Свинцовое время, вороний квартал, Дороги молчания, дороги — обман. Меняется память, меняется личность. И сочную тайну открою я лично.
Чимин не любит оборачиваться, старается не смотреть назад и не важно — буквально или образно. Он не чувствует осязаемого, не видит подозрительных машин в квартале, не видит людей. В его районе слишком тихо, будто их откусили от целого мира и выплюнули. Но ему нравится. Здесь тихо, спокойно и можно жить без страха, что тебя подловят на углу и утащат в темный переулок, где присвоят твоему телу определенный ранг и качество, как с мясом на убой, когда его клеймят и отправляют на прилавки. Этот пригород под защитой Ким Сокджина — обособленного Дома, он долгими годами выстраивал вокруг себя неприкосновенность. Чимин знает, где нужно взгляд опустить, где затаиться, а где уступить, но при этом не сломать своё, не позволить чужаку откусить лишнее. Чимин осторожен — по-другому никак нельзя. Он вообще сторонится незнакомых людей, наверное, боится. Да и так проще. И сейчас, бредя по узкой тропинке к автобусной остановке после долго трудового дня в колледже, он ощущает ненавязчивое присутствие чего-то близкого. Омега вдевает наушники и включает на полную громкость любимый трек с чьим-то басовым и приятным вокалом. Беззвучно подпевает, ведет взглядом по улице и качает головой под ритм, словно пританцовывая. Разворачивается назад и пятится не спеша, зная эту тропинку наизусть, он бы прошел здесь и с закрытыми глазами. Отбивает кончиками пальцами ритм по бедру, изучает местность и, не задерживаясь долго, снова разворачивается. Подтягивает лямку на рюкзаке, видя, как автобус подъезжает к противоположной стороне, он тут же срывается на бег. Только плюхнувшись на сидение в полупустом автобусе, Чимин цепляет взглядом заветную точку. Там, под козырьком соседского дома он замечает, как задергивается шторка, он не определяет, кто это, но знает и предчувствует: Ким Намджун будет знать каждый шаг. Он уже знает. Посягнул на чужую территорию или это крысы снуют по углам? Интересно, как скоро об этом узнает хозяин своих территорий, небольших, но весомых? Как бы Чимин сам не получил по шапке, что попался на крючок к сопернику. Ох уж эти дрязги между властными тенями. Пак встряхивает головой, избавляясь от отросшей челки, и расслабляется, прислоняясь головой к теплому стеклу. Вертит в руках планшет, перечитывает несколько раз статью, получает подтверждение от своего куратора и отправляет на публикацию. Совсем крошечная приписка своим именем под статьей и настоящий… бум. Омега улыбается своим мыслям, бережно поглаживает край планшета и ждет лишь одно уведомление: «Прекрасная работа, Пак, думаю, выпишу премию Джейн, раз она тебя порекомендовала». — Мне бы тоже не помешало, — фыркает парень себе под нос и убирает гаджет, чтобы в свойственной себе спешке проскочить весь салон, расплатиться и выйти на остановке уже до боли привычной улицы. Чимин прячет руки в карманы джинсов, огибая прохожих, и теряется между переулками. Узкая дорожка между пекарней и продуктовым магазинчиком, чтобы выйти на противоположную сторону и перейти пешеходный переход почти что на последних секундах зеленого сигнала. И вот она, долгожданная лестница вниз под ярко-белой вывеской «Танцевальная студия Eclipse». Чимин любит приходить сюда поздним вечером и задерживаться до ночи. Ему нравится, когда мышцы сводит загнанной судорогой и пульсаций под кожей, он любит вибрирующий воздух от битов, проникающих под кожу. Закрывая глаза, он вслушивается, отбивает только ему подвластный ритм пальцами в воздухе и растворяется, поддаваясь всем телом. В зале пусто, кругом зеркала и приглушенный свет лампочек под потолком, до загнанного выдоха и вдоха, пока легкие не жжет. Мышцы сводит приятной истомой, руки потряхивает, а сердце отбивает свой гул в ушах. Только тогда он опускается на пол, раскинув руки в стороны, закрывает глаза и слышит лишь свое дыхание. — Развлекаешься? — знакомый голос вибрирует в ушах будто сквозь толщу воды. И Чимин в ответ устало выдыхает, разлепляя глаза. Чтобы увидеть всё того же альфу, собственно и хозяина этого чудесного и любимого местечка. Высокий, статный и, в меру своего телосложения, утончённый мужчина с отменным строгим вкусом в одежде. Тот стоит прямо у головы Чимина, сложив руки за спиной и смотрит сверху, слегка склонив голову в сторону. Любуется, оценивает масштаб тренировки и довольно кивает, когда его уголки губ улыбаются. По-родному близко и так привычно. — Зря ты не хочешь участвовать в моей группе. Я такой талант теряю. — Тогда мне придется что-то бросить, а