И всё же... Кто он?

      Придя в себя, я некоторое время не понимала, что происходит: вокруг меня мельтешили родители и мой драгоценный Марк. Все улыбались, плакали и обнимали меня так, будто все кости хотят переломать. Я была в полном смятении, ведь, как мне казалось, только вчера была небольшая ссора с родителями из-за запрета поездки в Париж, но в ходе разговоров и вопросов выяснилось, что прошло около месяца, а то и больше.       Всё это время, как рассказывали родители, я лежала в коме после какой-то аварии, но сейчас всё хорошо. Мы сидели на нашей кухне и праздновали моё чуть ли не воскрешение из мёртвых.       — Доченька, как ты себя чувствуешь? Ничего не болит? — в который раз спросила мама, при этом ещё сильней сжимая мою руку, которую не выпускала с момента чудесного «пробуждения».       — Мам, всё хорошо, правда, — чувствую я себя на самом деле не очень, будто все мои внутренности перекрутили в мясорубке, а потом вложили обратно. Периодами накатывала тошнота, головокружение и жуткая слабость, а и без того вялый мозг постоянно тревожила противная мысль: что-то не так… Хотя вроде всё как обычно. Наверно, последствия этой комы… Маме этих подробностей знать, конечно же, не стоит, она и так еле сдерживает постоянно накатывающие слёзы; отцу тоже — видно, что даже он очень переживал за меня.       — Василиса, а что ты последнее помнишь? — спросил Марк, который не отпускал меня из объятий с того момента, как я очнулась.       — Я… Только то, что решила сбежать из дома, чтобы самой поехать в Париж… — смутилась я, не смотря ни на кого, но при этом крепко сжимая руку Марка.       — Ты правда туда так хочешь поехать? — взволнованно спросила мама.       — Н-нет… Раньше мне так хотелось посмотреть на этот город, прогуляться по узким улочкам, попробовать знаменитые круассаны и сделать кучу фотографий, а сейчас… — я задумалась, прислушиваясь к своим внутренним ощущениям. — Теперь я туда не хочу… До такой степени, что меня пробивает дрожь только от одного упоминания этого города… Я не знаю…       Марк притянул меня ближе и мягко поцеловал в лоб, прижимаясь подбородком к моей голове и гладя волосы. Я закрыла глаза и просто наслаждалась таким приятным моментом, но что-то даже в этом было не так…       — А что было, пока я «спала»? — открыв глаза, но продолжая сидеть в таких крепких объятьях Марка, спросила я у родителей.       — Ну-у-у… — мама явно заволновалась. Наверно, от постоянных переживаний за меня.       — Мы всё это время беспокоились за тебя, пока ты была в… Коме, — ответил за маму отец, как-то странно осёкшись перед последним словом.       — Да, мы очень беспокоились… — эхом повторила Лисса, будто что-то вспоминая.       — Марк… — обратилась я к парню, — А я, получается, пропустила твой день рождения?       — Нет, солнышко, оно сегодня, — улыбаясь, ответил друг.       — Боже, нужен же подарок! — я хотела встать и попробовать найти хоть что-то сошедшее за подходящий презент.       — Ничего не нужно, — остановил мой порыв Марк и обнял сильнее, — Ты очнулась и это самый лучший подарок, который можно придумать! — и, наклоняясь к моему уху, тихо прошептал:       — И я тебя больше никуда не пущу!..       — Ладно… С днём рождения! — я повернулась, обняла друга, поцеловала его в щёку и, выпутавшись из объятий, принялась за еду.       — М-м-м-м, как же вкусно! Это божественно, — я уплетала за обе щёки, казалось бы, обычное блюдо — курица с картошкой.       — Может ещё мороженного? — спросила мама, накрыв мою руку своей. — Как ты любишь — шоколадное с кусочками печенья.       — Конечно! — радостно воскликнула я.       — Тогда я сейчас принесу, — сказал Марк, отодвигая стул и выходя из-за стола.       — Знаете, у меня такое чувство, словно что-то забыла… Не знаю… — задумчиво произнесла я, когда все были в сборе, а передо мной стояла банка с мороженкой.       — Да что ты могла забыть, доченька? — удивился отец, который большую часть ужина просто молча любовался мной.       — Я… Я не знаю… Что-то важное…       — Тебе кажется, Василис, — улыбаясь, ответил Нортон. Впрочем, вышло как-то неправдоподобно, натянуто, я бы сказала… — Ты ничего не могла забыть, ведь всё это время находилась дома, в своей комнате, и никуда не ходила… — отец строго посмотрел на меня, выделив последние слова.       Ещё одна странность: по идее, когда человек в коме, он должен лежать в больнице… Разве нет?..       — Ты просто устала. Слишком много всего навалилось, а ты только очнулась, может тебе пойти прилечь? — отвлёк от моих дум Марк.       — Да… Наверное… — голова жутко разболелась, а ужин был уж слишком какой-то насыщенный. Все смотрели на меня с жалостью, сочувствием и каждую минуту интересовались моим здоровьем, а это немного напрягало.       Резко встав, я качнулась в сторону, чуть не упав. Голова закружилась, и я едва не потеряла сознание. Хорошо, что Марк поддержал и, обняв за талию, аккуратно довёл меня до моей комнаты, ещё и уложил в кровать.       — Спи, Василёк, — прошептал он, снова нежно поцеловав меня в лоб, и тихо ушёл из комнаты.       Я долго не могла уснуть. Мучило ужасное чувство, которое не давало мне покоя ещё за ужином. Что-то точно не так… Знаете, бывает, вроде всё хорошо, всё собрал, но ощущение, словно ты что-то забыл, не покидает. Вот и у меня тоже самое…       Проворочавшись около часа, я встала и начала ходить по комнате, пытаясь вспомнить. Я перепробовала всё: и медитировала, и пыталась записать свои воспоминания, и музыку слушала, и рисовала — ничего не помогало. Никакого результата, абсолютно!       