По Кроличьей Норе

Чонгука не было видно остаток дня. Лепи нечасто сам искал одиночества, но все понимали, что сейчас ему больше всего нужно время. Так что, когда Чимин наткнулся на него на одном из балконов, солнце уже заходило за кроны деревьев. Морью на самом деле просто исследовал местность: Намджун и Юхён были заняты попытками воссоздать больше амулетов-глушителей, и ему не хотелось путаться под ногами. А в Чонгука он чуть не врезался — настолько глубоко ушёл в свои мысли. — Уоу! — едва сохранил равновесие морью. Чонгук сидел, прислонившись к стене, и глядел на лес перед собой. — Уоу... Гукки? Ты что здесь делаешь? — Чим? — Чонгук дёрнул здоровым ухом и поднял глаза. Второе его ухо было перебинтовано. — Тот же вопрос. Ты не с Намджуном? — Он занят с Юхён. Я там мог только смотреть на невероятно быстрые движения руками, так что решил пойти поисследовать всякое, — пояснил Чимин и плюхнулся на пол рядом. — А вообще, то же самое касается тебя и Юнги. Его здесь нет? Чонгук притянул колени к груди. — Мне просто... нужно было побыть одному, — пробубнил он в сгиб локтя. — А ты точно настоящий Чонгук? — поднял бровь Чимин. — Потому что Чонгук, которого я знаю — самое прилипучее существо на свете. — Не хочется, чтобы Юнги пришлось целый день возиться с плачущим кроликом. Уши Чимина встревоженно взвились вверх и тут же поникли. — Оу... Эй... это... Не буду говорить за Юнги-хёна, но... я уверен на 99%, что он не против. — Может быть, — пробормотал Чонгук и закрыл глаза. — А может, и нет. Я всё равно не могу находиться рядом, пока он разговаривает с теми двумя из мира Чонгука. Чимин удивлённо склонил голову. — Юнги-хён разговаривает с ними? — Ну. Разговаривал. Не знаю, что сейчас. Но мне нужно... отдалиться на время. Им вряд ли понравится так скоро смотреть на кого-то с внешностью точь-в-точь как у их мёртвого друга. Чимин задёргал нервно ушами. И что ему на это отвечать? — Да, наверное, ты прав. Чонгук не открыл глаз, но подвинулся и положил голову на плечо другу. Тот вздохнул и обвил талию лепи хвостом. Он понимал чувства Чонгука. Он и сам не очень представлял, как будет смотреть их новым гостям в лицо. Но и стопориться на этом было нельзя — поэтому он решил сменить тему. — М-м, хей. Ты обновил причёску? Чонгук вздрогнул. Он знал, о чём речь — о новой пряди белых волос на его голове. — Я хочу её вырвать. Яд в его голосе удивил Чимина. — Хм? Почему? — Ненавижу, — пробурчал Чонгук. — Я будто превращаюсь в него. Него? Он вообще о ком? Вряд ли можно было просто спросить, он скорее всего бы не рассказал... оу. — В Белого Кролика? Вау. А я и не подумал. Да и глупо это. Будь у тебя хоть вся голова белой, ты не превратишься в него. — Когда я смотрюсь в зеркало, я думаю только о нём. Он придёт за мной. И... — Чонгук поднял руки. Замерцали синие искры, и его ладони и пальцы покрылись льдом. — Он будет сильнее, чем когда-либо. Чимин поджал губы. Чонгук ведь недавно использовал свои силы, да и после той ужасной схватки он был сильно истощён. Обычно проходило ещё несколько дней, прежде чем из него вот так вот вырывался лёд. Но... Чонгук стал могущественнее. Намного могущественнее. А раз так, то что вообще и говорить о Белом Кролике, который имел куда больше опыта и куда лучше управлял магией? Но Чимин знал, что не стоит об этом задумываться сейчас. Он вздохнул и взял Чонгука за заледеневшие руки. — Может, он и опаснее, но ваши силы равны. К тому же у тебя есть мы. В последний раз всё было не так плохо, как в вашу первую битву. Нам просто нужно потренироваться. — Я не хочу, чтобы кто-то ещё умер из-за него, Чимин, — Чонгук поднял голову и посмотрел на друга. — Я не хочу потерять вас. Чимин сморщил нос и ощетинился. — Ты что, в нас не веришь? — Верить не значит не бояться, — возразил лепи. — Но тебе не стоит, — Чимин подался вперёд и уткнулся носом в нос Чонгука. — Потому что мы точно не умрём. — В твоём мире есть такое понятие, как “сглазить”? Потому что в моём — да, — шикнул Чонгук. — Сглазить? — переспросил Чимин. Иногда Юнги и Чонгук выдавали наистраннейшие фразочки. — Кажется, есть поговорка про то, что чем больше ты что-то произносишь вслух, тем скорее оно сбудется? — Почти одно и то же, — буркнул Чонгук. — Как бы там ни было, ты нас только что сглазил. — То есть мы точно