я не хочу. Мне нравится — это как увлечение, попытка сбросить напряжение, — омега улыбается в ответ и с тихим стоном дискомфорта принимает сидячее положение. — Видел твою статью, смотрю, ты всё же выиграл в конкурсе, и тебя выбрал сам Джонсу, кто бы мог подумать, что ты решишь там участвовать наобум и выиграть, — альфа присаживается рядом, подтягивая стягивающую ткань брюк на бедрах. — Но то, что ты вдруг станешь заниматься такими личностями — неожиданно. — Сам не ожидал. Мисс Ли внезапно ушла в отпуск, и вот, я теперь на её месте. Временно конечно, но кто знает, как дальше сложатся дела в будущем. — Чимин-а, будь осторожнее, ладно? — Хосок зарывается пальцами в светлые и насквозь мокрые волосы, не брезгует, ерошит шевелюру и наводит там и без того беспорядок отросших прядей, вызывая у омеги теплую улыбку. — Ким Намджун не та личность, с которой можно работать и не бояться последствий. — Знаю, хён, но это ведь не столь важная статья, просто очередная поверхностная повесть о спокойствии людей, — омега поднимает голову и смотрит на отражение старшего. — Если всё будет хорошо, то после колледжа я смогу устроить свою жизнь. — Сможешь, я уверен, у тебя всё получится, ни минуты не сомневайся в себе, но будь осторожен, — Хосок говорит тише обычного, разглядывает профиль младшего и касается его лба теплой ладонью. — Как ты чувствуешь себя после таблеток? — Хорошо, порой слишком энергично, а иногда мне хочется уснуть прямо на ходу. Ничего, привыкаю, — пожимает омега плечами и, склонив голову, разглядывает свои руки, шевеля пальцами. — Кстати, я подумал над твоей просьбой. Чимин резко вскидывает голову и его лицо озаряет улыбка словно ребенка, которому дали любимую сладость. — Правда?! Я могу?! Могу же? — Можешь, но только когда выйдешь на каникулы, поработаешь у меня недельку, и посмотрим, как пойдет дальше, — альфа смеётся и вновь предупреждает, чтобы младший регулярно пил таблетки. В такие моменты Чимин чувствует неприкрытое счастье и частое сердцебиение. Смотря на теплую ауру этого альфы, он тает, забывает обо всём, что угнетает, о том, как живет и что в квартире его никто не ждет. Забывает и подскакивает на ноги, чтобы показать, что разучил на днях, а Хосок присаживается спиной к зеркалу и тянется к проигрывателю.***
Ладонь упирается в прохладное стекло в пол, а темные, как сама ночь, зрачки изучают крошечные точки жителей города, снующих туда-сюда вдоль улиц, перебегающих мимо мигающих светофоров. Блестящие крыши автомобилей и влажный асфальт на котором играют блики от фонарей. Чонгук любит ночь в этом огромном городе. Здесь будто три жизни под тяжелыми слоями. Утром — сонный восход ленивой поступью вступает в свои права, пробуждая ранним дыханием. День — удушающий хаос и плотный воздух спешащих жителей по своим делам. Ночь — игривая и пестрая тень врывается, окружая собой каждый уголок улиц, топит в жадном и горячем ритме ночной жизни, хороня под своим покровом множество тайн. — Что узнали? — Чонгук прижимает к губам края бокала и прикрывает глаза, когда дорогая жидкость коньяка обжигает его горло. Облизывает губы и опускает руку, чтобы повернуться к секретарю Мина. Который так кстати принес вести о странной пташке, что занесло в поле зрения их семьи. Наследник не умеет доверять и не хочет, даже собственному отцу. Он верит лишь своим глазам, потому что благополучие семьи, его дома, его империи ему важнее всего. И за неё он вырвет хребет и разорвет на части, даже не поморщившись. — Пак Чимин, обучается на втором курсе журналистики, посещает танцевальный клуб. Живет один, судя по почте и адресату, ему высылает деньги его единственный родственник Пак Виен, приходится ему дядей. Родители погибли во время налета тех контрабандистов с запада десять лет назад, — чеканит секретарь, вычитывая свой же отчет с телефона. — Сиротка, значит, как он оказался на месте Джейн? — Чон хмурится, уже в уме прикидывает, что к чему и что ему дальше делать. Есть в этом что-то странное, что не дает ему покоя. А предчувствия его, как правило, не подводят. Он проходит к креслу и усаживается в него, закидывая ногу на ногу. И откидывает голову на спинку, покачивая бокал. — Дживон проводил конкурс на лучшую статью, Пак принял участие с подачки Джейн, так как она его куратор, и в итоге он оказался победителем. Мисс Ли рекомендовала его, как лучшего студента и проверенного. — Эта статья есть? — Да, господин. — Дай, — альфа принимает распечатанный текст и бегло изучает содержание. Отчего-то вдруг хмыкает и поднимает странный взгляд на бету, который, даже будучи на приличном расстоянии