***
Запах яблочной пастилы ударил в нос ещё до пробуждения. Нос у Миши смешно дернулся. Он находился в состоянии между сном и реальностью. Сейчас Бестужев-Рюмин пытался понять, могут ли сны источать ароматы. Солнечные зайчики прыгали по обоям и иногда, не рассчитав свою силу, случайно забегали на Мишино лицо. Сегодняшний августовский денек был ветреный, поэтому из открытой форточки тянуло приятной свежестью. Дверь в комнату скрипнула. Звук невыносимо резанул по ушам ещё дремавшего Миши. — Миш! Время обед, а ты спишь! Ещё и за столом! — Екатерина Васильевна подошла к сыну и начала упорно его трясти, тот в свою очередь мычал что-то неразборчивое. — Уснул за столом! Вы посмотрите на него! Мы для чего кровать покупали? Может, сразу в прихожую на коврик? Поток слов не заканчивался, поэтому Мише пришлось приоткрыть глаза. Перед ним стояла уже немного злившаяся мать с полотенцем в руках. Бестужев-Рюмин, не придя ещё в бодрое состояние, понимал, что если он немедленно не встанет и не начнет день, то ему точно прилетит по макушке кухонным вафельным полотенцем в непонятный для науки цветочек. А у Екатерины Васильевны рука тяжёлая, поэтому будет больно. — Мама, я не сплю! Я просто встал рано решил почитать немного, да и вот задремал, — всё это Миша говорил, уже стоя на ногах, однако тёмные круги под глазами выдавали наглую ложь. Удар рассёк воздух. Конец полотенца приземлился на плечо Бестужева-Рюмина. Жгучая боль сразу же отрезвила Мишино туманное состояние. — Ай! За что? — ладонью Миша пытался растереть место удара. — За враньё! Думал обмануть материнское сердце? А вот не получилось, будто я по твоему помятому виду не могу понять, спал ты всю ночь или нет, — полотенце Екатерина Васильевна держала тугим жгутом, но замахиваться на сына женщина больше не собиралась. Она же, в конце концов, не деспот. Просто порой иногда надо напоминать, что врать вредно, плохо и неприлично. — Даю пять минут, если через это время тебя не будет на кухне за столом, то орудие массового поражения снова пойдёт в ход. На этих словах Екатерина Васильевна развернулась и удалилась из комнаты. Миша остался один. Тишину разбавлял шум, доносившийся с улицы и грохот кастрюлек на кухне. Место ушиба всё ещё неприятно покалывало, но мама была права, не зря она учила сына с самого детства: "Раз соврёшь, а дальше это войдёт в привычку, которая будет отравлять всю жизнь!"***
Яблочная пастила лежала на тарелочке в центре стола и источала восхитительный аромат. Миша сидел на кухне и пил горячий чай с чабрецом. Екатерина Васильевна специально заварила сыну чай именно с этой травой. В её лечебные свойства входит устранение бессонницы, поэтому надежда, что эту ночь Миша будет спать нормально в своей кровати, а не за столом, не покидала женщину. — Мама, очень вкусная получилась пастила, — демонстрируя правдивость этих слов Миша отправляет ещё один кусочек сладкого лакомства себе в рот. — Можно я сегодня Ипполиту и Серёже занесу? Уверен, им понравится. Екатерина Васильевна не успела ничего сказать. Стук в дверь раздался очень неожиданно. Честно сказать, Бестужевы-Рюмины отвыкли от этого. Родственники в гости к ним всегда приходили с предупреждением о своём визите. А Ипполит был уже как родной, поэтому он никогда не стучался. Миша пошёл открывать. На пороге стоял Серёжа, в одной руке он держал маленькую бутылку минералки, в которой, если прислушаться, шипели пузырьки углекислого газа. Второй рукой Муравьёв-Апостол ерошил свои черные, немного влажные