Моя фамилия Барбосса

      Карина никогда не думала, что будет смотреть на море с такой нежностью и теплотой. Её всегда больше привлекало ночное небо, его глубокая темнота, яркие звёзды, постоянство. Небо понятно, движение звёзд можно объяснить, появление их в этой чёрной далёкой бездне — рассчитать. Море же — полная ему противоположность. Всего минуту назад ты наслаждался штилем и спокойствием водной глади — и вот ты уже пытаешься совладать с разбушевавшимися волнами. И ведь не предугадаешь, бросит тебя в следующее мгновение на скалы или в этот раз трагедия обойдёт стороной и затаится до одной ей известного времени. Море всегда казалось Карине странной, необъяснимой стихией, обуздать которую могут разве что боги. А в богов она не верила с детства. Институтские дисциплины только усилили сомнения в существовании высших сил.       Но как пришлось ей поверить в морские легенды и предания о проклятьях, так пришлось поверить, что её отец — пират, страстью которого было такое непонятное для неё море. Хотя, если подумать, не так уж и удивительно это. Ведь Карина — самая яркая звезда Северного полушария. Это знают лишь те немногие, кто знаком со звёздами, кто их изучал, кому приходилось путешествовать под ночным небом, определяя свое положение по звёздам. Для других это слово — пустой звук. Так свою дочь мог назвать только учёный-астроном или опытный моряк. Глядя на дневник Галилео Галилея в руках, склоняться хочется к первому.       «Память моего отца не будет осквернена языком пирата!»       Когда она первый раз сказала эти слова на борту «Чёрной жемчужины», сердце захлёстывал неведомый ранее гнев. Хотелось кричать, напрочь позабыв о привычной сдержанности, забыв обо всём, хотелось высказать всё человеку, посмевшему усомниться в честности её отца. Сейчас, вспоминая этот момент, Карина благодарит всех богов — в которых теперь верит, хоть и несильно — за то, что не сделала этого, а губы нервно дёргаются в подобии нездоровой улыбки. Кто же мог подумать, что тогда стоящий перед ней человек знал её отца гораздо, гораздо лучше её самой.       Карина смотрит на бушующее синее море, и сердце её охватывает странный трепет. Только теперь она понимает, почему осталась одна на пороге приюта, почему отец не остался с ней. Просто пиратство и воспитание детей — вещи несовместимые. И если моряку придётся выбирать, он скорее выберет первое. Ведь суша для него хуже самого страшного яда. Оказавшись вдалеке от водной стихии, он будет чахнуть, и никакие земные радости и блага не смогут вернуть ему любовь к жизни. Ничто не заменит пирату плеск волн за бортом и грохот пушек, лязг металлических клинков и перезвон монет в руках. Но оно, наверное, и правильно.       Карина понимает это, но в сердце всё равно что-то с силой сжимается при воспоминании имени капитана, с которым она прошла путь к злосчастному Трезубцу Посейдона. Как это, оказывается, больно — найти того, встречи с кем желала всю жизнь, и в тот же миг потерять снова. На этот раз навсегда.       «Ты сокровище», — слышит Карина голос отца в голове, и на глазах наворачиваются слёзы. Как много она бы отдала, чтобы никогда не слышать этих слов, чтобы никогда не знать тех страданий, что окутывают её ежеминутно, стоит вспомнить только одно имя. И вдвое больше хочется отдать, чтобы слышать эту фразу каждый день, до тех пор, пока дыхание не остановится.       — Барбосса, — шепчет Карина, гордо расправляя плечи, а затем кричит небу, морю и заходящему солнцу. Кричит так громко, чтобы все услышали её, чтобы все на земле знали: — Моя фамилия Барбосса. Я дочь храбрейшего из пиратов.