напрягается и бегает взглядом где-то на уровне плеч господина, боясь поднять глаза к лицу. — Довольно интересно, но слишком литературно. Я будто оратора сейчас прочитал, такой скользкий текст. Интересно. Насчет клуба — его же содержит Чон Хосок, до сих пор? — Да, он хозяин той территории, и омеги с бетами туда тянутся, потому что в том районе для них есть работа более… — секретарь мнется, сожалеет уже о необдуманных словах, следовало не так выражаться, и Чонгук скалится, отшвыривая бумагу на столик. — Я сейчас не понял, ты не доволен своей работой? — Доволен, господин Чон! Доволен! — паренек тут же наклоняется вперед в подобающем жесте и сжимает пальцы у живота, боясь худшего. Он сейчас собственным языком посмел намекнуть о том, какие ужасные устои на краю территории Ким Намджуна. — Твоё счастье, что твой босс не я. Юнги тяжело переносит потерю своих людей, не хочу его расстраивать, — бета молчит, сжимает губы и челюсть, молится мысленно. — Что ещё по поводу нашей пташки? — Более никакой информации. Утром и днём он посещает колледж, три раза в неделю посещает клуб и всё остальное время сидит дома, — у несчастного спина затекла и поясницу уже ломит, но он знает, лучше не дергаться. — Звонки? — Он практически не пользуется телефоном. — Это как? — альфа удивленно изгибает бровь и даже забывает сделать глоток, который планировал, чтобы уже осушить бокал и налить себе ещё. — У него нет друзей и знакомых, ему звонит только Дживон и Джейн, в остальном он им не пользуется. Постоянно работает в планшете, но почты никакой нет, мы проверяли, — бета замолкает, взглядом мечется по ворсистому ковру под ногами. — И что, даже любовника никакого не имеет? — внутри альфы всё существо всполошилось, он не очень-то и хотел задавать именно этот вопрос, но язык без костей и повелся на своих инстинктах, потому что привкус цитруса до сих пор на зубах, а запах сидит мертвым грузом в легких. — Никак нет, по крайней мере, он точно живет один и каждый день возвращается в квартиру один. — Хочу увидеть собственными глазами. Не нравится мне это. — Не нравится, что пай-мальчик сидит дома или то, что он не водит никого к себе? — Юнги без стука входит в спальню Чона и бросает хмурый взгляд на своего секретаря. — Боже, выпрямись ты, — бета вздрагивает от дискомфорта и тяжело выпрямляется в спине, опустив голову. — Свободен. — Мне он в принципе весь не нравится. Не понятно откуда вылез, как черт из табакерки, танцульками занимается и пишет статьи. Ты читал её вообще? — альфа провожает взглядом бету, который, видимо, так и ждал этой возможности, чтобы выйти поскорее отсюда. — Читал. Интересно мыслит малец, — Мин беспардонно забирает из рук младшего бутылку с алкоголем. — Намджун совсем распустил вас, с чего вдруг ты накидываешься спиртным? — Я должен отчитываться? Ты мне не мать и не отец, что за острая опека в тебе проснулась? Омега на это в ответ холодно смиряет его взглядом, в карих глазах Чон отчетливо видит смутную тень разочарования, знает, что задел по больному, но извиняться не спешит. Он выхватывает бутылку обратно, чуть не выплескав жидкость себе на брюки. — У тебя какие-то проблемы? — Юнги сдерживает своё раздражение и горечь, пытается уйти от неприятной темы и сделать вид, что ничего не было. У альф в этой семье, видимо, в крови сидит — обидеть, задеть, надавить на больное и унизить все, что слабее их, считая, как должное. — У нас проблемы, — с нажимом отзывается младший, делая акцент на одном слове. — Я за сегодня устал отбивать пороги городского совета с тем, чтобы убедить, что эти убийства не наших рук дело. Отец продолжает делать вид, что его это не интересует, а я, черт вас дери, должен оправдываться и ловить неприкаянного младшего брата. И да, ты прав, отец нас распустил! Чонгук поднимается резко, оставляет недопитую бутылку на столе и выдирает руку из пальцев Мина, который пытается усмирить взбесившегося зверя. Попытаться успокоить, убедить, что он поможет ему, и что это временные трудности, забывая: Чонгук уже не тот ребенок, который будет прижиматься к его боку, обнимая крепко-крепко за талию. И с широко открытыми глазами смотреть так, будто Мин Юнги — это центр его вселенной. Чон по-прежнему внимателен к омеге, уважает и лишний раз не напирает, но такие вечера, как сегодня, становятся чаще и омега понимает — нужно отойти и промолчать. В их семье не было как такового мира, каждый теплился на своей стороне. Намджун, после тяжелого инцидента много лет назад, сильно изменился. Он старался быть хорошим отцом для старшего сына, но получалось недостаточно. Быть хорошим для него