот с юношества не знал. Это всё он делает для того, чтобы с широкого барского плеча одарить любимого сына крупицей чувства собственной важности. Дать ему подумать, что он нужен хоть для чего-то, что он нужен в завоевании общей цели, а не обычная пешка. А затем снова сломать. Отголоски здравого смысла уже давно покинули голову Англии. Но, несмотря на это, ему удаётся не валяться в постели в бреду, а удаётся контролировать всё и всех вокруг себя. Он не знает, как долго ещё будет иметь такую возможность, потому сейчас берёт от жизни по максимуму. Свой собственный голос он уже давно забыл, он уже его давно не слышит, не знает, совсем забыл его. Зато на смену пришли десятки других голосов, что уместились в одной черепной коробке. Британия рассматривал себя и замечал не менее заинтересованный взгляд отца. Сомнений не осталось. Великобритания осознавал наглую ложь в словах Англии, но не хотел сопротивляться сладким речам. Но ведь хороший союз должен повиноваться своим создателям беспрекословно. И пусть он будет жить в иллюзии, хоть уже изначально знает, что потом все мечты, надежды разобьются, а осколки болезненно вонзятся в и так уже израненное сердце. Но лучше он подумает об этом тогда, когда это произойдёт, а пока жить в своей собственной придуманной вселенной, где он любим и важен. Хоть глубоко у себя в голове осознавать, что это не так. Он должен молча выполнять всю работу. Англия убрал корону и аккуратно вернул её обратно в сундук. — Ты понял меня? — выровнялся. — Да. — Вот и славно! Я рад, что мы пришли к общему консенсусу! — сократил расстояние между ними, упёрся ладонями в его грудь и довольно сильно толкнул его. Союз не ожидал такого резкого жеста, что стукнулся спиной о дверь, и от сильного удара та приоткрылась, из-за чего он чуть не упал. — Даю тебе минуту на то, чтобы ты покинул мой дом и этим же вечером отправился к Пруссии. Я буду ждать новостей! — громко захлопнул крышку сундука. Британия потёр место ушиба, но не спешил покидать дворец. Он дождался, пока англичанин закроет сундук на замок и положит ключ на место, и только тогда решился спросить: — Можно последний вопрос? — Испытай меня. — Где отец? — А, Шотландия, ему плохо последние два дня, потому он большую часть времени спит в комнате, — сказал это спокойно. — Может, ему нужна помощь? Я могу пригласить лучшего лекаря и он- — Даже не думай об этом. Эти шарлатаны ничего путного не могут сделать, безмозглые твари. Я знаю лучше, что ему нужно. Я лучше любого лекаря, и ни один самый «лучший» специалист в стране не поможет ему так, как это сделаю я. Чего тут неясного? — А я могу хоть увидеть его? — продолжал стоять на своём. — Нет. — Почему? — Я сам решу, когда вам следует увидеться, если он плохо себя чувствует. Да и тем более, он не хочет тебя видеть с момента твоего рождения, потому, будь добр, не мозоль ему глаза и отправляйся. Действительно, как это Британия мог забыть об этом. Смотря на спину Англии и наблюдая за тем, как тот закрывает дверь комнаты, он понял, что ничего больше от него не добьётся и решил отступить.***
Великобритания сидел в коляске, откинувшись на спинку этого транспорта. Он решил отправиться в путешествие самостоятельно, ему не нужны лишние глаза, и он в одиночку сможет справиться и подобрать нужные слова в разговоре с Пруссией. Не впервые же. Коляска немного тряслась, лошади иногда недовольно фыркали, и кучеру приходилось сильнее дёргать за поводья, чтобы те не капризничали. Любой звук, шорох, стук уже начинал раздражать союза, он пытался хоть как-то абстрагироваться от внешних раздражителей, но коляска иногда так сильно подпрыгивала, что он толком не смог расслабиться. Он всей душой не любит этот вид транспорта, ведь данный экипаж подходит для обычной езды по городу, по красивым ровным улицам, но никак не через какое-то поле и по грубой неровной дороге, усыпанной камнями. Британии пришлось согласиться прокатиться на ней, благо, путь до границ страны остался небольшой, но лучше бы он самостоятельно на ногах туда дошёл. Мужчина потёр пальцами виски и согнулся, почти касаясь лбом своих коленей. Его вызвались сопроводить, и союз не отказался, ведь совсем не знает, где находится дворец Пруссии, а потеряться в столице ему не особо хотелось. На его собственное удивление, дворец находился не за городом, например, как его личный особняк или дом его родителей, отнюдь нет. Дворец находился неподалёку от центра, но был обнесён высоким ограждением, а вокруг патрулировало большое количество стражников. «А почему же сразу не в центре города? На главной площади бы поставил, чего мелочиться!» — думал Великобритания и нервно мял пальцами ткань своего пальто. Его выводила эта ситуация, ему не нравился