The Fool

      Маркус редко давал обещания, зная, что жизнь — штука непредсказуемая, и все может сто раз измениться. Но на этот раз он не хотел отступаться от задуманного. Он чувствовал: если стремление мстить и убивать в нем перевесит, он превратится в настоящего малефикара без стыда и совести — и, хуже того, он превратится в отца. Этого нельзя было допустить. Одновременно Маркус боялся, что, если он будет слишком выверять свои эмоции и трястись над ними, его поглотит страх, а это грозит уже одержимостью. Духи и демоны в Тени проявляли к нему большой интерес, так что все было возможно. И, таким образом, каждый неверный шаг мог стать критическим. А тут еще и тело покоя не давало…       Но после того разговора с Лектрой Маркус наконец понял, что самой страшной для него вещи — одиночества, в котором он сам себя запирал — давно уже нет. А, значит, и остальное можно преодолеть.       Выдохнув, он вернулся к тренировкам. Магия давалась ему с удивительной легкостью — наверное, сравнимой разве что с умением трахаться. Пусть большинство магических школ оказались Маркусу недоступны, он всецело сосредоточился на том, что чувствовал, — на эмоциях. Эмоции не позволяли ему призвать огненный шар или подчинить чужой разум, но они давали огромную силу. Управляя гневом и злостью, Маркус мог нанести мощный удар; обращение к светлым чувствам помогало ему успокаивать и лечить свою или чужую душу; умение распознавать сущность духа позволяло обратить его силу против него самого. Вдобавок у Маркуса остались восприимчивость к Завесе и магии, а также к эмоциям мертвых: последнее он даже проверял, снова навестив авварские и гномьи могилы в подземелье. «Тонкий магический слух», как назвал это Адвен, теперь мог действительно ему помочь, а не только делать уязвимым к воздействию Тени.       Примириться со своим могуществом было куда сложнее, чем научиться им управлять. Но Маркус был не один. Адвен учил его направлять магию духа в правильное русло, давал советы, делился опытом и учил создавать свои заклинания. Лектра прибавляла то, о чем не сказал Командор, и поддерживала так, что в ней трудно было распознать хладнокровного и равнодушного малефикара. Впрочем, она и сама с улыбкой замечала, что ее репутации теперь конец.       Маркус мог то же сказать о себе. Все, чем он был раньше — непутевый сын своего отца, проныра, сплетник и беспечный ловелас, — ушло. Многие Стражи с удивлением замечали в нем новые, невиданные раньше черты: особенно в глаза бросалось непривычное хладнокровие. Но вместе с тем все говорили, что Маркус стал куда больше «похож на нормального человека». К нему относились с пониманием. Разве что расстроились девушки из Башни, с которыми он раньше спал: теперь Маркуса не интересовал никто, кроме Лектры. Она открыто говорила, что он может спать с кем хочет, и не верила в коварство измен — но Маркус даже не хотел ей изменять. Даже если мог. Он по-прежнему отвешивал комплименты девушкам и легонько заигрывал с ними, но совсем легонько — и сразу пресекал порывы зайти дальше. Дальше теперь идти было незачем.       И в один прекрасный день Маркус понял, что должен жениться.       Он впервые за год явился в бордель под восторженное аханье всех проституток и мадам Амбры — и огорошил их тем, что это его последний визит перед свадьбой. Женщины плакали. Чтобы скрасить горечь утраты, Маркус в первый и последний раз устроил настоящую оргию, позвав сразу всех девушек, с которыми он когда-либо спал. Пришли одиннадцать — и он принял всех сразу. Разбушевавшаяся похоть пришлась кстати и смогла выдержать этот наплыв. Все расстались очень довольные друг другом. Правда, потом Сайлас с усмешкой пересказывал Маркусу бордельные сплетни о том, что, наверное, Маркуса совратила какая-то малефикарка, решила женить на себе и отнять у него мужскую силу. Сайлас, конечно, про особенности желания Лектры не знал, но счел сплетни наивными и глупыми. «Ну как это ты решил жениться, ну что за бред. Да даже если и на Лектре, то все равно… звучит как бред. Ты — и жениться! Да не бывает такого!»       