mango-flavored kiss

На следующий день Чимин приходит на работу со страхом, что хозяин будет ругаться за пропуск. Но тот, на удивление, ведет себя слишком возбужденно и даже не вспоминает об этом. По этому знакомому поведению Пак понимает, что сегодня Сукен ждет важных гостей. — Чимин, где ты бродишь все время? Сейчас же отправляйся на кухню и займись посудой! Чимин, боясь ненароком разбить дорогой стеклянный кубок, осторожно протирает его влажной тряпочкой и, подняв к окну, любуется блеском. Должно быть, пить из такого красивого кубка очень приятно. Его мысли прерывает топот чьих-то ног сзади. — Эй, Чимин, тебя зовут, — выпаливает на ходу молоденький парнишка Тай, пытаясь отдышаться. — Но я зан… — хочет сказать Чимин, показывая ему кубок в руках, но омега перебивает его. — Тебя господин Хонг зовет. — А? — Чимин чуть ли не роняет скользкий кубок из рук. — Зачем я ему понадобился? — Без понятия, — пожимает плечами Тай, присаживаясь возле корыта с водой. — Мне велено закончить работу за тебя. — Хорошо, — удивленно бормочет Чимин, аккуратно отставив кубок и поднимаясь на ноги. — Пойду узнаю. — Господин Хонг в своей комнате. По мере приближения к двери Чимина все больше и больше окутывало беспокойство. Последнее происшествие все еще не забылось Паку, и ему было страшно сталкиваться с Хонгом. Омега неловко топчется у двери, не решаясь постучать. Собравшись с духом, Чимин быстро считает до трех и стучит в дверь. — Входи. Пак делает несколько шагов, переступая порог комнаты. — Слишком долго. Ты не смеешь заставлять своего господина ждать, — властным тоном произносит Хонг, поворачиваясь к Чимину лицом и изучая его холодным взглядом с ног до головы. — Простите, я торопился, как только мог, — тихо бормочет Чимин, потупив глаза в пол. — Я не просил твоих объяснений, — небрежно бросает Хонг. — В следующий раз будешь наказан. А сейчас, — омега лучезарно улыбнулся, но Чимину было противно смотреть на эту адресованную ему надменную улыбку, — помоги мне переодеться. Сегодня в нашем доме будет очень важный человек. Чимин чувствует, как у него холодеют пальцы. Важный человек? — Где моя алая рубашка? — нетерпеливо спрашивает Хонг, вырывая Чимина из размышлений. Тот послушно идет к сундуку и, присев на пол, ищет нужную вещь. В тот момент, когда Чимин уже достает рубашку, расправляя на ней складки, и подает Хонгу, омега резким жестом отталкивает ее от себя. — Знаешь, красный слишком ярок, — произносит он, осматривая в зеркало свое лицо и прикасаясь к мягким черным кудрям, — мне нужна белая с золотыми нитями. Найди ее сейчас же! Чимин собирался было возмутиться, но под острым взглядом Хонга только молча вздохнул и снова сел возле сундука. Омега протянул господину белую рубашку, но тот, взяв ее в руки, прислонил к себе и снова отбросил с презрительным выражением лица. — Нет, не то, совершенно не подходит, — решительно возражает он. — Слишком светлая, будто на свадьбу собрался. Для нее пока рано, — добавляет омега с лукавой улыбкой. Чимину ужасно не нравится эта насмешливая ухмылка и высокомерный тон Хонга. Хочется вскрикнуть, топнуть ногой, кинуть ему в лицо эту рубашку, развернуться и уйти. Но он не может. Он не смеет. — Почему ты на меня смотришь? — возмущается Хонг. — Сейчас же опусти глаза и найди мне другую рубашку! — Какую на этот раз? — тяжело вздыхает Чимин. — Так можно и целый день провозиться. — Ты будешь возиться столько, сколько я захочу, — холодно возражает Хонг. — Ты мне подчиняешься, я твой господин, а не наоборот, понял? Не открывай рот прежде, чем позволено. Не смей показывать мне свой характер, а иначе я его быстро задавлю! Ты должен всегда помнить свое место, жалкий раб! Чимин молча стоит, опустив глаза в пол, и