Oh! We have no feelings!

      Письмо легло в сторону, а Британия сложил руки перед собой и замер, уставившись в одну точку. Зацепился за выскочившую петлю нитки из общей строчки на рукаве. Накрутил её на средний и указательный пальцы, потянув, она впилась в кожу, и та покраснела. От сильного натяжения Великобритания порвал её, чуть качнувшись вперёд. Он мог бы подумать, что всё написанное — злая шутка, иллюзия или страшный сон. Повернул голову в сторону листа, взгляд зацепился за абзац и несколько слов в нём: этого было достаточно, чтобы ужасные картины вновь всплыли в воображении. Несколько минут он просидел в тишине. Он больше не хотел брать в руки это письмо, но вновь вознёс руку над листом, схватил его и впился в бумагу ногтями. Поднёс к лицу и специально стал перечитывать его с самого начала, а доходя до конца вновь глазами возвращался к началу. Он рвал себя на части, каждое слово было пощёчиной, ему было больно, эта была пытка, его собственный Ад. Эта рукопись была котлом, в который он сам окунал себя, обжигаясь кипятком. Выжигал взглядом имя дьявола «Рубенс», пытаясь вспомнить, возможно, он знал его, может, встречал или слышал это имя раньше, вдруг это был кто-то из приближённых к нему или к Англии. Но, и вправду, Энни могла быть права: «Рубенс» — имя не настоящее. Однако, в рукописи ни раз упоминалось, как Мэри боялась некого «Его», говоря о Боге и о том, что она избежала смерти. Неужели Рубенс знал, что она и Британия лишь «сыграли», и он спас ей жизнь. Отбросил письмо в сторону, приложив пальцы к лицу, растягивая кожу: никак нельзя было назвать его спасителем. «Спас» её лишь временно, он дал ей слабую надежду на лучшую жизнь, которая была разрушена и растоптана. Несмотря на то, что ответственность за это лежит на непосредственно Рубенсе, но и сам Великобритания приложил к этому руку. Дал возможность Мэри сбежать и мог сделать это ещё раз. На то время жизни с родителями боялся, что те могут узнать о лжи, а особенно Англия: он бы точно вернулся за ней и сделал ужасное.       Сжал в кулаки передние пряди своих волос и силой потянул за них. Вырвал волосы и ударил руками о плоскость стола, а затем вскочил с места. Оббежал стол, хватаясь руками то за письмо от Энни, то от Франции, то просто сминая в руках какие-то бумажки, а затем рефлекторно разжимая. Не знал, за что ему взяться: всё вокруг казалось нереальным, расплывалось и закручивалась в вензеля. Прикусил губу до боли. Услышал, как кто-то захныкал, а затем мучительный стон, его лёгкие выпустили воздух, и он понял, что звуки издал именно он. От ужаса продолжил жалобно ныть: то ли вновь от письма, то ли от того, что не ожидал подобной реакции от себя. Вдохнуть получилось лишь через нос: не смог разжать челюсть. Согнулся на пополам и прижался лбом к столу, ему хотелось убежать далеко или умереть прямо здесь и сейчас. Его сердце так быстро билось, и он ожидал, что оно вот-вот остановится или у него случится сердечный приступ, или оно разорвётся на части, взорвётся. Британия желал этого больше всего на свете, никогда ранее не хотел умереть настолько сильно и воссоединиться с Мэри, попросить у неё прощения, разрыдаться и дать себя истязать и ненавидеть всей душой. Заслуживает всех мучений на свете, ведь не может умереть, как бы сильно он того не хотел. Он несёт долг и пожизненную службу своим создателям. Взялся руками за край стола и ударился головой об него со всей силой и злобой. От боли вцепился в дерево сильнее, царапая его ногтями, собрался с силами и оставшимся в нём осколками его смелости ещё раз врезался лбом в стол. Обмяк и лёг корпусом на стол, вновь застонав не от физической боли, а от отчаяния и собственного бездействия, безучастия, никчёмности. Чуть приподнялся и прикоснулся пальцами к своим векам, понимая, что впервые за столько лет глаза находятся на мокром месте. Протёр их, смахивая лишнюю влагу. Дрожащей рукой взял письмо от Энни и бережно сложил его, хотя внутри бушевали противоречивые эмоции. Где-то далеко он желал разорвать его и уничтожить, но не мог заставить себя это сделать: это его последняя и единственная правдивая история. Жизнь Мэри испепелили, но ошмётки и её остатки собраны на одном листе бумаги, написанном чужой рукой. Подошёл к дальней тумбе и опустился на колени, открыл ящик и невесомо положил письмо туда, напоследок погладил пальцами, словно это был человек, самый дорогой и нежный ему. Всхлипнул и медленно закрыл. На глаза наворачивались слёзы, но он смахивал их, вытирал пальцами и растирал их по щекам, не давая им скатиться вниз. Хочет разрыдаться, но лишь хнычет. Не мог успокоиться, практически ничего не видел из-за влаги перед глазами. Медленно сел, прижимая пальцы к глазам, выдавливая слёзы, а затем лёг. Больно, очень больно. Голова загудела, но это было слишком знакомо и обычно. Посмотрел в потолок, вдыхая и шмыгая носом. Он должен встать, пойти к Англии и получить ответ на свой вопрос, но стоит ему опереться руками о пол и попытаться оттолкнуться — падал. Мышцы будто рассыхались и нитями осыпались. Мэри каждый день находила в себе силы продолжать жить, а он не может выровняться, соскальзывая вниз, принимаясь вытирать накопившиеся слёзы. Его возлюбленную не сожгли в тот день в печи, а это письмо стало искрой, которое выжгло дыру в его прошлом. Оно пропадало, увядало, как воспоминания времён гражданской войны в Америке, вскоре давний период времени, кажется, исчезнет. Чтобы сохранить их, Великобритания обязан был прийти к Англии. Однако сейчас он чувствовал, как будто врос в пол, полностью сливаясь с ним. Письмо стало его крахом, расщеплением его личности, души и живого.       Несколько дней он провёл дома, в прострации, не имея найти сил, чтобы выбраться из дома к родителям. Как привидение перемещался по комнатам, мало разговаривая со служанками, периодически поглядывая на время и на календарь. Мучительно дожидался дня, когда ему придётся отправляться в Бордо. Ехать совсем не хотел, но понимал, что, если не будет этого повода, то совсем не выйдет из дома ещё долгое время. Но выбора у него не было, если не поедет — сорвёт важную встречу. Франция специально поставил ультиматум, и не будь настроение Британии испорчено печальным письмом, он был бы даже рад встрече. Придётся отправляться на несколько дней раньше, чтобы не отстать от графика и прибыть в пригород Бордо утром в нужную дату. Ещё раз посмотрел на адрес и переписал его на лист бумаги, чтобы не забыть: судя по всему, это был парк. Судный день близился и внутри нарастало волнение, ведь если Англия узнает о поездке во Францию, мягко говоря, будет недоволен. Даже представить тяжело, что может произойти и какое наказание может последовать, и ему будет плевать какая у этой встречи была причина. Остаётся надеяться, чтобы отговорка сработала, и никто его не заметил, когда он будет пересекать границы. Перед этим он отправил родителям письмо, что собирается съездить в Брюссель за покупкой коллекционного издания «Фауста». Не решился спросить в письме про Мэри и загадочную персону Рубенса. Об этом явно не стоит заводить тему перед отъездом, да и стоит поговорить лично, а не прятаться за выписанными буквами. Тем же вечером получил положительный ответ от Англии, только попросил позже передать книгу и ему, чтобы он ознакомился. Сама книга находилась в столе Великобритании, запечатанная, она пришла ему не так давно и руки так и дошли, чтобы рассмотреть, хотя заплатил за неё немалую сумму.       На следующий день находился в порту на набережной, дожидаясь вечернего рейса. Британия хотел плюнуть на эту затею и вернуться домой. Предыдущее ожидание встреч с Францией были будоражащими: он ждал этих дней, а сейчас отправлялся как на каторгу. Нельзя, чтобы настроение сказалось на прогулке, ведь это будет нехорошо по отношению к стране. Они оба так долго ждали этой встречи и не хотелось бы, чтобы она закончилась разочарованием. Путь через Париж он не держал — слишком долго, а ехал через Нант — так было намного удобней. Ранее чувствовал сожаление, ведь с удовольствием хотел бы побывать в столице, однако сейчас ему было плевать. Доезжая до города Сент понимал, что задерживается: транспортное средство ему удалось найти не сразу. Пришлось упрашивать водителя и платить в два раза больше, чтобы он согласился довести его до парка. Изначально Британия должен был добраться туда ранним утром, однако отклонился от графика и прибыл в нужное время лишь в двенадцать часов дня. Захлопнув крышку карманных часов скривился: они стали ему вечным напоминанием о мучениях Мэри, и как много увиденного хранит в себе этот циферблат. Предварительно Британия спросил у кучера, где же находится аллея с деревьями, у которой они с Францией договорились встретиться, тот сказал, что не знает, и пришлось потратить время, чтобы поймать мимо проходящего человека и спросить. Благо, это было недалеко. Было небольшое волнение, что Франция не дождался и ушёл, и встреча была сорвана из-за опоздания. Одновременно хотел этого, но и боялся. Приближаясь к аллее, заметил двух лошадей и выдохнул. Значит, Франция не ушёл. Страна сидел под деревом и глядел куда-то вдаль, ломая пальцами кусочек коры. Внезапно дёрнулся от скользнувшей тени и повернулся.       — Здравствуй, прости, я задержался. Были небольшие проблемы поймать попутку, надеюсь, ничего страшного, — поклонился ему.       Франция вздёрнул брови и молча откинул часть коры в сторону. Ему не нравится, когда Британия в подобной неформальной обстановке кланяется, но замечание делать не стал. Из-за паузы Великобритания подумал, что на него обижены, выпрямился и волнительно посмотрел на страну. Тот поднялся с места, развернулся к нему, успев посмотреть по сторонам. Заметил, как Британия вздохнул, словно хотел что-то сказать, но передумал. Чтобы он перестал сомневаться, страна подошёл, взял его за шиворот и наклонил. Губы слились в мягком поцелуе, он был быстрый, но у союза словно выбили почву из-под ног. При встрече настолько рано его ещё не целовали. Если бы это был простой поцелуй, однако этот вышел слишком чувственным и интимным. Будто они не были любовниками, которые даже не обговорили их отношения и как много им доступно. Могут ли они засматриваться на других? Иметь интриги на стороне? Да и кто они друг другу? Это лишь утоление собственных низменных желаний или что-то большее? Характер этого поцелуя намекал на второе. Великобритания даже не знал, как это расценивать. Франция отошёл и как ни в чём не бывало указал рукой в сторону тёмно-коричневой лошади, а сам поставил стопу в стремя и перекинул вторую ногу через седло усевшись на рыжеватого цвета лошадь. Британия заморгал, оставшись стоять на месте в удивлении, невольно облизнул губы, вздрогнув от собственной реакции. Они оставят это без комментариев? Раз Франция молчит, значит, и ему не стоит заводить разговор об этом? Это показалось довольно эгоистичным жестом со стороны страны, он как будто специально вложил в поцелуй всю глубину чувств. Дал притяжению между ними взмыть вверх, оголяя инстинкты. А после грубо отрезал, оставляя волнующее послевкусие. Британия посмотрел на него и только сейчас заметил, что кроме, казалось бы, уже привычных обтягивающих штанов, которые на этот раз были белого цвета, на нём были и высокие сапоги до колена. Они как вылитые сидели на ноге: он явно не купил их в дорогом бутике, а заказал, чтобы их сшили ему лично из дорогой качественной кожи. Бесстыдно взгляд поднялся выше: рассмотрел тёмного цвета рубашку с объёмными рукавами. Под лучами солнца союз мог разглядеть силуэт его рук. Поверх рубашки был надет жилет, застёгнутый лишь на нижние пуговицы. Великобритания подошёл к лошади и поправил на её морде уздечку, затянув расслабленный ремешок. Осмелился ещё раз посмотреть на Францию, почему-то был сосредоточен на его нижней части, редко поглядывая на его лицо. Не припомнит иную страну, которая может одеваться настолько вызывающе и откровенно. Достаточно вспомнить, что в его шкафу находятся женские атрибуты гардероба, союз один из немногих кому доступна эта информация и порой это заставляет смущаться. Видеть именно Францию в подобных одеяниях, не только в дамских — будоражит. Обычно мужчины носят свободные классические брюки, они могут быть и узкими, но не такими, коими Британия видит их на стране. Подобное можно назвать откровенной провокацией и эпатажем на публику. Великобритания стал подмечать движения и взгляды, в которые Франция вкладывал потаённый контекст. Они были всегда, но за время их «отношений» их стало больше, они стали более явными и их не пытались скрыть. Это была та самая «сексуальность», которую он выпячивал явно и та, которой Великобритания сторонился и избегал. Это было неправильно, грешно и страшно, стоило сделать ему замечание, и даже не удивится, если Франция слышал их уже множество раз, но продолжал одеваться подобным образом. Однако, союз продолжал молчать, не хотел себе в этом признаваться, но что-то было притягательное в этих образах, жестах и взглядах. Ненавязчиво, не так, как ведут себя дамы или, за редким исключением, молодые юноши из публичных домов. Наоборот, это поведение было щекотливым, а осознание греха после вызывало сильную тревогу. Подстрекательство, которое совершал Франция было преступлением против чистоты и невинности, к которой Великобритания порой хотел бы себя отнести. Знал, что никогда таким не был и лишь пытался себя убедить в этом, будь он святым — не посмотрел бы на страну так. Со всеми ли так поступал Франция? Или все остальные смирились с собственным грехопадением и упали в объятия его липкого эротизма. И один Британия пытался обелить себя перед невидимыми глазами, хотя сам есть олицетворением грязи? Было неприятно от себя, но не мог отвести взгляда, как бы того не хотел, продолжая делать себе больно, не понимая, что получает свою долю удовольствия от самоистязания. Нельзя было не заметить его взгляд, и Франция никак не хотел его отдёргивать или стыдить. Ему нравилось подобное внимание к себе именно от Великобритании. Наконец-то видит чуть дальше своего носа и стал замечать детали. Ранее он лишь вскользь проглядывал его образ, но сегодня происходит нечто иное.       Британия уселся в седло и потянул поводья, посмотрел на Францию, понимая, что тот до сих пор ничего не сказал. Действительно обижен? Зачем тогда целовал? Заметив волнение, страна сказал:       — Vous avez l’air contrarié. Quelque chose ne va pas? — неожиданно было услышать от него речь на французском.       — М-м-м, нет, всё хорошо, — это было враньё. И оно было слишком явным. От внезапности появления в речи французского, он ответил на английском. — Мне показалось, что ты разочарован.       — Non, pas du tout.Je suis content que tu sois venu, je pensais que tu dirais non , — он продолжил говорить, хитро улыбнувшись.       Дошло. Британия находится не на своей территории, и не на территории третьей страны. Он, считай, находится дома у Франции. И Франция устанавливает собственные правила и имеет на это собственное право. Слышать от него, казалось бы, родной язык было непривычно, ведь до этого страна подстраивался, а теперь был волен в своих действиях.       — Vous avez élaboré un plan astucieux. Insidieusement , — Британия ответил ему на французском. Это вызвало у Франции улыбку, даже чуть прищурился от этого.       — Я также ужасно звучу на английском? — продолжил говорить на своём языке, хихикнув.       — Нет, что ты, — качнул головой, стараясь смягчить свой акцент.       Франция потянул за поводья и лошадь двинулась с места, тот сделал так же, чтобы не отставать. Даже не стал спрашивать, куда они держат путь, лишь опустил голову и вновь нырнул в свои мысли. Стоит попробовать натянуть приемлемое выражение лица, чтобы не испортить настроение Франции. Но уголки губ сползали вниз, и Великобритания никак не мог выкинуть из недр сознания свои переживания. Он не может ими поделиться, хотя очень хотел бы излить душу хоть кому-нибудь. Они с Францией, кажется, не самые далёкие друг другу люди, и он может ему довериться. Или нет? Цокот копыт лошадей был как стук стрелок часов в своём кабинете. Звук был убаюкивающим и даже гипнотическим. Не мог перестать рассуждать о загадочной личности Рубенса, которая оставалась в тени. Британия точно не знал подобного человека и никогда не встречал мужчины с подобным именем. Или быть может он являлся к нему под другим?..       — Британия, — его позвали.       — А? — посмотрел.       На него смотрели через плечо, немного удивлённо, но позже тонкие брови опустились и взгляд стал более спокойным и даже завораживающим. Британия неожиданно для самого себя смутился от услышанного своего имени на французском. Глупость какая-то. Просто непривычно для ушей. Франция лишь понял, что делиться подробностями с ним не хотят, по крайней мере, пока что. Это разочаровывало, но пока волноваться не стоит, ведь прогулка только началась. Он отвернулся и опустил голову.       — Почему Бордо? — Британия не мог не заметить его реакцию, потому решил завязать разговор.       — Много причин, — ответил. — Мне нравится, он не такой утомляющий как Париж. Но я не хотел встречаться именно в городе, чтобы у местных не появилось лишних вопросов, и чтобы на нас не кидали косых взглядом. К сожалению, тебя не получится переодеть и скрыть твою личность.       После этих слов он чуть улыбнулся, Британия лишь насупился, ведь страна прав: на него не получится надеть платье и гулять по улицам, мило болтая друг с другом. Здесь многие Францию знают в лицо и будут интересоваться мужчиной, с которым он решил встретиться не в собственном кабинете для делового разговора. В Италии они были неизвестны никому, потому смогли позволить себе не только прогулку, а и провести ночь в отеле, по абсолютной случайности в одной комнате.       — Правда, именно тут у меня есть ещё один дом, только он за городом, но это никогда не мешало быстро добраться до центра, если требовалось, — Франция вновь повернул голову к нему, продолжая улыбаться. Нельзя было не заметить его хорошее настроение, однако оно было не кричаще-вызывающее. А игриво-пьянящим. — Совпадение, неправда ли?       — Ты этому способствуешь, — прошептал и прикрыл глаза. Его нисколько не раздражало его поведение, ведь он, кажется, привык к нему… Раньше он бы оскалился и прикрикнул на него, тоска и грусть сменились бы злобой, и он выплеснул подобным образом свои эмоции. Только если позволял себе это в молодости, после облегчённо себя не чувствовал, может, лишь временно. Теперь даже не пытался огрызаться и отталкивать от себя Францию. Британия позволил себе не скрываться, больше не прилагать титанические усилия, чтобы показать иного себя.       Франция сравнивал это с лучами солнца, которые разрезают густые и плотные тучи, однако сейчас, глядя на него, страна не считал свои суждения корректными. Ничего тёплого в этом не было, многолетние облака растворялись не под светлым мечом, а пропадали под давлением ветра, рождается ничего, которое позже трансформируется в тёмную закручивающуюся спираль. Франция не забудет его слова, его просьбы «об обратном» и теперь он сам заглянул, увидев «обратное». Избегал этого в других партнёрах, а его прошлый никогда таким не страдал и в этом казался идеальным. Тот был прекрасен в своей лёгкости, но ужасен в своей зацикленности на некоторых вещах. Он не тосковал и не был настолько закрыт в собственном сознании, как в клетке, он был другим, приятным и ласковым, но порой отвратительным и мерзким. Его никогда не было жаль, как Британию, рядом с прошлой увлечённостью хотелось жить и дышать полной грудью, кричать и обожать, но после не осталось сил, чтобы закричать от боли. Он другой. И Великобритания не похож на него, да и ни на кого, от того и хотелось остаться рядом и не уходить, как это было с остальными. Но, как и в прошлых отношениях, Франция узнаёт своего партнёра намного позже. А сам он открылся бывшему намного скорее, позволив стать своим первым, отнюдь не в сексуальном плане. И пока Франция не уверен, готов ли сделать так снова, но так, как было тогда, с ним не будет уже никогда.       — Я хотел ещё раз спросить по поводу подарка, — Британия прервал молчание, от неожиданности Франция моргнул и уставился на него. Страна признавал, что несмотря на свою печаль, Великобритания не позволяет занять ей своё пространство и мягко уводит в сторону.       — А, как я и писал в письме: мне очень понравилось, — ласково улыбнулся ему. — На моём столе стало немного чище.       После этого он хихикнул и наклонился вперёд.       — Она используется по назначению, и я очень благодарен тебе за это. Ты ведь сам выбирал её? — в жизни были примеры, когда некоторые его любовники отправляли выбирать подарки третьих людей, а после не могли даже назвать какие-то детали. Но он был уверен, что это не тот случай.       — Да, она мне показалась самой лучшей из тех, что мне предлагали, — оглянулся. — Поле?       Они остановились в поле, кое-где раскачивались одинокие деревья. Британия повернул голову в сторону океана, который находился справа, прищурил глаза и рассмотрел его. Даже их прошлая встреча сопровождалась запахом морского бриза и прохладным ветром, вновь они оказались недалеко от воды. Великобритания свёл брови и даже задумался. Может, это какой-то намёк, который он всё не поймёт. Сейчас явно не сезон, чтобы купаться, уже довольно прохладно и можно простудиться, да и подходящей одежды у них нет. Франция заметил, как тот вновь о чём-то задумался, потому потянул ремешок поводьев, чтобы его лошадь подошла чуть ближе к коню Великобритании. Ухмыльнулся и откинулся назад, пока его собеседник ничего не заметил. Он уже не в первый раз берёт в поход именно эту рыжую лошадь и уже знаком с её характером, потому похлопал её по крупу, а после накрутил на палец хвост другой и пощекотал им ягодицу своего животного. Качнулся из-за того, что мощное тело верховой дёрнулось, та случайно наступила копытом на ногу соседа и заржала. Конь отреагировал безразлично, разве что вырвал свой хвост из руки Франции и ещё раз им качнул, уже самостоятельно зацепив чужой круп. Страна сдержал смешок, ведь его лошадь фыркнула и пнула ногой коня, тот замотал головой, не стал терпеть такое поведение и пнул в ответ. Британия обратил своё внимание на небольшое недоразумение и попытался заставить своего коня отойти, но животное ещё раз занесло копыто для удара, пока другое увернулось. Далее послышался отчётливый «щёлк» зубами в собственную защиту. Франция хихикнул, подпрыгивая в седле, когда его лошадь пыталась укусить или пнуть другую, Великобритания нахмурился. К сожалению, не успел ничего сделать, ведь страна надавил ногой в бок верховой, и та поскакала галопом. Неожиданно громоздкое тело под Британией также сдвинулось с места, из-за чего он чуть не слетел с седла. Они понеслись вперёд и, кажется, только Франция имел контроль, ведь тянул поводья то вправо, то влево, направляя, в то время как конь союза отказывался не только реагировать на слова, но и поддаваться командам. Пришлось сильнее ухватиться за поводья и накрутить ремень на кулак, чтобы вновь попробовать вернуть управление. Недовольно посмотрел на Францию, пока тот то и дело оглядывался и улыбался.       Тёмные волосы прилипли ко лбу из-за ветра, они лезли в глаза и рот, и Франции приходилось их поправлять. Именно сейчас Великобритании захотелось протянуть руку и помочь ему, ласково коснуться его локонов, погладить и заправить за ухо. Затем погладить его голову и вновь зарыться носом в копну волос, глубоко вдыхая. Вспоминает, как разрешил себе это сделать в Неаполе, когда они лежали в одной кровати, и он близко прижался к нему и ощутил его тело не при помощи жадных касаний к коже, а через запах его волос и шеи. Франция отвернулся и поддался вперёд, разворачивая свою лошадь, и Британия почувствовал, как его конь медленно начинает замедляться, переходя на рысь. Чтобы не отставать, Великобритания снова пустил его галопом, наконец вернув над конём контроль. После посмотрел на страну, чтобы ничего не пропустить, но быстро захотел отвести взгляд, ведь нельзя было не заметить, как ноги того были напряжены, а сам чуть приподнялся, упираясь ступнями в стремена. Красивая и сильная спина, мужские ни сколь не узкие плечи, изгиб позвоночника ближе к пояснице открыл вид на ягодицы, обтянутые тканью штанов. Только в этот раз Британия уловил, что это не было случайностью и это его собственные отвратительные мысли о чужом теле. Убедился в этом, когда Франция оглянулся назад, улыбнувшись, заметив его взгляд. Отпустил одной рукой поводья и провёл ладонью по своей спине, цепляясь ногтями за рубашку, а затем поправил край штанов. Это было сделано специально и игриво, но не позволил любоваться собой дольше, потому убрал руку, положив её на шею лошади. С начала встречи между ними возникло напряжение, которое то сбавляет обороты, рухнув вниз, а затем за несколько минут вновь взмывает вверх, гудит и вибрирует. Они оба могли почувствовать его физически, и Франция продолжал выступать инициатором, не давая другому забыться. Шумно выдохнув, Великобритания опустил голову, наконец оторвав от него глаза, но в груди поднимался ураган: поцелуй в начале встречи, который страна подарил ему, этому способствовал. Воспоминания напомнили вкус уст друг друга, а он мог забыться спустя продолжительное время разлуки. И внезапный порыв нежности Франции был словно жаждой, ведь будь они оба странами — могли бы встретиться намного раньше, а не выжидать.       Франция остановил лошадь, и Британии пришлось резко потянуть поводья, чтобы не налететь на него. Оказались близко друг к другу, и Великобритания нервно потёр пальцы, после поднял руку. Нежно и даже чуть неуверенно убрал локоны с чужого лба, но дальше не торопился трогать его. Однако только подумал убрать руку, даже успел её отдёрнуть, но в последний момент решился пригладить выбившиеся волоски из общей копны. Голова Франции наклонилась и прижалась к ладони, не хотел, чтобы это быстро заканчивалось, потому успел обхватить его запястье рукой. Пришлось отстраниться и прервать контакт: Британия отшатнулся от него и вновь взял поводья. Это вызвало лёгкое разочарование.       — Пойдём к океану? — Франция быстро перевёл тему.       — Да, — кивнул.       — Ты даже не упираешься, настолько нравится? — его лошадь застучала копытами, и Франция проплыл мимо него.       — Я люблю его исключительно на расстоянии, — только после понял, что его слова можно трактовать двузначно. Но Франция не обратил на это внимание и продолжил свой ход.       