от пробежки волосы. От этой картины Миша застыл как вкопанный. Все слова, которые хотел сказать Бестужев-Рюмин, резко улетучились из головы. Та самая вчерашняя робость снова застала Мишу врасплох. Молчание нарушил Серёжа. — Привет, — Муравьёв-Апостол щелкнул Мишин нос, заставляя того перестать притворяться морской фигурой и отмереть. — Я только с пробежки, решил зайти и пригласить тебя и твою маму к нам вечером в гости. Папа захотел, чтобы мы все вместе собрались, да и мама приготовила шарлотку из вчерашних яблок, — Серёжа наклонил чуть-чуть голову вбок и улыбнулся. На голоса мальчиков вышла Екатерина Васильевна. — Серёжа, как я рада, что ты решил к нам зайти! В следующий раз не стучись, так заходи, — женщина обхватила локоть Муравьёва-Апостола, направляя его в дом, однако Серёжа не собирался в гости, ему было неудобно. — Екатерина Васильевна, я тоже очень рад, но буквально заскочил передать вам с Мишей приглашение в гости. Теперь я, наверное, пойду, — Серёжа старался стоять на месте, не поддаваясь толчкам женщины. Однако Екатерина Васильевна была очень убедительной. Теперь они втроём сидели на кухне за столом и пили чай. Тишину разбавляли вопросы женщины о здоровье родителей, об учёбе в Петербурге и об остальном бытовом. Миша чувствовал стеснение, он очень хотел вступить в диалог с Серёжей, только в мыслях он понимал, что, наверное, это очень глупо будет смотреться со стороны. — А где Поля? Его с утра не видно, — набравшись смелости, спросил Миша. Отхлебнув немного чая, Серёжа взглянул на Бестужева-Рюмина. Для него он казался таким светлым человеком, вьющиеся русые волосы то и дело лезли Мише в глаза, почему-то руки Муравьёва-Апостола очень хотели поправить их, но решимости не хватало, тем более рядом сидела Екатерина Васильевна. — Ипполита сегодня безжалостно укусила пчела, когда тот пытался съесть хлеб с мёдом. Его губа так сильно распухла, что мама не разрешила выходить ему сегодня на улицу, чтобы не пугать всех вокруг. Сейчас, наверное, Полю пытаются накормить таблетками от аллергии, — весь свой рассказ Серёжа проговорил очень харизматично, иногда жестикулируя руками. Тогда Миша заметил в некоторых движениях схожесть двух братье. — Спасибо огромное за чай и пастилу. Польке брать не буду, скорее всего после сегодняшнего происшествия он к сладкому ещё долго не прикоснется. Мы очень сильно будем ждать вас вечером, даже Ипполита попытаемся привести в человеческий вид.***
Серёжа после часа чаепития у соседей вернулся домой, где была очень трагичная картина. Ипполит сидел на диване с распухшей губой и хныкал, когда Анна Семёновна аккуратно промакивала укус хлоргексидином. — Мам, ай, щиплет! Перестань! — ныл Поля. — Нет, не перестану! Сколько раз мне тебе говорить: "Смотри, что берешь в рот!" Был бы более внимателен, то я бы над тобой не издевалась! — на этих словах Анна Семёновна убрала вату и пошла за йодом. — Сиди тебе говорю! Еще надо йод нанести, горе ты луковое! Серёжа сел рядом с братом, приобнял его одной рукой, а другой гладил по голове. Этот прием всегда успокаивал Полю, когда он был маленьким, особенно в грозовую погоду или после ушиба, который он получил впоследствии того, что упал с велосипеда. — Всё, тише, сейчас мама обработает, и уже скоро всё заживёт. Ты же знаешь, у нее легкая рука, — говорил Серёжа тем временем, когда мама аккуратно наносила йод на припухшее место. — Сегодня к нам Бестужевы-Рюмины придут, так что выше нос! После этих слов Ипполит немного воспрянул духом. — Скажу Мишке, что это я с местной бандой подрался! — сказал Поля и убежал в свою комнату. Серёжа и Анна Семёновна переглянулись, одновременно закатили глаза и вздохнули. — Его уже не исправишь, Серёж.***