борется с подступающими рыданиями. Почему так жестоко, почему так больно? Как такое бывает, что они все люди, а все же он ниже, чем Хонг, и никогда не поднимется выше цены его мизинца? Да и той, наверное, не стоит. — Я понял, я… я больше не буду говорить ничего лишнего, — тихо бормочет Чимин, мечтая в этот момент оказаться дома, в теплых объятиях. — Вот и славно, — улыбается Хонг и переводит взгляд на свое отражение в зеркале. — А сейчас найди черную шелковую рубашку. Проходит около двух часов, когда Хонг наконец определяется с одеждой. Чимин аккуратно надевает на него небесно-голубую рубашку и расправляет на ней складки, завязывает ленточки на рукавах. Затем, по приказу Хонга, он берет в руки гребень и начинает причесывать его волосы. Прикасаясь своими загрубелыми ладошками к мягким черным кудрям, Чимин невольно смущается. У Хонга чудесные волосы… Он и сам чудесен, такой маленький и хрупкий, словно фарфоровый, с изящными тонкими пальчиками, никогда не знавшими тяжелой работы, лисьими глазами, великолепным ароматом роз… Хонг достоин того самого принца из сказки. Не Чимин. Чимин не заслуживает. — Ты делаешь мне больно! — раздраженно восклицает Хонг, выдергивая из рук задумавшегося омеги гребень и запуская им в него. — Такой бесполезный, ничего не умеешь! Чимин, не возражая, поднимает с пола гребень и молча кладет его на столик. — Найди розовую помаду, — холодно бурчит Хонг. Чимин направляется к столику и неуверенно перебирает баночки, поочередно показывая омеге. — Нет, слишком темная! — качает головой Хонг. — Это светлая! Боже, ты совсем уже с ума сошел? Это же не розовая вовсе, а красная! Наконец нужный цвет находится, и Чимин аккуратно наносит помаду кисточкой на губы Хонга. Омега использует духи, прекрасно дополняющие его и без того шикарный аромат роз, и с довольной улыбкой оглядывает себя в зеркало. — Чудесно! А теперь приберись тут, а потом спустись вниз, работа еще найдется! Оставшись в комнате один, Чимин подходит к столику и убирает все баночки с помадами на место. Омега останавливает взгляд на той, которой красил губы Хонгу. Цвет и правда очень красивый. У Хонга отличный вкус. Чимин берет кисточку и несмело проводит по своим губам, внимательно наблюдая в зеркало, как красиво ложится цвет. Он равномерно распределяет помаду пальчиком и аккуратно стирает лишнее. «Ты такой чудесный, Чимин. Красивый хрупкий цветок» Омега усмехается. Затем внимание его переключается на кучу одежды, и омега садится возле сундука и начинает складывать разбросанные по полу рубашки. Их так много, и они все такие мягкие, красивые. Рассматривая белоснежную, словно сахар, рубашку, Чимин трепетно прижимает ее к себе и, встав, внимательно оглядывает себя в зеркало. Господин Чимин. Мог бы он однажды услышать эти слова вместо «жалкий раб»? Мог бы не убирать чужие рубашки, не терпеть побоев и грубых выражений в свой адрес, пить чай из фарфоровой чашки? Мог бы… выйти за принца из сказки? Закрыв глаза, Чимин мягко кружится, представляя, как возлюбленный обнимает его за талию, как берет за чистые бархатные ручки, не потрескавшиеся от тяжелой работы. Он представляет себе ту жизнь, о которой не смеет мечтать. Знает ведь, что не сбудется никогда. В памяти всплывают родители, братья. Их маленький старый домик, дырявые доски, прикрытые потрепанными циновками, которые Чимин уже устал постоянно подвязывать. Семейные вечера, когда все сидят в объятиях друг друга и слушают папины сказки и песни. Постоянные прогулки и игры с Тэхеном, его смех, шутки и поддержка, танцы на городской площади и купание в реке. Чимин любит эту жизнь, несмотря ни на что. Это его жизнь, настоящая, а не та, что он выдумал в своей голове. Он должен жить этой жизнью, уметь