Боль рождается где-то там, во внутренностях живота, Как будто кто-то железным прутом дико вращает. Боль острее, чем красота, наглее, чем моя нагота, Она такая же, как и я.
«На кривые зеркала поймаем всё — отпечатки губ, твои сомнения», — напевает бархатным шёпотом тень у окна, проводя пальцами в кожаных перчатках вдоль стекла. Оставляет за собой размазанный кровавый след. Он взглядом скользит по горизонту усеянного множеством крошечных огоньков, отмечая для себя яркие вывески дальше по улице, пока за спиной раздается хрип легких жертвы — та в отчаянье тянется пальцами по грязному ковру. «Я под плоскостью, я над пропастью. Нервы обнажаются, теряемся», — продолжают напевать губы, а взгляд тянется выше к небу. Сегодня особенно чистое небо, можно разглядеть усеянный звездами небосвод, загадать желание, просто так, для забавы. Зная, что это не сработает. Мечты не сбываются, они ничто перед большим миром. Тень у окна шевелится, и напевающий себе под нос парень не спеша оборачивается, с ленцой оглядывает комнату и брезгливо опускает взгляд на пол к кровавой изломленной фигуре. «Образы не сходятся, стираются, и типичные слова — все, как всегда», — повторяет последние три слова несколько раз и склоняет голову набок, встречаясь взглядом с глазами жертвы. Мужчина хрипло стонет и падает лицом в ковер, бормочет и заходится в кашле. — Тварь… убью, — выплевывает мужчина под ногами. Затихает и выпускает последний выдох. Последний в своей жизни. «Лай, собака! Будет драка. Без сомнений, сожалений. Лай, собака…» — вместо ответа пропевает парень, расплывается в улыбке и тянется к маске на лице, чтобы натянуть её до самых глаз. Поправляет шапку и расправляет ворот куртки. — Босс? — басит верный помощник из другого угла разгромленной комнаты, оттаскивая труп с женским телом, у которого в груди зияет дыра от пули, разрывая ткань когда-то белоснежной рубашки. Небрежно припирает её к стенке в сидячем положении и принимается уже за труп мужчины на ковре. Грубо с рывком оттаскивает его за щиколотки, рисуя на ковре темную кровавую дорожку. — М-м? — тянет лениво и перешагивает через бездыханное тело, откручивая попутно глушитель со своего пистолета, который так удобно и по-родному ложится в его ладонь. — Мы забрали долг, что-то ещё? — альфа выпрямляется в спине и становится чуть ли не на две головы выше своего босса. Тот прячет оружие за спиной, выпрямляется и ведёт плечами, чтобы удобно легла верхняя одежда и скрыла то, что не следует видеть простым прохожим вне этой квартиры. — Одна крохотная деталька, и мы можем идти, — отзывается парень, ведет юрким языком по губам, тянется к небольшому полароидному снимку и на маленький, бумажный скотч лепит рядом с другой фотографией. — А теперь можем уходить. Сумку не забудь, Лиён, иначе господин Ким нам не простит. Парень фыркает с усмешкой, закидывая на спину свой рюкзак и направляется на выход. — Да, босс, — кивает, бросая оценивающий взгляд на комнату, и выходит следом, закрывая за собой дверь так, словно они только что не разгромили квартиру, не убили всех членов семьи и не ушли с набитой сумкой зеленых купюр прямо по коридору жилого кампуса с охраной внизу и камерами по углам. Лиён выходит через черный ход, разделяясь со своим хозяином у лифта и отдавая сигнал шоферу. Тот тут же заводит двигатель, как только задняя дверь захлопывается и мужчина погружается в полумрак салона, где пахнет мятным освежителем воздуха. — А где твой начальник? — уточняет шофер, выкручивая руль направо, и бросает взгляд в зеркало над передним стеклом. — Снова решил прошвырнуться по магазинам? — Как всегда он и поступает после своих дел, — Лиён расслабляется и откидывает голову назад, сдирая с рук перчатки и разминает пальцы. За эти три года, сколько он прислуживает странному мальчишке, который чуть ли не на его глазах рос, он так и не привык к этой его черте. Рубить не с плеча, а с головы, идти напролом и постоянно дарить своим соперникам свой изысканный подарок. Своего рода подпись, единственную и неповторимую. Альфа