mango-flavored kiss

Чимин возвращается домой с приятным ощущением легкости и тепла. Едва он успевает прикоснуться к калитке, которая с тихим скрипом открывается, как из дома с криком выбегает Тэхен и порывисто бросается на брата. - Чимин! Чимин, ты пришел, наконец-то пришел! – вопит старший, удерживая Пака в крепких объятиях. - Эй, Тэ, успокойся, все хорошо, - смеется Чимин, пытаясь выпутаться из цепких рук брата. – Ты меня сейчас задушишь, - Пак притворно закатывает глаза и хрипит, высунув язык. - Боже, не разыгрывай драму. Я бы ни за что не задушил своего брата, пока хорошенько не насмотрелся бы на его милое личико после нескольких дней отсутствия, - Тэхен отстраняется и легонько треплет Чимина по щекам. – Ты хорошо выглядишь. Я волновался из-за твоей болезни. Должно быть, ты утомился из-за тяжелой работы. Тебе нужно больше отдыхать. - Болезни? - Чимин недоуменно смотрит на брата. Через мгновение он догадывается, о чем говорит Тэхен, и прикусывает себе язык за глупость. Черт, как можно быть таким недогадливым. - Да, господин Юнги сказал, что тебе нездоровится, ты не можешь встать с постели и вернешься, как только поправишься. Что такое, Чимин? – Тэхен недоверчиво смотрит на брата. – Ты не помнишь? - Я позабыл об этом, но теперь уже вспомнил, - неуверенно бормочет Чимин, невольно съеживаясь от волнения. В детстве он никогда не врал брату, они всегда были честны друг с другом. Но сейчас, когда им всем тяжело, Паку не хочется грузить старшего новыми проблемами. Тэхен и так с трудом держится. Да, он часто улыбается, смеется, насвистывает песенки и лезет к младшему обниматься, но Чимин знает, что ночами Тэхен порой тихо выходит во двор и плачет. Он старше и чувствует ответственность за Пака, считает, что именно на него возложена роль главной поддержки, но и он сам нуждается в ней. И Чимин хочет дарить ему эту поддержку, не хочет причинять боль. – Мне пару дней плохо было. Расплескал таз с ледяной водой, вот и захворал. - А этот стервозный омега не трогал тебя? Я очень беспокоился, что он будет гонять тебя, несмотря на болезнь, - Тэхен нахмурился и сжал кулачки. – Надеюсь, он тебя и пальцем не тронул, а не то я… - Все хорошо, Тэ, господин Хонг не обижал меня, - ласково улыбается Чимин и гладит брата по плечу. – Его брат… он позаботился об этом. - Мы говорили с ним пару минут, и я не могу о нем судить. Но меня пугает его родство с этим психованным. Он такой же неадекватный или в двойном размере? - Тэхен, перестань, - Чимин не может сдержать расползающейся на лице улыбки. – Господин Юнги совсем не похож на него. - Вот и отлично, - довольно кивает головой Тэхен, - хоть кто-то в этом доме защитит моего братика от нападок сумасшедшего. Ты знаешь, я бы и сам сходил поговорить с ним, но боюсь, что тогда от этого омеги мокрого места не останется. - Я верю тебе, Тэхен, и очень благодарен, что ты пока не соизволил совершить такую милость, - притворным торжественным тоном произносит Чимин и смеется. – Не нужно ли помочь с чем-нибудь? - Нет, дома мы уже прибрались, циновку починили, Юн ушел на работу, а Меонг поливает травы за домом, - рассказывает Тэхен. Папа спит, отец за ним присматривает, - добавляет он, понизив голос. – Я уже даже почти завтрак сготовил, запек овощи, - на секунду омега мечтательно прикрывает глаза, представляя на языке желанный вкус пищи, а затем резко вздрагивает. – Овощи! - Тэхен! - Чимин не может сдержать взрыва хохота, глядя на то, как старший быстрее ветра несется в дом на спасение овощей. – Успел? Из распахнутого окна кухни слышится победный вопль «Успел!», и Пак, с улыбкой вздохнув, идет к брату. *** На следующий день Чимин, вопреки совету Юнги отдохнуть еще день, приходит на работу. В комнате для прислуги его встречает радостный Тай, не справляющейся с горой и без того чистой посуды, которую нужно натереть до блеска. На вопрос, почему все так суетятся, Пак получает короткое «Господин Чон должен приехать» и бледнеет. Те раны, которые он по маленькому стежку зашивал, замазывал, раны, что так долго заживали и шрамами стать стремились, от этих слов вмиг рваться начали. Но Чимин на эти слова лишь отмахивается, кусает губы и улыбку на лицо натягивает, «ты сильный, ты справишься» в своей голове шепчет и шепчет вновь. Падает на колени и хватает белоснежную тарелку, старательно натирает ее, склоняя голову как можно ниже, пряча скользящие по щекам крупные соленые слезинки. И почему только сердце