Почему-то приглашение Серёжи воодушевило Мишу, поэтому сейчас он страдал от такого сладкого, но мучительного ожидания. Екатерина Васильевна ушла в домашние хлопоты, в гости она решила приготовить ещё один свой кулинарный шедевр — яблочное желе по семейному рецепту, поэтому Бестужев-Рюмин старался мать не отвлекать, когда она вся в готовке, то можно и огрести ненароком, ведь из-за бессмысленной болтовни можно и граммовки перепутать. — Я совсем забыла, что у меня кончился желатин, вот же бестолковая! — в шкафчике на месте, где он всегда хранился, была пустота, Екатерина Васильевна со вздохом вскинула руки. — Миш, поезжай до дальнего магазина, там точно должен он быть. Миша даже рад, что он сможет прогуляться. Находиться дома уже было невыносимо, поэтому, получив от мамы наставления и главное деньги, пошел вывозить из гаража свой старенький велосипед, на котором краска уже немного слезла, но от этого он не становился менее любимым. Ветер дул прямо в лицо, волосы от этого развевались назад, Миша краем глаза заметил Серёжу, который о чем-то разговаривал с отцом. Ему даже старые рубашки чертовски идут. И сам он ходячая эстетика. Может, просто под Нижним все петербуржцы так воспринимаются? Однако ответа у Миши не было, да и нужен ли он был. После этих мыслей Бестужев-Рюмин полностью утонул в любимой музыке, которая играла в наушниках. Екатерина Васильевна столько раз читала сыну нотации о том, что опасно ходить, а уж тем более ездить по дорогам, не слыша окружающий мир. Однако Миша был не Мишей, если бы послушал маму насчет этого.***
Спустя час времени велосипед был загнан в гараж, а желатин вручен лично в материнские руки. Готовка пошла полным ходом, а Миша удалился на задний двор кидать об стену мячик. С каждым ударом в голове всплывали все моменты с Серёжей, которых пока что было слишком мало. — Глупости, — слишком сильный удар заставил мяч отскочить в кусты. В воздухе начало пахнуть вечерней свежестью, солнце потихоньку спускалось за горизонт. — Миша, иди одеваться, через сорок минут выходить будем, — крикнула Екатерина Васильевна из окна. Наверное, если бы Миша шел на прогулку с Ипполитом, то даже не думал бы, что надеть. Футболка и джинсы. Нестареющая классика. А сейчас Бестужев-Рюмин прикладывал к себе очередную рубашку, а после откидывал на кровать со словами: "Не то!" От безысходности Бестужев-Рюмин готов был даже напялить на себя строгую белую рубашку, которая была припасена для школьной линейки, но в итоге сам засмеялся от этого абсурда. — Ты там готов? — Екатерина Васильевна в цветастом платье зашла в комнату без стука. — Миш, ты чего? Нам выходить через десять минут! — Мам, мы живем в минуте ходьбы друг от друга, не опоздаем, — Миша плюхнулся на кровать, раскидывая руки по сторонам, а после ладонями прикрыл глаза. — Я не знаю, что надеть. Екатерина Васильевна вздохнула, наверное, родилась бы у нее девочка, проблем было бы меньше. Но это всего лишь шутки. Женщина подошла к шкафу и начала по-хозяйски в нем рыться, в конце концов, кто проводит там уборку? Спустя минуту женщина держала простую белую хлопковую рубашку с короткими рукавами, на которых были вышиты полевые цветы и колосья пшеницы. — Мне кажется, под джинсы подойдет отлично! Примерь. Миша посмотрел скептично на протянутую руку матери. Он уже даже не помнил, где покупал эту рубашку, но попытка не пытка, накинул на себя и подошел к зеркалу. Образ создавался повседневным: уютным и теплым. То, что надо. — Мам, спасибо, — Миша подошел Екатерине Васильевне и обнял. — Я говорил, что ты у меня самая умная и красивая? Если да, то повторяю! А ещё... надень под платье свои красные бусы, они так и просятся сюда!***