А потом он очень удивился, когда Маркус действительно сделал Лектре предложение. Впрочем, удивились все — и Лектра тоже.       — Послушай, — она смущенно отводила глаза, — я тронута, правда, но эти узы тебя по рукам и ногам свяжут. Ты же можешь решить, что не имеешь права мне изменять, да и другие так будут думать — а если тебе все-таки захочется другую женщину? Да и зачем Стражам вступать в брак, у нас все равно ничего нет, кроме жалования, и детей не будет…       На это Маркус ответил ей очень просто:       — Я просто хочу жениться на девушке, с которой я буду счастлив. Если она тоже этого хочет. Ну разве я многого прошу?       И Лектра согласилась. Она не ожидала, что ее вообще кто-нибудь когда-нибудь позовет замуж — но была счастлива, что это оказался именно Маркус. И тоже свое счастье упускать не хотела.       Как только об этом узнал Командор, он тут же начал устройство свадьбы. Жених и невеста не верили в Создателя, но все же согласились заключить брак в амарантайнской церкви (хотя Адвен успел предложить и долийский обряд) — «по семейному обычаю». Лектра даже подумывала позвать на свадьбу родителей, но отказалась от этой мысли — только послала им первое после долгой разлуки письмо, написав, что стала уважаемым Серым Стражем, а теперь еще и замуж выходит. (Ей даже пришел ответ, пусть и много времени спустя: родители были рады, что с ней все в порядке, и запоздало благословили брак с «достойным юношей»). Собравшиеся в церкви Стражи с радостным удивлением смотрели на жениха и невесту — двух людей, которых в жизни бы не представили в браке что вместе, что порознь. Пришел даже капитан Айдан, покосился на стоявших у алтаря магов, но все же одобрительно кивнул. Лектра была великолепна в изящном белом платье с цветком черного эмбриума в волосах. У Маркуса костюм был зеленый, без особых изысков, но на грудь тоже был приколот черный эмбриум. Вместо колец молодожены надели друг на друга по одной серебряной сережке с чарами собственного изготовления. Вместе с местной зачаровательницей Серой они смогли создать чары, позволяющие им чувствовать друг друга на расстоянии. Насколько получается обнаружить местонахождение, они толком не проверяли — не хотели расставаться. Но вот чувствовать, страдает ли другой человек или ему хорошо, чары могли. И все это время никакой боли серебро не передавало — только ощущение спокойного счастья.       Это ощущение Маркус испытывал все чаще. Но у алтаря его перебил восторг, когда вместо заготовленной пространной речи он сказал:       — Я люблю тебя. И всегда буду с тобой.       — Я тоже, — улыбнулась Лектра в ответ.       Их поцелуй сопровождался аплодисментами Стражей и ревом собравшихся девушек.       Потом торжество, пусть и скромное, продолжалось уже в Башне Бдения. Стражи один за другим произносили тосты, где удивлялись произошедшему, но желали молодоженам счастья. Самим молодоженам это все быстро приелось — и, когда солнце зашло за горизонт, они благополучно скрылись от всеобщего внимания и шума на крыше. Там тоже было слышно затихающее застолье, чужие голоса и ржание лошадей неподалеку — но все же с этим можно было жить.       — Да уж, — улыбнулась Лектра, глядя на освещенный фонарями двор крепости, — большая деревня.       — Ну а что такого. У нас в Ферелдене простые нравы. Если у соседа что случилось, надо собраться всеми, посмотреть, погалдеть, выпить за то, что собрались…       — А ведь, казалось бы, суровый военный орден. Победа в войне, бдительность в жизни…       — Сила в любви.       Она приподняла бровь:       — А, по-моему, жертвенность в смерти.       — Это для всех вариант, стандартный. Мне вот мой больше нравится.       — Хм, если принимать в расчет то, что скверна подстегивает похоть… да, пожалуй. Но не очень подходит суровому ордену.       — Это мы на поле боя суровы. А так, — Маркус нежно прижал ее к себе, — мы добрые и нежные. И даже некоторых порождений тьмы уважаем.       — Ну, учитывая их невольный вклад в наши исследования, есть за что.       Лектра мягко огладила его плечи. В робком свете фонарей ее глаза сияли еще ярче.       — Знаешь, — сказал Маркус, — насчет жертвенности в смерти — я вот не хочу умирать. Я хочу жить долго-долго, если даже не вечно. А, когда Зов уже совсем свалит, уйти вместе с тобой на Глубинные тропы, найти Архитектора и вместе с ним заниматься всякой ерундой.       Она улыбнулась:       — А я думала, ты Гурда за это ненавидишь.       — Он придурок, конечно, но его можно в чем-то понять. Это все правда интересно — изучать скверну, магию, прошлое… ну и к тому времени я все равно буду на Глубинных тропах, так что почему бы не совместить приятное с полезным, а заодно и жизнь себе продлить. Ну и, может, я тоже научусь левитировать или еще что.       — Да, — кивнула Лектра, подумав, — я согласна. Пусть я и давала клятву на Посвящении, мне не хотелось бы умирать в бою. По крайней мере, пока я не смогу исследовать все, что представляет интерес.       — То есть вообще все.       — Ну, практически.       — Ты, главное, Командору не говори, но я согласен.       Лектра чуть наклонила голову, улыбаясь.       — Мы, кажется, не самые примерные Серые Стражи.       — Наверное. Но мы будем стараться приносить пользу ордену. Как умеем.       — Силой любви?       Маркус искренне рассмеялся и сжал ее в объятиях.       — Особенно силой любви.       Некоторое время они молча слушали голоса вдалеке. Затем Лектра тихо спросила:       — Споешь мне песню о Кулморской деве? Она мне понравилась.       — Запросто.       Маркус, может, и не умел петь так же чисто, как она, но зато в эту песню он всегда вкладывал душу. Особенно когда перед ним стояла сама Кулморская дева, которая вопреки балладе вернулась из дальних странствий по морю и ответила ему взаимностью.       Вдруг вспомнились мамины слова:       «Порой из-за моря приходит счастье».       У счастья были хризолитовые глаза, теплые руки и уверенный шаг. Счастье редко смущалось и часто говорило правду в лицо. Счастье толком не умело целоваться, но в его объятиях было по-настоящему хорошо.       «Ты была права, мама. Иностранный корабль все-таки привез в Ферелден прекрасную принцессу. А я на ней женился».       Лектра вдруг с беспокойством провела пальцем по его щеке.       — Что случилось, Марк? Почему ты плачешь?       — От счастья. — Он улыбнулся, быстро утирая слезы. — Просто радуюсь тому, что у нас с тобой наконец-то все хорошо.       Она крепко обняла его.       — Да. И мы будем жить долго и счастливо. И, возможно, даже умрем в один день, если порождения тьмы убьют нас обоих одновременно.       — Вот оно, прекрасное будущее.       — Кстати, ты можешь написать про это рассказ. О том, как гарлок чувственно раздирал зубами плоть… ну, я не знаю, что-то в таком духе.       Маркус усмехнулся:       — Ты слишком поверхностно смотришь. Сначала гарлок чувственно содрал бы с себя доспехи.       — А, да, прости.       — И, кстати, это идея…       Лектра коснулась пальцами его шеи:       — Тогда пиши, пока не забыл. И пока кто-нибудь нас не увидел и не позвал слушать очередной тост.       — Ага…       В голове Маркуса уже зрели описания. Сюжет и правда мог оказаться неплохим. Два Стража, застигнутые Зовом врасплох, оказались на Глубинных тропах, одинокие, потерянные… Мысли в голове заинтересованно блуждали. Маркус направился на поиски своей надежно спрятанной тетради. Лектра шла с ним рука об руку.       «Это может стать шедевром».