не умрём, если будем об этом говорить? Мне посглаживать нас ещё? — Что? Нет! — проскулил Чонгук, отстранился и зажал щёки Чимина рукой, чтобы тот не мог больше говорить. — Хватит. Морью что-то неразборчиво промямлил. — Да что? — ударил он хвостом по боку Чонгука. — За что? Получилось скорее: — Ммммффф? Ммммххххх? — Чем больше ты об этом говоришь, тем скорее мы умрём, — фукнул на него Чонгук. — Плохая киса. Чимин поднял брови и вывернулся из хватки. Звучало как-то контрпродуктивно. — Но в моём мире наоборот. Если сказать, что мы не умрём, мы, скорее всего, не умрём. — Ну, а я не хочу выяснять, чья вселенная права! Теперь настала очередь Чимина сжать Чонгука за щёки. — Скажи, что веришь мне. Что мы не умрём. Чонгук открыл было рот, но запнулся. Опустил взгляд. — Я хочу в это верить. — Не сработает, если только хочешь, — предупредил Чимин. — Ты должен по-настоящему верить. — Чим... Я... — Ты что? — чуть сильнее сжал его лицо морью. — Давай, Гук. Ты сможешь. Но глаза Чонгука снова заслезились, а пол под ними покрылся льдом. Его уши вяло поникли, а из глаз полились слёзы. Чёрт. Он переборщил? Наверное, он переборщил. — Эй... эй. Не плачь. Прости. Извини. — Пр-сти, — пробормотал Чонгук. Тупой идиот. Чимин крепко обнял друга. — Ничего. Я буду верить так сильно, что на нас двоих хватит. Ладно? Чонгук уткнулся лицом в его плечо, сжал ледяными пальцами его рубашку и вздохнул. — Ладно... Ладно. — Хороший кролик, — Чимин чмокнул Чонгука в висок. — А теперь не плачь. Хорошо? — Хорошо, — тихо повторил Чонгук. И не отпустил его. — ...Пообещай мне ещё раз, что с нами всё будет хорошо. — С нами всё будет хорошо, — прошептал Чимин и сердце у него ещё немного треснуло. — Мы друг друга защитим и остановим этого злюку Белого Кролика все вместе. — Хорошо... Я верю тебе, Чим, — Чонгук закрыл глаза. ****** Они похоронили Чонгука на следующий день. Бэкхён знал разросшийся в дереве комплекс лучше всех — он и выбрал место: сад где-то в центре, где большинство цветов были нормального размера (“бонсай,” пространно пояснил он), а воздух наполнялся их ароматом. Намджун знал: Чонгук не был первым, кого здесь хоронили. Несколько простых надгробий стояли там же. Они были на удивление ухоженными, несмотря на прошедшие тысячелетия. Не будучи основным кладбищем комплекса, отделённое платформами и переходами, это место служило тихим местом почитания и памяти тех, кто не был частью Страны Чудес, но чьё отсутствие ощущалось не менее остро. В этом мире мёртвых кремировали, но вместо каменных урн помещали в быстроразлагающиеся коробочки и возвращали в землю. Такую коробочку нёс сейчас Джин, плотно прижимая к груди. Намджун и Юхён стояли в стороне, и сестра держала брата под локоть. Воздух, казалось, мягко гудел от переполнявшей его магии. Здесь же были и остальные — Чимин стоял рядом с сильфами. Юнги и, как ни странно, Чонгук стояли немного дальше. Лепи будто пытался спрятаться за человеком, а тот крепко держал его за руку. Намджун удивился, но понял, что Чонгук хотел отдать дань уважения наравне со всеми, несмотря на чувство неловкости. Даже Рёук был здесь. Он стоял дальше всех со сложенными перед собой руками. Джин, не замечая никого вокруг и глядя лишь на коробочку в своих руках, подошёл к раскопанной земле. Лицо его не выражало никаких эмоций. Рядом с ним шёл Хосок, придерживая брата за спину. Намджун не успел пока познакомиться с ними поближе. Прошлым вечером они с Юхён принесли сводным братьям ужин и обменялись короткими и неловкими приветствиями, но на этом всё. Тем не менее, он представлял, каково им сейчас. Они с Юхён тоже потеряли многих близких из-за жестокости Белого Кролика. Двое остановились у ямы. Рядом лежали свежая земля и цветы, там же была установлена табличка с именем Чонгука. Джин долго молча глядел на коробочку с прахом в руках, но в конце концов нехотя вздохнул. — Видимо, пришло время... попрощаться. Намджун огляделся. Все подавленно молчали, и только вдали щебетали птицы да ветер шуршал листьями деревьев. Чонгук глядел в пол, как и Чимин, печально повесив уши. — До свидания, — подал голос Хосок. Глаза его слезились, он крепко сжал плечо брата. — Однажды мы увидимся вновь. Сперва Джин не ответил. Поцеловал коробочку, и лишь потом прошептал: — Да. До