разума не слушается, почему его нельзя вырвать и растоптать, чтобы оно не кровоточило? Почему так больно, почему, почему? Хотел бы Чимин знать ответ на этот вопрос, чтобы горькие слезы не глотать, не чувствовать, как они обжигают щеки. - Чимин? Что ты здесь делаешь? Знакомый голос будто дает пощечину, и Пак, шмыгнув носом, мгновенно успокаивается. С удивлением повернувшись, он видит Юнги. Мин, бросая взгляд на этого хрупкого, нежного паренька с красными заплаканными глазами и щеками с прозрачными дорожками слез, чувствует, как его сердце сжимается. Хочется схватить весь мир в охапку, сжать его и бросить к этим маленьким босым ножкам, упасть на колени рядом, прижать к себе, всю душу вычерпать по капле. Лишь бы этих слез не видеть. Лишь бы улыбку на этом лице поймать. - Господин… господин Юнги, что вы… что вы делаете в комнате прислуги? - Почему ты плачешь? – с беспокойством спрашивает Мин, и у Чимина в груди сердце замирает. - Господин Юнги, прощу прощения, мне… - Почему ты плачешь? Тебя кто-то обидел? – голос у Юнги чуть вздрагивает, в нем вспыхивают злобные искорки, и Паку становится боязно. Он порывисто вскакивает с тарелкой в руках и спешит в гостиную расставлять приборы. Во дворе слышится конское ржание и суета слуг, и в то мгновение, когда Чимин поднимает заинтересованный взгляд на дверь, она распахивается, и в комнату заходит Чонгук. Паку кажется, что его дыхание остановилось в ту же секунду, как глаза столкнулись с теплым карим светом в чужих глазах, что он умер, а иначе как объяснить появившегося на пороге ангела? Но душа пылает, будто тысяча солнц, и Чимин чувствует, что он самый что ни на есть живой, что никогда он не чувствовал ничего подобного. Омега так и замирает с тарелкой в руках, не в силах оторвать взгляда от Чона, но к тому подбегают слуги с вопросами о внезапном приезде, и Чонгук поворачивается к ним, ласково улыбается и говорит что-то. Чимин не слышит слов, он ослеплен этой улыбкой, что ярче любого пламени, оглушен громким биением собственного сердца и прерывистым дыханием. - Любимый! По ступеням сбегает Хонг в новой алой рубахе и бросается в объятия Чонгука. Чимин смотрит, как альфа обвивает своими руками тонкую талию омеги, как ласково проводит по волосам и улыбку ему лично дарит, смотрит, как Хонг цепляется своими пальчиками за ладонь Чонгука и тащит его в свою комнату, что-то радостно щебеча, и губы кусает, стараясь заглушить душевную боль болью физической. Пак опускает глаза и в сотый раз идеально ровно поставленную тарелку по белоснежной скатерти двигает, каждый миллиметр вымеряет, все свое внимание этому делу отдавая, стараясь отвлечься и стереть перед глазами картину, где его любимый другому улыбается, к другому прикасается. Юнги, молча наблюдая всю эту картину, невольно руку в кулак сжимает, чувствует, как в сердце будто маленькая тонкая иголка вонзается и удивляется этому давно забытому чувству боли. Всего мгновение, несколько секунд, но от внимательных глаз Юнги ничего не укрылось. Смутная догадка тут же, словно маленькое зернышко в землю, упала в его душу. Хоть Мин и знает Чимина всего ничего, но он уверен, что омега ни на кого в мире так не смотрит, как на этого альфу. Расцветает, словно роза под согревающими солнечными лучами, улыбку подавляет, но его глаза так мерцают, в тысячи раз ярче сладкой утренней росы на лепестках цветов. Быстрая мысль, словно стрела, проносится в голове Юнги, но он мгновенно отбрасывает ее. Интересно, каково поймать такой взгляд Чимина? Пак тем временем наконец берет себя в руки и перестает двигать несчастную тарелку по скатерти. Коротко взглянув на Юнги, он торопливо спешит в комнату для прислуги, надеясь, что проницательный альфа ничего не заметил. Мин же тем временем, ставя у себя в голове галочку понаблюдать внимательнее, неспешно выходит в сад. *** Время обеда оказывается для Чимина самым мучительным. Он чувствует себя так, будто ходит босиком по острым иглам, постоянно кусает губы и прячет глаза, подливая гостям вино. Чонгук разговаривает с отцом Хонга, мило улыбается омеге и, кажется, совсем не смотрит в сторону Пака. Тот украдкой все невольно взгляды ему посылает, ругает себя за это, но поделать ничего не может, сердце стонет и кровью обливается, видеть его желает. Юнги участия в разговоре особого не принимает, сдержанно улыбается и отвечает кивком головы на неопределенные вопросы в его адрес, внимательно изучая Чонгука и Чимина. Он