мириться с тяготами и ценить минуты счастья. Рубашка выскальзывает из ладоней, и Чимин гонит глупые мечты из своих мыслей. Он привычными руками ловко сворачивает оставшуюся одежду и убирает ее. Мельком заглянув в зеркало, взгляд Чимина замирает на собственном отражении. Омега медленно тянется дрожащими пальцами к розовым губам и размазывает помаду. Господин Пак Чимин. Очень смешно. Очень глупо. По бледным щекам скатываются слезинки. Чимин растирает рукавом своей залатанной грубой рубахи остатки помады на губах и, упав на колени, заливается горьким плачем, прикрыв лицо ладонями. И почему так происходит, почему? Кто-то работает в поте лица и не имеет права на желаемое, а кто-то получает все, даже не приложив усилий. Это же нечестно, несправедливо! Видит Бог, Чимину много не нужно. Ему не нужно ни богатства, ни славы. Лишь бы родные ни в чем не нуждались, он и так потерпит. Все, что омега хочет, это… хотя бы маленький, совсем крошечный шанс на то, что он имеет право на любовь. Имеет право любить и быть любимым. «Ты обязательно будешь счастливым, ты заслуживаешь это, как никто другой» Чимин слабо улыбается, вспоминая слова Тэхена. Если бы он пожаловался, что пока не видит счастья, то брат бы шутливо надулся и потрепал его по волосам, прося немного подождать. Может, и правда нужно поступить именно так? Счастье придет, придет обязательно. Папа поправится, отец найдет работу, денег в семье станет больше. И никто не будет грустить. Вот же оно, самое настоящее счастье. — Эй, Чимин! В комнату врывается Тай, опять запыхавшись от быстрого бега. — Мне сказали, что ты здесь. Нам нужна твоя помощь с расстановкой посуды. Тут омега замечает заплаканного Чимина на полу и осторожно подходит к нему, присаживаясь рядом. — Эй, что с тобой такое? Почему ты плачешь? — Все… все в порядке, — бормочет Чимин, не желая грузить своими проблемами чужого человека, у которого и так забот полно. Тай, поняв это настроение, ласково улыбается и вытирает подолом своей рубахи высохшие слезы на лице Пака и пятна от размазанной помады. — Не плачь. Этот высокомерный господин и его выходки не стоят твоих слез. Не переживай, все будет хорошо, — мягко произносит он, обняв Чимина за плечи. Потом парень встает и протягивает омеге руку. — Идем. Если мы не расставим на столе посуду, господа будут кричать. Чем скорее справимся, тем скорее они замолчат, — хихикает он, и Чимин слабо улыбается в ответ, хватаясь за чужую ладонь. Вместе они быстро спускаются вниз и с другими слугами расстилают на столе чистую скатерть, расставляют тарелки и бокалы. — Извини, а ты случайно не знаешь, кто будет обедать? — тихо спрашивает Чимин у паренька. — Другой молодой господин возвращается, — испуганно шепчет Тай, и Пак не понимает его реакции. — Возвращается? — Он не был дома около семи лет, пропадал где-то в другой стране. Говорят, что воевал там или что-то вроде того. Ох, страшно мне из-за его возвращения. Старые слуги рассказывали, что он очень угрюмый и замкнутый, как в глаза глянет, так и окаменеешь. Снаружи слышится лошадиное ржание, а затем шаг чьих-то тяжелых ног. Чимин поправляет подогнувшийся край скатерти и идет на кухню взять кубки, чтобы расставить на столе. Мимо него стремительно пробегает Хонг и бросается на шею вошедшему альфе. — Юнги, братик! Братик вернулся! Я так скучал по тебе! Чимин из любопытства поднимает голову и замирает с кубком в руках, столкнувшись с знакомыми глазами. Холодный серьезный взгляд, будто заглядывающий в самую душу. Белоснежные, словно поседевшие, волосы. И шрам на правом глазу. — Вы… — растерянно шепчет Чимин. Тот самый незнакомец. Юнги, ласково проведя ладонью по спине Хонга, аккуратно отстраняется и подходит ближе к Паку. — Не