усмехается своим мыслям и прикрывает глаза, вырисовывая образ своего босса в неизменном черном стиле, где ты никогда не увидишь лишнего участка бархатной кожи. Только хитрый прищур карих глаз или непроглядную и тяжелую тьму, если босс не в настроении. Кан Лиён — метис, у которого папа, сбежавший с родины француз, и отец кореец — оба до сих пор уютно расположены под крылом четы Ким. Мальчишка рос тихим и послушным, но боевым — чуть что полезть в драку ему не составляло труда, и всюду хвостиком бегал за Ким Сокджином. Восхищался, принюхивался к нему и всячески, как он будет в будущем защищать мужчину от недоброжелателей. И в конце концов, заработал себе статус и теперь обосновался бок о бок с правой рукой Кима. Что может быть выше и престижнее? Только от этой правой руки в дрожь бросает, а образ — желание защитить вызывает, но пока таких поводов не было. Не позволяет, ухмыляется и играется, жадно вбирая в себя и дразня. Их первое знакомство было, мягко говоря, паршивым. Мальчишка отказывался сотрудничать, не выходил на связь, исчезал и ловко припирал потом к стене, тыча дулом верного пистолета в затылок и каждый раз говорил одно: «И как ты защищать меня собрался, громила?» — альфу накрывало лишь слепым бешенством в ответ. Конечно, Лиён мог в легкую заломать мальчишку, но не смел и пальцем трогать, а глава дома на эти возмущенные рассказы альфы лишь улыбался и отсылал заниматься своим делом. В свои двадцать семь с хвостиком Лиён чувствовал себя каким-то выдохшимся стариком. Но оттого не менее интересно, когда кровь в венах бурлит и кошки-мышки с парнишкой вышли на новый уровень. Тот устал от назойливости верного альфы и просто позволил топтаться за спиной, а после дела уходил, даже не попрощавшись. Под воспоминаниями пережитков минувших дней мужчина замечает, как они выехали за город, и ворота особняка открылись прямо перед капотом их машины. Лиён сгребает в руках сумку с деньгами, прощается с водителем и выходит из машины. Дом погружен во тьму ночи, и только свет из холла уведомляет о том, что его ждут с вестями. Он поднимается по ступенькам, кивает охране и проходит внутрь. Но вместо хозяина дома его выжидает другой. А странно пропитанный воздух еле уловимо отдает сандалом. Альфа быстро втягивает его носом, но тут же теряет оттенок, потому что его перебивают и отвлекают, не дают принюхаться и понять, что за новый аромат в их доме. — Вижу, ты не с пустыми руками? Чон Хосок, вальяжно вытянув ноги перед собой на журнальный столик, растянулся в кресле и с трудом разлепил глаза, тяжело буравя взглядом прибывшего. — Да, долг семьи Хан у нас, — кивает альфа и кладет увесистую сумку у ног Чона. Тот переводит взгляд на сумку, думает о чём-то, смакуя на губах пряный вкус отпитого виски. — Почему мне кажется, что семью Хан мы не увидим больше? — Думаю, им не стоило бесить босса. Деньги они отдавать не хотели, что я мог сделать? — Лиён пожимает плечами и опускается на диван сбоку от мужчины. — Снова не удалось усмирить своего начальника? — уголки губ трогает лукавая улыбка, и взгляд привычно светлеет. — А это вообще возможно? — Лиёну и правда очень интересно. Он растягивает первые пуговицы на рубашке, вертит головой, разминая шею, и задаёт тут же второй вопрос: — Что за запах? Вы с каким-то омегой развлекались? — А что, тоже хочешь? — Не отказался бы, эта неделька была тяжелой. — Боюсь, этот омега тебе не по зубам будет, — Хосок тихо смеётся, когда видит озадаченный взгляд альфы. — Клычки тебе твои-то пообломает, ну или это сделаю я. — А где господин Ким? — Лиён фыркает, отводит взгляд и пытается незаметно ещё раз уловить аромат, но нет, будто показалось вовсе. — У себя, я отправил его в койку отсыпаться. Дни нынче тяжелые выдались. Альфа не уточняет, в чем причина и что произошло за время его отсутствия, по крайней мере, он и не должен волноваться об этом. Потому что Хосок всё равно ничего не расскажет.***