Копыта лошади грузли в песке, проваливаясь туда. Франция спрыгнул с седла и чуть не упал, но успел удержаться рукой за сбрую. Поскольку вокруг был один песок и камни, страна плюхнулся вниз и поджал ноги под себя, Британия спустился вслед за ним. Правда, он был не в восторге от выбора места, ведь песчинки забьются в обувь и не только. Но решил не портить атмосферу и нарисовал спираль пальцем на песке. Они смотрели на волны, которые медленно приближались к ним, а затем быстро отдалялись назад, оставляя за собой шлейф пены. Франция положил голову на свои колени, повернул голову к Великобритании и добавил к его нарисованной спирали ещё несколько завитков.       — Ты сегодня выглядишь совсем печально. Этому есть причина? — тихо спросил, провёл пальцем по песку, рисуя различные геометрические фигуры.       Уголки губ Британии сползли, он посмотрел вдаль, задумавшись, как лучше сформулировать мысль. История Мэри слишком связана с тайной его семьи, куда он не может позволить совать чужой нос. Но рана была настолько глубокая и болезненная, что ему хотелось этим поделиться с ним, ведь они так редко говорят по душам. Может, это поможет почувствовать себя лучше? Сможет ли Франция его успокоить и помочь? Интересно ли ему выслушивать чужие проблемы?       — Я запутался. Недавно я узнал подробности некоторой ситуации и детали привели меня в шок, — медленно моргнул.       — Это так повлияло на тебя? — зарыл руку в песок.       — Это случилось по моей ошибке, я… я больше никак не могу её исправить, — локоны его волос качнулись от ветра. — Прошу прощения, я не хочу тебя расстраивать.       Они вдвоём практически подпрыгнули на месте после его слов. На лице Франции появилась ласковая и тёплая улыбка, он сам выглядел умиротворённо и спокойно. Это казалось почти осязаемо, как объятия. Франция мог прикоснуться, прижаться и успокоить одним лишь взглядом. Сердце внутри груди Великобритании рухнуло в пятки.       — Ты меня не расстраиваешь, — Франция коснулся его пальцев. — Я бы хотел облегчить твою боль и помочь тебе. Только не совсем знаю как.       Продолжал улыбаться, хотя горло неприятно кололо и саднило, он не понимал, какие слова следует сказать, потому продолжал мягко смотреть на него. Британия же захотел сильнее взять его за руку и сжать его пальцы. Так легко и глупо отпустил Мэри, оставил её одну, бросил и именно из-за него она пережила столько мучений. Этого можно было избежать, будь он умнее и смелее. Прикусил нижнюю губу, слишком заметно изменился в лице, давая слабину и больше никак не пытаясь скрываться от Франции. Это не осталось без внимания, и губы страны дрогнули. Великобритания наклонил голову, смотря в его глаза. Внутри что-то задрожало и затряслось от одной лишь мысли, что Франция стал одним из немногих, перед которым ему удалось открыться и довериться. Первой стала Мэри, и к ней Британия отнёсся слишком легкомысленно и даже безразлично, не боясь, что она может его покинуть в скором времени. Но, как и со многим в его жизни, попрощался с ней не по собственной воле, а из-за неприятного случая. После лишь отмахнулся, боявшись пойти наперекор отцу и увидеть Мэри, которая в глазах Англии умерла. Сейчас же он делает это постоянно, встречаясь с Францией, нарушая не только правило, поставленное создателем, а и не соблюдая законы Верховного суда. К стране перед ним он чувствует нечто иное, намного больше, чем к Мэри, не потому что она была ему не дорога. В то время он лишь учился распознавать свои чувства и настоящий всплеск эмоций, когда помог ей сбежать. Позже закрылся и зашил себя, сам того не понимая. Последующие девушки, появляющиеся в его жизни, были чем-то мимолётным и несерьёзным. Редко обращал внимание на их красоту, чистоту речи или как они выглядят. Хотя некоторые пытались узнать его больше и предлагали дальнейшее общение, но тогда он мягко отказывал и просил оставить его. Был не готов к отношениям с дамами даже молодого возраста, поскольку думал, что настолько высокое чувство как «влюблённость» ему недоступно и чуждо. Оно сгорело вместе с вещами Мэри в печи в тот судный день. Не хотел раскрывать душу перед незнакомками, они, как и любые другие люди, слишком хрупки и мало живут. Лишь Франция время от времени мелькал в его жизни, то появляясь, а затем пропадая на много лет. Он никогда не казался Британии кем-то серьёзным, а рассматривать страну, как любовный интерес — недопустимо. Однако, Франция со временем стал мягок и внимателен к нему: это происходило аккуратно, ненавязчиво, медленно и нежно. И проснулся Британия лишь тогда, когда сердце начало пропускать удар, когда страна появлялся рядом. Он растаял и размяк. Продолжая общаться с Францией, он практически чувствовал, как раздевался и оголялся перед ним. Не боялся своей буквальной наготы, единственное, что никогда не видел в этом ничего привлекательного. Становилось страшно, когда взгляд Франции становился настолько проницательным и чутким, что мог вывернуть его наизнанку. Он касался тех мест и воспоминаний, к которым сам Великобритания порой не мог. Былые чувства, зарождаемые к Мэри, проснулись и резко рванули далеко вперёд.       — Здесь, увы, никак уже не помочь. Лишь смириться, — будто старался доказать это себе. — Это связано с Мэри. Я совершил в отношении её ошибку. Энни в день, когда мы с ней встретились, не рассказала мне всю историю, но недавно от неё пришло письмо.       Франция сжал пальцами ткань своих штанов.       — Прошу прощения, что на нашей совместной прогулке мы говорим об абсолютно третьем человеке, которого уже нет в живых.       — Ты прав в том, что сложившуюся ситуацию уже никак не исправить, ты лишь можешь смириться.       — У меня остался единственный вопрос, на который я обязан найти ответ, я не могу вновь закрыть глаза. Я должен узнать причины случившегося.       Несложно было догадаться, что произошло нечто, о чём Великобритания не хочет говорить. Страна погладил ладонью свои волосы, нащупав там листик, который оторвался с ветки и запутался в его локонах. Достал его, смял и откинул в сторону. Франция не решался спрашивать больше, ведь ему и так много рассказали. Да и говорить о его прошлой возлюбленной было немного неудобно. Порой страна хотел, чтобы Великобритания перестал задумываться о чем-то другом, совершенно не касающиеся тем их двоих, чтобы он думал только о нём. Особенно раздражало даже не упоминание бывшей, а любое затрагивание Англии или Шотландии. После этого Франция был готов взорваться гневом на Британию, заткнуть ему рот и приказать забыть о них. Мэри, давно ушедшая из жизни, вызывала лишь лёгкое чувство ревности, а создатели Великобритании заставляли иногда закипать от злости. Даже сегодня не обошлось без их упоминания.       Лошадь стукнула копытом рядом с Францией, от чего тот дёрнулся, а после вздохнул и наклонился к Великобритании, стукнувшись о него. Наклонил голову и мягко опустил её на плечо союза, обдумывая, как перевести тему.       — Я хотел, чтобы мы посетили сам город Бордо, — посмотрел на него.       — Тоже, — выдохнул и повернул голову, чуть смутившись от того, насколько они близко друг к другу.       — Тебе нравится у меня? — сильнее вжался щекой в его плечо.       Великобритания медленно моргнул и не спешил отвечать. Ему было горько в глубине души, но именно сейчас чувствует что-то настолько странное и глубокое, что становится страшно. Смерть девушки, оставшаяся печаль и тяжелейшая печаль трансформируется во что-то новое, точнее, его грусть никуда не уходит, а начинает соседствовать с чем-то неизвестным и очень сильным. Ему больно, но не может замереть на одном месте, не может застыть как изваяние, ведь каждое движение даётся с трудом, он словно рассыпается на множество частей. Хотелось замереть на одном месте не только физически, но и чтобы голова опустела и он наконец сможет насладиться временной тишиной, а после закрыть глаза и морально умереть. Однако, внешний мир приводит его в движение, и Великобритания вот-вот задохнётся или разрыдается, его пронзает нечто новое, давая сквозь боль сделать глубокий вдох.       — У тебя? — прошептал.       — Ты был в Париже, да и не только. Не жалеешь, что вновь приехал ко мне?       — Да, нравится, — в этих словах чувствовался иной смысл для обоих.       На языке вертелся другой вопрос, и Франции пришлось приложить усилия, чтобы не задать его. Это будет неуместно именно сейчас.       — Я бы хотел погулять именно в городе, но не представляется такой возможности.       Здесь их мало кто увидит, ведь они сидят в полном одиночестве, совсем редко где-то вдалеке были слышны голоса.       — Да, потому я бы хотел предложить тебе ужин.       — У тебя дома? — опешил.       — Именно.       — Я не против, — глупо было бы отказаться. Он вправду бы хотел провести время подобным образом, также был немного голоден.       