свидания, Гук. Мы... увидимся. Однажды. Незаметно для остальных, Юнги вдруг дёрнулся и нахмурил брови. Намджун заметил это краем глаза и оглядел парня на предмет видимых причин. Но таковых не нашлось. Юнги был бледнее обычного в последнее время, ему не показалось. Джин тем временем опустился на колени, в последний раз обнял коробочку и осторожно положил её в яму. Хосок встал на колени рядом и обнял брата за плечи. На мгновение повисла тишина, а затем Бэкхён подошёл к цветам и наклонился. — Мы накроем его ими, — тихо сказал он, поглаживая пальцем лепестки. — Так он вернётся в землю. — Красивые, — заметил Хосок. — Гукки бы понравились. — Понравились бы, — согласился Джин и неровно выдохнул. — Нам... нам накрыть его сейчас? — Когда будете готовы, —ответил Бэкхён. Джин кивнул и взял первую горсть земли. Но замер, не в силах бросить её вниз. Хосок погладил его по спине в знак молчаливой поддержки. Намджун отвёл глаза. Казалось, мгновение было слишком личным. Юхён рядом тихо плакала, и выдавало её только сбитое дыхание. Через секунду послышался стук земли о коробочку, глухое “тук-тук-тук”. Когда Намджун снова обернулся, руки Джина всё ещё были в остатках земли. — Т-твоя очередь... Хоби. Хосок кивнул и всхлипнул. Потянулся и взял землю в руки, медленно высыпал на коробочку. — Хотите выбрать первый цветок? — предложил Бэкхён Джину. Тот моргнул. Видимо, не ожидал вопроса. Но опустил взгляд на цветы перед собой, а затем поднял пару маленьких белых маргариток. — Думаю, эти подойдут ему лучше всех. — Это правда, — согласился Хосок. Постепенно яму с коробочкой закрыли, Джин посадил цветы в центр холмика и взглянул на Хосока. Без слов стало понятно, что его очередь выбрать цветы. Хосоку понадобилась долгая минута, но в конце концов он взял цветы, напомнившие Намджуну оранжевые фрезии, что росли у него дома. — Эти. Белые маргаритки, чистота и непорочность... и фрезии, сладость и дружба. Цветы передавали чувства. Бэкхён помог посадить цветы, и Джин с Хосоком поднялись на ноги. Джин смотрел на свежую землю и выглядел таким потерянным — будто шарик, которому перерезали ленточку, и теперь ничто не привязывало его к земле. Но Хосок притянул его к себе и крепко обнял, придерживая за затылок одной рукой. — Всё будет хорошо, хён, — едва слышно прошептал он. — Может, не сегодня, и даже не завтра, но однажды всё будет хорошо. Джин ничего не ответил, только скривился и уткнулся в плечо брата. Чимин взял Намджуна под локоть. Его хвост висел так низко, что почти подметал землю. — Думаешь, они будут в порядке? Намджун пожал плечами. Скорбь было трудно предсказать. Юхён прижалась к нему с другой стороны. “Пока они есть друг у друга,” наконец ответил он. Чимин кивнул. Ещё немного он смотрел за сводными братьями, а потом сказал, — Пойдём. Намджун кивнул и сжал руку Юхён. Бэкхён поднялся, отряхнул колени от земли и поклонился табличке с именем Чонгука. Остальные поступили так же. Каждый остановился перед могилой, чтобы попрощаться с тем, кого они никогда не знали, но чьё отсутствие ощущалось от того не менее горько. Даже Рёук низко поклонился Чонгуку, и лишь затем отступил и исчез. Намджун, Юхён и Чимин после прощания направились к выходу из сада. В последний момент Намджун обернулся и увидел, как Чонгук с Юнги в конце концов подошли к могиле. Чонгук стоял с закрытыми глазами и опущенной головой, и прижимал к сердцу сжатый кулак. Юнги легко дотронулся до могильного камня. — Мы... мы отомстим ублюдку. И позаботимся о твоих хёнах. Так что... будь спокоен. Хорошо? Намджун глубоко вздохнул, отвернулся и прошёл на выход. Он надеялся, что Чонгук умрёт последним. **** Хосок захлопнул крышку ноутбука, зевнул и закинул руки за голову. До Приёмного экзамена на Юридический факультет оставалось ещё несколько месяцев, но конкурс был серьёзный. Лучшие школы принимали лишь небольшое количество новых студентов каждый год, и если он хотел, чтобы родители им гордились, он должен был попасть в процент лучших. А потому он вот уже неделю за неделей вымучивает свои бедные глаза за учёбой поверх обычной домашки и посещения светских мероприятий, на которые его семья была обязана приходить. Но если он посмотрит на учебный текст ещё хоть минуту, он, ей-богу, ослепнет. Поэтому он поднялся, взял пустую кружку из-под чая и вышел из комнаты. В