Погасшие звезды

Только спустя года три Гин начал искать Рангику. Он нашел дом, в котором она когда-то жила, но там были уже совершенно другие люди. Те рассказали, что к бывшим хозяевам наведывалась полиция, и они быстро съехали, скорее всего, на север страны, в Госегавару. И Ичимару переехал в Госегавару. Там никто не знал о девушке по имени Матсумоту Рангику. Гин обошел все художественные мастерские, но Рангику там не работала. В Госегаваре следы ее терялись. – Однако, – размышлял Ичимару, – если бы она осталась там, то ее бы вычислили. Ее фотографии были наверняка переданы всей полиции на Хонсю. Значит, она была здесь, может быть, пару дней, а то и вовсе – несколько часов. Тогда остается бежать с острова. Если она постоянно ехала на север, значит, скорее всего, она перебралась морем на Хоккайдо. Несмотря на то, что найти Рангику среди населения острова казалось делом почти невозможным, он решил искать ее и на Хоккайдо. Он начал с самого крупного города этого острова. Он снял там комнату в гостинице. Гин дал объявления в несколько газет о том, что ищет художника и дизайнера для выполнения некоего проекта, указав, что за его выполнение работник получит большое вознаграждение. Ичимару и сам искал фирмы, в которые могла устроиться Рангику. Мысль о том, что он ищет иголку в стоге сена, его не останавливала. Бывшему военному позвонило несколько десятков художников, желавших получить хорошую работу. Гин прислушивался к голосу, узнавал имя, а затем вежливо давал понять, что в услугах обратившегося он больше не нуждается. И где-то через полтора месяца позвонила она. Гину даже незачем было спрашивать ее имя, но он боялся поверить: вдруг поиски довели его до невроза, и он в любом голосе слышит Ран-чан. Сумасшествие могло вернуться. – Хорошо, я готов с вами обсудить детали этого проекта, назовите ваше имя. – Матсумото Рангику. На том конце трубки повисла пауза. Гин представился фальшивым именем. Она его не узнала. Забыла его голос? Или привыкла считать его мертвым, чтобы не сойти с ума, ожидая его возвращения. Они договорились встретиться через несколько дней. Ичимару помнил, что Ран-чан любила сюрпризы, поэтому он этим же вечером позвонил в справочную, назвал телефон Рангику и попросил рассказать, какая организация может иметь такой номер. Ему ответили, что это вовсе не телефон офиса, а номер жилого дома, и сказали адрес. Хлестал ливень. Гин стоял перед домом Матсумото. Его белые волосы вымокли и теперь, слипаясь и путаясь от дождя, падали на глаза. Гин надел капюшон ветровки. Зачем теперь? Он и сам не знал, потому что уже десять минут стоял под проливным дождем. Букет хризантем растрепался. Вечно потрепанный Гин в своем репертуаре. Звонок в дверь. Она открывает замок, оставляя закрытой цепочку. Ее взгляд… Она отдернулась от двери, как будто ее что-то обожгло. – Привет, открывай, Ран-чан! – Гин потянул за ручку двери, цепочка звякнула. Сейчас покойник звал ее, а она эти несколько лет пыталась забыть этот голос. Иногда ей казалось, что Ичимару зовет ее, а она смотрела на прохожих и пыталась найти там альбиноса. Потом она решила, что Гин мертв, а мертвецы зовут только на тот свет. А ей надо жить. И она забыла его. Почти. Перестала оглядываться, искать, вспоминать. Душевнобольной или мертвец? Какая разница? Последнее даже хуже. Увидеть его с расстроенным рассудком? Она не искала с ним встречи, даже когда узнала, что он в клинике. И вот покойник, давно похороненный в ее памяти, возвращается: – Ран-чан, открывай, здесь очень холодно, – как ни в чем ни бывало шутит Гин. – Гин? Ты? – Рангику открывает дверь и отступает на несколько шагов. – Дотронься до меня, я не призрак и не растаю. Рангику схватила его за руку и втащила в дом. – Гин, ты сбежал? Ты – псих! Ты – ненормальный! – Я выздоровел, и меня отпустили. Мой разум не повредился, а вот память вернулась ко мне совсем недавно, – как-то необычно спокойно сказал Гин. – Ну, здравствуй... Зачем ты пришел, Ичимару Гин! – на пороге дома Рангику стоял альбинос. Он был весь вымокший из-за ливня, который хлестал на улице. С отливающих серебром волос падали дождевые капли. – Я пришел тебя увидеть. Через столько-то лет. Ория умер. Меня несколько лет в психушке