Кассандра

Кассандра в рассветной тишине стояла на городской стене и смотрела на то место, где еще вчера на закате светился огнями лагерь ахейцев. Рядом с ней переминался с ноги на ногу жрец Лаокоон – единственный, кто верил проклятой провидице. Точнее, Лаокоон был единственным, кто помнил ее слова и увязывал их с последующими событиями. Потому и знал: Кассандра – лучшая из пророчиц, Илион еще не видел подобной точности предсказаний… Но никто не верил Кассандре, и Лаокоон тоже. Так пожелал Аполлон, когда наказал непокорную гордую царевну провидческим даром и неверием людей за то, что отказала светозарному богу в близости. С той поры Кассандра не раз и не два думала: ах, ну зачем же так цеплялась за свое девство? Не лучше ли было согласиться? Илион приобрел бы могучего покровителя, а ей, Кассандре, верили бы люди. И Приам бы не принял домой Париса, и тот не навлек бы на Илион гнева богов и войско ахейцев. Но что было, то было, и не исправить сделанных дел и сказанных слов. Она посмотрела на темную громаду деревянного коня, одиноко стоящего на берегу. И увидела падение Илиона, гибель всех родных и собственную незавидную судьбу. «О, светозарный Аполлон! – безмолвно взмолилась она. – Я отдамся тебе, буду твоей, делай со мной, что пожелаешь… но пусть люди поверят мне, хоть раз, хоть сегодня!» Бог ответил – он всегда отвечал, может быть потому, что желал и дальше наказывать ее, а может, потому что таким был давний уговор между людьми и богами. Если тот, кто с детства посвящен божеству, просит и спрашивает – нельзя не ответить. «Есть вещи, какие и я сам не могу изменить и исправить, Кассандра, – плеснуло в глаза сияние взошедшего солнца. – Слова были сказаны, проклятие исполнилось. Но ты же дочь человеческая. Твой род любит ходить обходными путями, так почему же ты всё ломишься и ломишься в каменную стену?» Кассандра моргнула, прикрыла глаза рукой. Снова моргнула, взор прояснился. Она повернулась к Лаокоону: – Недоброе замыслили ахейцы. Конь этот – наше проклятие… Лаокоон кивнул. Тут уж и без пророчеств Кассандры понятно: хорошего от ахейцев ждать не стоит. Они спустились вниз, к воротам, где уже собирались люди. Послышались крики: «Царь, царь идет!», народ расступился, и к воротам вышел Приам. – Ахейцы, кажется, ушли, убрались восвояси, – не то спросил, не то просто сказал он. – Откройте ворота. Приказ исполнили, и илионцы высыпали за ворота. Солнце поднялось выше, и огромный деревянный конь был виден во всей красе. – Что же это значит? – задумчиво проговорил царь, разглядывая статую. – Уплыли, а взамен себя оставили такое диво. – Решили, что Илион им не по зубам, – сказал кто-то из родни, Кассандра не увидела, кто, а по голосу не узнала. Да и так ли это важно? – Конь… – задумчиво проговорил Эней. – Коней ахейцы жертвуют Посейдону, я слышал такое не раз. – Посейдон прогневался на нас, как и другие боги, из-за безрассудства Париса, – посетовала Поликсена. – Может быть, ахейцы решили на прощанье нам сделать подарок? Чтобы мы в Илионе воздвигли коня в дар Посейдону? – Точно! Ахейцы увидели, что нас не сломить, вот и уплыли, надоело им бесцельно биться в илионские стены! – радостно провозгласил кто-то в задних рядах толпы. – И подарок нам оставили в знак уважения! Кассандра сжала виски. Сейчас эти дураки радостно потащат коня в город, а потом… И ведь предупреждать бесполезно, ей никто не поверит. К царю протолкался Лаокоон: – О царь, послушай мудрого жреца! Ахейцы коварны, их дары… Кассандра задрожала. Сейчас… Сейчас он скажет те самые слова, которые она уже слышала в своих виденьях, и из моря выползут огромные змеи, и задушат и жреца, и двух его сыновей. – Помолчи, Лаокоон! – вдруг заговорила она, и совсем не то и не так, как должна была это сделать, не так, как говорила в своих же видениях. – Помолчи. Знаю, ты хочешь сказать, что этот дар опасен, что коня надо сжечь. Помолчи! Она легко вспрыгнула на камень у ворот, быстро взобралась повыше, чтобы оказаться над толпой. Подняла руки, запрокинула голову, как будто на нее накатило пророческое видение: – Слушайте, жители Илиона, слушай меня, о царь, отец мой! Конь сей богам угоден, нельзя, как хотел бы того Лаокоон, огню его предавать! Нам надлежит всем впрячься и коня в город внести с почетом! Это чудесный, богатый подарок, принесет он нам счастье и радость! Кассандра опустила руки, села, обхватила колени, едва удерживая равновесие на гладком камне. Вдруг устала так, словно изрекла только что с десяток настоящих пророчеств. Толпа замолкла, потом кто-то крикнул: – Безумная Кассандра снова за свое! Не верьте ей, люди, у нее рассудок помутился от горя! Слишком она любила Гектора! А Эней сказал: – Пусть так, Гектор стоит того, чтобы от горя по нему утратить рассудок. Надо почтить героя, устроить хорошую тризну, жертвы принести и дары… – Коня не стоит в город брать, – пробормотал Приам, вроде бы тихо, но услышали все, кто рядом. – Если ахейцы сделали нам подарок, достойный богов – так давайте же принесем этот дар в жертву славному Гектору! До Кассандры донесся вздох облегчения Лаокоона. И жрец сказал: – Против нас Гера, Афина и многие боги… Но с нами Афродита, и Аполлон светозарный, и Артемида, и Арес могучий! Давайте восславим их славной жертвой! Толпа илионцев, похватав еще не погасшие факелы, понеслась к деревянному коню. Кто-то сообразил, что сырая древесина так легко не загорится, и несколько дюжих воинов поволокли к коню лекифы с маслом. А Кассандра всё сидела на привратном камне и на лице ее, озаренном ярким солнечным светом, блуждала довольная улыбка.