поместье царила тишина. Его родители уехали на развлекательную поездку в Японию, так что остались только они с Сокджином. И он недавно слышал, как тот пришёл. Он потёр глаза и приостановился перед приоткрытой дверью в спальню сводного брата. Внутри горел свет — видимо, он тоже корпел над учёбой. Хосок даже представить не мог, как Сокджину удаётся справляться со школой и одновременно быть телесным двойником Чонгука. — Эй, Сокджин-хён, — позвал он и постучался. — Я на кухню, тебе что-нибудь принести? Чай? Ответа не последовало. Сокджин уснул прямо за столом? — Хён-ним? — он открыл дверь и заглянул внутрь. Сокджин лежал на полу. Сперва Хосок решил, что это просто очередное спонтанное придуривание, какие его сводный брат часто выдумывал. Бывало, Хосок находил его и в более странных позах, чем лёжа лицом в пол. Однажды он застал Сокджина в одном только залате цвета фламинго прячущимся в комнате младшего, чтобы того напугать. Но это был не такой случай. Сокджин, конечно, любил пошутить, но он был не из тех, кто валяются на полу в луже рвоты, дёргаются и выглядят так, будто не могут дышать, просто смеха ради. Хосок на мгновение замер в проходе, пытаясь осознать. А затем его кружка полетела на пол и разбилась, а он кинулся к брату. — Сокджин? Сокджин! — он перевернул парня на спину. Тот был ужасно бледен, и едва дышал. — Хён, ты меня слышишь? — Сокджин выдавил из себя болезненное мычание и приоткрыл глаза. Губы его двигались, но слова не покидали рта. Мысли в голове сменяли одна другую со скоростью света. Что-то ужасное случилось, но что? Он приложил руку ко лбу брата — температура. Он не мог дышать, а сердце под рукой Хосока билось как у ездовой лошади. Хосок знал, что работа подставляет Сокджина под удар каждый день — в этом и заключалась суть двойника для известного человека. Сокджин должен был перевести все попытки убийств с Чонгука на себя. Все ножевые, все похищения... ...все яды. — Д-держись, хён. Я вызову скорую, — Хосок дрожащими руками достал мобильник и вызвал неотложку. Но успеет ли она вовремя? — Хён, они уже едут, просто держись, хорошо? Сокджин выдал ещё один измученный звук, и с видимым усилием наконец произнёс: — Про... тивоядие... п-полка... — Про... противоядие? — Хосок, шатаясь, поднялся и подбежал к полке в шкафу Сокджина, где тот хранил все свои лекарства. И столкнулся с препятствием в виде примерно пятидесяти пузырьков. Всевозможных противоядий, лекарств для любых повреждений и даже снотворного. И что ему отсюда брать? — Хён-ним... — Хосок обернулся. Сокджин снова закрыл глаза. С губ его сорвался свист. По спине Хосока прошёл холодок. Времени не было. Он зажмурился и глубоко вдохнул. Решив что-то для себя, он выбежал из комнаты, отпихнув осколки кружки с дороги. Некоторые впились ему в ступню сквозь носок, но красные капли на полу остались без внимания. Когда он вернулся, в руках у него был старый врачебный халат. Вещь досталась ему около года назад. Нашёл среди выброшенной одежды и не раздумывая забрал себе — в тайной надежде, что ему никогда не придётся его использовать. Хосок накинул халат на плечи и склонился над братом, на этот раз осматривая его более тщательно. Его взбесившееся сердце постепенно утихло, и он спокойно оглядел состояние парня. Рвота, пот, головокружение, затруднённое дыхание. Нерегулярный пульс. Судя по вялости губ и челюсти, расслабленные мышцы лица. Эта слабость распространилась на конечности, наверное, тогда Сокджин и понял, что отравлен. Медленно, но достаточно смертоносно, чтобы не было времени позвать на помощь. Или даже вовремя понять, насколько всё серьёзно. Хосок поднялся и подошёл обратно к полке. Поискал среди пузырьков и выудил маленький — атропин. Вернулся к Джину с пузырьком и аптечкой в руках. В аптечке он нашёл шприц. — Держись, хён, — пробормотал он, ловко закатал край рубашки Сокджина и обнажил его бедро. Руки Хосока уже не тряслись. Все мысли о панике улеглись, и он до жути проворно обработал иглу и наполнил шприц атропином. Растянул кожу в месте укола и проткнул её иглой. Всё произошло быстро, и он убрал иглу, чтобы промыть позже. Подложил подушку под голову брату, убрал волосы с его глаз и стёр с лица остатки рвоты. Через какое-то время введённое Хосоком противоядие подействовало. Сердцебиение