значит: нужно пропадать на работе и утопать в делах, балуя сына любой прихотью, которую только пожелает. Что в корне уже не верно. Маленький альфа не чувствовал теплой руки отца, потерял мать с рождения и всё, что у него осталось от неё — это фамилия, которую Чонгук сохранил как основную, хотя и знал, отец не любил его мать. Должный брак по расчету, не более того. Его отец, после долгих дней отсутствия дома, возвращался, сидел в своём кабинете и смотрел в никуда помутневшим взглядом и подолгу молчал. Маленький Чонгук видел, не понимал, а поэтому молча наблюдал поначалу. Позже стал обижаться, закатывал истерики, лишал работы прислугу из-под приказа Кима, только бы он присутствовал в эти моменты дома и только бы слышать голос отца… холодный тон. Хотя бы так. Кроха-наследник отчаялся и больше не надеялся на теплую ладонь и ласковый взгляд. А Ким Намджун и не видел словно ничего. Все его взгляды на сына были лишь одного оттенка — оценивающие, одобряющие или ледяные, лишенные эмоции родителя. Чонгук словно материал в его руках. Ресурс, который нужно использовать, чтобы расширить свой мир, свои устои и законы. Чонгук притих, усмирил свои аппетиты и просто рос, иногда утопая в ласковых руках Мин Юнги. А когда в их доме появилась новая женщина, Чон впервые ощутил жажду крови. Он ненавидел её тихо и каждый раз не понимал, с чего вдруг его отец выбирает лишь женщин, причем, не самых лучших характеров, будто он искал в них что угодно, только бы взрастить раздражение и подолгу испытывать мягкое тело в грубых руках. Словно ища что-то, а если не находил, просто выбрасывал. А в тот момент, когда на свет появился его маленький братик, трехлетний Чонгук выл раненой белугой. Он не хотел делить отца, не хотел отдавать то, что ещё так хлипко выстраивалось в его крошечных ладошках. Братик становился старше, а Чон злее. Он иногда приходил в комнату к крохе и очень долго стоял у кроватки, вот тогда-то и стала распаляться угнетающая дымка тьмы внутри, где-то под грудной клеткой. И не умалял этой тьмы даже наивный карий взгляд на округлом милом личике младенца. Альфа чувствовал его, всем своим нутром знал, что это его соперник. Знал, что рано или поздно они вгрызутся друг другу в глотки. Чонгук в тот вечер впервые ощутил крепкие руки отца, ведь он так желал почувствовать тепло. Щека саднила, а хрупкие руки ломило, глаза горели от не пролитых слез и обиды. Он был наказан, но не приласкан. Потому что не стоило в ту ночь стоять с крошечным младенцем на самом краешке балкона, прямо над красочной бирюзовой поверхностью бассейна. Протяни руки, разожми хватку и выброси мусор. А Юнги жалел всегда, видел и подолгу пытался говорить с малышом альфой, топил в своём запахе утренней росы, окрылял ароматом свежести и улыбался тепло. Мин пытался заменить и восполнить. Чонгук не принимал, уважал — да, берег — да, и был готов удавить любого, но не принимал и не давал слабину в оправдание отцу. Так и осталось по сей день. Между ними пропасть в года. А Юнги как зритель, он бессилен. У него есть свои цели и обязанности, он им следует, потому что все три альфы этого дома слишком холодны и недоступны. Потерянные, лишённые тепла звери в жестоком, преступном мире. — Что ты собираешься делать? Куда ты собрался? — омега останавливается на пороге в гардеробную и видит, как Чонгук переодевается. Он стягивает смятую рубашку и быстрым движением натягивает на себя черную водолазку и тянет руку к куртке. Если Чонгук снимает с себя строгий образ, это значит лишь одно. — Уже поздно, останься дома, я пошлю за Тэхёном сам! Юнги тут же занимает проход, поднимает голову и смотрит упрямо в глаза младшего, который как скала вырастает перед ним. — Займись праздником, который планировал, чтобы выманить чистоплюя Кима, а я займусь тем, что найду своего брата и приведу домой. Отойди, хён. — Я тебя не пущу! Знаю я, чем… — Мин со всей силы пихает альфу в грудь, демонстрируя свой боевой настрой. Но Чонгук не дает ему договорить, резко опускается, хватается за бедра и переваливает через плечо, проходя всю комнату. — Я сказал, ты никуда не пойдешь! Альфа даже не чувствует, как получает увесистый удар в ребра, бросает Юнги на постель, и пока тот не подскакивает на ноги, выходит из спальни, захлопывая дверь и приставляет к ней одного из своих амбалов, пока из-за двери льются мрачные проклятия и угрозы уже в адрес обоих. — Выпустите, когда уеду, — бросает он сухо и получает утвердительный кивок, хотя у порученного на лице написано полное смятение, потому что в итоге он все равно получит, и если не от своего господина, то от Мин Юнги обязательно. И будет лучше, если его просто нахрен уволят. Потому что Мин Юнги лишь с виду хрупкий омега, внутри желчи хватит за всё семейство в целом. А омега по ту сторону проклинает свою природу и слабость, разбивая руки об дверь.***