— Ну и дерьмо, — сплевывает в никуда стоящий у окна омега, разглядывая фото под разными углами, пока его люди и полиция ошиваются неприкаянно по комнате, пытаясь найти хоть какую-то важную улику. — Снова? — темноволосый альфа возвышается позади, раскрывая подолы пиджака, и упирает руки в бока, сминая ткань рубашки под пальцами. — Ты только посмотри. Опять один почерк, почему я уже не удивлен? — омега косится на грязное и размазанное пятно крови рядом и машет своим. — Фото мы возьмем. — Зачем? Твою коллекцию уже складывать некуда, я начинаю думать, что тебе это даже нравится, — Чонгук ухмыляется и опускает взгляд на обернувшегося парня. Тот задумчиво хмурит брови и делает шаг в сторону. — Отец к тебе в кабинет заходит как в музей анатомии. Да и я тоже, противненько. — Противный здесь только ты, а это, — светловолосый указывает большим пальцем на единственную улику. — доказательства. — Доказательства чего, нашего бессилия? Власти и так трясут отца. — А он меня. Мы оба знаем, чьих это рук дело, только почему-то твой папаша упорно закрывает на это глаза, — шипит в ответ омега и обходит парня, переступая через разбросанные документы на полу. Чонгук вздыхает и кивает одному из парней, когда у него переспрашивают что-то. Затем покидает квартиру, где сегодня утром по наводке от полиции была убита вся семья Хан. Одна из основополагающих звеньев, связывающих их с прибылью от поставки товара с Китаем. — Этот жлоб давно напрашивался на пулю, хоть и был важен отцовскому бизнесу. — И твоему тоже, — бросает омега и, не сводя взгляда от дверей лифта, прикуривает тонкую сигарету с отвратным для Чонгука запахом. Не переваривал он курящих, а омег и подавно. Ну не идет курить этим миловидным существам, весь природный запах перебивает. А Юнги сегодня особенно вкусно пах, но старший лишь огрызался в ответ на вопросы, что это вдруг изменилось. Чонгук потирает шею, когда слышит уже ожидаемое: — Там внизу журналисты, отдуваешься, как и всегда, ты. — Кто бы сомневался. — Что поделать, — Юнги пожимает плечами и заходит в лифт, — если у тебя язык подвешен на такие дела. — И не только на такие, — Чонгук скалится в ухмылке и смотрит прямо на старшего в отражении. — Изыди, паршивец, — омега закатывает глаза в ответ. У них такие диалоги завязываются как-то само собой, Чонгуку нравится дразниться, таскаться всюду за хмурой омегой, а тот в ответ молча позволяет, не чувствуя привычную скуку. Не то чтобы Чонгук имел какие-то виды на Мина, нет, скорее это теплая привязанность к лучшему другу его отца, у которого он буквально рос на руках. Юнги, несмотря на своё происхождение, чувствительной омежьи природы являлся начальником охраны, не только жизни его отца, но и контролировал объекты их бизнеса. В этом небольшом тельце было прыти куда больше, чем в любом другом альфе, несмотря на загнанные стереотипы их природы. Парень восхищался им от а до я, и, конечно же, ему многое прощалось. Потому что любимый самый — мальчишка и будущий наследник. Как иначе? Юнги спускал ему эти редкие подкаты, попытки защитить и попытки понюхать оголённый участок шеи или светлую шевелюру под затылком. Чем дитя бы не тешилось, только бы не капризничало. — Дядя Юнги, — протягивает противно и дергает за рукав наследник, когда видит, как за стеклянной дверью из холла толпится огромная толпа журналистов. — Там их что-то дохрена, может, через черный выйдем? — Через белый. Пошёл, — приказывает старший и кивает на выход. — Держи лицо. Надо же, альфа испугался топлы бет и омег? Потом в машину, Намджун ждет. Воздух улиц не дает выдохнуть с облегчением и освободить легкие от застоявшегося запаха крови с места преступления, вопросы валятся со всех сторон, Чонгук по заученному плану отвечает, с охраной пробивает себе дорогу. В этот раз особо не многословен, он ловит боковым зрением, как Юнги благополучно скрывается в своей машине и тут же уезжает. Чон мажет взглядом по лицам, окружившим его репортерам, делает серьезный вид, почти траурный, и убеждает в том, как они усиленно ищут виновных, беспокоиться не о чем. Намджун и правда ждал, но не один. Мужчина сидел на заднем сидении и сразу же приказал ехать, как