.:розы распускаются в ночи.

Джайро спит, положив голову Джонни на колени. Джостар каждый раз, наверное, удивляется этому — как Цеппели может так спокойно спать? Он просто ложится, когда в палатке, когда вот так на колени Джонни, просто закрывает глаза и просто засыпает. Джостар удивлённо, словно он ни разу этого ещё не видел, словно люди в его мирке совсем не нуждаются ни в отдыхе, ни во сне, вскидывает одну бровь, слишком уж для него это ново. У них своя война. Война мучительная, длительная, почти бесконечная. Война одиночек — битва с самими собой, в которых подмогу ждать не стоит: кто ещё поможет тебе самому кроме тебя же? Однако война эта есть, никто не отрицает. Она есть в жизни каждого, просто все мы называем это по-разному. И война есть война, какой бы они ни была. Война парная — гонка, километры пыльных дорог, жаркие дни, мучения, взаимопомощь, поддержка и дружба. И вот такие тихие ночи. Почти тёплые. Почти спокойные. В такие моменты воспоминаниями Джонни отбрасывает куда-то в детство, он чувствует что-то неуловимо тихое, может даже печальное. Что-то, что сердце его, вероятно, раньше и испытывало, но спрятало так глубоко, что он и забыл. Ещё одна мелочь человечной души, удивительная зацепка. Джонни иногда прячет какие-то мелочи в своём сердце, будто запирает их там. Улочки Лондона. Бескрайние поля Америки. Еле-еле уловимый запах волос Джайро. Джонни отгоняет эти мысли. Думает о том, что ему нужно разбудить Джайро, потому что в обратном случае они оба с утра проснутся с жуткой болью во всём теле. Он мягко треплет изящное плечо, как будто стеснительно отводит взгляд — ему одновременно грустно, тяжело и совсем не хочется тревожить сон Цеппели. Джостар сожалеет, но они, кажется, уже много раз приходили это. Джайро никогда не злится, только тихо извиняется и ложится так, чтобы им обоим было удобно. Когда светлые длинные волосы отбрасываются с лица, Джостар заглядывает в зелёные глаза. В живые зелёные глаза, окантованные длинным и очень тёмным, чёрным кружевом ресниц. Тёмные брови, как и само лицо Джайро, не выражают ничего. - Всё хорошо..? — Джайро спрашивает это так, будто они на настоящей войне, и вот сейчас прилетит граната, и вот они потеряют друг друга, и потеряют себя, и потеряют даже свои жизни. Цеппели измучен, хоть и старается это скрыть. - Да, Джайро. Всё хорошо. Всё обязательно будет хорошо. Я обещаю. Всё хорошо. Всё обязательно будет хорошо. Джонни обещает. Он не уверен, но постарается. Что-то внутри хочет в это верить и почему-то хочет внушить это Джайро. - Извини... — Джайро садится. От сонливости он горбит спину. Джонни не отвечает. Взгляда в голубые глаза достаточно, чтобы всё понять. Джостар просто ложится на, наверное, слишком твёрдую импровизированную постель, но его спина привыкла. И он привык. И Джайро тоже. Не впервые они спят в таких условиях. Цеппели ложится рядом, лицом к Джонни. Снова просто закрывает глаза и снова просто засыпает. Густые и длинные светлые волосы, пряди цвета золотистой пшеницы лежат на плечах. »От них пахнет сеном, — думает Джонни, — и васильками, и ромашками, и другими полевыми цветами. Они настоящие. И запах настоящий, почти неуловимый, но в то же самое время такой отчётливый. Можно даже удивиться, что его не так и просто почувствовать«. Джайро спокойно дышит. В такие моменты Джонни совсем не хочет спать. Он лишь смотрит на длинные чёрные ресницы, чуть подрагивающие от совсем лёгкого ветерка. Откуда он правда взялся, не особо понятно, но сейчас никому нет дела. Тем более Джонни. Он ещё несколько минут смотрит на Джайро. Старается запомнить эту тишину, этот образ. Не потерять его. Не потерять не только этот образ — не потерять самого Джайро Цеппели. Может, их война ещё не проиграна. Может, они не проиграли ни себе самим, ни другим. Столько всего осталось за спиной. Ещё многое только ожидает их впереди. До ужаса многое. Может, они не проиграли даже друг другу. А может и проиграли. Тут как посмотреть. Впрочем, не стоит строить теории, если в жизни, а то и в целом мире, всё очень плохо. Даже если этот мир только твой, даже не мир, а мирок. Но он твой. И он настоящий. И Джайро настоящий. И это подобие укромного места для отдыха, и эта дружба, и взаимопомощь, и слова. Это всё даже более настоящее, чем то, что было в жизни Джостара до Америки.