Томик Достоевского

Все прекращается внезапно, или Ойкаве так кажется. Ивайзуми сдает свой проект и входит в нормированный рабочий график. Тоору чувствует себя несчастной, но никому ничего не говорит. Она психолог, потому прекрасно знает, что у нее патологическая боязнь одиночества, незачем выносить это на публику. Хаджиме лишь ловит себя на мысли, что ищет глазами Ойкаву гораздо чаще, чем следовало бы. Они встречаются только в конце рабочей недели, буквально сталкиваются перед лифтом. Тоору выглядит паршиво, как никогда. Ивайзуми это бесит. - У тебя опять изжога, Дуракава? – фыркает он, когда двери лифта за ними закрываются. - Ага. – кивает шатенка. – Те таблетки, что ты купил, закончились. Зайду в аптеку по пути домой. Ойкава нагло врет – откуда взяться изжоге, если она уже пару дней не может заставить себя съесть хоть что-нибудь. Хаджиме видит ложь невооруженным глазом и хочет врезать Тоору. Чуть больше он хочет ободряюще потрепать ее за волосы, потому что девушка выглядит расстроенной. Ойкаву часто что-то беспокоит, но она упорно об этом молчит, заполняя пространство пустой болтовней. Ивайзуми это знает, но не может понять, что у девушки на уме. Он думает, что стоит проводить Тоору и проследить, чтобы она действительно приняла лекарства, но понимает, что это глупо – сейчас не глухая ночь, охрана Ойкаве не нужна. Хаджиме лишь бросает недовольное «Пока», когда они выходят на улицу, и уходит один. Тоору смотрит вслед парню и устало вздыхает – домой идти решительно не хочется. Ивайзуми думает об Ойкаве, и думает слишком много. Она напоминает парню героиню тех самых книжек, которые Тоору читает, пусть он практически ничего о них не знает, но уверен, что это так. Ойкава вся такая возвышенная и полная противоречий – колебания от нуля до максимума происходят в ней почти ежесекундно – а еще она много думает, хотя и пытается выглядеть глупышкой. Хаджиме почти уверен, что все что беспокоит Тоору надуманно. Но даже если это надуманно, беспокоит то все равно не меньше – парня это раздражает. Ивайзуми делает покупки, приходит домой, ужинает и берется за готовку бэнто на понедельник. Все это он делает на автомате, потому что Ойкава не идет из головы. А еще не идет вопрос: «Что я могу ей дать?». Парень не может на равных поддерживать с Тоору диалог – у него в голове все точно и по полочкам, она читает русскую классику и анализирует персонажей. Хаджиме знает, что он не из тех, кто способен утешить душевные терзания, особенно такой тонкой натуры как Ойкава, он может только накричать и дать подзатыльник, чем только сильнее ее расстроит. Ивайзуми бессильно рычит в воздух, когда наконец понимает, что приготовил вдвое больше, чем было нужно. Но все вдруг становится правильно. Он делает два бэнто и убирает в холодильник. Хаджиме действительно многого не может, но избавить Тоору от изжоги, а себя от созерцания ее болезненной несчастной физиономии, он вполне способен. Ивайзуми совсем не ожидает увидеть Ханамаки и Матсукаву в кабинете Ойкавы во время обеденного перерыва, поэтому вполне справедливо и очень недовольно интересуется: - А вы двое почему жрете здесь? Ойкава сидит за собственным столом, откинувшись на спинку кресла, и безразлично смотрит в потолок, но услышав знакомый голос, переводит удивленный взгляд к его источнику. Ханамаки и Матсукава, сидящие за тем самым столом, где Ойкава пытала Хаджиме при их первой встрече, переглядываются и выдают в ответ что-то нечленораздельное – они слишком увлечены поглощением пиццы. - Привет, Ива-чан. – девушка оживляется. – Соскучился по мне? «Наверно» думает Ивайзуми. - А должен был? – криво усмехается он. Хаджиме подходит к столу Тоору и ставит перед ней одно из двух бэнто, которые до сих пор держал в руках. Девушка несколько секунд как-то недоверчиво смотрит на пластиковый контейнер, после поднимает непонимающий взгляд на Ивайзуми. - Что это, Ива-чан? – спрашивает Ойкава. - Я тебя правда ударю. – раздраженно отвечает