Приходят они в итоге во время. Екатерину Васильевну сразу же увлекает в разговор Анна Семёновна. Женщины разговаривают о насущном: погоде, ценах и соседях. Миша себя почувствовал не в своей тарелке. Он был здесь часто, ему всегда рады, но именно сейчас ощущал себя лишним. — Ты чего стоишь у калитки, давай проходи! — Серёжа появился буквально из ниоткуда, берет Мишку за локоть и тащит к веранде. — А если бы я не подошел, так бы и стоял? На нем всё та же старая рубашка в коричневую клетку, волосы немного растрепанные, скорее всего Серёжа недавно помыл голову и не успел уложить. За столом уже все сидели, даже Ипполит, который всем кивал лишь головой. Говорить было немного больно, и голос немного искажался. — А я ему говорю: "Смотри, что берёшь в рот". Да, Поль, — после слов Анны Семёновны младший Муравьёв-Апостол опустил голову. — Ох, Катенька, какая же вкуснотища! Ты волшебница и не спорь! За такие короткие сроки и такая вкуснятина! Обязательно перепиши мне рецепт! Вань, неси мёд, пусть Миша покушает. Это нам он надоел, а ребенку сил надо набираться, — после этого Анна Семёновна подмигнула Мише, который сразу же покраснел. Серёжа тоже поддерживал диалог взрослых. Рассказывал про свою жизнь в Петербурге, учёбу, давал советы, как успешно сдать ЕГЭ, лазейки для поступления. Миша в основном только кивал и переглядывался с Ипполитом, который хоть и не говорил словами, а жестами и мимикой очень даже. Очередная ложка оказалась во рту. Мед у Муравьёвых-Апостолов и правда был наивкуснейшим, Миша теперь даже магазинный не мог воспринимать. Всё было бы хорошо, но крик Бестужева-Рюмина разрезал уютную обстановку. Все сразу встрепенулись, начали суетиться, а у Миши слёзы в глазах стояли. — Тихо, не мотай головой, дай посмотреть, — Серёжа ласково берёт Мишино лицо, поворачивает к свету. — Пчела. Мам, тащи пинцет, жало надо достать. Бестужев-Рюмин хотел показаться сильным мальчиком, однако пульсирующая боль заставляла слёзы скапливаться в уголках глаз, а слова про пинцет заставили ещё и хныкать. Ипполит, уже не стесняясь, злорадно смеялся. Екатерина Васильевна наливала на ватку принесенный хлоргексидин. — Серёженька, ты точно вытащишь? У тебя есть практика? — материнское сердце обливалось кровью, уж лучше её бы укусила эта пчела проклятая. — Не переживайте, Екатерина Васильевна, сегодня утром получил, — на этих словах Серёжа подцепил жало и потянул на себя. Слёзы не выдержали и потекли по щекам. Боль стала еще сильнее, однако Серёжины пальцы чесали Мишу за ухом, чтобы приятные ощущения смогли вытеснить болезненные. — Ну, чего ты? Всё хорошо, — Серёжа ласково дул на ранку, а после аккуратными движениями промакивал её ваткой. — Иди сюда, горе ты луковое! В Серёжиных объятиях очень тепло и хорошо, а еще от него слишком приятно пахло гелем для душа. Слёзы впитывались в ткань, но Муравьёв-Апостол это не замечал, всё сильнее поглаживал плечи Бестужева-Рюмина. На веранде повисла тишина, не считая Мишиных всхлипов. Иван Матвеевич затушил сигарету и сказал: — А пчела между прочим в мир иной отошла, сейчас схожу за медовухой, помянем что ли!