Сокджина стало возвращаться в норму, хоть температура и не спала. Его глаза наконец открылись. — Х... Хосок...? Но не успел он сказать чего-либо ещё, дверь в комнату распахнулась, и внутрь пробежали санитары. Подмога подоспела. Хосок тут же отошёл, давая дорогу. — Отравление аконитом. Я ввёл атропин, но его надолго не хватит. Сокджина подняли на носилки и понесли в машину скорой помощи. Хосок пошёл с ними и сел рядом с братом, держа того за руку и отвечая на вопросы парамедиков. Он не покидал Сокджина до тех пор, пока двери реанимации не захлопнулись перед его носом. Он поглядел в окошко и медленно выдохнул. Снял докторский халат, свернул его и прижал к себе. Его кровоточащую ступню осмотрели и перевязали, адреналин сошёл на нет, он откинулся на стуле и дал слезам волю. Новости дойдут до Хосока через несколько часов — когда родители приедут в срочном порядке и он будет сонно сидеть между ними, накрытый одеялом. Сокджин выжил. **** — Хосоки! Я слышал, что это тебе я обязан своим спасением? — ...Хён-ним, тебе нужно отдыхать, — не слишком серьёзно проворчал Хосок. С души будто камень упал при виде Сокджина, что сидел на больничной койке. Он был по-прежнему бледен, но он был жив, и это самое главное. — Не, я в поряде. Да и в больницах я был достаточно, чтобы отличить правило от предложения, — Сокджин опустил телефон и замахал рукой Хосоку. Капельница пугающе закачалась. — Ну и что ты там торчишь, иди обниму. — Только не навреди себе, хён-ним, — Хосок подошёл и осторожно обвил Сокдина руками за плечи. — Я в больнице. Это самое безопасное место для самовредительства, — одной рукой Сокджин сжал Хосока так крепко, как только мог. — Но ты, наверное, прав. Завтра важный день. Не хочу награждать врачей аневризмой за раннюю выписку. — Ты уже собрался обратно? — Хосок отстранился и сел на стул рядом с койкой. — Но тебе нужно время, чтобы поправиться. — Да ну, тоже мне новость. Плюс, Гукки не знает, что меня отравили, так что нельзя давать ему лишних подозрений, — Сокджин снова уткнулся в телефон. — Да и завтра наверняка меня снова попытаются убить. Может, наконец соберу бинго. — Очень смешно, — вздохнул Хосок. — Ты сейчас с ним разговариваешь? — Ага, — Сокджин облизнул губы. — И я не шучу. У меня и правда есть карточка бинго. Отравления аконитом ещё не было! Ну и олдскул, просто потрясно, что атропин сработал. Я поленился и не менял его уже пару лет. — У тебя серьёзно есть... карточка бинго? Хён-ним... это... как-то нездорово, не? Ты не должен искать новых способов умереть. Сокджин непонимающе взглянул на сводного брата. — Я каждый день чуть ли не руку смерти жму. Стало скучно. Надо же как-то добавить огоньку. — Но всё равно... Закрывать такое бинго как-то не очень оптимистично звучит. Сокджин пожал плечами. Он, очевидно, проблемы никакой не видел. — Чонгука всё равно будут пытаться убить. Пусть хоть проявят изобретательность... а, погоди, надо трубку взять. — Алло? — Сокджин приложил телефон к уху и расплылся в улыбке. — Ав-в... Гукки, мы же виделись два дня назад. Я... я учусь! У меня ведь тоже экзамены, знаешь ли! В отличие от некоторых... хах. Ладно, ладно, боже. Посмотрим. Хосок молча слушал. Он ещё не встречал Чонгука больше, чем на две минуты во время мероприятия, но всякий раз, когда Сокджин говорил о нём, в глазах брата появлялось странное выражение нежности. Тепла и обожания. Хосок дёрнул краем губ. Чонгук был Сокджину братом больше, чем он сам когда-либо станет. — Всё в норме? — спросил он, когда Сокджин закончил. — А? — Сокджин покосился на капельницу. — Ага. Чонгук хочет, чтобы я пришёл. Слушай, не поможешь вытащить эту херню? — Погоди, чего? Хён-ним, тебе ещё нельзя выписываться. — Да всё путём, — ухмыльнулся Сокджин. — Не в первый раз же. — Это не оправдание, — возразил Хосок. Он ещё не отошёл от вида брата на полу в минутах от смерти. — Тебе нужно подумать о себе. Сокджин умудрился вытащить из руки капельницу и зажал рану рукавом. — Да ну. Чонгук важнее. — ...