этот город, и не нравился тот, к кому он сейчас держит путь. Ему здесь всё казалось, даже воздух ему не угодил, и небо здесь совершенно другое, не такое, как над Лондоном. Хотя город сам по себе очень красив, даже несмотря на то, что довольно стар. Они проезжали центральный кафедральный собор: специфичное архитектурное сооружение. Он ему совсем немного напомнил Страсбургский собор, не удивительно, оба были примерами готической архитектуры, только в немецком экземпляре использовался кирпич, потому не сразу можно было определить к какому стилю относится сооружение. Но союза, что в Кёнигсбергском соборе, что в Страсбургском, немного смущал передний фасад здания. А озадачило его то, что собор был не симметричен, точнее была симметрична только нижняя часть здания, а вот башни были абсолютно непохожими. Южная была более громоздкой, большой и возвышалась над собором, а на кончике шпиля был закреплён флюгер. А северная, её даже башней толком не назовёшь, скорее эта часть была чем-то похожа на нее, была меньше в половину. Из-за этого создавался некий диссонанс, ведь архитектура сама по себе красивая, но это, наверное, некая доля педантичности бушевала внутри Британии. Далее Великобритания рассматривал домики по другую сторону реки Прегел, и злоба разжала свои оковы и начала отпускать его. Так уж и быть, он готов признаться себе, что город не такой и ужасный, как он себе его рисовал в голове. Наблюдая за тем, как круги из-за лёгкого осеннего ветра плывут по воде, он ловил некий дзен. Он сошёл на землю, рядом с ним оказалось два стражника, которые отведут его от кареты до главных входных дверей дворца, хотя Великобритания мог пройти эти двадцать метров самостоятельно. Британию также удивляло, что страна не вышел к нему и не повстречал. Это так Пруссия показывает своё неуважение и некую безразличность? Как некультурно. Союз прошёл, при сопровождении двух мужчин, по выложенной белым камнем длинной дорожке и перед ним дворецкий открыл входную дверь. Союз сощурился, ведь помещение внутри здания было намного темнее, чем улица снаружи. Мужчина захлопал ресницами, ожидая, пока глаза привыкнут к темноте и начнут хоть что-то различать, но, на свой страх и риск, ступил в комнату. Он, пытаясь хоть что-то разглядеть, почувствовал на рукаве своего пальто чужую руку, а затем его потянули на себя. — Добрый день! Я рад, что Вы решили навестить меня и приняли моё предложение! — до ушей донёсся до боли знакомый голос, и как только картинка перед глазами немного прояснилась, союз открыл глаза шире и увидел хозяина дворца. — Пройдёмте! Великобритания ничего толком не смог понять и осознать, куда его торопливо хотят отвести, но раздражительно отдёрнул руки, недовольно скривив лицо на секунду. Пруссия не стал настаивать, а лишь слегка повернул голову в его сторону и еле заметно улыбнулся. Британия заметил хитрую и ехидную улыбку, хоть она мелькнула буквально на миг, но он успел её разглядеть. Нет-нет, он даже чувствует её, он знает, как страна сейчас улыбается, пока повернут к нему спиной, или он делает это хотя бы мысленно. Союз никак не мог сдержать накопившиеся эмоции, ведь он ехал сюда продолжительное время на корабле, и то, через Бельгию. Ведь если бы он держал ход через Францию — наверняка встретился бы со страной лично, потому решил избежать такого удовольствия. Также ему пришлось ехать до Пруссии на неудобном транспорте, который совершенно не предназначен для далёких поездок. А страна даже не соизволил его встретить, а сразу начал, без разрешения, хватать его за руки и, ничего не объясняя, куда-то тащить. Британия глубоко вздохнул, успокаивая себя, и подбирая нужные слова, но долго думать ему не пришлось. — Чего Вы так печально вздыхаете? — сказал Пруссия и открыл дверь в большую залу, пропуская туда союза. — Да от того, что не понимаю Вас. Да и из-за усталости, — скользнул первым в комнату, сразу разворачиваясь к нему лицом. Спину подставлять он сегодня не собирается. Мужчина посмотрел на него сверху вниз, толкнул дверь рукой, закрывая её и улыбнулся. — Присаживаетесь на софу и расслабьтесь, я вижу, как Вы напряжены, — сел в кресло и указал рукой на софу напротив. Великобритания недоверчиво оглядел его, но решил принять предложение и расположился. Он буквально почувствовал, как проваливается внутрь дивана, настолько ткань, которой был обтянут предмет мебели, была мягкой и пышной. Глаза на секунду расширились, но Великобритания собрался с мыслями и поёрзал на месте, выравнивая спину. Но как бы он не пытался, под каким бы углом не садил свою пятую точку — чувствовал, как медленно утопает. Пока Пруссия отвлёкся на что-то, союз сильнее упёрся ладонями в софу, немного приподнимая своё тело над