— Как дешево, — альфа с прищуром внимательно следит за входящими посетителями под неоновой вывеской. Фыркает и вытаскивает ключи из замка зажигания. Охрана из джипа по другую сторону выходит тут же, стоит только Чонгуку выставить сигналку на своей машине и направиться вдоль изгороди к трехэтажному зданию, из которого приглушенно долбит популярный бит попсовой музыки. Чон ненавидит такие места, ненавидит скопление толстосумов, что трутся своими телами и загребущими руками подбирают симпатичные плоти молодых душ и упиваются своей иллюзионной значимостью под сладкий шёпот снятой шлюхи. Закрытый клуб несет на самом деле неплохую прибыль, и это то, что ухватил себе в права младший альфа семьи Ким, а ещё — говорящую фамилию отца. К Ким Тэхёну всегда было другое отношение. Чонгук не завидовал, но и не ненавидел. Он уже ничего не испытывал к младшему брату. Лишь дико заебывался вытаскивать его из таких мест и возвращать на верхушку их империй. Все подпольные картели и торговля душами была под попечением младшего альфы, каким бы взбалмошным Ким ни выглядел, у парнишки чуткий ум, а хитрость перекрывает все его погрешности в характере, которых целый вагон и тележка. И сейчас он нужен был семье. Клуб хранит в себе много скрытых сторон. Внешний вид помещения устроен в темно-синем оттенке, здесь всегда пахнет по-разному, ни капли грязи. Основной зал тянется вдоль всего первого этажа, на первый взгляд здесь пришедшие отдыхают и отрываются под музыку, едят и выпивают, шумно празднуют, и любые агрессивные действия со стороны гостей пресекаются моментально. Здесь дорого всё, начиная с танцующих омег и заканчивая тёмным пятном на белоснежной скатерти, которую к утру заменят. Чонгука узнают сразу же, двое охранников на второй этаж стоят горой с устрашающим видом. Они молча кивают и пропускают наверх. Одна из скрытых сторон клуба — точка соприкосновения тех многочисленных вещей, которая скрывает их семья: поставка оружия, сбыт белого удовольствия и транспортировка дорогих и качественных тел мальчиков и девочек. Содержание сети автосалонов и парочка крупных Казино — лишь фарс вкупе с прекрасной дружбой с властями, которым Намджун помогает удержать народ и себя на плаву, позволяя увеличить свою казну и сократить шаги к желаемому креслу в совете. А потом можно и выше. Нет предела совершенству. Намджуну верят, боготворят его, а Чонгук тенью стоит позади, удерживает что есть сил, как подобает наследнику, а Тэхён лишь усмехается, выстраивая свою линию. Хорош чертенок. Многочисленные двери второго этажа закрыты наглухо, сегодня здесь особенно тихо, но Чону нужно другое. Дверь под лестницей на третий этаж. Он просит своих остаться в коридоре и без стука тянет ручку богатого оттенка дерева вниз. Чонгук удивленно изгибает брови, не увидев своего брата в привычном состоянии эйфории и не напяливающим на свой член очередную хорошенькую жертву под глухие стоны удовольствия или агонии. Тэхён сидит в кресле в полурастегнутой шелковой рубашке изумрудного цвета, широко расставив ноги и тычет, точнее вводит ствол пистолета в широко открытый рот до дури знакомого лица и театрально дует губы. Когда на пороге появляется непрошеный гость, альфа поднимает взгляд и чувствует уже по запаху своего родственника. Тэхён медленно обводит взглядом подтянутую фигуру Чона. Оценивает, он любит подолгу смотреть на людей, вглядываться в каждую частичку, и плевать, что это многим доставляет дискомфорт и смущает. А на Чонгука смотреть одно удовольствие, тот взгляда никогда не отводит. Давит и вытесняет. Указывает, кто здесь старше. Колючий взгляд Кима облизывает жгучим огнем и словно сканирует, рассчитывает и решает, что сделать с этим в будущем. Если Чон Чонгук — это холодная красота терпкого бергамота и обжигающей кислинкой с пустым оскалом, то Ким Тэхён — чертов сгусток теплой красоты вкупе с палящей сексуальностью и примесью шторма в буйном море. Дикая примесь соперников. — Чонгуки, — розовые губы расплываются в теплой улыбке, а голова склоняется набок, но рука всё так же твердо держит пистолет во рту связанного мужчины у ног, который хлюпает и громко сглатывает, жмурится и дрожит. — Развлекаешься сегодня по-другому? — Чон складывает руки на груди и впивает взгляд на затылке мужчины, всё же он его где-то видел. — Ага, посмотри, кто у меня тут, — Ким резко вытаскивает дуло, отчего