перехватывает лишь один взгляд Пака, и ему сразу все ясно становится. Столько в этих глазах любви, что одну каплю в океан добавить, и весь он этой любовью пропитается, и столько боли, что расплескать эту боль по небу крохотными стальными звездочками, и загорится она ярким ослепляющим светом. Хватает Юнги и одного взгляда на Чонгука, чтобы увидеть то же самое. Лишь Мин замечает, как альфа чуть сильнее сжимает пальцами кубок, когда Пак приближается, как плавно прикрывает веки и осторожно воздух потягивает, так аккуратно, будто лишний вдох, и все вокруг развалится, а омега, чьим ароматом он так наслаждается, исчезнет. Видит Юнги и ответные взгляды украдкой, которые Чимин не замечает, убиваясь по своей любви. Мину так неуютно наблюдать мучения омеги, что, видит Бог, еще пара минут, и он решительно поднимется из-за стола и придумает Паку срочное поручение. Но… спасет его это или ранит? - Будь осторожнее с посудой, - раздраженно говорит Хонг, делая акцент на последнем слове и с обидой поглядывая на брата. Чимин неловко бормочет и дрожащими руками подливает в кубок омеги вино. - Представляешь, - возмущенно начинает щебетать Хонг, улыбаясь Чонгуку, - этот несносный раб на днях разбил лучшие кубки. Я был ужасно подавлен, даже приказал его наказать. - Правда? – впервые Чон поднимает голову и открыто смотрит на Пака, отчего у того сердце вздрагивает и биться перестает. Их взгляды сталкиваются, и у Чимина внутри будто вселенная взрывается. Яркие воспоминания всплывают перед его глазами. Их первая встреча, еще тогда, в детстве, таинственный зов, манящий за собой, и удивительное чувство, будто они знакомы уже тысячу лет, белоснежная рубашка, плащ цвета летнего неба и блестящие кожаные сандалии, мягкий поцелуй на шершавой ручке и теплые монеты в ладони. «Ты очень приятно пахнешь». Вторая встреча, в которую Чимин вновь в любовь поверил, понял, что такое жить, посвящая мысли и вздохи одному человеку. Серьезный взгляд альфы с теплыми огоньками на их дне, их робкий разговор, звук его имени на губах омеги, прикосновение к чужой нежной коже. Пощечина. Обида. Боль. Глядя в эти глаза, Чимин мигом о боли забывает. Этот взгляд, словно целебная мазь, все раны и ссадины густой мягкой смесью покрывает и заживляет, заставляет забыть о недавних муках и ласковую улыбку зажигает. Чимин и впрямь не сдерживается, когда его губы растягиваются в легкой улыбке. Потому что взгляд Чонгука сказал ему: «Твои глаза прекрасны». - Тебе нужно быть осторожнее, - мягким тоном произносит Чон, а Чимин все так же стоит, молчит и не шевелится, будто во сне. Хонг ворчит и требует подлить ему вина, Пак слушается и наклоняет кувшин, украдкой снова взглядывая на Чонгука. Громкий вопль омеги заставляет его вздрогнуть и с ужасом заметить, что он налил слишком много. Густое вишневое вино некрасивыми пятнами оказывается на белой скатерти и новой накидке Хонга цвета весенней розы. - Боже, ты отвратителен! Только погляди, что ты натворил! – от злости омега стремительно краснеет, напоминая по цвету пятна на своей накидке. – Самый худший из худших рабов! И зачем папа тебя только держит! - Прощу прощения, господин, пожалуйста, пощадите, - Чимин становится белее чистых участков скатерти и бросается в комнату для прислуги, прибегая оттуда с мокрой тряпицей. Он тщетно трет запачканную накидку, лишь больше растирая пятна. – Господин, я постираю, ваша накидка будет как новенькая, клянусь. Пожалуйста, пощадите. Не помня себя от злости, Хонг хватает кувшин, в котором еще оставалось достаточно вина, и выплескивает содержимое на голову Чимина. Тот вздрагивает и на мгновение теряется, чувствуя, как прохладная жидкость стекает по волосам за шиворот. Пак медленно поднимает руки к лицу и изучает алые капли на своих грязных ладонях. - Встань. Встань сейчас же! – голос Хонга дрожит от злости, и Чимин не может ему не повиноваться. Он поднимается ноги, едва не оскальзываясь на жидкой красной луже под собой, и мгновение оглядывает окружающих. Безучастное лицо отца Чонгука, сконфуженный Сукен, багровый от злости Хонг, вскочивший со стула взволнованный Юнги и… Чонгук. Поднявшийся из-за стола, побледневший, обеспокоенный. Чимин, чувствуя, как приближающаяся истерика подкрадывается на цыпочках и тощими ледяными пальцами хватает его за шею, он коротко всхлипывает, прижимает ладони к лицу и бросается прочь. Забегая в комнату для прислуги, захлопывает дверь и прислоняется к ней