сидением дивана. Похоже, ближайшее время ему придётся левитировать, только бы разговор не затянулся бы надолго. — Так что Вы хотели? — решил начать разговор первым. — Мы можем перейти на «ты», — повернул голову. — Стране и союзу не положено обращаться к друг другу на «ты». — Давай оставим за дверью все манеры. Но… Не забывай, что между нами пропасть и не позволяй себя слишком многого. — Я позволяю себе ровно столько, сколько требуют от меня обстоятельства. Да Вы меня никак не отдёргиваете, а значит — не против моих колкостей? — заправил локон волос за ухо. — А ты острый на язык, — рассматривал его. — Но ты прав, я действительно позволяю тебе немного больше, чем остальным союзам. — Чудесно, я очень рад. Давайте, раз я здесь, подпишем важные документы, — ему пришлось убрать руки от обивки дивана и потянуться к своей сумке, откуда он достал нужные бумаги. — Смотрите, у меня есть следующее предложение: мы сможем с Вами сотрудничать, точнее не только я конкретно, а и, непосредственно, Англия и Шотландия. И также- Пруссия выставил руку перед собой, останавливая поток слов, и тот послушно заткнулся. — Я сам решу, стоит ли нам сотрудничать или нет, — эта фраза очень удивила Великобританию. Иногда союз понимал Англию, почему он перестал самостоятельно вести начальный этап переговоров. Чтобы не позориться, в случае чего, если страна, которой предлагают сотрудничество, откажется. А так создаётся впечатление, что это Британия делает первые шаги навстречу и это происходит именно с его подачи. — Извините? — вздёрнул брови. — Я предлагаю Вам принять нашу сторону, а не быть одному. Вы собираетесь определяться? Как бы, война идёт… Вы думаете выйти сухим из воды, ни с кем не поддерживая сотрудничества? — Я считаю, что я пока и самостоятельно могу справиться, — опустил руку. — Так что убирайте эти никому не нужные бумажки. Великобритания наклонил голову и пролистал быстро документы пальцами, проверяя, может, он может ему ещё что-то предложить заманчивое, но, увы, нет. — Как пожелаете, моё дело — предложить, — убрал их. Потом по дороге нужно будет не забыть выкинуть или сжечь, толку от них уже нет. — Может, отвлечёмся от политики? — наклонил голову вбок. Британия скептически посмотрел на него, пока его тело медленно погружалось в мягкую обивку софы. В глазах застыл немой вопрос: «Вы серьёзно? Для этого Вы меня позвали?». Пруссия заметил его замешательство, будто прочитав его мысли и довольно кивнул. Союз тихонько выдохнул, мирясь со своим неудобным, и в прямом и в переносном смысле, положением. Может быть, если он сможет зацепить Пруссию, хоть ему самому интересно, что же такого интересного и занимательного он может поведать, и, может, со временем, они воспользуются нужными документами. Ему очень неприятно переводить такие отнюдь «не деловые» переговоры, но ситуация вынуждает. — Хорошо. Может, Вы хотите прогуляться? Я ни разу не бывал в Кёнигсберге. Или если Вы вдруг волнуетесь, что нас могут увидеть — можете показать мне свой дворец, который по своим габаритам может посоперничать с дворцом моих родителей, — быстро и уверенно проговорил он, будто он не только что создал возможный план действий, а готовил его изначально. Такая уверенность удивила его собеседника, он даже немного опешил. — Предпочту остановиться на втором варианте, — ответил он спустя недолгое молчание и поднялся с кресла, и протянул ему руку, хоть по регламенту, в сторону союзов такой жест не всегда бывает допустим. — И мы можем перейти на «ты». — Извините, но я, пожалуй, откажусь, — сказал он, и было немного непонятно от чего именно он отказывается. Но, судя по тому, что он самостоятельно встал и проигнорировал протянутую руку мужчины, а зная его упрямство, он отказывается и от перехода в более неформальный вид общения. Страна принял его отказ и, никак не притрагиваясь к нему, повёл проводить большую и грандиозную экскурсию по дворцу. Чем больше они ходили по длинным коридорам здания, тем больше Британия чувствовал ноющую боль в пояснице. Какое же было неудобное сидение у коляски, на которой он сюда добирался, будто на куске металла посидел несколько часов подряд. Даже мягкий диван не помог хоть как-то облегчить боль ниже спины. Но это была не основная проблема их прогулки, боль можно было и потерпеть. Союз разглядывал комнаты, украшения и картины на стенах, но вот монолог, да, это был именно он, который звучал где-то на заднем плане, мало его волновал. Пруссак все никак не успокоится и говорит о чём-то не касающимся интерьера дворца, что так хотел услышать Великобритания. А о чём он там говорит, кстати? Великобритания встретился со взглядом правителя, пытаясь вникнуть в суть последних слов, сказанных им, которые союз