думал увидеть тебя снова, тем более здесь, — спокойно произносит он. — Ах, братик, ты знаешь этого раба? — с удивлением спрашивает Хонг, уцепившись за руку альфы. — Братик… — одними губами повторяет Чимин, недоуменно нахмурив брови. Вот так встреча. — Довелось раз увидеться в городе, только и всего, — отвечает Юнги, не сводя с Пака глаз. Чимин не может отвести своего взгляда и, кажется, совсем не слышит слов. Этот угрюмый альфа — брат истеричного Хонга? От растерянности из ослабевших рук омеги выскальзывает кубок и стремительно падает вниз, грозясь разбиться на осколки. Внезапно Юнги резко наклоняется, ловко подхватывая его. Чимину от удивления открывает рот, а Хонг радостно хлопает в ладоши. — Ах, братик, как это у тебя ловко вышло! — улыбается он. — Дурак, тебе сотню раз приказывали обращаться со стеклянной посудой аккуратнее! — напускается он на Чимина. — Бесполезный раб, ничего не может! Право, зачем отец держит его, не понимаю! Юнги, улыбнувшись уголками губ, подает кубок Чимину. Тот дрожащими руками тянется за ним и случайно касается холодными пальцами ладони альфы. Чимин, поспешно схватив кубок, тут же отдергивает руки, будто обжегшись. — Ты меня боишься? — усмехнувшись, спрашивает Юнги. — Н-нет, господин… Как можно бояться, — шепчет Чимин, опустив голову. — Не бойся, — произносит Юнги, и Пак, забыв правила, от удивления поднимает глаза. Ему показалось, или Юнги произнес это… мягко? — Наконец-то мой сын вернулся! Я уже думал, что не доживу до этого момента! Чимин замечает подошедшего Сукена и, поклонившись, быстро ставит кубок на место и спешит уйти. Он смущается, чувствуя спиной, что его провожает внимательный взгляд Юнги. *** — Про походы твои мы уже достаточно послушали, — усмехается изрядно выпивший Сукен. — Лучше расскажи, сынок, как у тебя с личной жизнью? Не встретил достойного спутника жизни? — Вам не терпится женить меня, отец? — усмехается Юнги, отпивая глоток вина. — Почему нет? Ты уже давно не мальчик, тебе пора подумать о собственной семье. Вот наш Хонг уже совсем скоро покинет родной дом, начнет новую жизнь в кругу своей семьи, — гордо произносит Сукен, а Хонг застенчиво улыбается. — О, правда? У тебя скоро свадьба? — оживленно спрашивает Юнги. — Через месяц. — Это очень хорошая новость, поздравляю тебя! — Юнги искренне улыбается брату. — И кто же этот счастливчик? — Братик, он невероятный! — мечтательно закрывает глаза Хонг. — Красивый, умный, добрый. О лучшем муже и мечтать нельзя! В нем все великолепно, даже имя! Чонгук… Я обязательно познакомлю вас, когда он приедет в следующий раз! Чимин, в это время подливающий хозяину вино, чуть не роняет кувшин из рук. Ему вдруг становится так больно от этих слов. Он подозревал, что не просто так встретился с Чонгуком в этом доме, но надеялся, что Чон был просто гостем. Оказывается, что у него свадьба. И так скоро, через месяц. Неужели Чонгук… любит Хонга? Чимину вдруг становится ужасно стыдно. И как он смел даже в мыслях допустить, что такой жалкий нищий имеет право занимать внимание Чонгука? Нет, не быть этому никогда. Чимин не может привлекать внимание Чона, он на него и не взглянет попросту. Чонгук прекрасно понимал, что между ними глубокая пропасть, глядел на него просто из жалости. Чимину не нужно, чтобы его жалели другие, не нужно взглядов Чона, а на что-то большее он надеется не смеет, потому что это невозможно. Следует поскорее забыть о Чонгуке, как о ночном кошмаре. Они случайно встретились однажды, так же быстро и расстанутся. Но в глубине души, куда Чимин так отчаянно зарывает свои чувства, он понимает, что никогда не сможет забыть. — А мы найдем тебе хорошего супруга здесь, Юнги! — вдруг восклицает окончательно опьяневший Сукен и