спиной, царапает ногтями руки и губы кусает, лишь бы громко не взвыть, как раненый зверь, в капкан попавший. Чимин сползает вниз, запуская испачканные руки в мягкие волосы, цепляясь за черные пряди до боли и моля всех богов о мгновенной смерти, лишь бы больше не чувствовать, как собственное сердце рвется на куски, отказывается биться, но омегу жить оставляет, даже не жить, а существовать, будучи лишь пустой оболочкой. Пак глубоко тянет носом воздух, захлебываясь глухими рыданиями, задыхаясь, будто он тонет в густом вязком болоте, выплыть и не пытается, мечтает достать до дна и уснуть там навеки на холодном камне. Он закрывает глаза и дрожь в теле унять пытается, подумать о чем-то хорошем, но перед глазами лишь темнота, и в тишине маленькой комнатки только его рваное дыхание доносится. Чимин вспоминает детство, беззаботные игры с братьями, счастливые улыбки родителей, тепло и мягкая трава под босыми ступнями… И все воспоминания вдруг тускнеют, будто разбавленные водой, отходят на второй план, и Пак видит его. Чонгук. Он видит его ласковое мерцание глаз, подобно звездам на шелке ночного неба, добрую улыбку, протянутую навстречу ладонь, мягкость и тепло которой Чимин помнит до сих пор. Омега улыбается потрескавшимися окровавленными губами и тянет руку к чужим пальцам. Видение вмиг рассеивается, и Чимин открывает глаза, оказываясь в сырой мрачной комнатке на холодном полу, смотрит на свою грязную одежду с уродливыми пятнами вина и заливается слезами. Когда омега, оскальзываясь, испуганно выбегает из комнаты, минуту все пребывают в шоке и недоумении. Хуан поджимает губы и морщится, словно застал дворовых мальчишек за вырыванием крылышек у мухи. Сукен растерянно потирает затылок и кидает косые взгляды на Хонга, который невозмутимо садится на свое место, всем своим видом показывая, что ничего особенного не произошло, только вот накидка испорчена. Чонгук обеспокоенно смотрит в сторону убежавшего омеги и делает шаг в его сторону. - Сядь. Сухой голос отца заставляет Чонгука замереть в нерешительности. Он смотрит на Сукена, глупо улыбающегося и пытающегося обернуть ситуацию в нелепую шутку, смотрит на Хонга, который, как обычно, игриво улыбается ему и тут же начинает возмущенно верещать про испорченную накидку, бросает взгляд на Юнги, взглянувшего на него с неким укором и решительно шагнувшего из-за стола. - Юнги, куда ты собрался? Сядь на свое место, сейчас же! - Без меня, отец. Сукен, обезоруженный резким ответом сына и его поведением, мгновение недоуменно хлопает глазами, а затем принимается отчитывать Юнги на чем свет стоит, упрекая того в непослушании и оспаривании священного родительского слова. Мин же, никак не реагируя на отца, холодно покидает комнату. - Сядь, Чонгук. Чонгук нерешительно колеблется, смотря в сторону ушедшего альфы, затем переводит взгляд на отца. Глаза, ослепляя его холодным стальным блеском, будто лезвие меча, мгновенно пригвождает Чона к месту. Он, сжимая ладонь, совершенно не слушает ни Хонга, ни Сукена, упрекая себя за слабость перед отцом, до сих пор управлявшим им с помощью угрозы высечь кого-либо из слуг. Чонгук понимает, почему Юнги взглянул на него с укором, и догадка больно впивается ему в сердце. - Сегодня погода на редкость ясная и теплая, - нервно улыбается Сукен, - не хотите ли прогуляться в саду? - Пожалуй, - холодно произносит Хуан и смотрит на Чонгука. Тот, нахмурившись, молча кивает, не принимая одобряющую полуулыбку отца. - Славно, - Сукен вскакивает с места, приглашая гостей пройти вперед, и красноречивыми жестами и взглядами приказывает слугам прибраться. Юнги подходит к двери маленькой комнатки, где встретил Чимина утром, и негромко стучит. В ответ доносятся тихие всхлипы и отчаянный крик оставить в покое. - Чимин, - Мин старается звучать мягче, - это Юнги. Всхлипы на мгновение замолкают. - Я сейчас пойду работать, простите. Оставьте меня на минуту. Можете вычесть из заработанных мной денег. - Нет, Чимин, мне это не нужно, - торопливо объясняет Юнги, обхватывая пальцами дверную ручку, - я… я хочу… открой. Пак отодвигается к стене, и Мин, открыв дверь, заходит в комнату. Чимин поднимает на альфу взгляд, видит его обеспокоенное лицо, и до омеги только доходит, кто перед ним. Чимин опирается грязными руками о пол, собираясь вскочить, но Юнги кладет руку ему на плечо и неожиданно садится на колени рядом. Пак от удивления замирает и хлопает покрасневшими от слез глазами, не