успел ухватить. Он хотел бы послушать об истории дворца, прошлых его жильцах, если такие были, об идеях интерьера и о множествах картин, на которых были изображены различные малознакомые люди. Но, похоже, придётся ознакомиться с историей здания уже дома, с книгой наперевес. — Так что Вы скажете? — спросил хозяин дома и улыбнулся. Уйти от ответа не получится, ведь кажется, что Британию сейчас съедят одним только взглядом. — Это чудесно! — пальцем в небо. — Я тоже так считаю! — развёл руками мужчина и засмеялся, союз в знак приличия тоже выдавил из себя еле заметную улыбку. Что же, в этот раз прокатило, а молния два раза в одно место не бьёт, потому нужно вникать в суть как можно быстрее. — Извините, хочу поинтересоваться, а что это за картина? — Британия кивнул в сторону небольшого полотна, мимо которого они неспешно шествовали. — Это? Ох, да, была у нас тут одна уважаемая дама, но Великобритания, мы сейчас не об этой особе, если хотите — чуть позже вернёмся к ней, а сейчас давайте продолжим. Союз покивал сам себе и, пока тот не видит, скривил недовольную гримасу, но потом снова изобразил глубокую заинтересованность. Его водили вперёд, назад, вправо и влево, они наворачивали круги, а шаг Пруссии всё ускорялся, и Британия тоже быстрее шагал, чтобы не отставать. Разговор становился всё более бессмысленным, но давление страны на союза становилось всё сильнее, а количество вопросов возросло. Великобритании не удавалось выкручиваться и извиваться как уж на сковороде, пытаясь избежать ответов на них, приходилось отвечать и слушать. Союз совершенно не успевал думать о чём-то своём, но на долю секунды у него в голове родилась мысль: а не водит ли его Пруссия по коридорам дворца и параллельно засыпает не нужной информацией, чтобы его спутник не запомнил дороги? Великобритания не знает планировки дворца, но картинки, которые мелькают перед глазами, не повторяются, а значит: ходят они не по кругу уж точно. Спустя неизвестное количество времени Пруссия завёл Великобританию в большой зал с узкими окнами в пол. Британия прошёл и обернулся, он глянул на пейзаж за окном и совершенно не узнавал улицы, ему тяжело сказать в какой части дворца они находятся. Пруссак медленно закрыл дверь, но не на замок, а ключ от этой самой двери положил рядом на тумбочку. — Великобритания, у меня к тебе есть прекрасное предложение, — обошёл его и совсем немного зашторил ближайшее окно, а остальные оставил нетронутыми. Он немного поглаживал пальцами плотную ткань в предвкушении приятного для него время препровождения. — Слушаю. — Я думаю, сэр Англия научил танцевать тебя вальс, не так ли? — Да, я обучен этому танцу, — союз уже понимал, к чему клонит страна, потому сделал пару шагов назад и один раз развернулся вокруг своей оси, оказавшись рядом с окном, которое находится к другой стороне комнаты. Пруссия сделал пару поспешных шагов ему навстречу, протягивая свою руку, обрамлённую белой перчаткой. — Неужели ты мне откажешь? — спросил он, пока Британия зашагал в сторону, обходя Пруссию и разворачиваясь к нему спиной. — В роли ведомого? — смахнул белоснежные локоны волос с лица, разворачиваясь на сто восемьдесят градусов. — А как же ещё? Ты можешь отказаться, но… — хитро улыбнулся. — Но здесь, увы, нет музыки, — осмотрел его с головы до ног. — Я думаю, для нас это не будет помехой, — коснулся его пальцев. Великобритания, как только услышал что-то про вальс — сразу окунулся в воспоминания из детства. Как и в любой аристократической семье, его обучали вальсу, ведь никогда не знаешь, на какой бал ты попадёшь, и придётся ли там демонстрировать свои умения в танцах. Но причина была не только в этом. Англия питал к этому танцу какие-то свои особые чувства. Хоть вальс был не шибко популярен среди персон высшего класса в семнадцатых и восемнадцатых веках, но страна плевать хотел на это и всегда считал этот танец недооценённым. Британия не раз мог созерцать, как танцуют его родители на балах — и танец всегда был безупречен. Мастерство англичанина было отточено до великолепия, союзу всегда казалось, что во время танца его отец будто становится совершенно другой личностью. Во время перфоманца страна всегда был спокоен, полностью отдавая душу и тело вальсу, танцуя каждый раз, как в последний. А вот Шотландия как раз-таки наоборот: танцевать не умел от слова «совсем». Во время выступления он не раз мог оступиться, ошибиться, наступить Англии на ногу или совсем забыть определённое движение и чуть ли не встать столбом. Англичанин в такие моменты всегда брал инициативу на себя и спасал их танец, что в конце на ошибки Скотта почти никто не обращал внимания. Другим Англия улыбался, говорил, что всё хорошо, и он понимает, что