Douleur de regret

       Я уверен в том, что мы прокляты и обречены всегда думать, что можно было сделать немного лучше, даже когда добиваемся всего, чего хотели. Стивен Кинг       Он стоял на крыше этого небоскрёба, наблюдая за ночной жизнью этого мегаполиса, внезапно оказавшейся довольно унылой. Яркие неоновые вывески неплохо освещали лица всех тех людей, кто прогуливались по шумной улице, то и дело мелькали огоньки автомобильных фар, а где-то далеко раздавались звуки сирены, перебитые новой песней какой-то довольно популярной попсовой группы, доносящейся из круглосуточного супермаркета. Прохладный ветер развевал русые волосы парня, глаза которого казались по-зловещему алыми. Снова затуманенный взгляд, снова рассуждения о совершённых поступках и снова одиночество… Единственным его собеседником являлось кошмарное, огромное существо, с чёрными когтистыми крыльями и большими глазами, цвета свежего наливного яблока, которое он сейчас доедал. Бог Смерти усмехнулся: — Не могу поверить, что ты всё-таки одержал победу над этим детективом. Кира победил, да, Лайт? — Похоже, ты прав, Рюк… — названный не выглядел особо счастливым. Лайт не был особым знатоком человеческой психологии, но он мог точно сказать, что когда ты добиваешься цели, о достижении которой мечтал на протяжении нескольких лет, ты можешь испытывать всё, что угодно, но точно не сожаление… Парень понял, что что-то пошло не по плану, как только произошло такое знаменательное событие, как смерть его заклятого врага. Сколько раз он продумывал свои действия так, чтобы наконец избавиться от L, этого проклятого, но чересчур гениального детектива, который сразу раскрыл его истинную сущность. Кире ничего не стоило расправиться с полицией, люди уже подчинялись ему, хотя вернее будет сказать — пресмыкались перед монстром под страхом лишения жизни и только несносный Рюдзаки мешал ему создавать новый мир, становясь таким образом его Богом. Сколько раз этот чёртов детектив обыгрывал его, заставляя на спех придумывать новые и новые ходы. И вот пришёл час расплаты: настоящее имя L было записано в тетрадь, и через сорок секунд он умер. Погиб такой банальной человеческой смертью, как сердечный приступ. Казалось бы такой великий человек должен был умереть от несчастного случая, покушения, да хоть и вовсе быть бессмертным, но никак не пасть от руки судьбы-злодейки, решившей быть куда более благосклонной к Кире. Но вместо предполагаемого торжества от осознания собственной победы, Лайт чувствовал, как предательские дорожки из слёз стекают по щекам, падая на ещё тёплые запястья неприятеля, а сердце больно и чертовски предательски сжимается где-то внутри. Ягами всегда был хладнокровным: его не трогало искусство, он никогда не сожалел о смертях, да и не любил никогда на самом деле. Да, ему однозначно приходилось по вкусу, отвлечение от собственной скуки, за разговорами с миловидными, но увы не блещущими умом девушками, но всё это быстро надоедало… Так что же произошло такого, что даже бесчувственный Кира преисполнился сожалением, рыдая, как маленькая девчонка от того, что её бросил парень? Вспоминая его серые глаза, которые становились пронзительно карими от постоянного недосыпа, чёрные, слегка вьющиеся волосы, эту почти аристократическую бледность и ту нелепую позу, в которой L обожал сидеть перед монитором, он всё больше осознавал, каким же чертовски красивым был его враг… И какого чёрта ему вновь захотелось улыбаться, вспоминая ту забавную, но чрезмерную любовь Рюдзаки к сладкому, так и видя перед глазами картину того, как он кидает пирамиду из десяти сахарных кубов в кошмарный растворимый кофе или уплетает очередное пирожное, предварительно избавившись от клубники? Да, Ягами прекрасно понимал, что выиграл в этой игре, хотя вернее будет сказать — Кира выиграл. Теперь вопрос его мирового господства был лишь вопросом