только Чонгуку удалось прорваться к машине и опуститься на сидение. А в нос ударила ядрёная примесь запахов. Парень даже напрягся всем своим существом, медленно отводит взгляд от отца и жадно впивается черными омутами в лицо парнишки, который чуть ли не скукожился в кресле напротив. Мешковатая толстовка коричневого цвета, потертые черные джинсы в облипку и сверху дутая куртка. Он там не умер от духоты? Округлое лицо, загнанный взгляд карих глаз и плотно сжатые губы, которые ну уж слишком большие для этого парня. Чертов омега, благоухает хуже любой мусорки, но чертовски приятно — настолько, будто Чонгук только что прокусил спелую мякоть мандарина, высасывая весь стекающий сок, вылизывая жадно его края. Только Чон понять не может, почему отец выглядит так невозмутимо, тот вопросительно изгибает бровь и смеряет тяжелым взглядом, требуя сына собраться. — Ну что? — возвращает на землю твердый голос мужчины. — Это ещё кто и что он тут делает? — Чонгук говорит резче, чем того хотел, стирает растерянность с лица, вмиг сменяя взгляд на прожигающий, полный отвращения. — Твоя очередная подстилка? — Тише, — Намджун ухмыляется, отмечая, как подействовал этот мальчишка на сына, и успокаивает. — Это практикант, его отправил Джонсу. Познакомься нормально, ему предстоит вести дела с нами какое-то время. — Пак Чимин, приятно познакомиться, — изрекают полные губы. Мальчишка даже ладонь протягивает. Крошечную такую, влажную и с усеянными кольцами по тонким пальчикам. У Чонгука труба гудит, а этот не сдаётся, хоть и тушуется перед тяжелым взглядом. — Я должен подготовить репортаж и отчитаться перед своим куратором. — С чего вдруг этот старикан изменяет правилам и отправляет к нам неизвестно что? — Чонгук фыркает, ладонь в ответ не протягивает, брезгует. — Или ты настолько хорош, что он заменил тобой нашего связного? — Я наслышан о вашем предвзятом отношении к омегам, но попрошу при мне попридержать коней. Я здесь по делу, — Чимин убирает руку, опускает взгляд, чтобы развернуть планшет к себе и устремить внимание к набору текста. Намджун разражается смехом, Чонгук злится только сильнее, но молчит в ответ. Хоть Пака и смущали двое альф внушительного статуса для всего города, хоть и пугала сама ситуация работать с этими людьми, но удержаться он от колкости не смог ввиду своего характера. Семья Ким давно теплится на самой верхушке их общества, вблизи от властей, опутывая своими сетями постепенно, осторожно. Обхватывая только то, что будет им в дальнейшем выгодно, и подбирая к рукам всех, кто послужит щитом в случае, если что-то пойдет не так. Сеть крупных автосалонов и паутина казино, коими усеяна столица с оттенком мрачной истории. О которой известно лишь единицам, а другие просто закрывают глаза. Потому что выгодно и удобно, ровно до того момента, пока не воспрянет духом. Неудобная история, которую нужно тут же замять, бросить пыль в глаза народу и фальшиво, сквозь зубы, умаслить спокойствие. Чем и занимается Сон Джонсу — директор связующей корреспондентской индустрии. Говорят, желтая пресса — зло, порочит любой образ, но здесь бы Чимин поспорил и задумался, что страшнее. Газетенка, которая на слуху у всех и вызывает спазмы, или массивная машина тихого убийства тревог с мигающей надписью: «Спокойствие народа для нас прежде всего». А людям большего и не нужно. Ким Намджун знает, с кем вести дела и кого держать под теплым боком. Только небольшая помарочка — Чимину, собственно, плевать на то, что ему приходится делать, за эту работу обещали заплатить внушительную сумму, и пока горе не касается его шкурки, он готов выложиться и даже унести тайну за собой в гроб. Конечно, быть хорошим студентом и являться отменным объектом для такого, как Джонсу, приносит некоторый дискомфорт. Но Пак Чимину нужно как-то выживать в этом жестоком мире, где омеги до сих пор считаются слабым звеном, которым можно вертеть как угодно. И чем выше ты ухватишься, тем прочнее пол под ногами — главное не сорваться вниз. Потому что падать будет больно. — Я подготовил немного