может это случиться с каждым. Но по приезде домой он зверел и обвинял мужа чуть ли не во всех грехах этого мира, а всё из-за пары ошибок в вальсе. Шотландия не раз упирался, словно баран, и говорил, что танцы это не его и учить его любому — глупая затея. Мол, он не предназначен для этого. Это чувствовалось: в его движениях не было души, все они были механическими и неживыми, не тяжело было догадаться, что это приносит ему лишь мучение, нежели наслаждение. В раннем детстве Великобритания не осознавал всю масштабность проблемы взаимоотношений его родителей. Ну, кто не ругается в семье? Не осознавал он этого вплоть до того, пока не стал подростком, и пока эта проблема не коснулась его самого. Каждый вечер, а иногда и тренируясь всю ночь, стирая ноги практически в кровь, он учился этому гребанному танцу. Пробовал он себя и в роли ведущего, и в роли ведомого, что вызывало у него множество вопросов. Однажды он всё же осмелился спросить отца, в чём причина того, что он должен побывать на обеих сторонах баррикад. И он как сейчас помнит ответ своего отца: «Каким скажут — таким и будешь». Золотые слова. Можно в рамку и напротив кровати повесить. А то Великобританию мучает бессонница и иногда он не знает, чем себя занять ночью. А так сможет хоть подумать над тщетностью своего бытия. Возвращаясь к танцам, стоит отметить, что Британии после несколько недель утомительных ежедневных тренировок по нескольку часов, казалось, что его мастерство уже отточено идеально. Но Англии так не казалось. Он просил продолжать его танцевать, ссылаясь на то, что все ещё не достаточно совершенно. А когда сын его спрашивал, что есть этой самой «совершенностью», то его отец предпочитал лишь отмалчиваться, кажется, он сам не знал ответа на этот вопрос. Просто ему так чувствовалось, что что-то в танце Британии не то, вот не видит он там чего-то такого этакого, потому заставлял тренироваться его в два раза усерднее. Великобритания вынырнул из своих воспоминаний, как только рука Пруссии коснулась его пальцев чуть смелее. Союз невольно нахмурил брови и вспомнил слова Англии, и, сквозь непонимание и даже лёгкое отвращение, он самостоятельно сжал руку страны, пока тот крепче переплёл их пальцы. — Так уж и быть, но давайте покончим с этим как можно быстрее, — сухо проговорил он, выравниваясь и расправляя плечи, надеясь, что танец не затянется надолго. — Раз Вы решили расставить роли именно так — прошу, начинайте быстрее. Пруссия положил ладонь на лопатку Британии и его правая нога скользнула вперёд, а партнёр послушно сделал шаг назад. И так, относительно в быстром темпе, переставляя одну ногу за другой, они закружились в танце. Союз старался не смотреть на него, да и не положено в вальсе смотреть в лицо партнёру, потому он охотно воспользовался этим. Он пока мог воспользоваться ситуацией и детальней осмотреть интерьер комнаты, но только не зацикливаться на движениях. Ему и не требовалось этого делать, движения были настолько хорошо отработанными, что ему даже не требовалось следить и считать в голове «раз, два, три». Это даже не было заметно, что своими мыслями он находится где-то далеко. Никакие четвертные повороты, или какие-либо другие развороты. Хоть это не обсуждалось ими, но оба понимали, что такие движения были излишни, это стало их негласным правилом в этом танце. Они скользили по полу, кружась по комнате. Хоть и в голове каждого звучала совершенно разная музыка, внутри бушевали различные чувства, и испытывали противоположные эмоции, танец был синхронизирован и красив. Даже без оркестра за их спинами. Через время они остановились, Британия выскользнул из его рук и поправил рукава. — Довольны? — посмотрел краем глаза. — Определённо да, — широко заулыбался. — Благодарю за танец. И… Я, пожалуй, подумаю над твоим предложением. — Это не моё предложение. Причиной того, что я здесь стою — не Вы. Я здесь оказался с подачи моего высокопочтённого отца, чего уж тут таить. — Уже вечереет, может, останетесь? — потёр пальцы и практически прошептал это. Великобритания вздёрнул брови. Да что за напасть такая. Он ожидал услышать эти слова из уст страны, но на деле оказался совершенно не готов. Великобритания любитель анализировать людей, их поступки и их действия, гадать, как они пришли к тому или иному выводу, или что движет ими в какой-то ситуации. Но вот ему никак не удаётся прочитать Пруссию и в его действиях он не видит логики. Судя по интонации, это не обычное приглашение. Но такая страна, как он, точно не перейдёт такую грань, как бы не пел сладкие дифирамбы, и не лил мёд в уши. Уж слишком Пруссия высок по статусу, правда, в последнее время, с очень шаткой репутацией. Даже если взять войну с Российской