понимая, в чем дело, склоняет голову и собирается пасть на пол перед господином, но Мин нежно приподнимает лицо Чимина за подбородок. - Что… что вам нужно, господин? Вы хотели что-то мне сказать? – робко бормочет Пак, позабыв о стыде и приличиях и не отрываясь от чужих глаз. - Да… то есть, не совсем, я… - Юнги теряется, не находит нужных слов, а, обнаружив их, не решается произнести, боясь напугать или расстроить хрупкого омегу. – Я не мог вынести твоих слез. Мин неуверенным движением пальцев касается кожи Чимина, осторожно стирает с щек мокрые дорожки. Нет, не должны плакать эти прекрасные глаза, думает альфа. Они должны мерцать, подобно звездам, танцующим на мягком полотне неба, подобно далекому маяку на высоком утесе, освещать дорогу затерявшимся в ночи кораблям. Ах, зачем эти глаза роняют жемчужные слезы по возлюбленному, что недостоин целовать их, зачем сердце болит по тому, кто не может держать его в своих руках, сжимает и оставляет царапины? - Не плачь, Чимин, - Юнги мягко касается красной кожи под глазами, и длинные ресницы щекочут его пальцы. – Не стоит оно твоих слез. Ничего не стоит. Улыбайся, Чимин, улыбайся, - Мин не замечает, как холодный палец прикасается к чужим персиковым губам, ласкает их. – У тебя очень красивая улыбка. Чимин, словно завороженный, невольно дарит альфе робкую улыбку, а Юнги замирает, ослепленный, будто солнце разорвалось на миллионы кусочков, усыпало сияющими осколками все вокруг. На мгновение он забывает обо всем, пораженный лишь страстным желанием коснуться чужих губ своими, всего на мгновение почувствовать тепло, исходящее от этого омеги, вдохнуть его запах глубже. Пак вздрагивает, и волшебный сон рассеивается. Мин встряхивает головой и оглядывает запачканную одежду Чимина. Стянув с себя плащ древесного цвета, он заботливо укрывает им плечи парня. - Господин, ваш плащ… - Пак начинает было стягивать с себя дорогую ткань, но Юнги мягко останавливает его руку. - Неважно. Согрейся, ты дрожишь. Чимин немеет от волнения и тихо бормочет слова благодарности. Альфа задумывается о чем-то, а потом внезапно вскакивает с места и протягивает омеге руку. - Хочешь, покажу тебе красивое место? - А? – Пак недоуменно хлопает глазами. – Как можно, господин Юнги, нас же хватятся… Ужин ведь, я должен работать, как можно… - Не думай об этом, - нетерпеливо перебивает его Мин. – Скажи лишь, хочешь или нет. И Чимин теряется. Он уже давно позабыл о том, каково это, опираться лишь на свои чувства. Забыть обо всех жизненных обстоятельствах, приличиях и мнениях чужих людей, прислушаться к своей душе, своим собственным желаниям, тихому голосу сердца, которое едва слышно шепчет… - Хочу, - срывается с губ Чимина, и тонкая рука невольно тянется к ладони альфы. Лицо Юнги озаряется, словно небо, ослепленное кометой, он смело хватает хрупкую ладошку и поднимает омегу с пола. Они торопливо выбегают через черный ход во двор, Мин выводит из конюшни своего верного коня и отпирает задние ворота, затем аккуратно усаживает Чимина в седло. Пак, никогда не сидевший верхом, испуганно ежится и крепко хватается за гриву лошади, плащ соскальзывает с хрупких плеч, но Юнги подхватывает его и вновь набрасывает на омегу. Затем Мин ловко запрыгивает в седло, вынуждая Чимина чуть подвинуться назад. - Тебе удобно? – спрашивает Юнги. - Вполне, господин, - едва слышно бормочет Пак, покраснев до кончиков ушей и отодвинувшись почти на самый круп лошади. В ответ Мин тихо смеется и слегка бьет лошадь пяткой, отчего та делает ленивый шажок. Чимин, едва не испустив дух, с неожиданным тихим взвизгом мгновенно придвигается к альфе и невольно хватает его за плечи. Юнги улыбается, аккуратно касается чужих ладоней и опускает их на свой торс. - Держись крепче, мы немного прокатимся. Чимин вздрагивает, чувствуя движение лошади, и прижимается к альфе, крепко зажмурившись и напрягаясь до последней клеточки тела. Юнги, замечая это, тихо смеется. - Не нервничай так. Ты его пугаешь. Словно в подтверждение слов хозяина, конь недовольно всхрапывает, и Мин ласково треплет его по шее. Чимин неловко ежится, стараясь расслабиться. - Простите, я никогда раньше не сидел на лошади, - неуверенно произносит он. Юнги понимающе кивает. - В первый раз всегда страшно. Но ты не бойся. Он хороший конь, и я рядом. Он тебя не обидит. Чимин глубоко вдыхает, стараясь успокоиться, и открывает глаза, оглядываясь. Небольшая лесная тропинка пролегает между высокими