информации, посмотрите, пожалуйста, — Чимин заканчивает что-то вводить на экране и, чуть склонив голову, протягивает его Намджуну. — Хм, — Намджун пробегает взглядом по тексту, закидывая ногу на ногу и вытягивая одну руку вдоль спинки. Чонгук внимательно смотрит на него в ответ, стараясь игнорировать пахучего парнишку в обносках. — Не дурно, тебя Джейн поднатаскала? — Да. Она дала мне план по подготовке статьи и рассказала о некоторых моментах ваших дел, чтобы я мог сформулировать ваши ответы, как лидеров. — Вот что я скажу тебе, Пак Чимин, — Намджун отрывает взгляд от статьи и смотрит в самую душу, мрачнея на глазах, отчего запах альфы забирается в самое горло и давит тяжелым и горьким ароматом кофе. Парень еле сдерживается чтобы не подавиться. — Я не знаю, какими такими заслугами ты заслужил такое внимание Джонсу, ему я доверяю, а вот тебе — нет. Запомни, не только твой куратор следит за тобой, но и от меня ты не скроешься. Я буду знать о каждом твоём шаге, о каждом разговоре и каждом, кто будет ошиваться рядом с тобой. Меня устраивает статья, и я разрешаю тебе её опубликовать, новое лицо всегда с интересом воспринимается обществом. Но запомни: малейший косяк, лишнее слово — и ты окажешься на самом дне. Мой сын собственноручно этим займется. У Чона кровь в жилах бурлит при виде расширившихся зрачков юнца, он слышит, как загнанно начинает биться сердце в его груди, и не сдерживается, чтобы зверь внутри него плотоядно улыбнулся, и это не остаётся незамеченным для Пака. Омега нервно сглатывает и прижимает руку к груди, сдавленно отвечает и вжимается спиной в сидение. — Я понял, господин Ким. — Прекрасно, а теперь, — мужчина кидает планшет на колени парня и чуть склоняет голову в сторону, чтобы заглянуть в переднее стекло, — можешь идти, мы приехали. — До свидания, господин Ким, господин Чон, — и Чимин пулей вылетает из машины, сжимая рукой рюкзак на груди. Останавливается на пустующей остановке у окраины города, и черный джип тут же трогается с места, топя в запахе пыли и топлива. Пак откашливается и обессиленно оседает на скамейку. И правда, никаких лишних глаз. Заброшенная остановка в нескольких кварталах от его дома. Чимин прикрывает глаза, делает несколько раз дыхательную гимнастику и горько усмехается, буравя взглядом сухую землю под ногами. Солнце безбожно палит с неба. Чего только не сделаешь ради хорошей жизни, и Чимин сделает что угодно, он справится. Его должна волновать его жизнь, а что творят буржуйные рты на самой верхушке, его не должно волновать.***
— Почему ты не хочешь видеть дальше своего носа? — у Юнги пальцы подрагивают, пока он пытается убедить своего друга в том, что это дело — не просто проделки коллекторов. Почему-то Намджун упорно не хочет вслушиваться, хотя видно, альфу напрягают систематические убийства или острые инциденты, в лице которых всплывает одна и та же картина: некто запугивает и жаждет крови. — Потому что мы приходим к одному и тому же, — Ким прикрывает глаза и откидывает голову назад, ослабляя галстук, который давит к концу сложного дня не хуже любой удавки. — Потому что я прав. — Ты одержим, — выплевывает альфа. — Я начинаю думать, что ты не ровно дышишь к делам Сокджина, как и к нему в целом. — Я неровно дышу к нашему бизнесу и к нашим клиентам. И к твоей шкуре, потому что я отвечаю за охрану, — омега поднимается с места и направляется к небольшому бару в своем кабинете. — Я не могу поймать этого коллектора гребанного. — Они не только наши, мы взаимосвязаны. Кто-то играет, кто-то покупает, кто-то отдыхает в лучших отелях. И почему ты так его называешь? — Намджун приоткрывает глаза и принимает из рук парня стакан с напитком, а другой рукой перехватывает его за кисть и легко разворачивает к себе, не дав отойти от себя. Пытается заглянуть в лицо. — Хватит беситься, всех кого убивает этот твой безымянный коллектор, тем не менее, не чище грязи. — Рано или поздно, а так и будет, запомни мои слова, он не остановится только на отбросах. Каждый раз на всех этих фотографиях я вижу