Империей, казалось, две сильные державы, но пруссак оказался слаб и почти потерял свои территории… Но РИ с барского плеча решил сжалиться над оппонентом и вернул захваченные территории. Союз нашёл для себя этот жест уж очень странным. Но, по слухам, там странностей вагон и маленькая тележка. Ему кажется, что он никогда не сможет понять русского, хотя, как он может делать выводы, если им доводилось видеться лишь однажды. В ту их единственную, пока что, встречу, РИ показал себя с довольно приятной стороны и был очень деликатен. Он также был улыбчив, но сдержан, не слишком был эмоционален, но и не вёл себя уж слишком бесчувственно, был не прочь завести разговор, но не был слишком навязчив. Идеальный баланс. И ходили слухи о его гостеприимности, но жестокость, которую Империя оказывает в войнах, была холодной и беспощадной. Но такие выходки, как отбирание территории, а потом их возврат, и уход по-английски — всё это настораживало. Британия надеется, что у него получится ещё раз повидаться с ним и пообщаться чуть больше. Так что там?.. — Нет, я откажусь. Благодарю за прекрасное времяпрепровождение, но я вынужден уйти. — Подождите, — протянул руку, — давайте документ. Я подумаю. — Прекрасно. Будем ждать ответного письма, если соизволите присоединиться к нашей скромной коалиции «Изгнать французов с белого света», — через время сунул ему документ в руки. — Ещё раз благодарю, танцуете Вы неплохо. Он развернулся на пятках и распахнул не закрытую дверь, и только хотел ступить в коридор, как понял, что совершенно не знает, куда ему идти. Великобритания немного растерялся и оглядел коридор. — Я проведу Вас. Союз чувствовал себя очень уставшим и опустошённым. Сколько они уже едут? День? Кажется, было только две остановки, и то, на полчаса, не более. Великобританию одолевает жгучее желание вернуться домой, да побыстрее. Мужчина уж не мог усидеть на одном месте, и каждый раз вглядывался в сумерки, а иногда поглядывал на часы. Но каждый раз, когда он смотрел на циферблат, понимал, что время течёт для него очень медленно. Даже слишком. Он сидел качающейся коляске и тёр пальцами своё лицо, разгоняя кровь, пытаясь взбодриться. Британия считал силуэты деревьев вдалеке, чтобы хоть чем-то занять себя. — Скоро совсем ничего не станет видно. Мы уже добираемся к Франкфурту. Извините, но там мне придётся Вас бросить, не держите зла. — Понимаю. Ничего, — тихо проговорил.***
Так и произошло. Добравшись до города, его высадили. Союз отдал все оставшиеся деньги мужчине, который его довёз, и отправился в неизвестном направлении. В этом городе он тоже ни разу не бывал и совершенно не знал, куда себя деть посреди ночи. Неужели ему придётся ночевать на грязной улице? Он начал ощупывать карманы, вдруг где-то осталось хоть немного денег, чтобы он смог хоть где-то переночевать, хоть в самой обшарпанной гостинице. В правом кармане что-то звякнуло, и этот звук заставил его взбодриться. Британия глянул на ладонь и пересчитал имеющиеся деньги. Всё это время он продолжал шествовать дальше, а как начал подсчитывать имеющийся капитал, так совсем перестал следить, куда он идёт. Итак, ему хватит примерно ни на что, и он начал оглядываться по сторонам, пытаясь найти хоть более-менее чистую кладку, чтобы устроиться там на ближайшую ночь. А что если не оставаться в городе? Сколько миль осталось до Кёльна? Наверняка идти туда нужно день, а то и больше. Закинув мелочь обратно в карман, союз решил рискнуть. Только сначала нужно спросить дорогу, может, хоть кто-то знает. Спустя некоторое время, наконец, один мужчина очень образно описал, как стоит добираться до назначенного города, но остаётся надеяться, что он показал ему правильную сторону, куда стоит идти. Направившись в указанную сторону, Великобритания сделал для себя вывод, что от голода он не умрёт, от жажды тоже, а если устанет — отдохнёт под каким-то деревцем и продолжит ход. Потому терять ему нечего. Будет время побыть наедине с собой. Союз шагал по тропинке и бубнил под нос какой-то недавно выученный стих, чтобы окончательно не впасть в самокопания. И проговаривал он его уже раз пятый так точно. Пора переключиться на что-то другое. Он начал перебирать возможные варианты поэм и стихов у себя в голове. Недолго думая, Великобритания наконец определился с выбором. Мужчина остановился на пару секунд, а потом начал идти ещё быстрее. — О, если б эта плоть могла исчезнуть, пропасть, растаять, изойти росой! О, если бы Господь не запретил самоубийства! Боже мой! Насколько ничтожным, мелким, плоским, безобразным мне кажется весь мир, мой мир постылый! — громко и с выражением он зачитывал отрывок из пьесы «Гамлет». Он скинул с себя пальто и перекинул его через плечо, придерживая