зубы пленника больно стучат об метал и толкает его ногой в грудь. Мужчина валится на спину и перекатывается на бок, сипло задышав. Судя по оголившейся коже шеи, из-под рубашки виднеются свежие гематомы. — Он нам тут послание принес. — Я не служу ему, клянусь! — хрипит с пола истерзанное тело. — Я лишь должен был передать его послание, иначе бы он убил меня! — Что он несет? — Альфа подходит ближе, переводя взгляд на брата. — Не узнаешь старину Сыхуна? Это песик нашего почившего мистера Хана, — Тэхён обижено надувает губы и облокачивается одной рукой назад. — Вы так разукрасили его, что не признал. — А это не я, — Тэхён громким смехом разоряется, откидывает челку с глаз, кладет пистолет рядом с собой, и улыбка со смехом прекращается так же резко, как и появилась. — Что, если я скажу, что он виделся с убийцей Хана? Чонгук смотрит на изуродованное лицо, рассматривает каждый миллиметр вздувшейся кожи под лиловым цветом гематом, отмечает израненные губы. Узнает руку того, за кем они гонятся уже третий год, но попытки вычислить тщетны. Бесит до покалывающих ладоней и рыка дремлющего зверя. Ещё ни разу Безликий — так его прозвал Юнги — не оставлял после встречи с собой живых. Что изменилось сейчас? — Что за послание? — бесцветным голосом интересуется Чон, от этого голоса мужчина вздрагивает, пытается приподняться и сесть на колени, хлюпает носом и давится своей же истерикой, пытается посмотреть на альфу, но Чонгук отходит на шаг назад и опасно щурится. — Твой скулеж не умаляет твоей жизни. Говори быстрее. — Он… п-просил передать только одно слово, — Сыхун жмурится, когда Тэхён снова хватается за оружие и вдавливает в его висок, подгоняя. — Парис, он показал слово парис. — Что? — Чон хмурится и вслушивается в слово. — Что за «парис»? И в смысле показал? — начинает терять терпение Ким, снимая с предохранителя и опасливо прислоняет палец на курок. — Говори яснее, или мозги свои же жрать начнешь! — Я не знаю! — истерика глушит, мужчина жмурится и вжимает голову в плечи. — Он просто написал это слово и показал! Он не говорил со мной! Ни слова не сказал за всё время, только слово показал, клянусь! — Бесишь. — Стой, — Чонгук перехватывает пистолет и смотрит на младшего брата. — Ты реально сейчас собрался убить единственную зацепку? — Да он даже опознать его не сможет. — А ты что хотел? Порой я думаю, что ты не так умен, как кажешься, Ким Тэхён. Ты серьезно не догоняешь своим укуренным мозгом, что этот тип не так прост? — У нас мозговым штурмом занимаешься только ты, братец, — Тэхён неприятно скалится в ответ. — И что ты предлагаешь? — Я предлагаю его отпустить. Тэхён вытягивает лицо в разочаровании и не понимании, что несет этот альфа, а Сыхун, как побитый пёс, скулит, но Чонгук обрывает его, размазывая по лицу едкую и точную правду. — Мы отпустим тебя, только ради того, чтобы он пришел за тобой. А он придет, я уверен. Ким начинает понимать, выдает тихое «хах» и счастливо хлопает в ладоши, пока стоявшие в тени альфы выволакивают несчастного из комнаты, а Чонгук уже обдумывает план в голове. Кажется, он несколько дней не будет спать. Потому что желаемое вот-вот замаячит перед носом, и он займется этим собственноручно. В этот раз визит к брату окончился приятной новостью, без лишней жажды крови и диким привкусом сладкой надежды, которой у них ещё ни разу не было. — Но тот тоже не идиот, наверное. — А кто сказал, что в этот раз я буду очевиден? — взгляд темнеет, и Тэхён ощущает яркий оттенок горечи и одержимой жажды старшего альфы.***
— Они следят, — Лиён отчитывается, как только в машину садится его босс, занося в салон запах дождя, который льёт уже несколько часов подряд. В неизменной темной одежде, шапка скрывает даже оттенок волос, а маска позволяет увидеть лишь задумчивый взгляд. — Я знаю, — отвечает парень приглушенно и тянется к бардачку, забрасывая туда телефон. Возвращается обратно и тяжело выдыхает, прикрыв глаза. — Сколько дней? — Три. Босс, там не просто их люди, там сам наследник Кима и это откровенная ловушка. — Нет. Лиён хочет переспросить, но вместо этого молча смотрит на профиль паренька, который выглядит слишком спокойно, только немного уставший. — Я уже проверил, в этой гостинице их нет, это обманка. — Что? Когда? — И знаешь, я передумал, — Лиён видит улыбку даже сквозь маску, потому что эти глаза выражают сейчас все эмоции, неподдельные. Его босс искренне потешается не только над верной альфой, но и над противниками. — Мы поиграем с Чон Чонгуком немного. — Это опасно, босс! — А когда было безопасно?***