стройными деревьями. Солнечные лучи весело играют с листьями, роняют на них причудливые отблески. Из густой зелени слышится бодрое чириканье птичек, между крупными камнями журчит маленький холодный ручей. Чимин с восторгом любуется всем, что видит, уже без страха чувствуя, как сильное животное осторожно везет его на себе. Пак не замечает, как крепкая хватка переходит в хрупкое и ласковое объятие. Руки больше не сжимают рубашку альфы до треска, а нежно обвивают чужой торс. Это замечает Юнги и тихо улыбается, радуясь, что страх отпустил Чимина. Не признаваясь себе, что наслаждается моментом этой близости, теплом чужого хрупкого тела и сладким фруктовым ароматом. Манго. - Это так… невероятно, – невольно вырывается у Чимина. - Нравится ехать верхом? – улыбается Юнги. – Понимаю. Я быстро привык. Последние семь лет проводил в седле больше времени, чем на собственных ногах. Внимательным взглядом Воин замечает под копытами ствол поваленного молодого деревца и ловко перескакивает через него. Чимин, расслабившийся было и залюбовавшийся окружающей природой, от неожиданности вскрикивает и крепче вжимается в альфу. Только сейчас, оправившийся от восторга и почувствовавший тепло чужого тела настолько близко, Чимина охватило такое смущение, что у омеги даже дыхание перехватило. Чувствуя, как Пак напрягся, Юнги решает прекратить создавать Чимину дискомфорт. В конце концов, он желал утешить омегу, а не заставлять краснеть от стыда. Остановив коня, Юнги торопливо спешивается. Чимин недоуменно смотрит на то, как альфа протягивает ему поводья. - Хочешь самостоятельно проехать? – дружелюбно спрашивает он. – Здесь не нужно долго учиться, главное, чувствуй животное. Воин – очень умный конь, он тебя не подведет. - А если я упаду, господин Юнги, - испуганно бормочет Пак, - у меня не получится, я… - Я тебя поймаю, - с улыбкой отвечает Юнги. – Держи поводья. Мин касается ладоней Чимина, осторожно вкладывая повод в руку, легонько сжимая ее. Пак кивает головой, слушая объяснения альфы, крепко держит поводья и восторженно улыбается, когда ему удается усидеть в седле и наконец-то отпустить страх падения. Юнги не видит ничего, кроме этой улыбки. Меркнет рядом с ней и сочная зелень деревьев, и чистое голубое небо, и солнце, всех ослепляющее своим золотым светом. Юнги видит лишь радостно сверкающие оленьи глаза и детскую улыбку, полыхающую искренним восторгом. - Воин, да? Почему Воин? – с интересом спрашивает Чимин, ласково проводя по холке коня. - Он сражался на войне смелее многих людей. Настоящий воин. - Он с вами еще с войны? – с удивлением спрашивает Пак. - Да, - Юнги с любовью проводит по шее коня. – Самый верный друг. - Ты такой смелый, оказывается, - Чимин склоняется ниже к коню, шепчет ему ласковые слова. – Хороший мальчик, храбрый. - Ты ему нравишься, - улыбается Юнги. – Мало кому он позволяет нежиться с собой. - Это честь для меня, - Чимин дарит альфе улыбку в ответ и вновь ласкает коня. Какое-то время они молчат. Юнги ведет коня под уздцы, но животное до того спокойно движется с незнакомым человеком на спине, что за ним даже следить не нужно. Чимин, успокоившись, уже сидит увереннее, правильно держит поводья и боли коню не доставляет, без устали тихонько болтает с ним. Воин уверенно всхрапывает и качает головой, шагает столь плавно, будто хрустальную вазу на своей спине везет. «Тебе он тоже нравится, Воин?» - мысленно улыбается Юнги. Через несколько мгновений лес расступается, открывая перед взором небольшую круглую поляну и берег реки, переливающийся в теплых солнечных лучах. Вода сверкала так, будто торговец рассыпал на ее глади крупные бриллианты. Трава так и манила прилечь, завлекая своим зеленым шелком. Чимин с раскрытым от удивления ртом не мог отвести глаз. - Это же… это же деревенская речка, - бормочет он, все еще не веря, что он мог стирать одежду в столь красивых водах. - Верно, - с улыбкой кивает Юнги. - Я часто прихожу сюда, когда ищу уединения. - Здесь и впрямь очень тихо, - Чимин подходит ближе к небольшому обрыву и устроился на самом краю, свесив вниз ноги. - Совсем не как на нашем берегу. Вечно шум стоит, куча хозяев с корзинами белья, ребятишки плескаются. - Утомляет? - Юнги осторожно подходит ближе, не решаясь сесть рядом. - Вовсе нет. Это шум жизни. Моей жизни. И я люблю ее, какой бы она ни была. Даже в самой темной ночи обязательно засияет хоть одна звезда. Чимин прикрывает глаза, и на губах его