рукой, продолжая проговаривать вслух монолог. — …Хранил бы верность дольше! — вышла замуж за дядю. Он на брата непохож, как я — на Геркулеса. Только месяц! Тут он запнулся и остановился на месте. А как дальше? Ещё раз проговорил. Но снова остановился на том же месте. Он забыл? Медленно переставляя ноги, союз всё пытался вспомнить, а что было дальше. Да как он мог забыть этот монолог? Упорно пытаясь вспомнить продолжение, Британия вышагивал дальше, пиная ногами камни. Только ведь недавно перечитывал пьесу, и читал он её не один раз, да как так могло произойти? Как вдруг он услышал вдалеке стук лошадиных копыт, что заставило его оторвать взгляд от земли. Он не смог разглядеть кто это даже приблизительно. Наверное, ему стоило спрятаться, но уже поздно, ведь его заметили. Союз остановился и поднял руки, когда увидел силуэт оружия у одного из всадников. Ружьё направили на него, но потом дуло опустилось к земле и к нему подъехали ближе. — Ужасно выглядишь! — знакомый голос. Как только лошадь подошла ближе, Великобритания смог при лунном свете разглядеть, кто это перед ним. — Я знаю, — недовольно проговорил, глядя на Францию. — Ты что тут забыл? — По работе, — чем вызвал смешок у француза. — И какую работу ты тут работаешь? — улыбается. — Важную, — нахмурил брови, потом немного подумал и продолжил: — В Кёльн иду, а так мне нужно добраться до Амстердама. — Пешком?! — вскинул брови. — Да хоть как. Франция предположил, что скорее всего Британии нужно добраться до порта, а потом на корабле домой. — Слушай, может, оставим все обиды, и я помогу тебе добраться? Тебе ведь домой нужно? Давай отправимся через Париж, у меня к тебе всё равно разговор есть. Великобритания задумался. Предложение заманчивое, так действительно будет быстрее, но вот принимать предложение от Франции ему не очень хотелось. Немного подумав, он решил, что сейчас будет рациональнее наступить на свою гордость и согласиться. — Хорошо, я не против, — в ответ он получил одобрительную улыбку. Дорога заняла день или может чуть больше. Всё это время Франция особо не контактировал с Британией, ведь заметил, что тот слишком устал и будто находится в какой-то прострации. Как только они добрались до дворца, француз решил предложить ему отдохнуть в одной из комнат, тот неохотно, но согласился. — На втором этаже, вторая дверь справа, — сказал Франция и встретился с недовольным взглядом союза. — Не волнуйся, убивать не буду, калечить тоже, даже никак мозги тебе компостировать не собираюсь… По крайней мере, ближайшие несколько часов, потому наслаждайся временным одиночеством. — Благодарю, — тот прошёл в комнату и закрыл за собой дверь. Британия упал на постель и закрыл глаза, он хочет поспать, хоть час. Он готов поспать даже здесь, пока находится в чужих владениях и не так далеко находится Франция. Сейчас ему настолько всё равнодушно. После такой длительной и тяжёлой поездки, может, и его бессонницу как рукой снимет. Глаза слипались, а белый потолок над его головой плыл, люстра золотого цвета приобретала невообразимые формы. Такое чувство, будто он пьян. Великобритания попытался сосчитать до десяти. Но пришлось бросить эту затею, ведь он начинал путаться в простейших цифрах, переставляя их местами. Глаза медленно закрылись, и он провалился в сон. Удалось поспать лишь час и то тревожно, но всё же лучше, чем совсем ничего. Но чувство после сна было не из приятных: как будто пару часов подряд его били ногами. Первые несколько минут после сна союз вообще не мог осознать, где конкретно он находится. Мебель не та, стены не те, даже постельное пахнет по-другому, а потом пришло осознание. Сказать, что ему стало от этого легче — нет. Но и совсем отягчающее чувство не одолевало его. Остальное время он просто глядел в потолок и, кажется, ни о чём не думал. Как только стемнело, он недолго посмотрел в окно и решил отправиться на выход, чтобы найти Францию. Великобритания вышел из комнаты и скромно решил спуститься вниз, там никого не нашёл, но к нему подошёл дворецкий. — Добрый вечер, как Вы себя чувствуете? — Константин поклонился. — Благодарю, хорошо. А, извините, а где хозяин дома? — быстренько оглядел его с головы до ног и отметил, что у него присутствует едва уловимый русский акцент. Ох, если бы он знал, сколько этот на первый взгляд обычный дворецкий знает. — На третьем этаже в своём кабинете. Вас провести? — Да, прошу. Дворецкий кивнул, и они вдвоём отправились на нужный этаж. Дойдя до кабинета, Константин постучался в дверь и приоткрыл её. — Ну что там? — спросил Франция. Дворецкий молча пропустил внутрь союза, увидел одобрительный взгляд со стороны Франции, и закрыл за собой дверь. Великобритания стоял у двери и не решался