Что? — Хосок протянул руки в попытке остановить Сокджина. — Он даже не в беде, и не... хён-ним, ты же не серьёзно. — Он один в огромном особняке, — Сокджин откинул одеяло и пошевелил пальцами ног — пытался избавиться от остатков слабости. — И он применил “тот самый голос”. Очень сложно противиться “тому самому голосу”. И Хосоку ничего не оставалось, кроме как наблюдать, как брат отцепляет от себя остатки проводов и трубок. Он видел, что никакие его слова сейчас не переубедят и не остановят Сокджина. Не важно, что он переживал за сводного брата; не важно, что того даже с натяжкой нельзя было выписывать. Да как же он сам не понимает? — Я должен позвать врачей, — сказал он. Зная, что и сам Сокджин знает: он не станет. — И они тебя к койке привяжут. — Должен бы, — усмехнулся Сокджин и похлопал Хосока по плечу. — Тебе лучше уйти, чтобы тебя не заподозрили в соучастии. Я подожду. Хосок пооткрывал и позакрывал рот, но в конце концов вздохнул и поднялся. — Только... береги себя, хорошо, хён-ним? И он ушёл. Сокджин же не будет слишком перенапрягаться? Он всё же не был суицидником. “Он выполняет свой долг,” прошептал голос в голове, и Хосок мысленно пнул его куда подальше. Выполнять долг ради Чонгука не значило подвергать себя ненужной опасности. И всё же Хосоку казалось, что Сокджину на это было наплевать. **** — Хоби-хён! Хосок от неожиданности подскочил и врезался в дверной косяк. — Какого хрена..! Он просто решил проведать Джина после того, как оставил того на какое-то время в одиночестве. Им обоим было тяжело пережить похороны, но они были к этому готовы. Хосок знал, что брату нужно немного времени наедине с собой, но всё равно не хотел оставлять его слишком надолго; кто знает, чего он учудит. И Хосок точно не ожидал увидеть в комнате Джина вовсе не его, а Чонгука, чьи красные уши встрепенулись на звук открывающейся двери, а большие глаза испуганно заморгали. — Оу..! Хён, всё хорошо? — Чонгук спрыгнул с кровати. — Прости, я... где мы, хён? Что это за место? Хосок не верил своим глазам. Это было невозможно — Чонгук был мёртв. И его тело, чёрт возьми, кремировали и закопали в саду несколько часов тому! На какое-то ужасное мгновение Хосок подумал, что это другой Чонгук разыгрывает какую-то злую шутку. Но, судя по поведению кролика, он бы не стал. Он едва ли пару слов произносил в присутствии братьев, и те были неразборчивым бормотанием в плечо Юнги. — ...Джин? — прошептал Хосок. — Джин-хён? — покрутил головой Чонгук. — Я его не видел. И я его не чувствую. Вообще, я и тебя не чувствую. Странно. Будто мои силы что-то заглушает... Хосок почувствовал, как сердце тяжело ухнуло. Это был Джин. Сомнений не оставалось по двум причинам. Во-первых, Джин получал от превращения всё, кроме способности человека. И во-вторых... ...Хосок всегда знал, когда за маской был Джин. Даже в то время, когда они ещё не были близки, когда разговаривали только во время семейных ужинов, Хосок всегда мог отличить Джина в считанные секунды. Их родители шутили, что это один из его многочисленных талантов. Хосок никогда не говорил этого вслух, но самому ему всегда казалось, что его сводного брата просто невозможно не отличить от других. Что это все вокруг были странными и отчего-то не видели, что это Джин смотрит на них этими большими смущёнными глазами. — Джин, — он подошёл и взял “Чонгука” за плечи. — Джин, приди в себя. Ты не можешь так с собой поступать. — Что? — “Чонгук” непонимающе уставился на Хосока. — Что ты такое говоришь, хён? Я не Джин-хён. Я - это я. Чонгук. Неужели Джин слишком далеко зашёл? В его глазах не было узнавания, лишь искреннее замешательство. Джин как-то рассказал Хосоку об этом аспекте своей способности... этой особенности превращения, которую он старался не использовать из-за того, насколько легко было просто... забыть, кто он на самом деле. О, как же Хосоку хотелось, чтобы Чонгук и правда был с ними... но не так. — Нет, ты не он. Ты — Ким Сокджин. Мой брат. Ты знаешь это, так ведь? — Я... о чём ты, хён? — “Чонгук” выглядел сбитым с толку. — Пожалуйста, не... не пугай меня так. Последнее, что я помню — та страшная белая версия меня загнала нас с Джин-хёном в угол, и я отключился. А когда очнулся, был в этом странном месте... Хоби-хён... Где Джин-хён? Я хочу Джин-хёна. У Хосока горло сжалось и слёзы застелили глаза. Это слишком. Чонгук, такой до боли знакомый и живой, смотрел на него, и он знал, что это не по-настоящему. Ему хотелось развернуться и сбежать, но он не мог. Не мог. Так что он сделал единственное, что оставалось: сжал руку в кулак и сильно ударил кролика