держали. – Как же это я… – спохватилась Рангику и исчезла в плохо освещенном коридоре. Ичимару слышал, как она залила воду в чайник и поставила его на плиту. Он сделал несколько нерешительных шагов. Рангику прибежала обратно в прихожую. – Что же… ты тут стоишь? Повесь куртку сюда, – Матсумото показала на крючок для одежды. Рангику принесла сухое чистое полотенце. Она провела Ичимару в комнату. Рисунки, наброски, кипы каких-то бумаг, ксерокопии картин, неоконченный рисунок на мольберте – все, как и должно быть, в комнате молодой художницы. Несколько книжных полок забиты альбомами с репродукциями и книгами по истории искусств. У Матсумото точно все хорошо. Небольшой бар и набор вин. А Рангику не изменяет своим привычкам. Фотография. На видном месте и в красивой рамке. Матсумото обнимает неизвестный ему человек. Все-таки… Это счастье, что он не увидел фотографию в самый первый момент. Всю жизнь он старался ее не отпустить… Не вышло. Рангику принесла чай. – Ран-чан? – Гин вопросительно посмотрел на фотографию. – Гин, да, – Рангику сделала паузу. – Я хотела с тобой поговорить. Я замужем, Гин. Прошло пять лет с тех пор, как мы с тобой не виделись. Ичимару пробовал чай. – Я тебя искала, пыталась узнать, душу себе терзала. И знаешь, я выяснила, что ты – труп, Ичимару, что тебя замучили особисты на допросах. Потом… Это было что-то вроде слухов, неясных разговоров, что ты выжил, но сознание этого не выдержало, и ты попал в клинику и оттуда уже не выберешься. Ты умер для меня два раза, Ичимару! Чего ты от меня хочешь? Я вышла замуж. Не смотри на меня так! А Гин и не смотрел на Рангику. Он спокойно пил прекрасный чай с бергамотом, который навевал ему воспоминания о юности, когда они вот так же с Матсумото сидели вместе, только вот пили не черный чай, а саке. – Я понимаю, что ты, наверное, мне жизнь спас, и я тебе многим обязана, и все такие прочие высокие слова, но я… не могу быть с тобой. Ты ведь за наградой пришел? За тем, что тебе причитается? А хочешь ты от меня ни больше ни меньше преданности и любви на всю жизнь. И это даже справедливо. Но я не могу. Тебе ведь не нужна ни помощь от меня, ни положение «друга семьи», в котором ты будешь чувствовать себя третьим лишним, и уж, конечно, ты не пришел сейчас выставлять мне счет. И даже, если бы я из благодарности сейчас была бы с тобою, тебе и этого было бы мало! Поэтому уходи, Ичимару Гин. Уходи и не трави мне душу! И не обвиняй меня! Стань, как и прежде, призраком. Гин поднялся из-за стола. – Чай был очень вкусный, Рангику-сан. Я давно такого не пробовал. Он направился к выходу. Матсумото сидела за столом и нервно пила остывший чай. Гин стоял перед запертой дверью в прихожей. – Я – дура! Ками-сама, какая же я дура! – Рангику сорвалась с места и выбежала в коридор. – Гин, я… – Она обхватила голову Ичимару руками. Он отстранил девушку. – А теперь мне вот так не надо. – Мы же с тобой из-за всего этого так и не… Это все… за юность нашу испорченную… – Рангику робко прикоснулась к губам Гина, как будто он и вправду был бестелесным духом. – У-хо-дить, – по слогам прошептал Гин. – Да, – ответила Рангику, гладя его серебристые волосы. «Я это рассказал тебе, потому что ты – тоже странная, тебя тоже, не дай Ками, могло занести в такое место. Ты вряд ли кому-то передашь содержание нашей беседы. Мне кажется, что не только тебе было важно услышать эту историю о безумце, который стал нормальным». Кушина смотрела в одну точку и, казалось, дремала или находилась в каком-то трансовом состоянии, завороженная голосом Ичимару, именно этой интонацией рассказывают обычно страшные истории, которые все равно имеют счастливый конец, потому что рассказчик, который и является главным героем, сидит рядом с тобой живой и невредимый. Вдруг Кушина необычно громко и четко произнесла: «Я вас понимаю, Ичимару-сан! И не надо объяснять, почему вы мне… Только вот вы меня задер…» – она потянулась к сумочке. «Ах, ты об этом? – Спросил Ичимару. – Меня можешь не стесняться. Знаешь, сколько меня кололи-поили всякой дрянью?» – Ичимару-сан, только ведь я после этого минут двадцать буду… – Всего-то, – улыбнулся Гин. – довести тебя потом до комнаты? – Посидите со мной еще немного… – попросила Кушина.