теплится мечтательная улыбка. Глядя на этого хрупкого, но такого сильного духом омегу, Юнги невольно задумывается, о какой же звезде он грезит. Мин точно знает, что это не слава и не богатство, слишком чист был Чимин для этих скупых земных благ, что тешат лишь алчные души. Быть может, звездой для него был человек, которого он одаривал самым теплым взглядом, самой нежной улыбкой? А где же… где же звезда самого Юнги, что была бы способна рассеять мрак его жизни? Кажется, он уже видит просвет в этой густой тьме. Воин, лишенный всяких раздумий хозяина, доверчиво приближается к Чимину, тыча его в шею своей теплой влажной мордой. Животное вовсе не имело мрачных мыслей и лишь хотело получить еще одну порцию сладкой ласки от милейшего господина, однако замечтавшегося Чимина этот неожиданный порыв совершенно выбивает из райских садов. Вскрикнув, он порывисто отшатывается, позабыв о том, что сидит на самом краю обрыва, и, не удержавшись, соскальзывает с мягкой травы вниз. Юнги стремительно бросается к краю и от волнения сам едва успевает остановиться и не сорваться в воду. К превеликому его облегчению, Чимин через мгновение показывается на поверхности воды, кашляя и отряхиваясь. По некогда спокойной речушке кругами расходится рябь. Глядя на фыркающего омегу, подобного маленькому котенку, что замочил мордочку в миске с молоком, Юнги хохочет. Чимин, вздернув голову с прилипшими ко лбу прядями волос, бросает на него негодующий взгляд. - Вы бы лучше помогли, господин, чем сотрясать воздух хохотом, - бормочет он. - Вам-то, небось, не по нраву купание в середине весны придется. Ну-ка, Воин, заставь и господина ноги замочить! Словно догадавшись о просьбе или же залюбовавшись яркими, сверкающими на солнце брызгами, конь решает, что и хозяину освежиться не помешает. Весело всхрапнув, он толкает мордой Юнги куда сильнее, чем касался ранее Чимина. Тяжелый каблук сапога, не удержавшись на рыхлом краю обрыва, соскальзывает вниз, и через мгновение вода, скользнув под одежду альфы, оставляет на теле холодные поцелуи. Омега был прав, для купания и впрямь еще прохладно. Не дай небо ему заболеть, иначе Юнги не простит себе насмешки. - Твоя взяла, - мягко улыбается альфа, делая шаг в сторону более низкого берега. - Давай, золотая рыбка, плыви к берегу, пока жабры не застудил. - Разве это холодная вода? - игриво смеется Чимин. - Вы, небось, во время воины и холоднее воды видали! А уж мы-то тем более! Знаете, как только лед сходил, мы всегда с братом тайком от папы бегали на реку и пробовать первую весеннюю воду. И брат неизменно окунал меня в нее… - Благополучно ли завершались подобные игры? - усмехнулся Мин. - Если Вы о здоровье справляетесь, то да, вполне благополучно, - лучезарно улыбается Чимин. - А мягкое место почти не болело после любимого папиного удара веником. Не ожидая подобного финала, Юнги не сдерживает смешка. Несмотря на то, что рассказы омеги, хоть и повеселили, но не сильно убедили его в столь крепком здоровье, альфа все же мешкает вылезать из воды и вытаскивать Чимина. Он наблюдает, как омежка, легко удерживаясь на поверхности воды, словно лист кувшинки, пытается поймать сонных карасей, возмущенных вторжением чужаков, почти не слышит радостное бормотание о том, как можно быстро поймать рыбу голыми руками по проверенному деревенскому способу, и впервые за долгие годы чувствует спокойствие на вечно бушующей душе. Чимин, упустивший из вида только что маячившую перед ним рыбку, удивленно озирается вокруг. Наконец, рассекретив укрытие несчастного карася, отчаянно жаждущего тишины и покоя, он бросается вслед за ним и со всего размаху врезается в грудь застывшего Мина. Карась, не упуская шанс на спасение, бросается вслед солнцу, маячившему на горизонте, в поднявшихся волнах случайно задевая холодной рыбьей чешуей голую ногу Чимина. Омега, и так напуганный ударом, вздрагивает, поднимая волну брызг, орошающих лицо альфы, и вцепляется тому в руку. Юнги твердым движением руки покрывает хрупкие плечи Пака, привлекая его к себе, и на мгновение Чимин забывается, ища покой и безопасность на широкой груди. Он и не замечал, как замерз, пока не почувствовал тепло, исходящее от чужого тела. Опомнившись, Чимин чувствует, как щеки заливает горячим румянцем. Он пытается отстраниться, торопливо вскинув голову, и задевает чужой подбородок, попутно отбив свой русый затылок. Юнги издает тихое шипение, и Чимин чувствует, как ноги отнимаются