по челюсти. “Чонгук” вдохнул и схватился за челюсть. — Какого хрена, Хоби? — взглянул в ужасе на Хосока. — Ты грёбанный идиот, — Хосок сжал губы, чтобы не дрожали, и сквозь слёзы посмотрел на брата. — Ты совсем себя ни во что не ставишь, раз решил, что лучше быть Чонгуком? Так, что ли? А что насчёт его выбора тебя спасти? Это тоже ничего не значит? А что... а что насчёт меня? Мне и брата теперь потерять? Тебя совсем не волнуют те, кого ты оставляешь здесь? Глаза “Чонгука” наполнились слезами. — Х-хоби... что...? Я не... Я-я просто... Хосок притянул перевёртыша к себе и крепко обнял, смяв пальцами чужую рубашку. — Я знаю, что в сравнении с ним и яйца выеденного не стою, но я люблю тебя так же сильно, как любил Гукки, знаешь ли, — он закрыл глаза и дал слезам волю. — Не поступай так со мной... не поступай так с нами. Слёзы потекли по щекам “Чонугка” — нет, по щекам Сокджина. Его тело начало превращаться, и он неловко обнял брата в ответ. — Я... но... я так виноват. Это я должен был умереть. — Нет, — прошептал Хосок. — Это не твоя вина. И я ужасно рад, что ты жив, хён. — Н-но... — тело Джина в руках Хосока постепенно увеличилось в плечах, вытянулось и смягчилось. — Я... Хоби... Если бы умер я, может, выжил бы он. — Может. А может, и нет. Но он хотел, чтобы его хён тоже жил. Таким было его желание. Он хотел, чтобы жил ты, Джин. Джин закончил превращение обратно в себя и всхлипнул. — ...Хотел. Я... я видел. Он и правда хотел. Я не... я не понимаю. Моя жизнь... всё, что я должен был делать — защищать его, но и с этим я не справился. Хосок вздохнул и ослабил объятия, погладил брата по спине. — Ты справился. Ты защитил его от столького... принял столько ударов на себя. Думаю, он хотел хоть раз сделать то же в ответ. — Это была моя работа, — шепнул Сокджин. Он будто совсем и не слушал Хосока, просто повторял одно и то же, будто это каким-то образом могло вернуть миру смысл. — Это была моя работа. Ему не нужно было ничего делать в ответ. Моя жизнь была жертвой ради его... но он... но он... Хосок ничего не мог ответить. Он знал — ведь сколько раз он уже бывал на этом месте? Но в этот раз он не сдастся, не отпустит Джина самому разбираться. Он крепко держал его в руках. Они осторожно вернулись с середины комнаты на кровать. Хосок продолжал обнимать брата, пока тот сидел на краю и плакал, уткнувшись лицом в чужое плечо. — Я не понимаю, Хоби. Я не понимаю. Я не стою того, что вы оба обо мне надумали. — ...Ты прав, — шепнул Хосок. — Ты стоишь куда большего. Джин всхлипнул. — Я не понимаю, — снова прошептал он. — Я... просто не понимаю. **** Чонгук любил его. Любил его и ценил так, как Хосок и говорил: как брата... как кого-то, достойного любви. И Джин знал это... потому что видел все воспоминания Чонгука. **** Первые секунды превращения всегда были странными, особенно, когда он доходил до конца. Не только внешность, но все привычки, манеры и знания человека. Будто взрыв чувств, после которого всё отступает и раскрывается, начиная с самого важного, по догадкам Джина, воспоминания. Он открыл глаза и понял, что является Чон Чонгуком: кроликом шестнадцати лет, вынужденным наследником Премьер Министра. По коридору особняка раздавалось эхо от каждого его шага. Слышно было, как вдалеке его ищут слуги, но он не желал быть найденным. Тот же день, что и нападение на особняк, нападение, чуть не убившее Джина, пока тот притворялся отсутствующим Чонгуком. Руки Чонгука были чисты, но он видел кровь Джина на своих ладонях. В мыслях всё крутилось изображение с его хёном, истекающим кровью на грязном полу. Прошло несколько часов. Ему позвонили, сказали, что Джин в стабильном состоянии в больнице. Но это не меняло того, что он чуть не умер. И всё из-за него. Чонгук прислонился к стене и закрыл глаза. Всё потому, что он не был в классе, когда должен был. Потому что хотел взбунтоваться и сбежал. Джин пострадал. И Чонгука не было рядом, чтобы его защитить. И это осознание болючим комом застряло в горле. — ...