Наконец, сдавшись, я села на кровать и, поджав ноги, крепко обхватила их руками. Воспоминания не приходили вопреки всем моим желаниям. Я чувствовала себя какой-то нецелой, неправильной — из моей жизни без моего ведома исчезло столько, наверняка, важных моментов, а я ничего, ничего не могу с этим поделать!       Скольжу фальшиво интересующимся взглядом по родным стенам, замечая тот факт, что за время моего пребывания в коме здесь ничего не поменялось, даже вещи остались на тех же местах, куда я их и положила: чёрный рюкзак так и валялся где-то под столом вместе с несколькими упавшими туда ручками; вещи, неаккуратно брошенные на стул, уже изрядно помялись и имели непрезентабельный вид; цветок, так долго живший со мной в комнате, почти увял. Бедный…       — Что же мне делать? — вновь повторила я, рассматривая огромное дерево, что раскинулось у меня под окнами, ветви которого были намного выше нашего дома. В детстве я довольно часто карабкалась по нему и забиралась на самую крышу. Там встречала рассвет или просто любовалась звёздным небом. Это было так давно, словно в прошлой жизни или параллельной реальности, которая, к сожалению, с каждым годом становится всё дальше…       Переведя взгляд на стол и буквально просканировав его взглядом, я, к своему удивлению, заметила свой старенький фотоаппарат, когда он произвёл неожиданную вспышку света. Откуда он только взялся здесь, всегда ведь лежал в шкафу?.. Может, родители доставали… Я его так давно не видела, что в нём скорее всего ещё сохранились моменты пятилетней давности. Интересно…       Подойдя к рабочему столу, и аккуратно взяв устройство в руки, я повертела его в разные стороны. Было ощущение, что я его недавно брала… Только когда? Может, ещё до «комы»? Наверное… Надо посмотреть фото, вдруг там есть какая-нибудь зацепка, ничтожная, но она хотя бы будет. Я, честно, надеялась на это. Нажав на кнопку включения и открыв окошко для просмотра фотографий, я нажала на дисплей.       Мама часто в детстве обещала мне, что я буду заниматься фотографиями на основе профессии, правда, наша жизнь приняла немного иной ракурс, и мне пришлось отложить свои мечты в дальний угол комнаты. Впрочем, я и сейчас хорошо помнила, что она повторяла мне каждый раз, когда нажимала на кнопку. «Ну, Василиса, учись, у тебя всё получится! И прошу, детка, фотографируй не только то, что попадётся под руку, но и нас с папой». Я тогда только смеялась, обещая, что всё именно так и будет, а сейчас…       В окошке высветилась узенькая улочка между красивых и старинных зданий опутанных какими-то красными цветами, что поднимались до самой крыши строения; впереди беззаботно гуляли какие-то прохожие и туристы, а на горизонте… На горизонте вырисовывался величественный силуэт Эйфелевой башни…       — Что это такое? Откуда?       Я ошарашенно смотрела на эту фотографию, не понимая, как она сюда попала.       Листая вперёд, я всё больше и больше удивлялась тому, что оказалось в этом фотоаппарате. Там были и огромные каменные площади, где поместились бы несколько слонов — не меньше; маленькие улочки, по которым можно было протиснуться лишь боком, и был даже какой-то жуткий, но до ужаса красивый живописный парк. Но всё это и близко не стояло с тем, что я увидела на следующей фотографии: там была я весёлая, счастливая рядом с каким-то парнем. Хм… Странное фото. Оно казалось живым, словно сейчас этот незнакомец моргнёт или улыбнётся ещё шире, будто довольный хищник. Его ямочки на щеках великолепны, как и непослушные пряди каштановых волос, мило спадавшие на его лицо. Голубые глаза выразительно смотрели на ту меня, словно что-то связывало нас помимо шоколадного мороженого с орешками в руках. Всё это слишком странно, особенно моя улыбка на губах, указывающая на что-то большее, чем я видела сейчас!       Другая фотография изображала символ Парижа — Эйфелеву башню, правда, наполовину скрытую туманом, но так даже было лучше: таинственная атмосфера так и притягивала мой взгляд, маня к себе в глубины серости и захватывающих дух приключений, словно так и должно было быть. Почему — я пока не знала, поэтому просто продолжала любоваться ещё несколько минут неясным, расплывчатым силуэтом произведения архитектуры, и перематывала его так легко, будто это никак не связано с теми моментами, которые по-прежнему остаются загадкой для меня.       Когда-то давно я слышала, что сады Тюильри прекрасны, но передо мной оказались не они, а парк дивной красоты. На следующем фото в глаза бросилось обилие зелени разных тонов начиная с бледно-зелёного и заканчивая малахитовой травой. Кое-где росли цветы, тоже разные: красные и черные розы, мелкие белые гиацинты… В общем, все самые невероятные сочетания собрались здесь, переплетаясь в единую шедевральную картину, которая постепенно оживляла в моей памяти что-то страшное, а потом и светлое, тёплое, родное…       Фотоаппарат упал из моих рук. Почти беззвучно ударившись об пол, он выключился. Я продолжала хвататься за те ниточки, что появились после того, как мне стоило увидеть последнюю картинку… Всё становилось на свои места. Я знаю правду...