хватает Чимина за руку. — Чем Чимин плох? Красив, как цветок, и все по хозяйству умеет! Что еще омеге пристало? — Отец, постыдись своих слов, — с укором произносит Хонг. — Ты предлагаешь своему сыну в супруги нищего деревенского слугу. Даже если он останется единственным омегой в городе, то все равно не будет достоин моего брата! Чимин прикусывает губу, сдерживая слезы обиды. И почему господин Хонг так жесток с ним? Да, он прав, но разве Чимин заслужил чем-то столько гнева? — Хонг, перестань, — резко прерывает его Юнги и внимательно смотрит на Пака. Омега тем временем собирает на поднос кубки, поскольку Сукен решил, что пора закончить пить. Хонг, оскорбленный тем, что его заставили замолчать, зло смотрит на Чимина. В голову тут же приходит гадкая идея мести, и омега незаметно вытягивает свою тонкую ножку. Торопившись забрать кубок Юнги, Чимин совсем не смотрит под ноги. Проходя мимо Хонга, Пак спотыкается и роняет поднос. Кубки со звоном падают на пол, разбиваясь на мелкие осколки. — Боже мой, совершенно бесполезен и неуклюж! — всплескивает руками Хонг. — Ты и представить себе не можешь, сколько стоит эта посуда! Тебе до конца твоей жалкой жизни и половины не выплатить! Отец, право, и затем ты его у нас держишь! — Чимин, как ты мог упасть на ровном месте? — строго спрашивает Сукен, прищурившись. — Мне… Я… Я право, не знаю, ноги подкосились, — растерянно шепчет Пак. Он ведь не может сказать, что юный господин подставил ему подножку. Никто не поверит грязному жалкому рабу, а за клевету может последовать отдельное наказание. — Отец, такое… такое нельзя просто так оставить! — всхлипывает Хонг и вытирает уголки глаз надушенным платочком. — Это ведь… это ведь наши самые красивые кубки! Я их… я их так любил! — Хонг, сынок, прекрати плакать, — ласково обращается к омеге Сукен, а затем строго смотрит на Пака. — Чимин, иди. С тобой будет разговор позже. Чимин, робко поклонившись, спешит скрыться с господских глаз, совсем не замечая провожающего его взгляда холодных черных глаз. *** — Господин Хонг, — с испугом бормочет Тай, — оставьте его, пожа… — Не смей указывать мне, что делать, иначе тебе тоже достанется, — грубо перебивает Хонг, а затем кивает крепкому альфе с хлыстом в руке. Чимин пытается пошевелить руками, крепко привязанными к столбу, и морщится от боли. Веревка грубо врезалась в нежную кожу на запястьях, оставив красные полосы. Прохладный ветерок неприятно щекочет обнаженную спину, и омега мелко дрожит. Пак видит, как Хонг кивает, и слышит тяжелые шаги за собой. Он до крови прикусывает губу, приказывая себе не кричать. Чимин не издаст ни звука, не потешит своими криками Хонга, не покажет ему, насколько слаб. Хлыст со свистом опускается на белую спину, и омега вмиг забывает обо всем. Чимин вздрагивает, и двор оглашает сдавленный крик боли. По лицу Хонга расползается улыбка. — Это послужит ему хорошим уроком, — произносит он. — Он не имеет права лезть выше своего дна, не имеет права привлекать на свою жалкую фигуру внимание господ, не имеет… — Господин… — робко бормочет Тай. — Молчать! — резко приказывает Хонг, сощурив лисьи глаза. — Молчать, или сию же минуту ты займешь место рядом с ним! Пак отчаянно кусает губы, но боль так сильно прожигает тело, что он не в состоянии сдерживать крики. С каждым ударом хлыста Чимину кажется, что сознание вот-вот его покинет. Он молится об этом, страстно желает как можно скорее провалиться в бездну, чтобы не чувствовать, как хлыст грубо рвет кожу на спине, не чувствовать этой обжигающей, словно огонь, боли. Едва шевеля покусанными в кровь губами, Чимин считает удары. Девять. Десять. — Господин! — горячо восклицает Тай, падая на колени. — Что хотите со мной делайте! Привязывайте, если