Чонгук задумчив, молчалив и даже злиться уже не может. Юнги приготовил всё как нужно, отдал приказ своим и сейчас чуть ли не круглыми сутками сидит перед экранами и наблюдает за камерами, утыканными по этажам в двух гостиницах. — Неделя уже прошла, — Мин устало потирает глаза и тянется за очередным стаканом кофе, пока Чонгук сосредоточенно смотрит лишь в один экран, покусывая уже до крови нижнюю губу с внутренней стороны. Чон впервые испытывает растерянность, но старается не подавать виду, срывается, только когда получает очередное сообщение от младшего брата, тот лишь насмехается и не помогает. Альфа приготовил для Сыхуна отдельную квартиру, о которой знал только он, установив обманку на двух объектах, только чтобы подловить, или хотя бы краем глаза увидеть что-то подозрительное. Но ничего не происходит. Терпение заканчивается, а щедрый жест по отношению к бесполезному пленнику расходится по швам. Он уже сам готов всадить тому пулю в лоб за бесполезную трату времени и ресурсов, зато так ничего не достанется Безликому. Может, вывести его из себя? А подействует ли это? Нет, всё неверно. Альфа связывается по привычке с охраной у домика, узнает, что всё чисто, и завершает разговор. Это будто ритуал. Чонгук чувствует, как проебался где-то. Но только где? Здесь даже варианты Мина не помогают и не умаляют головной боли наследника. — Мы впервые можем оказаться так близко к нему, а в итоге что, — даже не спрашивает, утверждает Чон и откидывается в кресле чтобы помассировать виски. — Не понимаю. — Может, он убивать его и не собирался? Послание передал, угрозы Сыхун уже не представляет, — предполагает омега и обеспокоенно косится в сторону младшего. — Может, мы зря всё это затеяли? — Ты нашел, что значит послание? — Ну, — Юнги поворачивает ноутбук в сторону Чона, — если верить этому определению — Вороний глаз — то всё элементарно. Мы следим за ним, а он следит за нами. — Отец должен задействовать полицию, так дальше продолжаться не может, — Чонгук смотрит на экран с рисунком цветка до тех пор, пока он не получает незапланированный звонок. Омега подскакивает, а стакан с горячим напитком валится на бок, и темное пятно напитка расползается уродливым пятном. — Сученыш! — Альфа срывается с места с яростью, отдирая пальто со спинки кресла. — Собери всех!***
Все комнаты погружены в полумрак, окна зашторены и, казалось бы, домик на окраине города выглядит нежилым. Температура оседает где-то на нуле, воздух пропитан страхом, и даже наличие охраны во дворе и за дверями не умаляет пульсирующую панику. Сыхун сидит в кресле в крошечной гостиной, безумным взглядом мечется по каждому мрачному углу и дышит через раз. Тихо как в гробу, а холодно как в склепе. Изо дня в день он шарахается от каждого звука, в бреду бормочет проклятья и сжимает в руках отломанную ножку от стула. Чон не заботился о его комфорте, просто вышвырнул как жалкий кусок приманки, который весь благоухает и манит-манит-манит. Но никто не приходит, в доме тихо, темнота сводит с ума. Синяки на теле мужчины сходили с трудом, внутренности и кости крутило болью, лицо до сих пор толком не зажило, обрастая уродливым желтым цветом. Спать удавалось только урывками, в ожидании своего конца. И лучше бы он поспешил, но никак. Оттягивает, ждет чего-то. Воспаленные нервы не сразу реагируют, а тело будто обрастает тяжестью. Сыхун не слышит в этот момент ничего, но отчетливо чувствует что-то холодное на шее, ему достаточно этого мгновения, что-то тяжелое с горечью подступает к горлу и не даёт даже звука издать. Сыхун теряет самодельное оружие в виде ножки, отчаянно хватаясь за мягкую ткань перчаток, впивая ногти с таким жалким отчаяньем. Лицо уродует гримаса боли и хрипа. Тень склоняется и сдавливает сильнее, а Сыхун слышит голос. Слышит его голос. Тот насмехается и шепчет тихо, ласкает, с нежностью убаюкивая, лишая возможности вдохнуть и забиться в конвульсиях. — Давно не виделись, моё послание, вижу, дошло до адресата, — мурлычет и жмется щекой к виску со вздутой веной, ощущает дикий жар, исходящий от жертвы, и вдавливает пальцы сильнее. Перчатки скрипят, а с синих губ рвется отчаянный хрип. Пальцы жертвы цепляются за плечи, руки, пытаются содрать с себя хватку и ощутить хотя бы каплю кислорода. — Умничка, песик. А теперь полай. Фигура резко выпрямляется и грубо отпихивает от себя мужчину, который падает лицом в ковер и с надрывным свистом легких заходится в кашле, раздирая саднящее горло кислородом. Грохот тела делает своё дело, хрип Сыхуна о помощи уже не играет роли, парень в маске отчетливо слышит, как за дверью грохочут шаги и звучит затвор оружия. Направляя дуло