одно и то же, только лица разные, — омега не вырывается, опускает взгляд на стол, усеянного всеми снимками оставленными на месте преступления, и прикусывает губу. — Что-то явно не так, Намджун. Альфа поворачивает голову, разжимает пальцы, позволяя парню облокотиться на ребро стола бедром, а сам тянется к фотографии. Муж и жена Хан: фотография, где изображена их семья с маленьким ребенком на руках. Средних лет коренастый мужчина и стройная миловидная женщина с длинными и густыми темными волосами, и совсем крошечный сверток в её руках. И тут же второе фото, полная противоположность. Мужчина со стертым лицом и телом, на котором живого места нет, простреленной грудной клеткой супруги и худшее, отчего Намджуна сводит судорога, и зубы сжимаются. Кроха, которому от роду несколько месяцев, покоится на руках умершей. Изверг. — Что с ребенком? — Он так надрывался что… задохнулся, у него вроде были проблемы с легкими, — Юнги слова даются с трудом. — По факту его не трогали. — Но и не помогли, — Ким поджимает губы и переворачивает фото обратной стороной, где так по типичному следу приклеены обрезки букв. Всегда одна и та же надпись: «Лай, собака!» Словно призывает, дразнит и скалится в усмешке. — Записи с камер, свидетели — неужели ничего? — Записи подчищены, охрана внизу не видела никого подозрительного. — А у подозрительного на лбу написано: «Я подозрительный, хватай и беги»? — Да знаю, — злится в ответ Мин, и отталкивается от стола. — Видимо, Хан слишком поверил в себя, раз заселился в этом доме, пока его жена из больницы выписывалась. И всё же, рассмотри мой вариант, он должен был кругленькую сумму дому Кима, но, как я понял, не выплатил. — Юнги, — альфа выдыхает и трет переносицу. — Нам дорога заказана на его территорию. Это единственный клан, который держится от нас обособленно, они чисты перед властями, а войной я идти туда не собираюсь. — Столько лет прошло, а ты всё такой же. Войной он не пойдет, — омега фыркает и улыбается. — Пригласи их, хм, на ужин, что ли. У твоего младшего скоро день рождения, устрой праздник, а я прощупаю почву. — Праздник, когда люди только пережили новость со смертью Хана? — Восемнадцать лет раз в жизни бывает, и сделает это благотворительным вечером, — омега пожимает плечами и за один глоток осушает стакан, облизываясь. — Тэхён и благотворительный вечер — такая себе смесь, но попробовать стоит. Вот ты этим и займёшься, — парирует Ким и расплывается в плотоядной улыбке, пока Юнги ошарашенно пялится на него в ответ, отодвигаясь от стола на кресле. — Я к нему не пойду! Сам лови своего отпрыска. — Ты же знаешь, моя слабость в моих очаровательных мальчиках. — В дьяволятах, ты хотел сказать. — Брось, они прекрасные, ну немного характер подводит, — альфа игриво играет бровью и отворачивается на стуле, чтобы уже выйти отсюда и прекратить эту перепалку. — Да у них вместо характера полная задница, — Мин со стуком ставит стакан на стол и пытается собрать разбросанные материалы и отчеты в одну кипу. Которую ещё ему разбирать полночи, если не до утра. — Ну не надо, Чонгук у меня очень даже хорошенький. — Когда спит зубами к стенке, — тут же огрызается омега и бросает холодный взгляд на мужчину. — Тэхёна тебе пора усмирить, найди ему уже пару и заставь жениться, всё равно кроме взбалмошности в нём ничего толкового нет. — Ты как себе это представляешь? Младший женится раньше старшего? — Намджун чуть ли не давится горечью напитка, которая попала не в то горло. — Вот так и скажи, у старшего мозгов больше и он мне нравится. И твои правила — женить сначала старшего — уже устарели как мир. — Хах, вот сам и скажи, обрадуй новостями, раз суженого или суженую нашел ему, а я пойду, мне ещё в офис нужно заехать. Намджун хмыкает, салютует ещё полным бокалом и выходит из кабинета, оставляя омегу наедине со своей идеей, среди рассадника разношерстных кадров. За язык его никто не тянул, а теперь ему придется самостоятельно воплощать свои же идеи, только бы добраться до истины и собственноручно поймать за хвост безликого.