вам так угодно, но я больше не могу молча смотреть на это! — Пятнадцать, — шепчет Хонг с улыбкой, а затем переводит взгляд на Тая. — Уверен, ты пожалеешь о своих словах. — Что здесь происходит? — раздается голос сзади, и Хонг испуганно оборачивается, сталкиваясь с разгневанным взглядом Юнги. Тай, воспользовавшись моментом, подбегает к Чимину и принимается развязывать ему руки. — Братик, — растерянно бормочет омега, — его надо было наказать за сегодняшнюю провинность, он не смел допустить такое… — Ты приказал высечь его из-за посуды? — недоуменно спрашивает Юнги, и Хонг от удивления открывает рот. — Посуды?! Ты знаешь, во сколько обошлась эта посуда? Его жизнь и одного кубка не стоит! — Если ты так дешево ценишь чужую жизнь, то нам не о чем говорить. Я не смогу понять тебя, брат, — холодно бросает Юнги, а у Хонга от этого тона мурашки бегут. — Потерпи, Чимин, потерпи, — шепчет Тай, пытаясь развязать веревку на хрупких разодранных запястьях. — Больше тебя не тронут, все будет хорошо. Сейчас я развяжу твои руки, ты потерпи только совсем чуть-чуть. — Семнадцать, — едва слышно произносит Чимин и морщится, чувствуя, как по спине стекают теплые струйки крови. Затем он щурится, пытаясь сфокусировать взгляд на Тае, и улыбается ему. — Все… в порядке, — шепчет Чимин. — Мне… мне не больно. Правда… не больно. — Чимин, молчи, — просит его Тай, — тебе трудно говорить. Вот, вот так! Пареньку наконец удается развязать тугую веревку, и Чимин шумно выдыхает, пошевелив затекшими руками. — Мне… мне домой нужно, — произносит омега, пытаясь подняться. — Тэхен будет… волноваться. Обессиленный омега теряет сознание, и Тай едва успевает подхватить его головку, спасая от удара о твердую землю, и уложить к себе на колени. Паренек осторожно переворачивает Чимина на бок и болезненно морщится, заметив глубокие рваные царапины. Подняв глаза, он замечает подошедшего господина Юнги и невольно прижимает Чимина ближе к себе. — Не бойся, я не причиню ему вреда, — мягко произносит альфа, опускаясь на колени рядом. — Сбегай за лекарем. Тай, удивленно взглянув на господина, не заставляет себя просить дважды. Он мигом поднимается с земли и со всех ног бежит в город. — Цветок, — срывается с губ Юнги. Альфа осторожно поднимает Чимина на руки, стараясь не задеть ран, и несет омегу к дому. — Куда ты его потащил? — растерянно спрашивает Хонг, наблюдавший за всем происходящим. — В свою комнату, — отвечает Юнги, даже не обернувшись в сторону брата. — Ты не можешь! — горячо возражает Хонг, но альфа, не обратив на него никакого внимания, спокойно заходит в дом. Хонг, прекрасно зная, что брату перечить бесполезно, раздраженно топает ногой, возненавидев несчастного Чимина еще больше. Юнги плечом открывает дверь в свою спальню и аккуратно укладывает Чимина на кровать, перевернув его на живот. Остановив взгляд на ранах, он хмурится, чувствуя, как внутри него закипает гнев. Когда его брат, его милый и добрый Хонг, стал таким? Когда он приобрел жестокость? Когда он стал так подло и низко поступать? Ведь Юнги заметил ту подножку. За что же он поступил так с этим безобидным омегой? Неужели Юнги так долго не было дома, что он теперь не может понять своего родного брата, своего самого близкого человека, с которым он был неразлучен? Альфа внимательно рассматривает хрупкую израненную фигурку. Он видит этого омежку во второй раз, но отчего-то кажется, что в этом пареньке есть что-то особенное. Юнги изучает каждую черту его бледного личика и жалеет о том, что сейчас те прекрасные, по-детски наивные, но грустные глаза закрыты. Альфа тихо тянется к омеге и убирает с вспотевшего лба мокрую прядь волос. — Красивый хрупкий цветок, — шепчет Юнги и едва заметно улыбается.