что-либо сказать. Франция отложил всё в сторону и сложил руки на столе. — Присаживайтесь, — кивнул, и мужчина медленно опустился в кресло рядом со столом. — Ещё раз благодарю тебя за то, что помог мне. — Не за что. Давай перейдём сразу к волнующей меня теме, — глянул на него. — Тебе дошло моё письмо? — Да, я даже прочитал его, — тяжело вздохнул. — И что ты решил? — повисло молчание. Великобритания посмотрел в сторону, рассматривая пейзаж за окном, подбирая нужные слова. Довольно неплохо, красиво. Сам Париж сейчас выглядит просто отвратительно, да оно и понятно. Сейчас, несмотря на свою дикую усталость, он хотел бы сходить в театр, или станцевать с кем-нибудь. Можно вальс, а можно и что-нибудь другое. Танец с Пруссией ему не понравился, что-то там потёрлись друг о друга, поелозили ногами по полу, совершенно не то, что он ожидал. Но вспоминая довольное выражение лица партнёра, тому явно понравилось. Может, Британия когда-нибудь не будет так настроен по отношении к Пруссии, и, может, они когда-нибудь повторят танец. А ещё оркестр! Ох, как он давно не слушал оркестровую музыку! Непозволительно! — Великобритания! — Франция напомнил о своём существовании, видя, что союз провалился в недра своих мыслей. Тот перевёл взгляд на него, рассматривая его лицо с минуту, а затем снова уставился в окно. — Будучи честным, я не знаю. Я ещё не готов дать точный ответ. Пойми, если ты хочешь видеться с Канадой хоть раз в месяц — это очень сложно организовать. Я думаю, ты понимаешь, что решения принимаю не я, потому избавь меня от мучений и давай временно закроем эту тему. — Но раз ты уже начал думать о том, как бы провернуть это, значит, ты не так уж и сильно против. Если бы настроен слишком негативно — даже и говорить на эту тему не стал бы со мной. Так уж и быть, я пока оставлю этот вопрос, — слишком оптимистично. — Спасибо. Это всё? — А тебе неприятно со мной говорить? Или просто домой уже хочешь? — улыбнулся и мял в руках чистый листочек, складывая его пополам. — Скорее второе, — на что француз тяжело вздохнул. Сегодня из Британии чрезвычайно тяжело выдавить хоть что-то. — У меня кое-что есть, что я хотел бы тебе передать, секунду, — достал из-за шторы небольшой холст и протянул тому. Британия протянул руку и взял холст, завёрнутый в тёмно-зелёную ткань. Каждое движение Великобритании было довольно медленным, будто в замедленной съёмке. Франция следил за ним, а то вдруг союз ещё в обморок тут грохнется, но для его гостя это было совершенно обычное состояние. Он аккуратно освободил полотно от ткани и отложил её в сторону, разглядывая картину. На ней был изображён Шотландия, Средневековая Франция и тот, чьё имя в доме Англии нельзя называть — их совместный союз. Франция заметил заинтересованное выражение лица Великобритании и удивился этому. Эта картина никак не расстроила его? Что до него был другой любимый союз и что прекрасная и всеми любимая пара Англия и Шотландия в те времена имели не самые хорошие отношения? Он надеялся, что изображённое на картине вызовет у Великобритании неприятные эмоции, а не такие, которые ему сейчас приходиться лицезреть. — Э… Я хотел предложить, чтобы ты забрал этот холст, ведь он мне не особо- — Хорошо, я забираю, — перебил его и начал бережно заворачивать холст. — Благодарю. Страна думал, что разговор будет чуть более «живым», что ли, а на деле получилось довольно пресно. Он сам был довольно уставшим, потому решил не тормошить его. Британия завязал ткань и снова замер. — Что-то не так? — Франция пару раз хлопнул ресницами. Молчание. Великобритания почесал нос, решаясь выдать очень неуместный вопрос. — Шекспира читал? — Читал. — «Гамлет»? — Безусловно… — не совсем понимает, куда он ведёт. — Возможно помнишь, там был монолог Гамлета, — зачитал ему строки. — Случайно не помнишь концовку? Француз опешил, но решил напрячь мозги и попытаться вспомнить. Отец, из-за ненависти к Англии, не очень хорошо отзывался и о любой английской литературе, и именно из-за этого Франция всё же заинтересовался ею. Постукивая пальцами по столу, он повторял строки, сказанные Британией. — М… Кажется, там было: «Её глаза просохнуть не успели от соли слёз притворных — и она венчается опять! Как скор порок, готовивший ей одр кровосмешенья! Нет, это всё к добру не приведёт! Но бейся, сердце, а язык, молчи!», — он иногда запинался и делал паузы, чтобы вспомнить, всё-таки, он не наизусть знает всю пьесу и нужно время, чтобы вспомнить. — Да? Или я что-то перепутал? — Нет-нет, всё правильно. Именно так там и было, — интонация Великобритании изменилась, стала чуть мягче, а на лице появилась еле заметная улыбка. Брови Франции вскочили вверх от такой странной реакции его гостя. — А я и забыл…