времени. Он добился желаемого, теперь Лайт Ягами — не просто Кира, человек карающий преступников, а — Бог этого жалкого мирка, деспотический правитель, способный подчинить себе любого… Вот только он не был рад этому, напротив — был готов отдать всю свою власть, лишь бы Эл был жив. Лишь бы сейчас видеть его редкую, но красивую улыбку, наблюдать за тем, как он небрежным движением поправляет мешающую чёлку и слышать тот бархатный голос, даже если тот будет снова сетовать о том, что Лайт — Кира. И будет, как всегда, прав, что неудивительно, ведь L никогда не ошибается… Ягами запрятал правду в самые недры своей, оказывается существующей души… Он просто влюбился… Как плаксивая девчонка, искренне верящая, что это взаимно, и что с тем парнем они проживут вместо долгую и счастливую жизнь. Вот только у него вместо красивого, популярного старшеклассника, был столь же привлекательный детектив. Вот только являющийся и его заклятым врагом… А самое забавное, что дабы осознать это простое человеческое чувство, гениальнейшему студенту страны потребовалось убить объект своего обожания… Как там говорится: «Человек начинает ценить что-либо только тогда, когда потеряет это»? Похоже, это был именно его случай… Погодите-ка, а с чего мы начинали? Ах, да! Молодой парень с по-дьявольски алыми глазами стоял на крыше небоскрёба, наблюдая за ночной жизнью своего города… Глупостью с его стороны было думать, что крепкий алкоголь в виде коньяка и терпкий вкус сигарет поможет ему избавиться от мыслей об Эле… Вот так пай-мальчик может превратиться в плохого парня под тяжестью собственной ошибки. Но на самом деле он просто всегда был таким… Плохим. Хладнокровным, бесчувственным, наглым, флегматичным и беспристрастным… Однако Лайт всё ещё боялся находиться в штабе среди своих коллег, которые будут пытаться подбодрить парня, забывая о том, что пали духом, также как и сам Кира. — Ты упиваешься собственной властью, да, Кира? — сердце парня пропустило удар. Он просто не мог забыть этого голоса. Поборов себя, Ягами обернулся и даже позволил себе усмехнуться. Конечно перед ним стоял именно L, в своей неизменной белой, довольно помятой толстовке, в синих джинсах и как всегда босой. — Знаешь, Рюга, я не горю желанием разговаривать с плодом собственного воображения… Детектив лишь ухмыльнулся, подходя ближе к кареглазому: — Забавно, что ты так боишься подумать о том, что мог ошибиться. Что я на самом деле жив, а ты проиграл, выдав все свои козыри, — он на мгновение задумался, смотря Лайту прямо в глаза. — Но больше всего меня удивляет тот факт, что ты не радуешься. Не торжествуешь, не ликуешь, даже не восхищаешься собственной победе. Неужели я тебе настолько неприятен, что один мой вид вызывает такое сожаление? — Ягами отвёл взгляд куда-то в сторону. — Хотя, глядя на тебя, я тоже сожалею кое о чём… — Может быть о том, что не упёк меня за решётку, как только увидел? — парень произнёс эту фразу без тени улыбки. Эл лишь слегка мотнув головой, поцеловал внезапно покрасневшего Лайта. Тепло мигом обожгло его губы. Все потрескавшиеся и искусанные. Сухие, как и сама гнусная душонка парня. Тот смущался не долго и лишь обнял детектива, крепче прижимая к себе. Он полностью отдался этой весьма привлекательной фантазии, забывая, что она слишком далека от реальности… Поцелуй выдался весьма мягким, но довольно чувственным. Вот только когда Ягами открыл глаза, он не увидел того пронзительного взгляда собственного неприятеля. L исчез, оставляя после себя лишь приятные воспоминания и ещё больше сожаления… Отлично, Кира — влюблённый идиот и одновременно больной на голову шизофреник, над которым насмехается даже собственный Бог Смерти… Но ничего, если уже начал эту партию — необходимо её закончить. Карты на руках есть, о козырях никому неизвестно, но а с сожалением справимся — алкоголя в штабе ещё предостаточно…