ли ещё известий из больницы? Он вдруг уловил голос Премьер Министра из соседней комнаты. Тот, видимо, разговаривал с секретарём. Чонгук хотел было уйти, пока его не обнаружили, но услышал “Сокджин” и замер. Подкрался к двери. — Врачи говорят, ему не меньше месяца лежать в кровати. Лечение Чонгука спасло ему жизнь, но у него куска плоти не хватает, — говорил секретарь. — Придётся отложить большинство общественных выступлений, он не может появляться на людях без двойника, — раздосадованно отвечал Министр. Его, конечно, бесила невозможность выставлять напоказ своего протеже, будто породистую собаку. Но вряд ли он придавал хоть какое-то значение тому, что Джин лежит в больнице, едва не погибший от рук ассасина. — Ким хотя бы сумел покончить с ассасином. Не придётся волноваться о выплате комиссионных. Чонгук не находил в себе сил пошевелиться. — Даже слишком вовремя, если честно. Вот если бы он умер, его смерть бы ничуть не усмирила безрассудство этого кролика. — Так думаете, теперь всё наладится, сэр? — поинтересовался секретарь. — Кто знает. Но мы знаем, где просить помощи в следующий раз, когда он надумает удрать без разрешения. Чонгук не двигался. Не дышал. Просто стоял, как истукан, перед дверью, слушая человека, что контролировал их с хёном, будто пешек на шахматной доске. И он ничего не мог с этим поделать. Осознание ушатом ледяной воды вылилось на голову. На голову Чонгука — не его. Осознание чувств, которые Джин не до конца понимал. Он понимал злость. Понимал страх. Но он не совсем понимал вину. Ведь Джин чуть не умер из-за него — в куда большей степени, чем он до того думал. Он сперва считал, что Джин просто оказался не в то время не в том месте. Но оказалось, Министр намеренно нанял кого-то, чтобы навредить Джину, потому что Чонгук не слушался. Джин пострадал, потому что Чонгук бросил вызов Министру. И Джин будет страдать, если Чонгук продолжит так поступать. “Ничего,” услышал Джин свои же мысли. Ведь у Чонгука было полное право открыто не повиноваться. И Джин готов был драться за это право. “Нет”. С поразительной силой эхом раздалось в голове. “Нет. Джин-хён такого не заслуживает. Он почти всю жизнь отдаёт мне. Я не могу заставить его отдать ещё больше”. “Почему?” Удивление и замешательство ощущались чужими и далёкими. Будто и не принадлежали ему вовсе. “Потому что Джин-хён заслуживает той жизни, которую желает. Потому что Джин-хён был бы счастливее и в большей безопасности, если бы не защищал меня. Потому что Джин-хён смог бы по-настоящему жить, если бы не я”. “Нет”. “Да”. И его вдруг затопило воспоминание с куда более недавнего времени. Воспоминание о том мгновении, когда Джин-хён говорил ему, что не винит за то, что Чонгук его выбрал. И это единственное, что успокаивало душащую вину. “Джин-хён в любой момент может погибнуть из-за меня. Но он такой тёплый и добрый, и хороший. Он заслуживает жить”. И, “но он не ценит собственную жизнь”. Чонгук знал об этом. Он никогда напрямую не спрашивал, но это было и слепому видно. Джин бы и в огонь за Чонгуком бросился, не раздумывая. И даже не надел бы защиту. “Я сделаю это за него,” подумал он... нет, пообещал он себе. “Я защищу Джин-хёна”. И с каждым днём эта мысль становилась всё громче в его голове, год за годом. Росла и росла, пока не превратилась в тёмный переулок, пахнущий кровью и в пронзительную боль. Чонгук глядел из-за Джина на беловолосую версию себя, что неумолимо приближалась к ним. Хоби пытался выбраться из ледяной клетки, но у него ничего не получалось. Чонгук пытался сконцентрировать силы, но головокружение и тошнота поглощали всё. Подмога не придёт. А Джин не отходил от него, и Чонгук почувствовал, как слёзы бегут по щекам. Он схватил хёна — своего лучшего друга — за рукав. Пощады можно было не ждать. Они оба умрут. И Чонгук, и Джин. Вина и отчаяние задушили его: Джин умрёт из-за него. Что вообще может быть за жизнь без Джин-хёна, человека, что был его единственным смыслом? Что украсил его клетку бантами и лентами и превратил её в настоящий дом? Джин всегда защищал его. Чонгук ощутил, как сила скапливается перед ними, как двойник готовится ударить, и решил претворить своё обещание в жизнь. Он едва ощутил боль. Падение. Кровь, пропитавшая землю. Он видел лишь Джина, что смотрел на него сверху и держал его за руку, как и всегда перед важными собраниями и речами, и как всегда, его хён заставил страх улетучиться. Привнёс тепло и безопасность, и крепкие объятия. Чонгук бы хотел найти силы улыбнуться. Сказать, что всё в порядке. Ведь он наконец заступился за того, кого любил.