Хаджиме, вздыхает, но все-таки рявкает. – Это твой обед, идиотка! Он стоит к Ханамаки и Матсукаве спиной, потому не видит, как те многозначительно переглядываются и с трудом сдерживают смешки. Тоору еще пару раз недоверчиво моргает, после чего растягивает губы в широкой счастливой улыбке. Ивайзуми думает, что сейчас она светиться ярче солнца, и за это он готов простить ей все колкие фразочки, которые сейчас последуют. - Я тебя обожаю, Ива-чан. – совершенно искренне улыбается девушка. Хаджиме совершенно не понимает, почему порой вызывает у Ойкавы детский восторг. Тоору видит, что вызывает у Ивайзуми раздражение, потому не знает, как относится к его добрым порываем в ее отношении. - Ива-чан ухаживает за Ойкавой-сан? – негромко усмехается Ханамаки, когда Хаджиме пододвигает к столу один из стульев и присоединятся к парочке. Макки получает по шее ребром ладони и обиженно смотрит на Ивайзуми, а затем на Матсукаву, словно ища защиты. - Сам виноват. – не слишком участливо сообщает Ханамаки Иссэй, заметив его взгляд. – Только Ойкава-сан может дразнить Ивайзуми. Это вроде как ее прерогатива. - Нет у Дуракавы никакой прерогативы. – хмыкает Хаджиме, открывая свое бэнто. – Просто я не могу бить ее постоянно. - Но разве проявление заботы не лучший способ расположить к себе человека? – теперь Ханамаки говорит достаточно громко, чтобы Ойкава могла его услышать. Тоору в разговор не вступает, но этого никто не замечает. Ивайзуми задумчиво трет подбородок. Пожалуй, он действительно в какой-то мере заботится об Ойкаве, но точно делает это без скрытого умысла. - Она же убогая, кто-то должен о таких заботится. – пожимает плечами Хаджиме и приступает к обеду, всем своим видом говоря, что продолжать разговор не собирается. Ивайзуми думает о Тоору, думает слишком много, потому не замечает, что он притихла, а это уже само по себе странно. Испуганные взгляды Макки и Матсуна и их поспешное бегство, тоже не вызывают у Хаджиме лишних вопросов. Из мыслей его вырывает только жалобный всхлип, прозвучавший за его спиной. Парень резко оборачивается и видит, как Ойкава прячет лицо в ладонях. Он с трудом проглатывает едва прожеванный рис и тяжело вздыхает. - Ты ревешь? – зачем-то спрашивает Ивайзуми, хотя все и так очевидно. Девушка мотает головой, но рук от лица не убирает, а затем вновь всхлипывает. Хаджиме решительно ничего не понимает. Он поднимается со стула, обходит стол Ойкавы, на край которого садится, и осторожно кладет руку на тонкое острое плечо Тоору. - Господи. – тихо вздыхает брюнет. – Что вообще творится у тебя в голове? - Прости, Ива-чан. – просит девушка и все-таки отнимает ладони от лица. – Я просто так обрадовалась… что… что… Она поднимает голову к Ивайзуми и не может договорить – Ойкава думала, что своими слезами разозлит парня, но он кажется обеспокоенным и отчего-то уставшим. - Не похоже на слезы радости. – мрачно сообщает Хаджиме. - Но я правда рада. – чуть возмущается шатенка. – Потому что никто и никогда не готовил мне бэнто. Ивайзуми думает, что «никто и никогда» звучит слишком фаталистично, и что рыдает Тоору именно поэтому. Он хочет ее подбодрить: - А как же твои родители, дурочка? Ойкава вздрагивает и Хаджиме невольно отдергивает руку от ее плеча – он понимает, что неосознанно наткнулся на скелет в шкафу. - Родители, конечно. – немного растерянно соглашается Тоору и вдруг улыбается, фальшиво до боли в зубах. – Но это ведь совсем другое. Ивайзуми злится, на Ойкаву и на себя, но на Ойкаву все-таки больше. - Если еще раз мне так улыбнешься, я больше не стану для тебя готовить. – предупреждает парень. - Но это моя самая искренняя улыбка. – протестует девушка наигранно обиженно. Она слишком сильно сжилась с мыслью, что никто не способен поймать ее на лжи, потому даже не думает о том, что Хаджиме видит ее насквозь. Ивайзуми знает, что Тоору не перестанет лицемерить, а еще знает, что несмотря на собственные угрозы, будет готовить для нее бэнто каждый день.