Отказа Франция и не надеялся услышать, потому заранее всё подготовил и попросил слуг приготовить ужин. Внутренне ликовал, что всё получилось. Они продолжили сидеть на месте, глядеть на воду и на колыхающиеся волны. Далеко за океаном находились берега Нового Света, образы которых возникали в голове. Великобритания согнул ногу в колене и облокотил голову, печально прикрыв глаза, вновь подумал об Америке. Больше ответов ждать не стоит, возможно, в далёком будущем им удастся поговорить, встретившись на конференции или случайно столкнувшись на придворном балу, где соберутся страны. Расстояние между ними чувствовалось и физически, но с каждым днём ментально они становились всё дальше. Стоит ли к нему поехать? Вряд ли, его не захотят видеть. Сейчас Британия, кажется, впервые за столько лет находится не один: рядом есть Франция. Разумеется, он не может заполнить собой всю пустоту и звенящее молчание в душе. С Америкой и Канадой нельзя было говорить о тяжёлых вещах и проблемах, он видел их детьми, незрелыми странами, а после словно не смог это развидеть. Не позволял открыться перед ними до конца, да и, кажется, это было не нужно. Только в разговоре с Америкой взорвался и показал ту свою сторону, о которой сам не знал. Франция же был пришедшим извне, с ним он ведёт себя абсолютно по-другому: ему хочется открываться и узнавать его больше. Ещё больше печалило то, что даже Канада не отправил ответное письмо. Хотя этому удивляться, наверное, не стоит, ведь у него с Америкой довольно близкие отношения. Никто из двух близких ему стран не хочет его видеть. Может, так будет лучше для них.       — Франция, — начал, — ты не злишься на меня?       Он всегда хотел в этом убедиться, каждую их встречу, хотелось увидеть этому подтверждение в его глазах, движениях. Ему было мало поцелуя в начале, улыбки и нежного взгляда. Настоящее может быть сокрыто, и, возможно, Франция и не скажет ему правды.       — За что?       — Мне показалось, что в письме ты был раздражён.       — Мне не понравилось то, что ты не проявил заинтересованность, но я не был расстроен этим. Наоборот, через время мне показалось смешным пригласить тебя именно подобным образом, — он хихикнул, наблюдая за эмоциями Великобритании. — Я поставил тебя в рамки, где ты не можешь отказаться от этой встречи. Это я должен задавать тебе этот вопрос. Нравится ли тебе? Не обижен ли ты на меня? Не считаешь ли ты это подлым?       Великобритания вновь ощутил уже до боли знакомое чувство беспомощности. Несмотря на то, как они близко друг к другу и как далеко зашли, он всегда будет ниже и слабее. И они оба знают об этом. Только зачем это Франции? Чтобы самоутвердиться? На кой чёрт это ему и перед кем он хочет это сделать? Чтобы доказать самому себе? На изощрённое издевательство это не было похоже, уж слишком иногда страна был аккуратен и откровенен. Стал бы он рассказывать о личной трагедии с братом посторонней персоне или тому, кого он ненавидит? Хотя, похоже, он это не считал трагедией и жалобной историей, наоборот, говорил об этом легко. Великобритания никогда бы не нашёл в себе силы, чтобы улыбаться, рассказывая о личных проблемах. Но можно ли любые его слова и реакции принимать за чистую монету?       — Сначала я разозлился, но после меня это рассмешило.       — Тебя? Ты умеешь это делать? — ухмыльнулся и поднял брови. — Хохотал?       — Не настолько.       Внезапное напряжение между ними пропало. Франция встал на ноги, выровнялся и посмотрел вниз, после он качнулся и подошёл к лошади. Великобритания специально не стал смотреть на него, чтобы вновь не акцентировать внимание на вещах, о которых он не должен не то что думать, а даже наблюдать со стороны. Поднялся и поправил седло, стараясь рассматривать ремешки и железные вставки, только боялся не поднимать глаза на того, кто напротив. Не помнит, чтобы ощущал подобное к женщинам, хоть некоторые и пыталась добиться его внимания и желания. Точно не глядел так на мужчин, не думал вступать с ними в половую связь, а и тем более в отношения. Его это пугало и, можно сказать, отвращало: не союз с мужчиной иль тонким юношей, а и смыкать себя с кем-либо крепкими узами. Он мог иногда слишком много заглядываться на руки Мэри или на её оголённые ноги, грудь, шею и ключицы, но после это умерло с её исчезновением. Мог отменить привлекательность и симпатичность девушек и парней, на их физические качества, однако эти эмоции глубоко в него не проникали. Сейчас же это жалкое и постыдное ощущение, только от прямого осознания смерти Мэри, он словно сильнее вцепился во Францию. Страх поднимался в груди, но сменялся странным, кажется, возбуждением. Выдохнул и сел в седло, намотав на ладонь ремень поводья.       — Следуй за мной. Впереди нас ожидает не меньше красивых видов, — Франция выпрямился в седле и кивнул головой.       — Хорошо, — уставился на его спину.       Лошади неспешно, то и дело наступая в ямы в песке, вышли на каменную дорожку. Великобритания распутал пальцами гриву лошади, даже не спрашивая, как далеко им ехать, ведь ему было все равно на расстояние. Между ними спокойствие, которое не хотелось нарушать, пускай они хоть пол страны обойдут, главное, чтобы эта безмятежность не кончалась. Они поравнялись и, слушая шум океана, продолжили свой ход.       — Ты знаешь, какое событие вскоре намечается? — прошептал Франция. Его голос было приятно слушать, неважно, что он говорил.       — Какое?       — Ты знаешь, что страны ранее часто проводили закрытые встречи, куда из людей допускался лишь персонал, а союзам даже запрещали на порог ступать, но для империй были разрешения на посещение.       — Да, Англия и Шотландия очень давно посещали подобное, я даже не припомню когда. А как часто проводятся эти встречи?       — Не часто, каких-то конкретных дат или сроков нет. Разве что когда политическая ситуация стабилизирована Верховный судья отправляет письма и проводит опрос, желают ли страны собраться на закрытой встрече. Обычно мало кто отказывается. После назначается место и дата встречи.       Великобритания только краем уха слышал о подобных встречах, но никогда ими не интересовался, поскольку таким, как ему, нельзя их посещать. До сих пор иногда неприятно от этого осознания.       — Но я знаю, что хотят внести некоторые изменения, — Франция хитро улыбнулся.       — Слушаю.       — Верховный судья желает разрешить союзам посещать данные мероприятия.       Это новость могла бы обрадовать, но Британия насупился и опустил руки. От него ожидали возгласов радости, а их не последовало, казалось, он только лишь сильнее погрузился в собственные мысли и тяжёлые рассуждения. Подобная реакция вызвала яркое нескрываемое удивление: что ему не скажешь и какую весть не принесёшь — седые брови сводятся на переносице в недовольстве.       — Это ужасная идея, — подытожил Британия.       — Почему? — его вопрос показался странным, словно издевательским и несерьёзным.       — Слышать этот вопрос от тебя… Ты уж точно должен понимать, — как только они ступают на эту тему, Великобритания начинает злиться и ёжиться, пытаясь напомнить и даже уколоть таким образом Францию.       Тонкие губы чуть приоткрылись, и Франция сразу хотел ему ответить, но прикусил язык. Его вернуло в недавнее прошлое, когда чувства только зарождались, и между ними был короткий разговор о давно забытой страной Германском союзе, и неловкой ситуацией связанной с ним. Больше всего на свете он не любит партнёров с хорошей памятью, коей не обладал Испания, что делало их общение лёгким и приятным. РИ вначале отношений, кажется, был точно таким же, по позже оказалось, что большинство неприятных моментов он помнит и с удовольствием напоминает, упиваясь этим. Сейчас же Франция сталкивается с нескрываемой обидой и горечью, он надавил на рану и расковырял её. Союзы, обычно, терпят и принимают оскорбления на свой счёт, даже не решаясь одним своим взглядом показать недовольство или дать отпор. Отношения с Великобританией вышли на новый уровень, довольно близкий и интимный, он и ранее огрызался, стараясь укусить и защитить остатки собственного достоинства. Теперь он уж точно не будет умалчивать о многолетней боли, и Франция знает, что это правильно и справедливо. Но он не привык к такой прямолинейности, и из-за этого хотелось съязвить в ответ.       — Ты получаешь защиту суда, — ответил.       — Ранее её разве не существовало?       — Была.       — Но малодейственная. Ты предлагаешь мне прийти туда, где множество лет был запрет на появление даже на пороге? Ради чего? — скривился.       Это было прямое заявление о страхе.       — Меня не примут там, — он сказал это чуть громче.       — Я… Знаю, — не было всплеска злости. Нарастающий и распаляющийся огонь Британии был крепко обнят, начиная затухать. Где-то глубоко он ждал крика и скандала, чего не произошло. — Я не заставляю тебя появиться там, это не хитрость, которую я провернул, чтобы как сегодня ты оказался рядом. Поделился с тобой, пойму, если ты откажешься, ты не должен соглашаться на мою прихоть.       — Это ты мне говоришь? — в его словах был надрыв.       — Да, я знаю кто ты. И… Пожалуй, я имел отношение к тому, как относятся к таким как ты среди нас, — серьёзно глянул на него, положил руку на шею лошади. Однако он никогда не жалел о своём отношении к союзам, даже несмотря на близость с Великобританией. Не пожалеет: в этом и есть нескончаемое противоречие в нём. Не на секунду не считал неправильным что-то в своём поведении, будь у него возможность — сделал бы это ещё раз по отношению к некоторым. Но с удовольствием целует уста Великобритании, обнимает, трогает. Хочет видеть его рядом и наблюдать. Его тянет к нему, но где-то глубоко было неприятно от самого себя. И мерзко от Великобритании, от той его стороны, к которой Франция предвзят. Он видит его боль, она слишком явна, и рана кровоточит, она будто появилась по вине страны. И сцепив зубы Франция бессознательно или сознательно пытается заткнуть её ладонями, но готов в любой момент вновь впиться ногтями и разорвать нежную плоть. Можно было сказать, что это была ошибка Великобритании: он подпустил страну к себе слишком близко и показал свою уязвимость, он дал к ней дотронуться. Он физически трясся от страха, хотел сделать шаг назад, но остаётся на месте, вот-вот желая схватить партнёра за запястья и сильнее прижать, окуная в кровь. Франция получил желаемый контроль, смог схватить один конец ниточки запутанных клубков и не собирается их отпускать. Ему важно чувствовать контроль над частью Британии, его воли и души, но он делал это для собственной защиты в первую очередь. Он оголился, рассказав о проблеме с братом, последствия которой не отступили, однако Франция заполучил в руки чужую слабость. Стоит одному из них дёрнуть за жилу — второй вырвет её в ответ.       — И что мне делать? — прошептал.       — Что хочешь, — еле слышно сказал в ответ. Он не хочет ему указывать, не любит неуверенную сторону союза, которая и задала этот вопрос.       Великобритания качнул головой и стиснул зубы, решив, что он зря нападает на Францию.       — Откуда у тебя эта информация? — спросил спокойнее. — Вы общаетесь?       После Франция чуть улыбнулся и махнул рукой.       — Ты когда-нибудь имел опыт общения с Нидерландами? — хихикнул.       — Нет, только мог наблюдать его издалека.       — Это видно. Судья, перед тем как принять настолько необычное решение, старается прощупать почву в обществе. Но, если он собирается решиться на такое, то скорее всего план будет выполнен в любом случае.       — Как связана эта информация и то, что я не имел опыта общения с Нидерландами?       — Нидерландами? Иль судьёй? М? — улыбнулся, поправив волосы.       Не совсем было понятно, в чём была разница. Разве это не одна и та же персона? Увидев замешательство, Франция поторопился добавить:       — Да, звучит необычно, но Нидерландам не стоит напоминать и упоминать в разговоре о его работе, иначе он начинает раздражаться. Он предпочитает разделять свою работу судьёй и свою ежедневную деятельность, — почесал затылок, пытаясь подобрать слова.       — Но ты и Нидерланды общаетесь? — наклонил голову.       — С Нидерландами — да, с судьёй — нет. Думаю, меня бы не сослали на острова за убийство моего отца, если бы я дружил с судьёй, — засмеялся.       — Это две разные личности?       — Да, — кивнул. — И лучше их никак не противоставлять. Когда общественность требует судью — он приходит, когда в его мнении и присутствии нет необходимости — ты видишь перед собой страну Нидерланды.       Великобритания кивнул, теперь наконец поняв, что Франция имел в виду.       — У судьи есть два имени, но на публике и при личном общении можно обращаться к нему только вторым именем.       — Мне известно, что у прошлого судьи также было два имени.       — Да. Первое имя Верховного судьи, который главенствует сейчас — Лонгин. Второе — Иво.       — Лонгин? Как Лонгин Сотник? — он знал, что это было имя святого. На его слова Франция пожал плечами.       — Не знаю, данной информацией я не владею. Единственное, что знаю: Лонгином его называют лишь приближенные.       Рассказанное было интересным, однако никак не развеяло сомнения Великобритании. Наверное, Иво знает, что делает, но желания участвовать в данном спектакле нет желания. Поднял голову и обернулся: каменная дорожка под копытами лошадей закончилась, и они ступили на мягкую и рыхлую землю. Парк остался за спиной, а океан медленно отдалялся, вот-вот превратясь в одну сплошную линию. Британия не знал, куда они едут, полностью следовал за Францией, замолчав. Он был благодарен стране за разговор и за, кажется, понимание. Уже хотел увидеть его дом и побыть наедине в закрытом помещении, даже если между ними ничего не будет. Хочет сесть напротив него и рассмотреть более смело. Только в четырёх стенах, за зашторенными окнами и за закрытой дверью он может расслабиться. Здесь же не было безопасно, потому старался не сосредотачивать взгляд на Франции. Через время увидел светло-голубого цвета двухэтажный дом, к главной двери вела широкая лестница. Их ожидал мужчина дворецкий, и как только они подошли, Великобритания чуть отшатнулся и посмотрел на Францию.       — Не бойся, никто из прислуги не расскажет об увиденном, — остановил ход лошади и спустился вниз.       Тот ничего не ответил, но спорить не собирался. Вслед за Францией подвёл лошадь к мужчине, поздоровавшись. Из дома вышла девушка и спустилась к ним.       — Добрый вечер, господин Франция, мы всё подготовили, как Вы и просили, — сказала она.       Франция подпрыгнул и оскалился на девушку, Британия слегка улыбнулся, наблюдая за ним.       — Да, спасибо, иди. Я сам проведу гостя. Можешь пока начинать собираться.       Девушка поняла, что сказала что-то лишнее и как можно скорее ушла, дворецкий же взял лошадей за поводья и увёл в сторону. Британия подошёл к Франции и наклонился, чтобы поравняться со страной.       — Как ты и просил? Ты даже не рассматривал мой отказ? — прошептал.       — Меньше подслушивай чужие разговоры, — щёлкнул его по носу. — Конечно не рассматривал!       Его прямолинейность обезоруживала, Британия хотел смутить его, но в итоге первым отступил. Они поднялись по лестнице, и Франция указал в сторону обеденной, не дав даже рассмотреть картины, стены и коридоры. В комнате рядом с большим столом стояла девушка, после чего страна закатил глаза.       — Вы можете быть свободны. Желательно все, — ещё раз повторил и указал девушке на выход. Та кивнула и молча покинула комнату, даже не став тратить время на разговоры. — Извиняюсь. Я бы хотел, чтобы нам никто не мешал. Проходи, садись.       — Ты здесь не часто бываешь, да? — отодвинул стул и медленно сел, оглядывая стол.       — Да. У меня есть несколько пустующих домов, за которыми следят слуги. Работка не пыльная, даже меня терпеть не приходится, ведь я бываю тут наездами. Только выполняй свои обязанности качественно и получай зарплату.       Взгляд Британии упал на бутылку, к которой потянулась рука Франции. На столе было не так много еды, больше это было похоже на закуски, хотя он бы не отказался от обеда, потому что последние несколько дней ел мало. Поджал губы, посмотрев, как красная жидкость разливается по бокалам, подумав, что много пить не будет, тем более на голодный желудок. Франция небрежно громко поставил бутыль на стол и схватил свой бокал, но цокнул, как только увидел взгляд Британии.       — Приехать в Бордо и не попробовать местное вино? Не глупи, — качнул руку с бокалом, продолжая ровно стоять.       — Так уж и быть, — вздохнул и взялся пальцами за ножку бокала.       Звон стекла, и жидкость из бокала Великобритании чуть не выплеснулась на него из-за такого удара. Он сделал глоток и посмотрел ниже, на стоящего перед ним Францию. Они наконец за столько времени оказались одни, по-настоящему одни, никто их не увидит и не станет случайным прохожим, который осудит. Но страх, что его пристыдят за один лишь взгляд никуда не уходил. Дёрнул уголком губ от кислоты вина, прижал язык к нёбу, который свело от терпкости, и сглотнул. Франция пододвинул стул ближе, перпендикулярно относительно Великобритании, словно специально это делая, будто он чувствует, как ускоряется его сердце и как учащается пульсация в ушах. Страна медленно сел, выпрямляясь, отставив бокал в сторону.       — Угощайся, правда, тут не так много, как могло бы быть. Единственная еда, которая обычно есть в моих пустующих домах, лишь для слуг, — взмахнул вилкой и наколол кусок вареной рыбы.       — Но ты же знал, что я соглашусь, — чуть улыбнулся.       — Великобритания, — хихикнул и навалился на стол, — необычно видеть твоё любопытство. Но знай, я не был до конца уверен, что ты приедешь. Признаюсь, думал подождать тебя до вечера, и, если бы ты не пришёл — уйти.       — И что потом? Ты был бы расстроен? — заставил перевести взгляд на еду, а не рассматривать Францию слишком явно. Он скромно наколол несколько горошин. Придётся искать пропитание по дороге домой, ведь тут никак не может позволить себе съесть слишком много. Франция пальцем подвинул тарелку с мясом к нему чуть ближе, ненавязчиво продолжив разговор.       — Да, я не то что расстроился, я был бы оскорблён до глубины души. Боюсь, после этого наше общение было продолжить проблематично, — прикусил кончик вилки.       — Неожиданно.       — Да, потому что я как минимум потратил своё время на дорогу.       Великобритания заметил, что тарелка с блюдом стала ближе к нему. Он аккуратно отрезал ножом небольшой кусочек мяса, а затем съел его, вызвав у Франции тяжёлый вдох. Похоже, им придётся надолго тут задержаться, раз союз неохотно обедает, хотя явно голоден.       — Прошу прощения, — прошептал. — Но мне было нелегко сюда ехать, я не так часто пропадаю куда-то без ведома моих создателей.       Он не стал говорить, что не делал этого никогда, и как сильно боится вернуться назад и узнать, что Англия догадался, где он был всё это время. По спине побежали мурашки от страха, от мыслей, которые могли рухнуть на него в один момент из-за чего он рассыпется, а позже превратится в пыль. Чтобы чувство ужаса не нагнало его, стал лихорадочно думать, что сказать дальше.       — За что?       — Я заставил тебя сомневаться.       Это прозвучало интимно и искренне. Франция и без слов знал, как нелегко находится союзу здесь вдалеке от дома и от создателей. Аккуратно взял его за руку, почувствовал его напряжение.       — Я не желаю ехать к Англии и Шотландии, я думал отказаться изначально. Теперь, раз ты здесь, я выполню своё обещание, хотя всё моё естество упирается этому, — сжал его ладонь.       Франция взял бокал, надпил, а затем потянулся к его губам, тот сам едва наклонился к нему. Сначала нежно коснулись друг друга, и Великобритания хотел большего, жадно стиснул его губы своими, но страна быстро отстранился. Они оба не хотели отрываться, но это стало мучительной пыткой, и Франция изводил себя таким образом, заставляя и его страдать. Вновь оказались наедине в тихой комнате, могли бы перейти к большему, чем к просто поцелуям, которых уже было недостаточно. И каждое их слияние больше не приносило настолько горячего удовольствия, а глубоко ранило. Страна убрал руку и оторвал виноградину, отводя взгляд. Великобритания хотел снова схватить его руку и сказать, что он не обязан ехать, впиться в его губы или зарыться носом в его волосы.       — Ты…       Наверное, впервые за всё время он увидел, насколько красив Франция. До этого он был слеп, не мог и не хотел замечать его привлекательность, был совсем ему не интересен. Но теперь заметил, как красиво закручиваются локоны его волос на концах, его короткие ресницы и тонкие губы. Лишь одно лицо Франции теперь сводило его с ума. Страна сидел ровно в кресле, был хорошо виден изгиб его спины. Британия продолжил его рассматривать, ведь не может к нему притронуться, остаётся лишь насладиться его образом. Он посмотрел ниже, на его ноги и талию, как пояс штанов обтягивает его тело. Видит нечто личное и сокровенное, о чём даже раньше не имел право думать. Прошибло молнией, как только вспомнил, что случайно увидел голую спину Франции некоторое время назад. Тогда отнёсся к этому спокойно, но сейчас одно воспоминание бросило его в жар. Может протянуть руку и дотронуться пальцами к нему, почувствовать кожей его позвонки, его кости. Наверное, его не оттолкнут, а разрешат продолжить. Может ли он дотронуться до него где угодно? Он просил его это сделать тогда в отеле в Неаполе, но руки сразу начинали коченеть от страха.       Франция невольно выгнулся, потянувшись рукой к дальней тарелке и беря сыр. В каждом его движении был вызов, он даже был в его облегающей одежде. Особенно когда взгляд сам собой цеплялся за его штаны: ткань плотно обхватывала его ягодицы, вид на которые открылся на доли секунд. Далее страна закинул ногу на ногу не так, как это делали большинство мужчин, а более аккуратно и деликатно. Он поднял глаза, будто хотел убедиться, что за ним наблюдают. Это была игра, от которой сквозило знакомой печалью, но и сильной откровенной сексуальностью. Последняя была чужда для Великобритании, таковым себя не считал, а иногда приходящих девушек хоть и отмечал привлекательными, но они не застревали в его голове настолько долго. Это было недопустимо и стыдно заглядываться подобным образом на кого-то, он хотел отвести взгляд и извиниться, потому что это стало слишком явно, но прикипел. В обществе такое порицается, запрещено вульгарно одеваться или давать двусмысленные намёки. Франция же плевал на эти запреты, он растекался красным пятном по девственно чистому полотну, сотканному из толстых многовековых нитей запрета и религиозности. Он не боялся, а бросал вызов закостенелому сообществу, которое презирало женщин за неправильный и вульгарный цвет туфель. Будучи привилегированным, страна пользовался этим одеваясь так, как его душе угодно, начиная от строгих классических мужских костюмов, заканчивая тем, что спрятано в глубинах его шкафа и ящиков комодов. Мог выйти в платье на улице, совершенно не беспокоясь, что шляпа может слететь или платье случайно порвётся и все вокруг узнают, что всё это время среди них была не женщина в скромном одеянии. После его могли бы убить и разорвать прямо на улице, но он ходил по краю лезвия, умышленно балансируя на грани. И ему это явно нравилось, даже вызывало гордость. Он раскрыл так широко свои ладони, и Великобритания падает вниз, чувствуя свою беспомощность и слабость перед ним. Но пытается бороться и упираться собственным эмоциям. Его вырывают из фантазий:       — Позволишь мне отойти на пару минут? — наклонился к нему, тихо сказав.       — Э-э-э, да, конечно, — ответил, посмотрев на свой полный бокал вина. Больше не хотелось ни пить, ни есть, ведь, кажется, его могло стошнить.       — Я быстро, не волнуйся, — коснулся его колена и погладил.       Встал с места и на пару секунд задержался, случайно задев пустой бокал, но успел удержать его, чтобы тот не разбился. Великобритания сделал вид, будто смотрит в практически чистую тарелку, водя по ней кончиком вилки. Но как только страна подошёл к двери — посмотрел на него. Дверь закрылась, и он остался в гробовой тишине. Прислушался, дождавшись, когда звук шагов растворится — швырнул вилку и стиснул руку в кулак. Глубоко вздохнул и согнулся пополам. Его ноги задрожали, а живот скрутил спазм, вытер выступивший пот на лбу. Хотелось окликнуть Францию, не мог дождаться его возвращения, эти минуты были для него мучительными. Хотел, но не мог решиться. Поправил взмокшие волосы и посмотрел на пустующее место, где ранее сидел страна. Весь день пробыли близко друг к другу, их разделяло буквально пару сантиметров, но сердце падало в пятки, когда они прижимались губами. Себе назло вспоминал его слова о союзах, а после задумывался, как стране было не противно целовать такого, как он. Сам только мог представить, как выглядит его оголённое тело, однажды лишь видел силуэт его спины, талии, которая переходила в узкие бёдра. Наслаждался цветом его аристократичной кожи, фантазируя, как она может покраснеть, когда на неё надавить или сжать по случайности слишком сильно. Великобритания сдержал вздох, покачал головой и глянул в сторону отброшенной вилки, был готов взять её и вспороть себе живот, ведь разве что сильная боль и жестокость по отношению к себе могла заглушить его порочные мысли. Сжал ладонью край стола до скрипа. Он посмел посягнуть на богоподобное сотворение, удостоившее его взглядом и касанием. Нечто светлое и ярко светящееся протянуло руки к сухой земле, зарываясь туда по самые костяшки пальцев. Жидкий эфир разлился по артериям нечто тёплым, а затем поднимаясь всё выше, заполняя собой черепную коробку, просачиваясь в прожилки мозга. Собственная рука опустилась ниже, проводя ладонью по месту на коленке, где он всё ещё чувствовал отражение прикосновения знакомого. Сексуальность Франции была чем-то высшим, чистым и недоступным ему, подобные Великобритании не могут и удостоить себя даже мысли о чём-то большем. Но Британия уже упал низко, и теперь был готов себя разрушить. Длинные пальцы скользнули по краю пояса штанов.       