то ли от холода, то ли от страха. - Простите, господин, я ненарочно, - он склоняет голову в поклоне, испытывая глубочайший стыд от нелепости ситуации. Подумать только, он вместо прислуживания по дому ловит карасей вместе со своим хозяином, что спас его от неминуемой гибели, так еще и бьет его по подбородку! - Простите мне мои глупые шалости, я впредь не позволю себе подобного, я буду… - Успокойся, - мягко останавливает его Юнги и аккуратным движением проводит по затылку омеги. - Сильно ушибся? - Не особо, я боялся, что ушиб Вас, - честно отвечает Чимин, смущенный ласковым прикосновением. - Не тревожься, - улыбается альфа, - я на войне и страшнее ранения получал, выжил все-таки. Твоему удару меня не сломить. - Я несказанно рад, - Чимин выдыхает, и на его губах вспыхивает улыбка. Юнги в очередной раз делает медленный вдох. Воздух наполнен тонким ароматом, будто он блуждает среди фруктовых деревьев, где пышно цветет самое рослое и ухоженное - манго. А этот хрупкий мальчишка стоит так непозволительно близко, всего лишь шаг, и он окажется в сухих ладонях, подобно сочному плоду. И разум продолжает твердить, что Юнги нельзя вкушать сладкое, что дерево цветет в чужом саду, а сердце все же упрямо тянется за его солнечной улыбкой, ласковым взглядом, нежным запахом. Чимин поежился и сделал пару шагов в сторону берега. Кажется, весенние воды все же смогли охладить его пыл и подморозить кости. Он проскользнул совсем близко с альфой, бросив на того зовущий взгляд. - Нужно идти, господин, прохладно становится. Мгновение, и жесткая ладонь хватает тонкое запястье. Чимин вздрагивает от неожиданности, когда Юнги резко привлекает его к себе, подхватывая на руки. Пак испуганно прижимается к чужой груди, крепко сжимая кулачком ткань чужой рубашки, вслушиваясь в громкое биение сердца и впитывая тепло сильного тела. Юнги широким шагом выбирается из воды и движется прочь от берега, неся на руках Чимина так же легко, будто тарелку фруктов, книгу или цветок. Легко подбрасывая омежку на коня, он помогает ему устроиться удобнее, а затем дергает лошадь под уздцы, заставляя идти за собой. Тягостное молчание напрягает Чимина еще больше, чем короткая поездка в чужих объятиях. Он отчаянно ищет слова, смущенным взглядом рассматривая мокрую рубашку Юнги, прилипшую к крупному телу, и длинные волосы, капли воды с которых скользят по смуглой коже. - Господин… Господин Юнги! Мин замедляется, мешкает какое-то мгновение, а затем подходит к Чимину. Глядя на альфу сверху вниз, Мин окончательно теряется. Перебирая в побелевших пальцах поводья, он мямлит себе под нос что-то неразборчивое, а затем с усилием вскидывает голову. - Спасибо за прогулку. Простите, я столько времени отнял, убытки принес, мне… - Нет, Чимин. Юнги не удерживается от ласковой улыбки. До чего этот омега смущен и напуган. Росток, что едва пробился сквозь толщу земли навстречу теплому солнцу. Как же хочется отогреть его, как хочется взглянуть на цветение юного цветка! - Так не благодарят. Если понравилось, благодари за свои чувства, а не проси прощения. Поверь, тебя не одарят просто так, чтобы услышать твои извинения. - Простите, я… - Чимин осекается на полуслове и звонко смеется. - Я понял вас. Благодарю за чудесную прогулку. Вы… мне очень настроение подняли, спасибо. Чувствую себя намного лучше. - Правда? Легкий кивок головы и улыбка, а у Юнги в бесплодной пустыне, что зовется душой, сквозь потрескавшуюся землю ростки пробиваются, ручьи орошают сушу, что тысячу лет живительной влаги не вкушала, а сухой воздух наполняется дивным ароматом. Его ароматом. Юнги мешкает всего секунду. Накрыв чужую ладошку своей холодной рукой, а другой уцепившись за гриву коня, Мин устраивает свою ногу в стремени и сильным движением подтягивается. Всего мгновение. Губы, что вечно плотно сжаты в угрюмой гримасе, губы, что давно не знавали улыбки и мелкими трещинками покрытые, мягко касаются нежных персиковых губ, жадно припадают к ним, как странник в пустыне припадает к фляге с прохладной водой. Юнги не увлекает Чимина в страстный поцелуй, не целует его порывисто и настойчиво, но нежно и почти невесомо накрывает губами чужой рот, воруя тихое сбившееся дыхание. И бесплодная пустыня в душе вмиг цветущим оазисом оборачивается. И кажется, что сладкий запах с кровью смешивается, проникая в самые дальние уголки тела. И весь мир вокруг взрывается, вспыхивая ослепительнее самой яркой звезды на ночном небе.