в цель, он прищуривается и тянет. С каплей наигранной грусти видит, как ползет мужчина по ковру, как хватается за деревяшку, но пуля тут же с глухим ударом об плоть пробивает череп, и мужчина заваливается ничком. Двери вышибают двое альф и выпускают всю обойму в маячившую тень. Парень скрывается за креслом, примеряет расстояние до двери. Слышит, как перезаряжаются и быстрыми шагами надвигаются к нему. — Звоните боссу! Перекрыть черный ход, он в ловушке! — выкрикивает один из мужчин, резко подбегая к креслу и желая поймать собственными руками, но парень оказывается проворнее, он толкает альфу со всей силы в пояс и заваливается сверху, выстреливая в живот. Остальным отдан приказ ранить, но не убивать, но как это сделать, когда сложно прицелиться и не задеть важный угол, не повредить и не убить. Дом, хранивший тишину, рассыпается и погружается в хаотичные выстрелы и крики. Чонгук, кажется, не успевает, давит на педаль и мчится по загородной трассе. Пока верные прихвостни маячат на хвосте, только поспевая за автомобилем впереди. — Босс, нет! — но альфа ослеплен слепой яростью, он отпихивает от себя мужчину и выбегает на задний двор, куда, по их словам, выскользнула цель. Они его ранили, а значит, он не должен был убежать далеко. — Прочешите территорию! Он не мог исчезнуть! — разрывая связки, отдаёт приказ Чон, но не видит ничего перед собой. Только глухую стену умиротворенного леса, рычит, словно взбесившийся зверь, и срывается на бег, когда ощущает слабый оттенок свежей крови. Здесь. Чонгук хищно скалится и берет верное направление, сбегая глубже в лес. Вот оно, отчетливее и дурманит сильнее любого афродизиака. Чон сначала теряется, жмурится и встряхивает головой, направляя оружие в сторону от себя, и выпускает пули в никуда. Тяжело дыша, альфа озирается по сторонам и видит желаемое до покалывающих пальцев рук. В груди разрастается рев и опаляет жар. Он видит его. Видит. Но что не так? Беглец резко останавливается, он горбится, придерживаясь за правый бок, дергает головой и поднимает взгляд, а Чонгук встает как вкопанный в нескольких метрах от него с направленным дулом пистолета в хрупкую, почти прозрачную фигуру, потому что тьма смешивается с темной одеждой. Альфа пытается отдышаться, смотрит в упор, с упоением впитывая в себя каждую частичку фигуры перед собой, потому что ещё ни разу не видел собственными глазами. Парень перед ним делает шаг назад, и Чон пускает пулю, которая пролетает в пару сантиметров от чужого лица. — Куда же ты? — тянет Чон с ухмылкой на губах. — Ещё шаг, и прострелю тебе колени. И в подтверждение, уводит дуло точно на цель. Парень медленно моргает и поднимает взгляд к лицу альфы. Чонгук не видит всего лица, глаз слишком недостаточно, потому что в этой темноте не разобрать ни черта, кроме аромата свежей, сладкой крови, что сочится по перчатке, по куртке вниз к джинсам, пропитывая ткань насквозь. Но тот упорно молчит, не рискует больше и шага сделать, не дрожит, только дышит урывками и тяжело, словно ждет. Альфа подступает ближе, дремлющий вулкан внутри него бурлит, ещё немного, и он дотянется до этого тела в полумраке. Схватит и сожмет до хруста костей. Ближе. Жертва не выглядит напуганной, кажется, тот даже фыркает, и альфа напрягает слух так, будто от этого зависит вся его жизнь, думает, что сейчас может быть даже услышит ядовитые слова и угрозы, но нет. Ближе… За спиной Чона раздаются приближающие шаги и голоса, яркие фонарики маячат где-то позади, и парень перед ним бросает взгляд туда. Альфа выстреливает, стоит только тому пошевелиться, но промазывает, когда скользкие руки от крови перехватывают его руки и он чувствует удар в бок. Тело под пальцами на последнем издыхании намного слабее в ударах, чем Чон, но такое юркое и быстрое, что Чонгуку приходится использовать всю силу и пойти грязным путем, надавливая на раненное место в боку, когда заваливается сверху на парня, заламывая тому руку. Вот оно, ждет крика, но слышит лишь тихий выдох и выжигающую боль в плече, когда пуля прорывает кожу. — Чонгук! — истошный вопль за спиной и удар в солнечное сплетение. Парень вырывается из рук альфы, чуть ли не шипит как разъяренный кот, и тьма его проглатывает, пока Чон судорожно выдыхает и жмурится от резкой боли в плече. Она расползается словно яд и жалит до самой шеи. Чонгук мутным взглядом видит, как над ним нависает светлая макушка, и что-то теплое касается лица. Юнги замирает, когда младшего разрывает от грудного смеха. — Маленькая дрянь, — шепчет Чонгук и подносит к лицу запачканную ладонь в чужой крови. Сладкая. Какая же она сладкая.