Сомнение. Он дал себе последний шанс остановиться и выровняться, сделать вид, будто ничего не происходит. Но, кажется, и не хотел этого делать, желал унизить себя и умереть в собственных глазах. Чтобы не мог поднять глаза и посмотреть на себя в зеркало, ведь собственное отражение будет вызывать приступ тошноты. Ему хотелось верить, что никогда не нарушал запретов, которые были указаны в религиозных писаниях. Множество раз слышал о чужих грехах, что от обычных прохожих, кто перешёптывался на улице, что от девушек, временно заживающих к нему. Некоторые открыто задавали ему откровенные вопросы, в ответ он лишь кривился и старался свернуть разговор. Но он был далеко не праведен, как того хотелось бы. Однако не считал себя настолько отвратительным и падшим, но стоило Франции появиться в его жизни, как он стал трескаться как стекло под давлением. Великобритания отодвинулся чуть дальше от стола, шумно выдохнул, а после прикусил губу, чтобы сдержать себя. Всё, что он не совершает в отношении Франции, своих родителей, окружающих и самого себя — страшная провинность. Он не только врёт другим в глаза, увиливает от ответов и старается казаться не тем, кем он есть на самом деле. Но перед глазами то и дело возникал образ Франции, который кружил голову, а сам Британия пожелал посягнуть на высокое, на святое и на недоступное для таких, как он. Силуэты мебели вокруг плывут, а его взгляд сосредотачивается на одной лишь точке, как вдруг его ведёт в сторону. Умоляет остановить себя, но в этих уговорах что-то доставляло ему наслаждение, заставляя в эйфории закрыть глаза. Наверное, спустя столько лет смог найти то, что может принести ему удовольствие. Оно скрывалось в недрах собственных потаённых желаний, куда боялся заглядывать, но раскрылся за считанное время. Только это не было перерождением или облегчением, он расцветал, а затем погрязал в липкости вод, которые сочились из него. Порицание в молодости чужих изъянов перевернулось, и теперь он стал на место тех, кого презирал и ненавидел. Осталась издевательская насмешка, но уже над самим собой. Ирония взрывалась в нём и распространялась, после спотыкалась о нечто безнравственное, из-за чего была полностью поглощена. Сейчас самое нежное дрожит внутри него, струна натягивается, вот-вот собираясь порваться, но она трясётся настолько сильно, что заставляет раскачиваться тело. Ему стыдно, воротит от себя и от окружающего интерьера, но пульсирует горячее наслаждение от одних только мыслей о стране. Он физически чувствует, как нечто расплёскивается, течёт ниже и ниже, как тёплая вязкость закрутилась вокруг пальцев. Его тело дёрнулось, вслед он вздохнул, хватая воздух и замирая над пропастью. Ноги подкашиваются, чувствует, как рассыпается. Стал заложником в собственных руках и никак не может отпустить. Поддался корпусом тела вперёд, стряхивая с кончиков пальцев на пол белые лепестки, будто вместе с этим движением руки отмахивался от остатков здравого рассудка, который глох. Трусливый лгун, который больше не стыдится откровенно врать в глаза создателям, а затем падать в ноги стране. Нарушает закон и должен понести наказание за это, если не может понести реальной казни в Верховном суде, растерзает сам себя. Больно, но чувствует облегчение, всё накопившееся обожание Франции вытекает из него. Вновь дрогнул и со всей силы сжал стол. Ещё раз дёргается, ощущая, как позвоночник простреливает экстаз, ноги холодеют, а рука расслабляется. Некоторое время трясётся и тяжело дышит, позволяя себе насладиться несколькими секундами пика. Наконец, приходит облегчение, навязчивые мысли пропали. Потёр пальцы между собой, чувствуя влагу на коже. Поднял голову со стола и посмотрел вниз. Капли семени упали на пол, Британия выпустил из руки свою плоть и вздрогнул от страха, схватил со стола салфетку и принялся вытирать, затем наклонился и протёр пол. Какой стыд. Отбросил салфетку, оглянувшись в сторону двери. Никого. Дрожащими руками натянул бельё и пытался протолкнуть пуговицу в прорезь на штанах. Услышал приближающиеся шаги, быстро запахнул фрак и облокотился о край стола.       Франция закрыл за собой дверь, на его плечах была чёрная накидка, которую он прижимал к себе.       — Мне стало холодно, потому я приоделся. Что насчёт тебя? — посмотрел на него и удивлённо замер.       Великобритании совсем не было холодно. Он прижал руки к губам и замотал головой.       — Твоё лицо, оно багровое. Ты себя плохо чувствуешь? — подошёл.       — Нет, это из-за алкоголя, — ему хотелось закрыть лицо руками и спрятаться от его взора. Из-за бледности его кожи, светлоты волос и ресниц любое покраснение было слишком явным. Его щёки горели, одежда давила, а внутри всё пульсировало. Спазм внизу живота прошёл, но инстинктивно хотелось ёрзать на месте из-за новых непривычных ощущений.       Франция покосился на его бокал: Британия сделал от силы пару глотков. Настолько легко пьянеет? Аллергия? Или настолько не понравился вкус? Великобритания вслед за ним тоже глянул на свой нетронутый напиток, зная, насколько неправдоподобно это звучит.       — Тогда, пожалуй, на этом завершим, — улыбнулся и отставил его бокал. — Прошу прощения, что я задержался.       Положил руку на его колено, вновь с нежностью погладив. Великобритания моргнул и убрал ногу. Желает его касаний не только на колене, а, возможно, и в более сокровенных участках тела, но малейший контакт мог снова вернуть к грехопадению.       — Я пьян, прости.       Это показалось враньём, но Франция послушно убрал руку, не совсем понимая, что случилось за время его отсутствия.       — Останешься здесь? — прошептал.       — Нет, я вынужден ехать домой, — звучит совсем плохо, ведь вновь убегает от него. —Франция, послушай меня.             — Да? — придвинулся ближе.       — Я обещаю, что поразмыслю над твоим предложением.       Это вызвало улыбку, Франция уж слишком сильно надеялся на его согласие.       — И ещё одно. Ты ведь примешь приглашение Англии?       — Придётся, я обещал тебе, — Франция подвинул тарелку.       — Тогда у меня есть к тебе единственная просьба. Когда это произойдёт, и вы встретитесь, то Бога ради, прошу, без провокаций.       Они снова говорят об этом, Франция думал рассмеяться или отшутиться, но лишь прикусил губу, чтобы держать язык за зубами.       — Приходить в дом своего врага, и устраивать провокацию?.. За кого ты меня принимаешь? — это было похоже на издёвку, чем на обычный вопрос.       — Я не хотел… Лишь предупредил, — свёл брови к переносице.       Франция лишь делал вид, что не замечает проблем Англии. Не решался и не позволял себе завести этот разговор с Великобританией, уж слишком тот ревностно относился к этой теме. Все вокруг знают, что глава их семьи болен, только отводили взгляды или говорили об этом лишь со знакомыми. Странам было плевать, пока это происходило за закрытой дверью в особняке где-то на окраине Лондона. Но как бы сильно Франция не ненавидел Германскую Империю, он стал тем единственным, кто обратил на особенности Англии прямое внимание других. Смотря на Англию можно было понять почему Британия такой… нервный.       — Не будет провокаций, — ответил. Конечно, он бы не хотел, чтобы ему выбили глаз или проткнули грудь вилкой. — Даю слово.       Отлегло, что Франция настолько легко на это согласился. Британия кивнул и почувствовал, как периодическая слабая головная боль стала немного усиливаться. За столько дней он свыкся жить со слабо ноющей головой, но замечал, когда она совсем пропадала, либо когда становилась сильнее.       — В таком случае, — полез по внутренний карман накидки и достал оттуда уже упакованное в конверт письмо, — передай это Англии, там моё согласие на встречу.       Передал его Великобритании, тот удивлённо вскинул брови, не ожидая, что Франция настолько хорошо подготовился.

***

      Индия смотрел вдаль и слушал доклад от своего помощника, как вдруг согнул руку в локте и качнул кистью, заставляя человека замолчать.       — Пришло ли мне ответное письмо от Англии? — продолжил рассматривать пейзаж.       — Да.       — Так чего медлишь? Это первое с чего ты должен был начать.       Индия развернулся и ему передали письмо, предварительно вскрыв конверт перед ним, и вложили лист в его руку. Принялся читать, через время его лицо сменилось гневом и недовольством, но он заставил себя дочитать до последней точки. Ничего полезного.       — Я посылал ему повторное письмо о надвигающемся голоде, но оно также было проигнорировано. Ни слова о помощи, лишь пустые слова, — выпустил бумагу из рук, и та упала к его ногам.       Он нахмурился, но затем выдохнул, стараясь соблюдать самообладание. Сложил руки перед собой, звеня браслетами, и развернулся к помощникам спиной вновь. Молчаливо обдумывал ситуацию, не собираясь советоваться с другими. Позже тихо хмыкнул, отметив для себя, что за всё это время Англия ни разу не упоминал о составленном ранее документе. Индия перешёл полностью во власть короны, однако связанным по рукам и ногам до конца себя не считал. Ему не сделали ни одного замечания, что он якобы по ошибке подписал документ с Великобританией. Значит, Англия не знает?       — В таком случае, я волен в своих действиях, — закрыл глаза.